В летописях не значатся

Загорится кора одинокой сосны От коралловой пляски лучей по коре. Мы проснулись? Что ж, да здравствуют сны. Нам гореть не на этом костре. Что мне ночь и свет? Что мне утра рать? Если будет, чем стрелять - вряд ли застрелю. Я живу теперь, чтоб потом сказать: я люблю тебя! Я люблю тебя... я люблю. (с) Скади …Печалям, горестям утрат В те земли хода нет – Но мне милее путь назад, Дорога на рассвет. (с) - Вот они, Эрэд Луин, - Илайро остановил коня, и замер, разглядывая вершины. – Думаю, перевалы уже проходимы. Мирэанна помнила, какую оторопь вызывало имя аваро там, в Валиноре. Каждый второй, услышав, на несколько мгновений замирал, пытаясь понять, как оно на квэнья может звучать. Поняв, долго изумлялись, что, оказывается, «звездную зелень» можно произнести ещё и так, сократив и «склеив» корни слов. Им было бы привычнее Лайриэло, но авари за века разлуки составили своё мнение обо всём, в том числе об образовании имён. - Да, - негромко согласился кто-то из походников. – Разлом был один, больше горы не трясутся. Теперь им угрожает только Море. - Море сюда доберётся лет через десять, и, если нет ошибки, тут и остановится, - задумчиво пробормотал Илайро, - и будет этот разлом заливом… пока мы ещё можем хоть сколько-то доверять старым картам, посмотрим ближайший перевал. - Провал близко, горы неспокойные. На север бы лучше принять, вождь… - На север, конечно, лучше. Но сначала посмотрим на ближайший. Больше возражений не было. Илайро не только был вождём и сыном вождя, он, как авари говорили, «слышал Песнь» - или, говоря привычнее западным родичам, обладал даром предвиденья. Раз уверен, что надо «посмотреть», значит, надо посмотреть, мало ли что там. Не сказал же, что они через этот сомнительный проход пойдут. Маленький караван тронулся в путь, по травам, уже отмытым дождями от пепла. Два с лишним десятка авари и одна ваниэ. Странно было смотреть на эти леса, опалённые, прореженные, упрямо живые – и понимать, что они обречены. Эти травы успеют созреть и сбросить семена, уцелевшие птицы успеют вывести птенцов, звери выпестовать детёнышей и не спеша подыскать себе новые пастбища и охотничьи угодья, люди и эльфы – уйти каждый в свою сторону, кто вместе, кто порознь. Но земля уже обречена, и могучие деревья совсем скоро сгниют, закостенеют от соли и упадут в неумолимо подступающий прибой. Через год, два года, семь лет, десяток – и здесь останется только Великое Море, перекатывающее валуны, обтачивающее и медленно перетирающее их в песок, накатывающее волны на бывшие предгорья. Только эльдар будут смотреть с берега – и помнить. А люди… людям останется сухое знание да старые карты. Пробираться к ближайшему перевалу приходилось через оползни и свежие буреломы, но, к удивлению странников, ничего непреодолимого им пока не попадалось. Те, кто забирался на надёжные скалы и высокие деревья, видели, что и дальше путь не то, чтобы совсем свободен, но проходим. И древняя дорога просматривалась далеко вверх, пострадавшая, но относительно свободная – все оползни и лавины оставались по бокам. Словно исполинские ладони оградили её от опасности, лишь немногое просочилось сквозь сомкнутые пальцы. Кто знает, может, так и было? Валар не могли вмешаться в битву, но это же не битва? Ауле любит своих детей, дотянуться мыслью и волей, сберечь путь для отступления он мог. Илайро прикрыл глаза, вытянул руку вперёд и вниз: слабые отзвуки памяти, как задержавшееся в ущельях эхо грозной музыки, коснулись открытого сознания. Да, кхазад шли здесь. Молча, походным быстрым шагом, неся ослабевших, больных и раненых, с одними заплечными мешками. Как ни любили они свои дома, как ни цеплялись за родные пещеры, отстаивая в любом безнадёжном бою, как ни высоко ценили сокровища – но жизнь детей им была дороже. И воли Праотца ослушаться подгорные жители, при всё своём упрямстве, не посмели. Вот и уходили, а вместе с ними по немногим безопасным путям шли люди, в ужасе перед вселенской бедой забывшие делиться на эдайн и вастаков (да и было тех вастаков, одни женщины с детьми, подростки и немногие дожившие старцы). Бежали звери, на которых почти не охотились: успеть бы перейти горы прежде, чем за спинами обрушатся скалы. И даже странное существо, то ли дерево, то ли великан, мелькнуло где-то на краю видения – из гибнущих лесов уходили даже дети Йаванны. И всё же эхо Музыки и Мысли этот перевал хранило. Пока не истаяли последние отзвуки, пройти можно. - Не придётся идти на север, - Илайро открыл глаза. – Пока ещё здесь безопасно, но нам надо поторопиться. Торопились, как выяснилось за первым же изгибом дороги, не они одни. Пришлось огибать очередной бурелом, поиск пути вывел на небольшую поляну. И на противоположном конце, у встрёпанных и частью поломанных кустов