***
От очень напряжённой ситуации в спальне девочек значительно спасали занятия и иные помещения колледжа, где они вечно пытались спрятаться. Владыка земли скрывалась в библиотеке и саду, а её верная подружка спортсменка сбегала, как ошпаренная, в столовую. Порой каждая из них натыкалась на неугодных, в лице всё ещё жаждущей дуэта Несмяны и точно не желающей никаких контактов с занудой Кикой, грозящейся лишь жестами вовсе одноклассницу удушить, но даже это не равнялось с той атмосферой, в какой очутилась их комната. Про стадии принятия девочки, естественно, ведали даже без своего психолога или верного сборника тысячи фолиантов, но они как-то вовсе не представляли, что их плачущая в захлёб принцесса волшебного мира, чуть не прожёгшая от горечи пол, станет пылать иным образом — применением острых изречений и криками. Каждый вечер после уроков, какие Алёнка благополучно пропускала, они возвращались в спальню, и успешно получали токсичные отзывы о месте, учителях, гражданской войне и их самих. Припоминать Сашу или её должность, какая у наследницы королевства, естественно, была, строго настрого запрещалось. Особая тяжесть происходящего крылась в том, что в выражениях прятался смысл первый день, а после… — У меня действительно писклявый голос, будто хомяк пищит? — Да не писклявый у тебя голос! — строго перчила словам батарейки колдунья природы. — Он звонкий, но никак не писклявый. Не слушай вообще то, что говорит Алёнка: мало того, что она слаба в правильности выбора прилагательных, так и сейчас ещё болтает какую-то несусветную ересь, не имеющую смысла. — Маша, нам правда не мешают твои книги, расставленные по всей комнате! — попыталась аннулировать уже иные слова Снегурочка. — У нас к ним нет никаких претензий, они очень аккуратны и… — Видимо, недостаточно, коли наша уважаемая принцесса утверждает, что постоянно их роняет и спотыкается. Сборник, как раз-таки попавшийся под ботинок, рухнул на стол, являя миру испачканную обложку, а следом за ним, с не меньшей скоростью, на сиденье устроилась и его обладательница. Припоминая высказанные выражения, девушка, даже не накрасившаяся из-за очередной порции добротных, но нереальных отзывов, устало потёрла глаза под очками, сожалея о попортившихся книгах. — Надо, как Корвин требовал, сразу в библиотеку сдавать, — буркнула она, огорчённо понимая, что вновь вспоминает о бывшем. В последние дни в комнате она думала о нём всё чаще, припоминая, как и диалог, произошедший в коридоре, так и фрагменты до этого, когда он корил её какими-то мимолётными комментариями, доводя до бешенства. Слушая же отзывы огненной волшебницы, она порой просила о возвращении тех язвительных и высокопарных, но, всё-таки, смысловых изречений, иногда молила, чтобы он вернулся и вновь поставил бешеную принцессу на место, а в конце она ему прям искренне завидовала. Ему то до этих выражений точно никакого дела нет. — А, если я буду говорить так, то голос лучше? — протянула фигуристка, заметно надавив на связки. — Похожа на братьев Равелиных, — ответила Маша, раскладывая школьные принадлежности, лицезрея, как парты патруля и количество студентов за ними заметно уменьшились. — На разозлённого Владика? — На бухого и счастливого Петю. Хмыкнув, милашка отодвинулась, а после, по-мужски харкнув, чем поразила и возмутила рядом сидящую подругу вплоть до улетевших бровей, та еле-еле плюнула ничего и попыталась вновь. — А так? — прозвучал не столько голос, сколько кряхтенье. — Похожа на взрослого преподавателя? — Ага, — прижимая руку к сердцу, молвила по слогам учёная. — На Крива Кузьмича. — Это же прекрасно! — Для девочки восемнадцати лет? — удивлённо переспросила та. — Для явно подыхающего и медленно отбрасывающего свои коньки Крива Кузьмича! Возникшая собеседница мигом дала понять, что не нуждается в разрешении на вступлении в диалог, что за последние дни девчонки хорошо усвоили. Локоть бунтарской леди уместился прямо поверх нежно голубых тетрадочек, царапая те браслетами с действительно острыми шипами. — А тебе такой голос надобен лишь в одном случае, — голова заговорчески приподнялась, создавая из дикой ухмылки интригующую, — Если только ты хочешь петь на бэк-вокале. — Ну… Писклявый, так писклявый! Сотое предложение, сотый ответ. Та по-прежнему не готова становиться композитором или певцом. — Да брось ты, Пушок! — выпалила Несмеяна. — Твоё упрямство меня изрядно задолбало! — Меня твоё тоже… — смущённо шептала ледяная колдунья, играя от нервов пальцами. — От того, что ты начиркаешь мне пару строчек, планета полюс не изменит! — А вдруг… — Бросай уже повадки домашней кошки и сделай своё дело! Подруги патруля искренне завидовали друг другу и тем дуэтам, на какие они напоролись. Снежка очень хотела, чтобы её враг наскучивал ей лишь только своим существованием, проходящим где-то в стороне, но, увы, музыкантша такое вытворять не хотела. Она нашла себе не музу, а, скорее, нимфу, что писала