Найди причину остаться

Кай собирался позвонить Дональду, когда к нему направился офицер полиции, с нескрываемым интересом осматривая его с ног до головы. - Месье, могу я с вами поговорить? – Он присел на краешек кресла, стоящего у стены и достал из нагрудного кармана пиджака свой блокнот. - Конечно. – Кай сел рядом, подумав, что лучше сейчас со всем этим разделаться? Рано или поздно они все равно до него доберутся. Он вытянул вперед длинные ноги, откинувшись на спинку сиденья. - Правильно ли я расслышал, месье Де Лука, что вы являетесь законным супругом месье Берга? - Совершенно верно. – Кай не стал смотреть на офицера, он всем своим взглядом поглощал темноту за окном, которая его несколько успокаивала. - Давно вы поженились? - Сегодня был месяц. – Он грустно вздохнул и прикрыл глаза. Какие планы были у них на этот вечер и какое разочарование, и какая боль. Но сейчас он не чувствовал даже их, только усталость за сегодняшний день, а сколько еще впереди. Позвонить Дону, это непременно, чтобы решить неотложные вопросы, поговорить с врачом, еще раз, и наконец – увидеть Орэла. - Ваши родные знали о женитьбе? Они были не против? – Не отставал настырный служитель закона. - Нет, не знали. И да, они были против. - Вы скрывали от них свою сексуальную ориентацию? - Нет. Они знали, что я гей. Офицер, если у вас еще есть вопросы, поговорите с моей матерью. У меня слишком много дел, чтобы вести с вами праздные разговоры о моей семье. – Кай резко поднялся и, доставая из кармана кардигана телефон, отошел в другой конец холла. - Как мне связаться с вашей матерью? – Крикнул вдогонку полицейский. - Вам нужно сделать два шага в сторону. Франческа Риччи к вашим услугам. - Мадам Риччи ваша мать? – Офицер несколько удивленно перевел глаза на Франческу, сидящую в крепких объятиях Шона. - Да. А теперь, извините. – Кай демонстративно отвернулся, набирая номер Дона. Его выводили из себя все эти чужие люди, совершенно не имеющие отношения к Орэлу, или может имеющие, но не такое, как он. Его бесили полицейские, пытавшиеся проникнуть в его святая святых – душу. Почему он должен выворачиваться наизнанку перед этой публикой? Какого черта он должен отвечать на бесконечные тупые вопросы, рассказывая о своей личной жизни? Об их с Орэлом жизни? Пошли все нахрен! Он больше никому ничего не должен, он больше не должен ничего даже отцу. Нет, не так, у него больше нет отца, да и был ли когда-то? Кай знал, что ему делать, он ни минуты не сомневался, чтобы принять решение. Напросился ты, господин Дубинин, ой, напросился. Дональд ответил без промедления, несколько минут пораженно молча, когда Кай рассказывал ему о случившемся с Орэлом. Затем собравшись, стал говорить по делу, схватывая все с первого слова. Он заверил, что сделает все, что ему поручено, и вылетит ближайшим рейсом, так же он договорится с изданием на интервью и само собой найдет лучшего пластического хирурга, которого только можно найти и, конечно же, он добудет самолет, который всегда будет дежурить в Орли. Первый шок давно прошел, и сейчас Шон, как и все остальные, пребывал в изматывающем состоянии ожидания, время от времени посматривая на затихшую Франческу. Он несколько раз безрезультатно просил ее покинуть клинику и хоть немного отдохнуть в отеле, но она упрямо качала головой, ссылаясь на то, что не может в такую трудную минуту оставить сына одного. Поль сидел рядом, вливая в себя, наверное, уже десятый стакан кофе, Крис был тут же, он все время молчал, только иногда встречался с друзьями потерянным, расстроенным взглядом. Да и что можно сказать? Понятно, что всем им жаль Берга, но чего-то подобного каждый из них ожидал, рано или поздно должно было случиться нечто, проводящее к краху. Не могла эта странная и по-своему неправильная любовь длиться вечно и быть счастливой. Шон скосил глаза на Кая. Он сидел в стороне у окна, вытянув вперед длинные ноги, скрещенные в лодыжках. Голова откинута на стену, глаза чуть прикрыты, в руке дымящаяся сигарета. Вайсу было страшно встречаться с этими зелеными глазами, полными боли, решимости и мужества. Кай иногда медленно поднимал веки, чтобы посмотреть на настенные часы, иногда поворачивал голову к окну, внимательно вглядываясь в темноту. Он ждал, ждал того момента, когда сможет попасть в палату к Орэлу, чтобы своими глазами убедиться, что с любимым человеком все в порядке, как его уже несколько раз заверял врач. Иногда Шону казалось, что Кай погрузился в сон, и только его сияющие