малины, дорогу им заступили. Девушка, эльдэ, в чёрно-зеленой, помятой походной одежде, осунувшаяся и бледная. Стояла поперёк дороги с луком в руках, стрела направлена в землю, но по взгляду зелёных в бирюзу глаз было понятно – чуть что, поднимет без колебаний. - Уходите, - звонко и зло заявила она. - Иначе?.. – Илайро подался вперёд с интересом. - Буду защищаться, - мрачно заявила она, и лук подняла. - Ты хоть раз в кого-то целилась? – аваро не боялся, удивился больше. Роста невысокого, сама едва не шатается, из оружия только лук этот – не считать же нож для трав за оружие! – а стоит, не сдвинешь. Что же она готова защищать даже от незнакомых родичей? - Доводилось. Только вы же не орки… я защищаться буду, - она смотрела не на Илайро, за его спину. Ясно, кто-то тоже взялся за оружие, в вооруженную руку она, понятно, и целится… - Просто оставьте нас в покое, - тихо, надломлено произнесла незнакомка. – Хватит уже… смерти. За её спиной из лесной редкой тени возник чей-то силуэт. Высокий мужчина с мечом бесшумно встал за плечом своей спутницы. Выглядел он… многих иных в курган кладут краше, но этот стоял и меч держал крепко. - Идите своим путём, а мы пойдём своим. Тихое перешёптывание за спиной, едва ли громче шелеста листвы, сменилось полной тишиной. Да, пришедшим с востока через запад в Белерианде довелось лишь сражаться, не жить. Но каждый помнил, чьи дружины – отступившие, поредевшие, и всё ж не сдавшиеся – встретили войско, стоило продвинуться вглубь от берега. Каждый помнил, чьи следопыты знали о вражьих войсках больше самого Врага. Кого даже ваниар, не понимая и даже осуждая, считали достойным вождём и героем больше, чем преступником. До самого конца считали. Впрочем, мнение о достойном вожде не переменили – на последнее, отчаянное деяние братья шли вдвоём, не бросая тени на своих верных. - Мы и идём, - шепотом, больше для себя, произнёс за спиной Тинкрил. – Домой… Мирэанна сдавленно пискнула, то ли испуганно, то ли возмущённо. Илайро покачал головой, спрыгнул на землю, лёгким поглаживанием успокоив заволновавшегося коня. До этой встречи он думал, что предвиденье звало его на, против всех доводов разума, безопасный перевал. Где пройти можно быстрее и не рисковать нарваться на пропущенную, затаившуюся тварь. Оказывается, не только за этим. - Здесь одна безопасная дорога, - он открыто улыбнулся и бестрепетно пошёл вперёд, держа на виду пустые руки. – Мы не ждали кого-то на ней встретить: одни ушли раньше, вторые ещё не собрались. Но встрече я рад, хотя выглядишь ты, племянник, не очень хорошо. - Как сказать, - Маэдрос через силу усмехнулся. Прислонился к дереву передохнуть, только Илайро этим мирным жестом не обманулся. – Для того, кто ядовитых газов надышался, отбил бок, сломал пару рёбер и дней шесть как умер – неплохо, - сморгнул, посмотрел озадаченно: - …племянник? - По матери. Нерданель мне сестра двоюродная. Просила вас найти, но нас воинская судьба постоянно разводила. Не зря про «медного лорда» говорили, что этот из кургана для боя поднимется, если враг у порога. Думать и сопоставлять он тоже мог, хоть бы и на пороге Чертогов Ожидания. Илайро стоял совсем рядом, видел, как у родича глаза потускнели. Больные, словно изнутри выгоревшие – но смотрел он внимательно. Быстрый, короткий взгляд - на терпеливо ожидающий отряд, опять на Илайро. На войне все одевались почти одинаково, как мастерицы сшили, так и ходишь. Но, домой собираясь, авари одежду по своему вкусу украсили, время появилось. Эльдар ни бахрому на куртки не нашивали, ни обрезки меха узором не выкладывали, да и бисером шили по-другому. И темноглазых среди них немного, а рыжих, считай, вовсе одна семья. Народ-то один, в толпе затеряться легко, но присмотришься к сбившимся в кучу – иное племя, незнакомое. - Дед Махтан говорил, что Морьо наш на его младшего брата похож больше, чем на родителей, - наконец, сказал Маэдрос и медленно, осторожно убрал меч в ножны. – Ты тоже похож. Только, - он поднял забинтованную левую кисть и кончиками пальцев подцепил выпавшую из хвоста прядь. …Только волосы у Илайро цвета чистой меди. Как у Маэдроса, если забыть, что у того пополам с сединой. - Вождь, я так понимаю, привал? – спросил тот же Тинкрил. - Привал, - согласился Илайро. – Отдохнём… поговорим. Зеленоглазка пыталась участвовать в обустройстве привала, хоть и шаталась на ходу. Все девушки отряда на неё по очереди шикали – сами справятся. Успокоилась она после слов Маэдроса: «Листочек, посиди». Листочек села, на край расстеленного одеяла – и уснула под боком у своего лорда прежде, чем костёр как следует разгорелся. Глухим и глубоким человеческим сном, каким только до предела и за предел измотанные эльдар спят. Будить её было совестно – похлёбку решили оставить в тепле, разбудят перед