ей бравады. В лице смущённого создания она нашла резкость, достойную обратить её в слагателя. Увы, соглашаться та принимать такую должность не собиралась ни в какую. — У меня лёд, и я не собираюсь покидать свой удобный кошачий гамак, — сообщила девушка, вытаскивая тетрадь из-под руки одноклассницы. — Пушок! — Прекрати уже свой акт увещания, — вступилась Мария. — Нет — это полное предложение. — Для тебя то — да, — язвительно щёлкнув губами, рокерша чуть-чуть повернула плечо, чтобы указать на спящую где-то за последней партой Кику. Хотя бы та не плюётся и факом не тычет за полученные синяки. Лишь намёком унизив одноклассницу, Несмеяна покинула оставшихся членов команды, последний раз напыщенно чмокнув губами, чем стряхнула Снегурочку. Хризолитовые очи ещё несколько секунд пялили на распластавшуюся на школьном столу фигуру, и так неудачно совпали с мгновением, когда мордашка показала себя, мигом словив интерес за оправой очков. Привычный знак из пальцев мигом сказал «Здрасьте» снова, пусть и не так показательно, как обычно. Им задиристая особа почесала себе нос. Фыркнула под нос и уткнулась в книги мозг команды как раз в секунду, когда в аудитории очутился их вечно неряшливый преподаватель, в этот раз сумевший открыть дверь сам. Увы, ботинок тот всё равно сумел неудачно зажать там, но также быстро от него освободился, двигаясь к своему рабочему месту. — Так… Так… Книги развалились на столе, листы разлетелись, атрибуты оказались на полу. Подобное грезилось каждому из студентов привычным делом, и даже его возлюбленная не заприметила в движениях куда большей неряшливости и неаккуратной спешности, чем прежде. Вздохи каждую секунду и многократное «ой» могло бы стать подсказкой, но огорчённая отзывами соседки, она, увы, пропустила их мимо ушей, успокаивая молодого человека лишь тем, что, как и многие в классе, не сопровождает его телодвижения вниманием. — Итак, наша тема урока… — Что-то о травоведении, — сошёл говор из зала, звучащий безразличным, но вместе с тем серьёзным голосом. Очи старых друзей встретились, и Астер мигом понял, что его верная крапива жаждет ему помочь. — Естественно. Ведь у нас этот урок… — Ой! — воскликнула Кика, пытаясь кинуть больше намёков товарищу. — Так, значит, ты решил показать нам как связаны оры и цветы?! Только тут мальчонка додумался поглядеть на обложку принесённого фолианта. К его горечи, он перепутал стопки и на занятие принёс книги, оставленные воронёнком. Рот раскрылся, поражённый такой напастью. — Как же?! — тащила уже за волосы преподавателя студентка, очевидно понимая, что тот накосячил. К счастью, она оказалась одна из немногих, кого вообще волновал этот конфликт. — Что это такое с Астером? — испуганно обратилась фигуристка. — Верно, устал очень сильно, — молвила Маша, совсем не поворачиваясь к театральному представлению, когда ее соперница тащила её же молодого человека чуть ли не за голову из ямы, куда он закинул себя своей невнимательностью. — В последнее время он очень много изучает, без конца просиживает в библиотеке и пытается найти материалы, чтобы улучшить нашу программу. Мы с ним давно вместе не сидели, потому что сейчас он направляет абсолютно все свои силы лишь на то, чтобы быть лучше и оправдать данное ему доверие. Невзирая на горечь, что она не может провести с дорогим человеком время, волшебница глотала эту обиду, заменяя её гордостью и радостью от его стремлений. Его трудолюбие она очень сильно возвышала и действительно считала, что развитие куда важнее, нежели вечера, проведённые в объятиях. — Да! Оры и цветы, вот… — пытался молвить Астер. — Есть Фалло, она вот, цветущая! Есть Окрасия… — Ортосия, — поправила его Кика, заметно смущая одноклассников, ранее ничего не понимающих. Любуясь этим спектаклем, Несмеяна даже приподняла наушники и сжала носик, воспринимая это за очень тупой концерт. — Ортосия! Она за процветание! А есть… А иных он, увы, не запомнил. Подобной работой в их тандеме занимался иной участник. Увы, своей бессмысленной болтовнёй двигаясь к Ирене, он потерял её, как только дверь в кабинет треснула, а на пороге предстал человек, смело имеющий право зваться богиней этих мест. Огромные ставни распахнулись, ударившись об стенки с таким пугающим звуком, что никто из одноклассников не мог не обратить на это своего внимания. Плащ директрисы от потока ветра также приподнялся, являя её приспущенные на глаза брови, того более пугающими и тревожными, чем обычно, лишний раз подчёркивая со сколь не радостным настроем она явилась в эти стены. Гамма эмоций физиономии мигом оповещала о не благих намерениях, какие лишь подтвердились, когда её громкий крик позвал преподавателя по имени, будто и впрямь веруя, что после такого представления он не смотрит на неё. Атмосфера становилась душащей и мерещилась каждому из присутствующих пугающей, кроме самого названного мальчишки. Он, поражая сам себя и сглотнув слюну, сжал кулаки готовый