глаза, говорили об обратном. Часа через три, может быть меньше, может быть больше, Шон уже потерялся в этом бесконечном дне, приехал Дональд, принеся с собой, почему-то надежду и спокойствие, и даже некую оживленность. Кай порывисто встал ему навстречу, крепко обняв и уткнувшись лицом куда-то в плечо старика. Он что-то зашептал ему на ухо, потом так же резко отстранился. Дон, сразу же пришел в движение, он оглянулся по сторонам, широким шагом направился к стойке дежурной медсестры, передал бумаги из портфеля, заговорил и его глубокий баритон с английским акцентом, казалось, стал разноситься по всему зданию. Он говорил мало, короткими фразами, но в нем угадывался человек, привыкший раздавать указания, которые незамедлительно и всегда исполнялись. Сразу в дверях появился доктор, который на несколько секунд нырнул глазами в документы, пробежался по строчкам, что-то пробормотал, кивая головой. - Месье, Де Лука, я отдам распоряжения на ваш счет. Как только пациент придет в себя, вы сможете его навестить. И подпишите, пожалуйста, бумаги о госпитализации и выставленные счета. Кай только кивнул, он снова глянул на циферблат, и обреченно, расстроенный отложенной на неопределенное время встречей, побрел к своему креслу у окна, за которым уже стала краснеть заря. Шон видел в предрассветной дреме, что полицейские машины покинули стоянку у клиники, что праздная публика разошлась по домам и осталась только небольшая горстка самых стойких репортеров, которые расположились на лавках в ожидании новой информации. - Фрэнни, нужно ехать. С Каем все хорошо, он в надежных руках Дона, который его не оставит. Мы должны поехать в отель, тебе нужно отдохнуть. – Шон повернулся к дремавшей в кресле женщине, на лице которой отпечаталась тревога и бессонная ночь. Между красиво изогнутых светлых бровей он впервые увидел у нее морщинку, так же как впервые увидел опущенные уголки ее ярких малиновых губ. - Я… - Нет. Никаких больше «я». Едем, поднимайся. - Но Шон… Шон не стал продолжать спор, он просто вызвал такси, взял Франческу под руку, поднял с кресла, обняв за плечи. И скоро распрощавшись с друзьями и Каем, покинул клинику, пообещав, что будет на телефоне и как только ситуация с состоянием Берга разрешится, он будет ждать звонка. Поль сказал, что останется, а вот Криса они взяли с собой, тот почти спал, сжавшись на маленьком больничном кресле. Крис считал себя легкомысленным, пустым и точно безответственным и не без основания, он никогда не придавал значения каким-то важным вещам, заботящим большинство. Он просто жил и просто наслаждался этой самой жизнью. Леность шла об руку с глупостью, безрассудство с жаждой к приключениям. Поэтому он радовался, что ему выдался шанс стать моделью, вряд ли бы его хватило на освоение какой-то другой профессии. Да и то, только благодаря тому, что его под свое теплое крылышко взяли Шон, Поль и Орэль, он сейчас блистал на лучших показах и фотосессиях. И вот сегодня он вдруг как-то понял, что все они ходят под боком у бога и за все нужно платить, и лучше сто раз подумать, прежде чем с кем-то лечь в постель. Вон, Берг, тому доказательство, потрахался с Каем и получил по заслугам. Крис краем глаза видел, во что превратилось его лицо, когда Орэла забирала скорая – мясо, вот что подумал Крис, и еще раз содрогнулся. Да, для Берга это конец, конец карьере в модельном бизнесе, а что касается Кая, кто знает, захочет ли этот небесный ангел с замашками дьявола искусителя быть с ним после? Крис мог сказать только за себя, и он точно убежал бы куда глаза глядят от такой ответственности. Его, как и всех допросили полицейские, и, получив вовремя чувствительный удар Шона локтем под ребра, только и делал, что говорил - ничего не видел и ничего не знаю. Конечно же, Орэла он любил, но вся эта история, которая поначалу казалась ему нелепым смешным фарсом, тронула этой ночью до глубины души. Они должно быть действительно любят друг друга, если решились на такой важный шаг, как брак. Он-то, Крис Андерсен, не мог даже за себя быть ответственным, не то, что за кого-то другого. И все же цена за такое счастье непомерно велика, но как заметил умник Шон, хорошо, что еще не убили. Кай шел по коридору, ведущему в палату, как приговоренный к смерти на эшафот, он боялся, чего и сам понять не мог, но дрожь этого самого липкого ужаса сотрясала его весь путь. Он несколько минут простоял у двери, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, как будто там, за этой перегородкой, скрыт