уходом, поест. - Почему вы идёте с запада на восток? – Маэдрос боролся с кашлем, и говорить ему было ощутимо тяжело, но вопросы не мог не задавать. – Вы не похожи на освобождённых пленников. И ты говорил – мать видел… - Ты уже сам догадался, - Илайро невесело усмехнулся. – Откуда авари взяться в Валиноре? - Из Чертогов, - Маэдрос откинулся на свёрнутый плащ, который подсунули вместо подушки. Несколько раз мелко вздохнул. Нет, такими в курган не кладут, таких самые мерзкие из вражьих слуг в курганах раскапывают. – И… давно? - Мы с Тинкрилом восход солнца застали. Остальные его после возвращения увидели. Помолчали. - Как… там?.. - Там… - аваро помедлил, - не для живых. И большего ни один из нас не скажет. Я понимаю тех вернувшихся, кто на западе нашёл новый дом и не хочет идти сюда. Может, я бы и сам не пошёл. - Но пошёл. - Я сын вождя. Я должен вести тех, кто хочет не просто вернуться, а вернуться домой. Я и весть о тех, кто не хочет, принести должен. И, знаешь, моя любовь к этой земле больше страха. А твоя? - А моя… - Маэдрос смотрел вроде бы и на Илайро, а вроде и сквозь него. – А моя земля уходит в море… и я тоже… должен… наоборот – туда… - «Туда» не должен никто! – вышло слишком резко, но Илайро об этом не жалел. – И ты сам это понимаешь, раз до сих пор здесь. А не там. Серые с золотом глаза полыхнули отблеском былого огня. - Может, я и преступник. Может, я и братоубийца, - медленно, сквозь зубы процедил нолдо. – Или как меня там ещё называют. Но я не вражья тварь, чтобы тащить за собою в огонь деву, виновную лишь в том…. – он закашлялся, переждал приступ и закончил другими словами: - Ни в чём не виновную. Илайро с уважением посмотрел на спящую и тихо, чтобы не разбудить, погладил по замызганной коричневой косе. Какую же силу духа надо, чтобы за обречённым в огонь сунуться. Где они только этот огонь нашли? - Странный выбор, - не удержался он. – Можно было проще, меч при тебе, горы вокруг. Если уж своей волей никак. Маэдрос на собеседника посмотрел странно, губы, было, сжал, но всё же счёл нужным объяснить: - А Камень? Подземный огонь… это и огонь, и земля… твердь. Я не отец. Я другого не могу… только донести до правильного места и надеяться на судьбу и волю Эру. Слышит же он нас… наверное… Илайро кивнул: понимаю. Что ж непонятного… донести до правильного места – закончить дело. И вместе с ним жизнь, слишком запятнанную, чтобы совесть с этим смирилась. Только угрозой ещё больше вины остановить вышло, значит. - Я… закрылся… прежде, чем шагнуть, - паузы между словами становились длиннее и чаще. Кажется, пора заканчивать все разговоры и звать целителя. Иначе они отсюда не то, что до ночи, до утра послезавтра не уйдут. – Чтобы брат… и племянники… не чувствовали… тянулись ко мне, искали… Лассэ, она потом… - губы дрогнули в слабой улыбке, - за волосы… они думают, я шагнул… и хорошо. - Почему? - Так правильно. Тьелпо… старший… пусть он ведёт. Он ничем… не запятнан ничем. Он сможет. - Первый раз ради примирения отдать корону, второй раз – жизнь, - Илайро со вздохом развёл руками, - Понятно. Сейчас Тинкрил посмотрит, что можно сделать. Нам надо быстрее пройти горы, пока перевал безопасен. Не сможешь в седле – носилки развернём. Потом, если захотите, уйдёте, но ты, племянник, обдумай хорошо. Так ли нужен твоему Тьелпо венец вождя, так ли хорошо он обойдётся без совета и поддержки, а если обойдётся… в дороге вместе веселее, Куйвиэнэн – лучшее место по эту сторону Моря. Можем вместе пойти. …не для живых? Туман тёк сквозь пальцы невесомой чёсанной шерстью, захвати в горсть побольше и сваляешь что надо. Не шапку, не жилет, а сны, память, образы. …а если помнить не хочешь? Придётся, эльдар ничего никогда не забывают. …он так устал. Сознание пыталось подстроиться к месту, где ничего привычного не было, и под ногами соткалась дорога, существующая и не существующая. Впереди порог, вот он, несомненно, увесист и почти материален. Упругая стена, достаточно принять окончательное решение, чтобы она подалась, чтобы позволила перешагнуть. …а надо ли? - Должен. Будь здесь реален разговор, это было бы произнесено вслух. - Кому? – ответ раздался отовсюду и ниоткуда, словно само это место говорило. Или говорил тот, кто был этим местом. - Всем. Себе. Перед судьями оправдаться можно, перед собой – никогда, - Маэдрос протянул вперёд руку. Здесь не было тела, но была память, и правая кисть казалась живой, слушалась мысли. Преграда не поддалась, мягко откинула назад. – Мы сами себе напророчили судьбу, сами сделали всё, чтобы сказанное сбылось. И с тем, что ты предрёк, согласились сами. Есть ли что-то сильнее этого рока… - Есть, - после недолгой паузы пришло усталое отрицание. – Свободная воля, которой Отец равно одарил всех Своих детей. Что ж… если желаешь исполнения