к атаке. Стук больших каблуков от её сапог эхом прошёлся по залу и также быстро ушёл в никуда, когда лишь за две секунды женщина сократила расстояние и оказалась совсем рядом со стойкой учителя. — Где Корвин Моригач?! — снизошёл с её уст вопрос. Стервозная натура не желала терпеть воспитанные действия и не собиралась преклоняться ныне хоть перед чем-то. Правительнице колледжа мерещилось, что её приказы бесмысленны и мерещатся жителям этих комнат не запретами, а дурацким списком на исполнение. Годами наевшаяся этой вольности, она больше не желала ждать. Выпрямив спину, но не пав и не насупившись пред обликом Василисы, астроном заговорил. — С чего вы взяли, что я могу это знать? Любимая смотрела на него, отыскивая в голосе силу, будто имеющуюся опору, и никак не связывала это с главными пунктами. Она тоже думала, что у Астера нет ни единой причины знать, где её бывший. — Кому, как не тебе это знать?! — агрессивно цедила дама, обернувшись на толпу и рукой указывая на выпускников. — Ты находишь здесь хоть кого-то столь же близкого к вороньему метаморфу, сколь и ты?! Хоть кого-то способного развязать его подточенный лишь на острые комментарии язык ещё и на здравый диалог?! — Корвин умеет нормально говорить, — вступился за друга преподаватель. — Только ты знаешь о его такой суперспособности! — язвила его собеседница. — Поэтому, я повторю вопрос: где Корвин Моригач?! Бешеная ярость, смешанная со страхом, глушила здравые помыслы и выдержку из безэмоциональности, что директриса компоновала годами, заставляя ту изливаться во всей красе. Гражданская война и запреты, какие вообще никому не нужны, потому что все находят невероятно забавным возможность пойти и где-то там помереть. Кажется, обретя стойкость, мальчишка не сдался и, приподняв подбородок выше, отрицал очевидный вариант. — Я понятия не имею, где он. — Ты знаешь! — Я не знаю! Студенты смотрят на картину и пугаются. Некоторые сразу начинают размышлять о том, что астроном говорит правду, ведь такое неказистое существо тюленьего прототипа, как он, попросту не может лгать. Рыбья память бы не позволила, да и язык неуправляемый червяк тоже. Но его подруга детства и девушка мигом уловили шевеление ноздрей, выдающих не только силу, но и ложь. Они сразу поняли, что тот ведает, где книголюб. — Ты понимаешь, что это — вне закона?! Что это — пропажа студента?! — Бонвиван весьма изумителен в своих умственных способностях и легко мог лишь устать от этого конгломерата, решив податься в анахореты. — Неужели ты не понимаешь, сколь опасен этот путь?! — буйно напомнила тому учительница. — Сколь рискованна эта затея?! Сколь ужасен окружающий мир?! Сколь опасен может быть для его слабого колдовства то окружение?! — Его магия не слабая! — Но сила редко становится разменной монетой в целостности! — весьма истерично вытянула Василиса. — И даже самый мощный человек может словить раны! Бешенство заметно поутихло, но точно не покинуло её целиком. В ложную проповедь она не поверила от слова совсем, но, пробежавшись взглядом по толпе, она поняла, сколь зря вывалила это прямо при классе. Теперь про пропажу студента известно всем, а это точно неуместная информация во время вечных побегов её учеников в участники гражданской войны. Обогнув класс зеницами ещё раз, она решила надавить и пристыдить своего работника иначе. — Не наблюдаю в ваших рядах большого количества студентов, — обратилась она. — Где же ваши ученики? — Увы, у них имеются куда более важные занятия… — Что-то интереснее, чем ваши уроки? — презрительно выпалила женщина. — Такую низость может говорить лишь тот владыка знаний, какой сам считает свой предмет бессмысленным. — Он не бессмысленнен, но я прекрасно понимаю их, как человек! Есть вещи поважнее моих цветочных историй! — Но для вас не должно быть ничего важнее, чем доказательство статуса вашей надобности и работоспособности, какой я, увы, не наблюдаю! От этого Астер действительно забеспокоился, даже уронив подбородок ниже. Слова его тревожили. — Вам, как бывшему заключённому, по-простому необходимо работать, чтобы убедить меня в устройстве на это место, а точно не прикрывать студентов и… Глаз невольно пал на фолиант и, увы, Василиса поняла всё. Греческие мифы выступали истинным указателем пути. — Помогать развитию гражданской войны, — стиснув зубы до хруста, женщина объявила и юнцу, что всё знает. — Иначе, как вы понимаете, это место уйдёт куда более подходящему работнику. Ещё один напряжённый шаг ближе. — Мне нужны результаты. — Я не могу привести принцессу насильно, — встревоженно, снова заикаясь, трезвонил астроном. — Это… Законо про… Проти… Возако… — Противозаконно? А то! — с долей истерики воскликнула женщина. — Но, учитывая происходящее и не присутствие всех, думаю, что я имею право нарушить этот закон! Развернувшись и поправив свой плащ, она очень явно указала следующий пункт назначения. — Так, для баланса вселенной! Стук обуви