самый важный секрет в его жизни. У кровати горела лампа дневного освещения, приборы, провода, запах какого-то лекарства, его букет роз на полу в ведре. И Орэль в окружении всего этого, посередине кровати, обмотанный, как мумия в бинты, трубки изо рта и носа, грудь мерно опускается и поднимается под тонким больничным одеялом. Кай несмело подошел ближе, долго стоял и смотрел на закрытые отекшие глаза в прорезях повязки. - Орэль? – Тихо позвал Кай, осторожно ступая по полу палаты. Он видел, как зашевелилось тело Орэла, как голова чуть оторвалась от подушки, чтобы отыскать холодными глазами вошедшего. – Как ты? - Как видишь – отлично. – Чуть слышно, но отчетливо зло, так, что мороз прошелся по коже, пробормотал Орэль. Он откинулся на кровать, сжимая в кулаках край одеяла. – Уходи. Тебе здесь не место. Твой отец предельно ясно дал это понять. И я не хочу, чтобы ко всему прочему пострадала еще и моя семья. - Больше никто не причинит тебе вреда, Орэль. Я здесь, я рядом, и к тебе никогда больше никто и близко не подойдет, так же как и к твоим родным. Я знаю, как приструнить отца, а если бы ты не играл в супер-героя и сказал мне, что он тебе угрожал, ничего бы этого не произошло. Но теперь забудь о нем, он больше нам не помешает. - Хватит. С меня достаточно твоей убийственной любви. Как только ты появился в моей жизни, она пошла наперекосяк. Я устал, оставь меня в покое. - Я не уйду, ты же знаешь. - Если ты меня любишь, как говоришь… Ты уйдешь. Навсегда. - Орэль, пожалуйста,… Я знаю, что виноват перед тобой, и никогда мне не искупить эту вину, но… - Никогда. Никогда больше я не хочу тебя видеть. Никогда больше я не хочу иметь с тобой ничего общего. Уходи и никогда не возвращайся снова. Как только я смогу встать я подам документы на развод, и ты, черт возьми, их подпишешь. – Кай застыл, как застыло и его сердце, он боялся жить дальше, боялся, что сейчас слезы потекут из глаз, и он их увидит. - Если ты действительно этого хочешь – да, я подпишу. – Кай понял, что спорить сейчас бесполезно, да и не хотел он давить на любимого, Орэлу и так досталось. – Так и быть, я отпущу тебя. Но только при одном условии: ты пройдешь курс лечения в Штатах. Я уже договорился с клиникой, они тебя ждут в любой момент. И только после этого, если тебе это все еще будет нужно, я подпишу документы. А сейчас отдыхай, тебе нельзя перенапрягаться. Дон будет держать тебя в курсе дел, можешь смело к нему за всем обращаться. Ну, что ж, снова прощай, Орэль Берг де Лука. И чтобы ты там себе не думал про меня, истина есть только одна – я люблю тебя, даже если тебе это совершенно не нужно. Орэль ничего больше так и не сказал, он смотрел в стену, отвернувшись от уходившего Кая, он едва сдерживал слезы то ли от обиды и досады, то ли от разочарования, что тот так просто отступился от него, что он не просил остаться, что он не изменился. Конечно, кому нужен изуродованный любовник, когда рядом полно красивых молодых тел. Кай отсутствовал полчаса, и когда он вернулся, бледнее обычного с лихорадочным блеском в глазах, Дональд внутренне собрался. Он видел этого мальчишку в разных жизненных ситуациях, от плача в грязных памперсах и разбитых коленок; от ощущения одиночества, что стало грызть его с десятилетнего возраста до его загулов, когда он решил пустить свою жизнь под откос, приползая домой под утро в алкогольном и наркотическом угаре. Многое было и даже расставание с Орэлом несколько месяцев назад, но ничего из этого не могло его сломить так, как предательство отца. Его нежелание принимать саму суть сына, его образ жизни и его любовь. Дон не ожидал от Дубинина такой низости. Ведь он прекрасно знал, что кислота разъест не только лицо, но и жизнь парня, его карьеру, его отношения, даже его душу. Поэтому Дон поддержал Кая во всем, даже в его решении дать интервью журналистам. Может он и не являлся биологическим отцом Кая, но воспринимал его именно, как своего сына и сам был готов отдать свою жизнь, лишь бы у мальчика все было хорошо, лишь бы он был счастлив. - Сэр, я могу вам помочь? - Да, Дон, такси. Я уезжаю. – Кай устало потер глаза и отвернулся. - Вас доставить в отель? - Аэропорт. Я лечу в Лондон. Здесь я, оказывается, не нужен. Пожалуйста, Дон, не оставляй его. Проследи за всем и отправь его в Штаты. Все расходы на мне, так что не скупись. - Он просто в шоке, это пройдет. Господин Орэль любит вас. - Он не хочет меня больше знать. Берг требует развода. - А вы ожидали другой реакции? У него жизнь