судьбы, я жду тебя. Но подумай трижды, желаешь ли. - А ты словно и не рад. Присутствие Валы таяло, оставляя душу для размышлений: на пороге, одного. Но ответ, исчезающим следом, отблеском мысли, пришёл. - До Диссонанса я был Временем. Причинно-следственной связью. Владыкой Судеб меня сделал тот, кого вы назвали Врагом. А Судья и хозяин Чертогов… должен был кто-то заняться и этим… подумай сам, рад ли я гостям. - Не поверишь, но больше, чем Намо, всему вот этому не рада только Ниэнна. - Отец?! - Я, кто же… прости, рыжик, с нашей стороны тяжело к порогу подходить, никого с собой не смог привести. Почти не изменился. Ушло из взгляда безумие, лицо не напряжённо-злое, он рассержен и печален, но не взбешён. Почти таким же Майтимо помнил отца по Форменосу… если бы не подпалённые волосы… ран не видно, а волосы обгоревшие, выше плеч неровными прядями… - Я так устал, папа… - Майтимо прислонился к порогу Чертогов, будто он в самом деле – стеклянная стена, сквозь которую речь не речь, но осанвэ проходит. - Вижу, - Феанаро зеркально отразил движение, со своей стороны. – Если тебе это ещё важно – я тобой горжусь. Ты сделал всё, что мог, и больше того. Я бы сам хуже справился. «Я сделал бы хуже» - наивысшая похвала, которую можно заслужить от отца. В мире телесном после этих слов перехватило бы дыхание, в мире призрачном можно лишь поделиться чувствами. Отец и сын, по разные стороны жизни и смерти. Пока ещё разделённые. Не обнять, не прикоснуться, и соединившиеся руки – самое страшное, что может случиться здесь. - А я ждал, упрекать будешь. - В чём? Хотя, если так упрёков хочешь, вот тебе: почему у меня внуков всего трое?! - Потому что я старший. Я не могу позволить себе беспечность. Отец… скажи, что дальше? Вот, Клятва исполнена, война закончена, но я ничего уже не могу и не помню, кроме этой войны. Я всё ей отдал, на жизнь ничего не осталось. Здесь не было ни тепла, ни холода, ни ветра, но казалось, что с той стороны просачивается жар, что непокорённый огонь души согревает даже из посмертия. - Эта война не последняя. Думаешь, вытолкают его взашей через Врата Ночи, и этим всё закончится? Если бы… Враг Врагом, но частью мира он был и мир попортить успел. Зараза осталась, найдутся те, кто подхватит и понесёт её дальше. С севера и запада – на восток и юг… - на пороге Чертогов посветлело, словно разгоравшееся вдохновение становилось пламенем и светом, способными осветить дорогу. – Ты говоришь: не знаю ничего, кроме войны? А есть те, кто этой войны не знают вовсе, но она может прийти к ним на порог. Может, они лучше к ней готовы, чем были мы – но именно этого врага и как он действует не знают. Раз уж тебе так нужно искупление, - Феанаро пожал плечами, без слов выражая, что об этом думает, - вот там его и поищи. - Так что же, - Майтимо невольно усмехнулся, понимая, что его отец и пепел способен поджечь при желании. – На восток? - Можно на восток, путь не хуже иных. Заодно по дороге присмотрись внимательнее, может, что для жизни найдёшь. Или кого. - Папа… - Нельо! Встал на ноги, развернулся и пошёл дальше жить! Сюда всегда успеешь. - Свободная воля, да? – он через силу заставил себя оттолкнуться от преграды. – Что же… с востока, если получится, вернуться проще… За спиной – та самая, напророченная Тьма. Вечная, великая, глухая, по сравнению с которой даже Чертоги Ожидания кажутся понятными и чуть ли не уютными, хоть они и «не для живых». Как тяжело развернуться к ней лицом и сделать первый шаг! Но ему ли бояться? Лорд Маэдрос за столетия войны и пострашнее видел, эта хотя бы не пытается ни сожрать, ни сломать, просто существует. И где-то на том конце незримой тропы от смерти до жизни мерцает еле заметная светлая искорка. Такая слабая, почти незаметная среди чёрной бездонности, но – упрямая, светит и ждёт. Маяк не способен осветить всё море, но путь указать может. * * * Небо на востоке только-только сменило предрассветную перламутровую синеву на розовое золото, предвещающее восход. Весною птицы уже захлёбывались бы счастливым пением, но эта весна была такой, что, бывало, и птицы испуганно молчали. Сейчас, летом, в ветвях слышался редкий посвист и нежное чириканье, даже ветер качал ветки так легко, что почти не шумел. - Почему ты не спишь? Лассэ подняла голову от кустов черники, захватившей подлесок на последнем каменном «лбе» предгорий. Дальше – холмы, ниже и мягче, прячущие каменную основу под мягкой земляной шкурой. Может, со временем и этот «лоб» раскрошат корни сосен, а ирга забросает листьями и ягодами голый камень, но это будет нескоро. Им в любом случае не увидеть. - Не могу. Знаю, что надо, знаю, что можно, но что-то не даёт, беспокойство куда-то гонит. Вот… - она показала котелок, - мяту внизу у ручья нашла, чернику здесь… созрело немного, но на