прозвучал, дверь стукнула, а кабинет погрузился в отчаянную тишину, сопровождаемую тягостным понимание и внимательными взорами. Маша вцепилась в лик возлюбленного очень прочно, почти моля, чтобы он одарил её хотя бы чем-то мимолётным в ответ, но, увы, тот не исполнил этого. Поняв, что та раскроет его лишь по мимике, мальчонка развернулся к доске, беря в руки мел, и, написав название темы, заговорил, больше вовсе несмотря на студентов. Нет, конечно он не верил, что отвяжется от диалога, но тот желал его провести чуть позже, когда найдёт хотя бы сам в себе причины, зачем он полез ему помогать. — Но, видимо, оправдать доверие получается у него не очень хорошо, — пискнула Снежка, отворачивая подругу от любимой сутулой и неотёсанной фигуры.***
Проведённая беседа и её исход, казалось, заметно успокоили директрису и подготовили ту к предстоящей беседе. Заметная потерянность надоумившего в товарищество преподавателя, будто бы выступила для неё хорошими таблетками, какие чуть ослабили зубы, предрекая более спокойной диалог. Но, увы, подобное сошло на нет очень быстро. Осмысляя произошедшее, внимая поведение мальчишки, его уверенность в действиях и, что хуже всего, несгибаемость перед, очевидно, неправильным решениями, та вновь вобралась ярости, позволив гневу заполнить себя. За годы учёбы она привыкла к тому, что этот выпуск во главе с патрулём творит всё, что только вздумается. По её мнению, думала у них совсем не башка. Грезилось, что за любым дрожанием своей пятой точки, они следовали, как за благим зовом небес. Пускай, итоги часто доходили до счастливого конца, попутно творилось невесть что, и нынешнее дело исключением не являлось. С каждым шагом дел прибавлялось: часть её детей устроила гражданскую войну, а часть решилась поддержать воительниц в этом решении. При таком коллапсе и ситуации последнее, что захочется делать ей — это внимать ной и сарказм взрослой принцессы и будущей правительницы, особенно по такому поводу. В этой стезе она и вовсе считала поведение огонька унижающим её же саму. Дверь в спальню раскрылась со страшным треском, встречаясь о шкафы так, что на стенках остались царапины, а Василиса очутилась в комнате, громко стуканув каблуком, красуясь развивающимся шлейфом и лицезрея во всей красе реакцию на своё явление. Точнее, её практически полное отсутствие. — А как же вопрос: можно ли войти? — цедила, презрительно приспустив брови, наследница, взирая на правительницу колледжа с неприязнью. Только что нарушили очередной акт самобичевания. — Учитывая то, что ты тоже вовсе не по правилам этикета принимаешь гостей, я имею полное право также не внимать их, как обязательные. Пройдясь по помещению, она начала обходить ученицу по кругу, жаждя тем самым привить ей смущение и чувство вины, но то, судя по всему, вовсе не делало подвязываться. Принцесса, укутанная в свой грязный плед, спрятанная под капюшоном, где ютились под тканью её жирные, давно не мытые волосы, собранные в пучок с огромным количеством петушков, создавала впечатление давно больного человека, что уже не неделю, а месяцами не может лишиться симптомов гриппа и температуры. Будь этот образ поверженного заразой целостным до конца, то, возможно, учительница проявила бы даже какое-то минимальное сострадание. Не чувственное, естественно, но то, что изложено в книгах, она бы повторила. К сожалению, образ, сотканный из безразличия, соседствовал с губительным презрением, выдаваемым в каждом её изгибе, мимике и действиях. Густые рыжие брови почти легли на глаза, какие и вовсе за веками не разглядишь. Щёчки впали, ибо слово «улыбка» уже давно позабылось этой веснушчатой и некогда вечно сплющенной коже. Картинка не испускала унижения, но, зато, она прекрасно вызывала гнев. — Вы — не гость. — Да, я — директриса этого учебного заведения, а ты — будущая Королева волшебного мира, — напомнила строго колдунья, поглядывая на тумбочку. Упаковки от печенья и сухих пайков вызывали дрожь в тебе. — Если вы зашли, чтобы только это мне сказать, то, вынуждена огорчить, ибо новости не актуальны — я знаю об этом уже лет пять. — Видимо, куда дольше, чем о понятии собственной личности и самоуважении. В дальнейшем правительница заведения ожидала криков, скандалов и истерик, но получила лишь грубый хохот, будто торжествующего над самим разумом человека. — Вы не научили меня этому. Ваш косяк. — Я всегда считала, что тебя давно этому научили, — голубые очи опять впились в лик, готовые ломать душу. — Абрикосов некогда проделал безупречную работу, делая из тебя испуганной самоуверенную девушку, чьи решения будут поддерживать. Некоторое время в комнате царила тишина, и женщине мерещилось, что сейчас через почву пробиваются зачатки здравости… — Интересно, куда она попёрло сейчас? Или же корни, всё-таки, не смогли прорости сквозь этот огромный слой грунта. Взбесившись не по-детски, Василиса решила больше не сдерживать коней и, разинув руками, выкинула