кончилась, ему не до любовных томлений. Поставьте себя на его место, сэр. - Я все знаю, Дон, поэтому и уезжаю. Держи меня в курсе дел, и не важно, сколько будет времени на часах – звони. Все, я уехал. - Сэр, Кай, обещайте мне, что с вами все будет в порядке, что вы не наделаете глупостей. - Обещаю, Дон. Неужели ты думаешь, я оставлю его или отпущу? Никогда. - Я знаю. Кай не стал задерживаться, он бегло поговорил с Полем, который по-прежнему сидел в кресле со стаканом кофе и сигаретой, попрощался с доктором, подписав необходимые документы, и стремительно покинул клинику в поджидавшем его такси. Он пробыл в Лондоне ровно столько, сколько потребовалось времени для дачи интервью крупнейшему периодическому изданию. Статья о нем должна была выйти в конце будущей недели. Да, он принял верное решение, даже журналист впал на несколько минут в ступор, услышав признание Кая. И вот теперь, когда он разделался с этим пунктом своего плана, Кай заказал билеты до Москвы. Нанести визит отцу, который больше смахивал на последнюю и самую главную битву. Шереметьево встретило его низкими облаками и проливным дождем, таким, что он весь промок, пока выбирался из здания вокзала. Его паскудное настроение и без того стало невыносимым. Кай больше, чем на половину был русским, но он ненавидел эту страну всеми фибрами своей души, и старался, как можно реже здесь бывать, то есть – никогда. У него не было багажа, он прилетел в том, в чем был дома, в рваных джинсах, вытянутом свитере и кедах. На плохом, ломаном русском он смог кое-как донести до водителя такси, куда его доставить. В центр города, в главное офисное здание добывающей компании его отца. Охрана долго не хотела его впускать, но Кай умел добиваться своего и спустя полчаса он уже поднимался в стеклянной кабине лифта на последний этаж в рабочий кабинет Дубинина. Выяснить, что отец на месте не составило особого труда, Дон всегда был в курсе его передвижений по миру, и Каю оставалось только догадываться, как его дворецкому это удавалось. Личный помощник отца сразу же выскочил навстречу, загораживая собой двери в зал заседаний. Кай, молча, попытался его отодвинуть в сторону. - Вам нельзя, идет заседание совета директоров. - Мне можно все, съебись. – Кай толкнул молодого человека в грудь и открыл двери, величественно входя в огромный кабинет с овальным столом, за которым сидели упакованные в деловые костюмы, подчиненные Дубинина. Человек пятнадцать с любопытством и удивлением разглядывали его во все глаза. Сам Дубинин застыл в своем кресле, должно быть он не ожидал появления Кая, который так нагло позволил себе его прервать и который грозился устроить скандал при свидетелях. И видимо именно к этому все и шло. - Здравствуй, папа. Вижу, не ожидал, а зря. – Кай плавно, с ленцой прошел к отцу. – Я только хотел сказать тебе, что вчера вечером ты сдох для меня и теперь покойся, о нет, не с миром, я хочу, чтобы ты мучился в адской агонии, чтобы до конца своей никчемной жизни ты страдал от мук совести. Неужели так трудно было принять то, что я гей, что я люблю Орэла и счастлив с ним в браке? И никакие твои сраные попытки разрушить это ничего не изменят. Ни угрозы, ни нападение, ни деньги никогда не заставят меня отказаться от него. Или ты полагал, что я по своей наивности не догадаюсь, кто стоит за этим мерзким преступлением и по чьему приказу в него плеснули кислотой? Запомни, мразь, раз и навсегда, я гей, и всегда им был и всегда им буду, и мне нравится, когда меня трахают в задницу и мне нравится сосать член, и шел бы ты со всеми своими миллиардами куда подальше. И еще, я дал интервью изданию, где я признался во всем, так что, можешь подавиться своим капиталом и своим бизнесом, мне ничего от тебя не нужно. Если ты еще раз подойдешь к моей семье, ко мне, к Орэлу или матери, я направлю в спецслужбы России и Европы компромат на тебя, и хорошо, если после этого, тебя просто посадят. Так что, прощай, господин Дубинин. Сделаешь еще шаг в моем направлении, я подам на тебя в суд. Ясно? Не зли меня еще больше, папа, за Орэла я не только тебе голову оторву, но и твоим детям. Кай развернулся и со спокойной душой вышел из кабинета, Дубинин так ничего ему и не сказал. Он подумал, что, скорее всего это последний раз, когда он видится с отцом, ведь Дубинин не настолько самонадеян, чтобы ставить под угрозы свой бизнес, свою свободу и свою жизнь. В этот раз, он должен будет смириться с поражением. Да, Дубинин, ты проиграл и навсегда потерял своего сына.