взвар хватит. - В Лориэн бы тебе, - с искренним расстройством вздохнула Мирэанна, присела рядом и начала осторожно, затаив дыхание, собирать в ладонь чернику со свой стороны полянки. - Далеко Лориэн. В походной одежде авари валмарская дева смотрелась до оторопи нелепо. В недолгих летних сумерках Средиземья она светилась, как накрытая фонарём свеча. Солнце ещё не взошло, но ясная заря уже бродила по лесу, восторженно собирая ягоды. Вряд ли раньше ей доводилось бегать по горному лесу с корзинкой, раньше ягоду собирала в ухоженных валмарских садах. - Осуждаешь? – Лассэ вскинула голову. - Не понимаю, - Мирэанна качнула головой. – Но не осуждаю. Мне ли… меня саму даже сестра поняла не сразу, только бабушка благословила, едва услышав, но она сама отсюда пришла. - Как вы с ним вообще встретились? – Лассэ поднялась на одно колено и протянула котелок, чтобы удобнее было высыпать собранное. – Илайро, мне кажется, напрямик бы помчался к Морю, думать, как переправиться. - Сначала всё же всех вернувшихся найти и расспросить, - ваниэ весело рассмеялась. – А потом уже к Морю. На самом деле, и-за сестры всё случилось. Ты же знаешь, мы с Амариэ близнецы… - Я даже знаю, что Ринкаллэ однажды решила над вами пошутить, и сделала два убора с разными камнями. А вы пошутили в ответ… - …Ожерелья не надели, заколки, браслеты и кольца поделили пополам. И всё равно пришли на праздник одинаковыми, - улыбка Мирэанны погасла, она опустила голову и покатала на ладони пару ягод. В её руках простая, не самая крупная черника виделась драгоценностью. – Какие же мы были весёлые тогда… и беспечные… - она вздохнула, покачала головой. – Амариэ же ждала, каждый день и каждый час – сначала к Морю ездила, только бы вслед посмотреть, потом, как поняла… почувствовала… стала в другую сторону уходить, к вратам в Чертоги. А я с ней, разве можно сестру в беде оставить? - Нельзя, - тихо согласилась Лассэ. – Я свою тоже не оставляла. - Вот. Ждали мы Финдарато, а пришёл сначала Илайро. Такой… знаешь, он какой? Когда возвращаются, первые дни сквозь тело душа просвечивает. Он был – стрелой в полёте, окрылённый ветром, влюблённый в жизнь и мир. Такого разве Чертоги удержат? Мирилассэ искоса взглянула на вдохновлённую собеседницу, пересела к другому кусту и подтянула котелок. У Мирэанны самой душа насквозь светится. Такую легко с первого взгляда полюбить, а не полюбить – так, раз увидев, не забыть. Будь она хоть немного такой же, может, и на неё Майтимо взглянул бы иначе, чем на ещё одну верную… но что сожалеть, себя не переделать. Она пошла за своим путеводным огнём, до сих пор идёт и нашла на этом пути целый мир – куда больше, чем если никуда не идти и никого не любить. - Значит, сестра за своей судьбой не пошла, а ты решилась. - Амариэ оставалась дома, и ждала Финдарато домой, - сердито объяснила Мирэанна. Наверное, её уже утомили сравнениями. – А Илайро домой – уходил. Насовсем. Я ведь до последнего колебалась, меня почти уговорили, что не надо сюда идти, все, кроме бабушки. И Финдарато… он просто честно рассказал, что здесь есть, и доброго, и злого. А я? Я на отходящий корабль по канату забежала, глупо, конечно, но поняла – не могу и не хочу ждать всю вечность до Арды Исцелённой. Второй раз из Чертогов вернуться намного сложнее, если возможно, никто этого не знает, даже Намо. - Корабелы, наверное, ругались. - Ещё как! Я же в длинном платье, и в причёске – локоны с бусами. Представляешь, если бы в снастях запуталась? Мы тогда решили, что будет у нас помолвка длинной в войну. Если я не испугаюсь и не покалечусь, то самое страшное увижу и дальше бояться нечего. - Можно идти навстречу рассвету, - Лассэ невольно улыбнулась. – Знаешь, я… я бы хотела пойти с вами, на тот остров, где авари живут. Куйвиэнэн увидеть. Надеюсь, пойдём. - Но, если он выберет другой путь?.. - Я своего лорда не брошу, - тихо, сквозь зубы выдохнула Лассэ. – Никто б из нас не бросил, я всего лишь первая успела. И должен же кто-то ему руку вылечить. В золотых, как прибрежные лютики, глазах ваниэ застыл не озвученный вопрос. Нолдэ гордо вскинула голову, прижав к груди полную на треть посудину: - Эльдэ силой любви смогла на Путь Людей уйти. Мне не нужно так много. Просто чтобы у любимого рука не болела. И я это сделаю. - …А ведь у неё получится. Маэдрос медленно повернулся на голос. Рядом, на плоском камне, сидел один из походников и чистил грибы – ловко, не глядя, как порхает в пальцах нож, а сам смотрел на чужого лорда в упор. Глаза у него были чёрные, как беззвёздная ночь, а волосы на свету отливали странным лиловым цветом. Фуинэтил, вспомнилось после мгновенной заминки. Следопыт, знаток растений и картограф. Аман – земля немаленькая, но этому аваро там тесно. Как нолдор стало тесно когда-то. - Подслушивать некрасиво. - Это