плед властительницы пожара в окно, мигом лишая её многослойного образа. — Эй! — Сейчас же поднялась с кровати и пошла на занятия! — Вы не имеете права мне приказывать! — предприняла попытку противостоять не смелая, а, скорее, по-детски глупенькая Алёнка. — Я — будущая королева волшебного мира! — А я — нынешняя директриса этой школы, которая властвует над учениками, помещениями и, в частности, над твоими оценками! — палец указательно мельтешил пред девушкой, показывая все этапы, какими женщина управляет. — Я буду решать, где твоя царская особа будет находиться в данный момент и что она будет делать! — Вы права не имеете меня принуждать! Я — принцесса! — И далеко не единственная в этом учебном заведении! Шевельнув ладонью резко вновь, управительница колледжа снесла с рыжего пучка ещё и капюшон, готовая потоками ветра хоть избивать свою неотёсанную студентку. — Вы ничего не можете нас сделать! — О! Я всё могу! — показывая свою мощь, женщина даже хохотнула. — Именно от моего отзыва и моих оценок будет зависеть то, выпустят тебя из колледжа или нет! Твой диплом в моих руках! — Я обойдусь без него! — Без него твоя задница никогда в жизни трона не коснётся! Выражения, начинающиеся, как агрессивные ругательства, внезапно переросли в форменные угрозы, что легко сумело выбить наследницу из колеи. Комком в горле сталась эта весть, и она, будто перегородка, останавливала поток брани и желанных выражений, дозволяя учительнице являть все пункты, какими она управляет. — Без этого документа тебя не допустят к власти, а его ты не получишь, если не сдашь все экзамены и зачёты. Естественно, чтобы их сдать, нужно посещать занятия, что ты, увы и ах, не делаешь! — стуканув руками, Вась Вась явила эгоцентричную и воистину дикую ухмылку. — Бинго! Фишка, солнце моё, в том, что ты не сможешь занять должное место и управлять мной, покуда не получишь этой бумажки, то бишь, покуда не побудешь под моим управлением! — Это — принуждение! — Спасибо за словарное обозначение, а теперь мигом на занятие! Дверь треснула, а пальчик с безупречным маникюром указал в сторону коридоров, выгоняя студентку прочь. Сдавленная требованиями, огненная колдунья, неожиданно, прекратила сыпать ядом и, сжав руки на груди, призналась в своих чувствах. — Мне очень больно, — шептала она, впервые за несколько дней являя на лице не издевательскую ухмылку, а опечаленную мордашку. — Я чувствую себя не просто преданной, а, будто, разрушенной… Словно всё время до этого мне лгали… — Не буду говорить, что я тебе понимаю, потому что, по известным причинам, это не так, — не присев подле и даже не смягчившись в голосе, молвила правительница колледжа. — Но я знаю, как могут из-за потери близких и любимых людей ломаться иные и как сильно иных крошит весть о том, что человек, которого они знали годами, на самом деле, вовсе не тот. Вспомнить бы только её верных товарищей, что крыли тайну Кощея веками. Таким доверять никогда больше не захочется. — Но ты — не этот человек, а ты — сама по себе человек, — твёрдо постановила она. — Ты свою жизнь живёшь, свои правила устанавливаешь, и, что важно, как королева, ты обязана их ставить не только себе, но и для других. Ты отвечаешь за себя и за свой народ, и их уверенность вовсе не должна проводить какие-то метаморфозы с тобой. — Мне больно, — повторила вновь Алёнка. Увы и ах, но горечь разбитого сердца буквально обратилась верёвкой на худой шее, не разрешая ей думать ни о чём другом. — А мне страшно, — в ответ уведомила женщина. — Потому что до этого я беспокоилась твои будущим необдуманным решениям в роли королевы, какие бы обязательно показались мне сумасшедшими, но я знала, что ты будешь вытворять их смело, уверенная в своих мыслях. Сейчас же… Лишь взгляда хватило, чтобы обозначить кромешность настоящего. — Если королева на троне будет так ломаться из-за мелких неурядиц, то народ полностью разделит мои чувства. Взяв со стула галстук, она кинула его прямо в веснушчатую щёку. — На уроки, Рыжова! Не желая больше нести пропаганду мысли, Василиса удалилась, тем самым аннулируя какие-либо шансы на изменение и опровержение своих решений. С печалью рассматривая свою школьную одежонку, солнышко обнаружила, как за ленту зацепился один из её фирменных кожаных браслетов, какие больше не украшали руку, сжимающую её в объятиях и приглаживающую её безупречные локоны. — Он — не мелкая неурядица, — печально произнесла под нос она, отклоняясь назад и проглатывая очередной поток слёз. Он, как двигатель у ныне явно нерабочей машины, и, пускай, уговоры приказали той выехать из гаража и направиться в мир, это всё больше походило на вывоз транспорта за счёт канатов и эвакуатора. Пускай он двигается ведомый чужой помощью, без двигателя тот, увы и ах, не поедет.***
Солнце на момент, когда волшебница ветра поднялась с постели, ещё даже не пробилось сквозь шторы. То вовсе располагалось за горизонтом, прячась от мира, значительно отличаясь от блокнота, подаренного книголюбом, какой, к сожалению обладательницы, оказался открыт, когда в комнату влетела её родительница, требуя скорого подъёма. — Надеюсь, это ты делала записи по законам дриад, — презрительно шептала она, взяв в руки листы, какие очень быстро покинули её ладони. Щёлкнув пальцами, Ветрова мигом возымела сборник своих сокровенных мыслей и обращений к любимому человеку снова к себе, но не избежала пререканий, какие выказала мать, заприметив имечко. — Ты точно правильно воспринимаешь понятие письма? — укоризненно выдала Марфа, задрав подбородок выше. — Его суть в том, что ты пишешь человеку на листочке, а потом кладёшь тот в конвертик, чтобы отправить дальше. Боюсь, что не найдётся конверта для этой книжки. — Не бойся, — съязвила наследница, поправляя свои распущенные локоны и прижимая рукопись к сердцу. — Я отыщу такой… — Или найдёшь посыльного, способного перенести это? Лучше тогда сразу караван заказывать с твоими то… — Тревогами? — Бессмысленными и глупыми страхами. Печально ухмыльнувшись, девушка отвернулась чуть в сторону. Какой частью своего мозга она думала, коли восприняла саму затею, что её родительница отнесётся с чувственностью к её тревогам? Верно, не работающей. — Если ты с такой же скоростью будешь собирать себе кочевников, то твой тёмный князь успеет по второму разу себе пятьсот лет насчитать, — дёрнув подолом платья, старообрядка хлестнула рукой, чем мигом заправила воистину безобразную кровать дочери. По вине волнения спать в едином положении у неё не получалось, из-за чего почти весь постельный комплект оказался скомкан в единую кучку. — Тебя мне тоже снарядить или ты сама правишься? — презрительно обратилась с хладнокровием падшая королева. — Какая разница в моём выборе? — укорила её дочь. — Вчера тебе это не помешало поменять моё подготовленное на своё желанное. — Не желанное, а надобное для дела. То платье подходило под наших гостей… — Каким вообще образом твоё фирменное сливовое платье и уродские кружева касались старообрядцев?! Положив свой личный дневник в самую глубь прикроватной тумбы, совсем рядом с маленьким ящичком, в каком она получила нить, девушку лишь на секунду задумалась о даровании, мигом прогулявшись по локонам и, сразу осознав, коль подозрительно это может смотреться, взялась за расчёску, отводя прочь страхи. Где-то за кучу километров отсюда её тётушка начала плести косички на оставшемся кончике её причёски. — Но те явно имели куда большее отношение к этому, нежели неясные весьма прочные джинсы и кардиганы, — фыркнула буйствующая правительница, прогуливаясь по комнате и беспризорно выкладывая из шкафа новый наряд для дня. — К тому же, там были особые летающие рукава — специальный символ предназначенности нашего рода к деревушке старых колдунов. — Благодарю за объяснения… — Пояснять за наших гостей должна ты, а не я. Не мне необходимо получать их голоса и благовение. Огорчённо восприняв материнскую позицию, Варя вздохнула, убирая расчёску от себя и наконец-то разворачиваясь к собеседнице. — Маша является родственницей дриад. Я знаю о сегодняшних гостях не мало… — Маша — это какая из них? — в очередной раз выказывая отвращение к знакомым своего ребёнка, протянула она. — Которая хохочет, как дурочка, или какая душная, что невозможно? — Умная! — мигом встала на защиту любимых подруг девушка. — Значит, второе. Сопротивляться выражениям королевы казалось уже крайне несуразным и бессмысленным, из-за чего Штормградская принцесса взмыла руки вверх, намекая на свою поверженность, и потянулась к джинсам, готовая к подвигам нового дня. — В любом случае, тех данных явно маловато, чтобы вести должные беседы, так что, до приезда новых гостей мы обоснуемся в библиотеке. — Честно сказать, ты — единственный человек из моих самых близких людей, от кого я никогда не ожидала услышать такое предложение. Любава, Маша, Корвин, Влад, Саша — от них она могла принять такое, а от женщины, что в руки книги не брала с того самого момента, как учила её по букварю, подобное мерещилось смехотворным. Умывшись и приведя себя в порядок, лидер патруля, к своему сожалению, снова встретилась с нежеланным платьем, но больше даже не стала ему противостоять — оно отличалось от привычного маминого кроя и действительно чем-то напоминало скорых гостей, из-за чего она убедила себя, что так нужно для дела. К тому же: не найдётся же никого, кто сможет выказать ей, сколь этот наряд странный, неподходящий и что он существует лишь из-за принуждения матери? — Королева моя, тебе угрожали лишением процентов до конца жизни, коли ты решилась на такой образ? Поражённая явлением друга, Варя широко открыла рот и радостно улыбнулась, поворачиваясь в сторону голоса. Ей хотелось выказать много шуток и изречений, но они испарились, потому что внешний вид мальчонки абсолютно лишил её голоса. Книжный дух оказался собран совсем нетипично для себя и никак не сходился