ты подслушивал, а я грибы собирал, - Фуинэтил беззлобно ухмыльнулся. - Я охранял, - Маэдрос опять уставился на вчерашнее кострище, где мимодумно успел сложить дрова для нового костра. Левая рука, конечно, болела, но не настолько, чтобы нельзя было ничего делать. В плену было больнее. И после некоторых битв тоже. – Твой лорд звал меня с собой к Водам Пробуждения. Но вы, остальные? Не против, что туда приду… я? Таким, какой есть? - А какой ты есть? – Фуинэтил сложил подготовленный гриб на чистую тряпицу, взял следующий. – Все мы здесь погибали от клыков, когтей или лап вражьих тварей. Ты сражался с Врагом, твой отец первым поднялся против. Нам, авари, этого довольно. - Но всё остальное? - Самая тяжёлая битва – с судьбой, - Илайро, казалось, соткался на гребне холма прямо из солнечный лучей, соскользил по траве к месту привала, присел рядом на корточки. – В ней победить не каждому дано, но у тебя ещё остался шанс. - Свободная воля, - вполголоса проговорил нолдо. – Свободная воля… Я решил, Илайро. Мы идём с вами. Благодарю и за приглашение, и за… доверие. * * * Всё же разные вещи – слушать рассказы о великом походе от деда, и самому увидеть земли, по котором они шли. Между Синими горами и поднебесным хребтом, цепляющим облака, уместились бы две трети Белерианда. А ведь до гор, которые эльдар назвали Мглистыми и считали неприветливой мрачной землёй, от прародины шли десятилетиями! Конечно, переселение всего народа вовсе не то, что путешествие неполных трёх десятков опытных эльфов – отряд шёл несопоставимо быстрее Великого Похода. За столетия многое изменилось, но приметы дороги, которые Илайро выпытывал у всех, начиная с короля Ингвэ, ещё можно было опознать. Конечно, покатые холмы, пышные луга и рощи – вехи не лучшие, слишком они изменчивы, их любая беда может поменять до неузнаваемости. Но даже на мирной плодородной равнине, где бесследно затерялись немногочисленные людские племена, оставались незыблемые ориентиры. - Старый лес, - обрадовал Тинкрил, в этот раз ходивший в разведку. – От него можно принимать севернее. - Там горы должны немного проседать, и через долины с перевалами можно провести даже лошадей. Хотя в Походе их и не было… - Илайро любовно поворошил гриву своего коня, золотисто-коричневого, как полированная бронза. Конь довольно фырчал в ответ на ласку. – Но у нас есть, других путей искать не будем. - А лес? – неожиданно для самого себя уточнил Маэдрос. До того в выбор пути он не вмешивался. Что-то из рассказов старших, конечно, он помнил, но целенаправленно путь от Куйвиэнэн до западных берегов даже в мыслях не прокладывал. - В него мы не пойдём? - Стоит ли? – неуверенно возразила Мирэанна. – Если его хозяева так любят уединение, что от всех ушли вглубь необжитой земли… Отряд остановился на берегу говорливой реки, прозрачной и светлой, как летний сон. Деревья по берегам были обычными, где постарше, где помоложе, где вовсе подлесок тоньше девичьей руки. Но с холмов видно было далеко, и впереди угадывались неохватные исполины, которые могли и эпоху до Древ помнить. Ни под звёздами, ни под солнцем деревьям так не разрастись. - Так что ж, если любим уединение, не значит, что не любим гостей! Прозвучавший голос, звонкий и чистый, сам переливался, как речной перекат в полуденном свете. Только что в тихой заводи не было никого и ничего, и вот уже стоит на берегу светловолосая женщина, стоит и смеётся. Платье зелёное тростниковое, колокольчики живые на поясе, водяная лилия в волосах запуталась. Стоит и смеётся, и ладонью манит. - Сколько путей есть в мире, видели мы и смертных, и бессмертных, и птиц, и зверей, но чтобы эльдар с запада на восток шли – такого ещё не было. - Ещё увидите, госпожа… Златеника? – после заминки Илайро решился назвать имя, как оно звучало на синдарине. - Златеника, да, так меня зовут, каждый не своём языке. Но не надо госпожой, - на неё словно тень набежала, впрочем, речная майэ тут же повела руками, сбросив с себя печаль, - будьте нашими гостями, путники. Вы идёте издалека и далеко, много опасностей на этом пути, даже мужу моему Йарвену неведомых. Отдохните тут, где безопасно. Когда спешившиеся эльфы, ведущие лошадей в поводу, следом за хозяйкой зашли в зелёную ивовую галерею, Илайро задержал шаг и спросил Маэдроса: - Ладно, мне-то интересно поговорить с такими же, не уходившими за Море, только айнурского рода. А тебе? - А мне… - Маэдрос замешкался, и с удивлением признался: - Мне просто интересно. Они тут были всегда, с ними оба моих деда говорили, как мимо пройти? – помолчал и добавил: - Отец бы не прошёл. И братья тоже. Амбаруссы, те могли специально крюк сделать до Старого Леса, как бы далеко не пролегал путь, а то и отправились бы в путешествие ради одной это встречи. Если бы не