даже с тем мальчонкой с бала: шикарные ровные брюки без единого мятого участка, не менее гордая, абсолютно чистая белая рубашка, подходящий ко всему этому, и, в частности, к ней, ныне сливовый фрак и в завершение, как безупречный финальный аккорд, его грудную клетку украшал галстук бабочка. Зализанные волосы становились такими говорящими деталями в этом лике, будто предрекая ответ на следующий вопрос колдуньи, когда она, поражённо разинув веки и приподняв брови, делала шаг вперёд, принюхиваясь к запахам. Процентов не нашлось в помине. — По-моему, это тебя лишили всех декантеров и дубовых бочек, — заприметила она. — Хотя, к этому виду бокалы кажутся наиболее уместными. — На подносе? — словил мигом намёк чернокнижник. — Свою явную схожесть с камердинером я заприметил и без твоих выражений. — Но я очень нуждаюсь в выражениях, чтобы понять, почему ты здесь. Знакомые зеницы очень быстро кинулись в сторону властвующей старообрядки, будто бы взывая её для объяснений, что она мигом исполнила. — Пётр ныне наш с тобой помощник в поиске содружеств. — Ты поможешь? — с надеждой молвила она. Его рука и впрямь бы очень сильно поддержала её в этом аду. — Как иначе, моя королева? — игриво молвил он, перехватывая её ладонь. Естественно, наследный князь Равелин собирался до конца исполнять данное некогда обещание самому важному человеку своей жизни. Второй уж раз он намерен вытворить то до конца. Позвав пару за собой, Марфа направилась в библиотеку, лишь по звукам улавливая, как её воспитанница мигом оказалась подле младшего правителя и, сцепившись пальцами на его локте, заметно повеселела, даже позволив тебе тихий, но, всё-таки, хохот. Решение согласиться с его брожением подле оказывалась не провальной. — Радует, что в вашем роду хоть у кого-то мозг работает, — цедила она, решив напоследок изничтожить идиллию. — Кровожадный дохляк явно подобным похвастаться не может. Вняв отзыв в сторону брата, Пётр печально вздохнул. Он точно знал, что тут место не глупости, а уверенности, и упрямство, царствующее в мальчонке, и выделяет его среди них. У Алексея своё правильно, и он будет следовать за ним до конца, невзирая на то, сколь много противоречащих встретится на пути. Увы, его некогда этому очень хорошо обучили.***
Когда его возлюбленная покинула кабинет после урока, Астер и на секунду не сомневался в том, что она вернётся после. Явление директрисы очень многое поменяла и теперь само по себе требовало от него истолкований и, что его сильно раздражало, мгновенных объяснений. Мальчишка готовился защищаться, но сразу рядом с выражениями своего мнения на языке ютились очевидные извинения, какие чуть не вылетели из него сразу в ту секунду, как только дверь в комнату, после непродолжительного стука, распахнулась. — Можно? — поинтересовалась волшебница, сразу следом заходя внутрь. Даже бездвижная фигура учителя, какой мечтал утопиться в своих учебниках, лишь бы не вести с ней диалог, не остановила её от беседы. Миновав заполненные столы, что будто прокляты на сохранение вечного бардака, она подобралась к своему молодому человеку очень близко, замечая, как тот перебирает листы, но при этом нервно дёргается. Так она сразу поняла, что они оба ведают о причинах её явления. — Астер, мне очень важно знать: ты что, правда сделал это? — стараясь говорить нежно, шептала земляная волшебница, нервно касаясь ушек своих очков. — Ты отправил Корвина к Любаве? Нервно дёрнув плечами, кучерявый астроном исполнил неожиданное — будто кот, вышедший после ванны, он затрясся и зарычал. — Не сейчас! — выкинул он, подсобрав свои мысли, в какую-никакую, а узду. — Маша, извини, но мне сейчас немного не до этого! В очередной раз обратившись к его пальцам, она мигом отыскала целостность действий, и, увы, их бессмысленность. Мальчишка перекладывал книги с одного места, на другое. Чётко перекладывал, да, нов этом действии точно не имелось надобности. — Зато мне до этого! — вспылила учёная, ловко набравшись силы и юркнув пред сборниками. Очутившись между своим молодым человеком и столом, она напугала его, из-за чего один из томов упал на пол, к сожалению, ударяя по её коленке. К счастью, её реакция оказывалась точно противоположной её любви и потому она из-за этого жеста даже не шелохнулась. — Чем ты думал вообще?! — начала накидывать вопросы она, слабо корректируя злобу. — Каким правилом руководствовался, отправляя глупого ребёнка в реальную гражданскую войну?! Ладно, он! — вспоминая бонвивана, девушка отвернула голову на секунду и продолжительно фыркнула. — Но ты то — взрослый человек! На это у Астера явно имелись ответы, и он, возымев уверенности, отклонил нейроны, жаждущие прощения, приняв позицию доказательства самого себя. — Глупого ребёнка?! — повторил он, даже испустив смешок. — Корвин будет поумнее большинства встречавшихся в моей жизни взрослых! Его никак глупым не назовёшь… — Хорошо! Не глупый! — признав подобный вариант, Маша