война, граница, Клятва… если бы они просто пришли сюда. Илайро невесть с чего заулыбался, как будто долгожданный подарок получил, и одобрительно хлопнул его по локтю. * * * Хребты Мглистых гор поднимались так высоко к небесному своду, что, казалось, на их вершинах по ночам звёзды отдыхают. Но к середине перехода, когда остановились на долгий отдых в узкой удобной долине – незаметно не подкрасться, непогоду переждать удобно – общее недоумение дошло до обсуждений. - Неприветливые? Мрачные? Да я бы тут жить осталась, - говорила одна из женщин. – Прямо в этой долине! Если бы меня дома дети не ждали. - Хорошее место, - согласилась Лассэ. – И лес есть, и река, и место под поля и сады, особенно если вон те террасы чуть-чуть обработать и земли принести. Мы так в холмах, где Химринг стоял, сделали. - И обороняться удобно. Перевал и пару ущелий перекрыть, долина сама неприступной крепостью станет, - Маэдрос показал на проходы, которые от их привала было хорошо видно. – Враг через горы не пройдёт, ни армией, ни отрядом, а друзьям будет приют для отдыха. Я бы взялся тут город строить. - Так может, пока не поздно?.. - Нет, Илайро. Клятва надо мной больше не висит мечом, но наш рок никуда не ушёл. Ты меня почти убедил, что авари не заденет, но, вернись я – и проклятие со мной вернётся. Мне всё припомнят, и что было, и чего не было… нет. Чистая рана со временем заживёт, не нужно её растравлять, - он взглянул на забинтованную руку, криво усмехнулся. – Тьелперинквар справится. И место нашим верным найдёт лучше этого, для мира, не для войны. * * * Если Старый лес оставался последним угрюмым бастионом древности среди полей и рощ обновлённого мира, то Зеленолесье раскинулось по широким просторам от реки до степи, от гор до холмов, и не собиралось сдавать своих рубежей ни времени, ни врагу. А поселившиеся в лесной крепи эльфы этому всячески помогали. Сначала здесь обосновались нандор, которые род за родом, семья за семьёй откалывались от эльдар в Великом походе – здесь их народ был многочисленным и сильным, отгородившись двумя горными цепями и гномьим царством от северного лиха. Орочьи банды не доходили, люди леса опасались, а со случайно забредшими морготовыми тварями здешние эльфы справлялись сами. После к ним добавились те, кто не мог пробиться в Дориат или посчитал недостаточно хорошей защитой и Завесу, и нолдорские порубежные крепости. А кто-то пришёл ещё позже, уходя от проигранной войны и междоусобицы. И если отряд авари лесные родичи встретили радушно, то на прибившихся к ним эльдар смотрели кто недоумённо, кто пренебрежительно, кто с опаской. А кто-то с нескрываемой ненавистью. - Опять ты?! – высокий эльф с серебристо-белыми волосами сжимал кулаки, недобро скалился и явно с трудом сдерживал желание немедленно схватиться за оружие. – Сюда зачем явился? Здесь ваших Камней нет, так что можешь убираться, откуда пришёл! Он действительно был похож на прадеда. Очень похож, только вот волосы от матери унаследовал. У Тингола они были тёмные, пепельные. …Серебристо-белые волосы и жемчужное платье залиты кровью, кажущейся неестественно-яркой, почти светящейся. На лицах брата и Диора одинаковый ужас и неверие – оба удара были равно смертельны, и в грудь, и в спину, оба равно виновны. Вот только Диор опомнился первым, а Тьелко… то ли не успел, то ли так и не смог… - Так-то я просто мимо ехал, и к вам в гости не собирался, - Маэдрос задержал дыхание, пережидая острую боль в груди, и очень спокойно повернулся к Илайро: - Вот об этом я говорил. Из-за меня у всех вас проблемы. - Во-первых не «у вас», а «у нас», - Илайро сощурил свои удивительные чернильные глаза, синие до того, что в тени казались почти чёрными, как у Фуинэтила. Окинул взглядом противоположный берег, улыбнулся язвительно, очередной раз до боли напомнив Карантира. – Что ж, если моего племянника в лесном королевстве не рады видеть, мы, пожалуй, переправляться не будем, поднимемся по реке до озёрной земли и пройдём на восток там. Спешить некуда. У диорова близнеца (а всё же, кто из двоих?..) желваки на скулах выступили. Его дозорный отряд был не меньше числом, а если пересчитать на воинов, то и больше: не все женщины среди идущих на восток умели и хотели сражаться. Но дориатец прекрасно понимал, что в бою решает не только число. Опыт, умение, решимость… он не был готов рисковать своими воинами ради личной мести. Взгляд дориатца задержался на перебинтованной ладони нолдо, и тинголов правнук окончательно скис. Месть местью, враг врагом, но вызывать на поединок очевидно покалеченного, не способного как следует сражаться, совесть не позволяла. - Обходить придётся до самых гор, - сквозь зубы, нехотя, сообщил он. – Хорошо же… покажем вам дорогу по лесу в обход наших поселений, туда только на охоту ходим, и то нечасто. Но, если сунетесь в обжитой лес, пеняйте на себя. Родичам убийц у нас не рады. Илайро вскинулся, но Маэдрос его остановил, покачав головой: его вина, его ответ. - Спасибо и за это. Можешь мне не верить, но я рад, что хотя бы один из вас выжил. Я ведь искал вас, пока мог. - Искал, - дориатец скривился. – Лесного эльфа в родном лесу! Ещё бы Уинен в прибое ловить пытался. Мы, чтоб ты знал, очень не хотели быть найденными. И вас не простим. - Я и не прошу прощения. У нас выбора не было, у твоего отца был… - Не оправдывайся. - Это не оправдание, это объяснение. Может, хоть имя назовёшь? Или убийца и этого не достоин? – с горькой иронией спросил Мэдрос уже в спину отвернувшемуся дориатцу. Тот сделал два шага, повернулся обратно, взглянул с вызовом: - Элуред. И, насчёт брата… да, принца Элуина больше нет. Есть король Зеленолесья Орофер. Со стороны напряжённо молчащих нандор донеслись тихие смешки и пофыркивание в ладони. Кажется, из Элуина получился неплохой король, его тут полюбили. И очевидно гордились тем, что у них не просто предводитель, а наследник одного из великих вождей Похода. Элуред не просто дорогу показал, он от лесных щедрот проводника выделил. Лассэ сначала напрягалась, видя, что нандо постоянно рядом с ними, или, во всяком случае, держит на виду и наблюдает. Пока Илайро не шепнул насмешливо, что у проводника есть приказ командира: глаз не спускать, мало ли что. К тому же, лесному стрелку самому было любопытно посмотреть на недобрую, страшную, но всё же – легенду. - Интересно, он сам-то понимал, что против тебя не выстоял бы? Хоть раненого, хоть здорового. - Почему, я бы Элуреду в шансах не отказывал, - Маэдрос смотрел, как она привычно-размеренными движениями разматывает повязку на ладони. Подпалённые и после обрезанные пряди у висков отрастали медленно, постоянно выбиваясь из хвоста или косы – и сейчас, когда он склонил голову, почти закрывали лицо. - Если бы ты поддался? Конечно. Высокие ясени ловили последние лучи солнца, внизу, у корней, уже царствовал сумрак: густой, как сметана, щедро замешанный на тумане. Лето заканчивалось, осень всё ярче заявляла о себе. Может, кто-то и думал о том, что лучшая зимовка была бы в Зеленолесье, у родни, а теперь из-за приблудных нолдор ставить им времянки в пустых, продуваемых всеми ветрами холмах. Но об этих мыслях никто не намекнул ни словом, ни взглядом, ни мыслью. Похоже, этим только они двое и мучилась. Авари к жизненным трудностям относились философски: и не то переживали. Сначала их приняли, как родичей вождя, потом, дорогой, зауважали – а значит, выбора между своими и чужими в принципе не могло встать. - Тебе не надоело? Утром и вечером, каждый день, заучено до бездумности: снять бинты, промыть настоявшимся и процеженным отваром, смазать и забинтовать снова. Снятые бинты отстирать. Это не было похоже на обычный ожог, оно вообще ни на что не было похоже. Как только спало первое воспаление (как она тогда радовалась, поверив, что неисцелимость – лишь преувеличение!), раны и рубцы сложились в чёткий узор восьмиконечной звезды. Вечная вина и вечная память. - Нет. Не надоест. «Оно» не заживало, но и не воспалялось больше, не загнивало и не расползалось. Как будто застыло во времени – не хуже, не лучше. - Странно, - Маэдрос шевельнул пальцами, с непонятным выражением лица рассматривая ладонь. – У него всё выглядело намного хуже. И точно без… звезды. Лассэ вздрогнула и поскорее схватилась за лекарский настой, промывать. О плене Майтимо очень, очень редко говорил вслух. А расспрашивать без жизненной необходимости тем более никто не решался. Такого вообще лучше не помнить, но забывать эльдар не дано. Иногда думалось, что людям с этим повезло намного больше и забвение – истинно величайший дар. - Наверное, никто не лечил. - Или – Маэдрос странно усмехнулся, - никто его не любил. Листочек, почему ты опять прячешься? - Потому что, - она прикусила губу и взялась за мазь, - потому что безответная любовь должна быть бедой одного, а не двоих. Я не оставлю тебя никогда, но не хочу, чтобы… - Лассэ… - он поднял руку, коснулся её щеки кончиками пальцев. – Если бы ты тогда не прыгнула мне на спину, я не успел бы не то, что передумать – задуматься. Добровольный уход запирает Чертог куда надёжнее неисполнимых клятв. Второй раз от меня отводят судьбу хуже смерти… сначала Финьо, теперь ты. Лассэ, у меня нет ничего, даже от самого себя не так много осталось, но всё оставшееся – твоё. - Но… я же… обычная… незаметная. А ты… - Незаметная. И незаменимая. …Илайро иронично покачал головой и отвернулся от двоих, держащихся за руки и как-то недоверчиво, осторожно целующихся. Всё-таки объяснились раньше, чем отряд до Куйвиэнэн дошёл, а он уже махнул рукой и почти не надеялся, решив озадачить этими сложностями отца.