словила гордый кивок от любимого, из-за чего мигом накинула куда больше прилагательных, описывающих её бывшего. — Зато напыщенный, самоупоенный, спесивый, заносчивый своевольный ребёнок! Имелась возможность укорить её пунктом, что это говорится о её бывшем, но юнец упустил факт. В первую очередь, он сейчас защищал друга. — Характером он давно не ребёнок! — По моему мнению, только дети могут так по-глупому кинуться в реальное сражение! — Маша! Сражение высших умов давно уже не становилось столь ужесточённым и тяжким. Верно, голос не делался столь громким как раз с того раза, когда в их диалоге воронёнок пролетел абсолютно случайно, и тогда, осудив его, астроном получил знатную облепуху защиты от его любимой. Расстановка сторон сейчас располагалась в точно противоположном порядке, но имелось нечто куда более важное — ныне они оба начали конфликт, потому что за него переживали. — Чем ты руководствовался, отправляя его туда?! Чем?! — от ярости она начала сильно жестикулировать, из-за чего каштановые локоны витали вокруг него, а мозг мигом перестроился на знакомую волну сарказма, по какому её неплохо понатаскала лучшая подруга. — Желанием снова с крысами тюремными подружиться и едой с ними поделиться?! Пылающий гнев же, в свою очередь, встретился с холодным айсбергом, чья мерзлота погубила его. — Справедливостью. Само это слово и его существование на фоне воспоминаний представлялось не столько предательством, сколько издевательством. последний раз, когда он оправдывал свои деяния им, она, как верная девушка солдата, слала ему в темницу подачки, прячась и обманывая, что не вытворяет такого. Только оно само по себе с его уст напоминало о том страшном моменте и о том, как она его тогда болезненно лишилась. Губа предательски затряслась. — А прошлого раза тебе, чтобы понять, к чему это ведёт, не хватило, да?! — Машенька, — куда мягче произнёс он, тоже заметив эмоции возлюбленной. Дребезжание, возникшее в каждой её мышце, требовало своего изъятия, но на протянутую к ней руку, волшебница отреагировала тряской головы. Принимать жесты сейчас она не способна. — Тебя посадили в темницу и лишили волшебных сил безвозвратно из-за твоего желания справедливости! — очи заслезились, припоминая мгновение, когда кандалы возымели себе его запястья. — Неужели ничему жизнь не учит?! — Сейчас всё иначе! Астер определённо знал, что говорить, но не для того, чтобы угомонить нарастающую истерику, а сделать её и того пуще. — Естественно! — завопила она почти в потолок, задрав голову и веруя, что, хотя бы так, не зарыдает. — Потому что сейчас ты пойдёшь, в первую очередь, как соучастник, а не творец! Если, конечно, Любава не лишит вас ног и у вас будет возможность идти! Боль за своего любимого соседствовала с душащим страхом за своего бывшего, но такого близкого товарища, и в дуэте эти пункты её уничтожали. Устав доказывать свои стремления, астроном предпринял попытку избавиться от собеседницы гложимый давимый чувством, что ни единое его слово к ней в голову так и не попадёт. Их тройка в принципе обожала делиться информацией и стоять на своём, из-за чего он понимал, что беседа лишь только опять будет топтаться в тупике. Кажется, где-то в нём их отношения вообще палатку поставили. — Маша, мне сейчас точно не до таких нравоучений! — протянул он, пододвинувшись ближе к столу, встав совсем рядом с ней, и вновь начал переставлять рукописи, разглядывая их. — Итак, проблем не огребёшь! — Стоило больше заниматься уроками, а не дрессировкой занудного предателя! — обиженно процедила под нос она. — Авось, тогда выговорами бы не пахло… — Тут пахнет не выговором, а увольнением — Что? Сила, присутствующая в ней вовремя диалога, покинула её, как только она поняла, что может того лишиться, а слабый вдох с её стороны, в свою очередь, оставил без мощи и мальчонку. Печально вздохнув настолько глубоко, что затуманил свои сильно опустившиеся очки, учитель закрыл веки, понимая, в какую бедствующую ситуацию он обратил свою жизнь, идя на поводу умного знакомого. — Я на испытательном сроке, — выдал он итак известную информацию, следом выставляя то, о чём как-то никогда не думал говорить, — И оставили меня лишь для увеличения среднего балла студентов. Те жаждут весомых результатов прогресса, где студенты станут не просто отличниками, а скорее гениальными продуктами онтогенеза… Но, увы, они их не получают. Сложив все книги со своими пометками, какие он подготовил для будущих уроков, Астер вдохнул себе под нос с несдерживаемой горечью — он же действительно жаждал помогать студентам. Всегда мечтал поддерживать их и открывать новые границы их, как бы сказал бонвиван, мещанского рассудка. К сожалению, его желание помочь близким и сблизить противоположных обратилось в то, что он пустил дела на самотёк: принцесса не приходит на его занятия, Корвин испарился в другом королевстве, возымев себе лавровый венок, а высших баллов не наблюдается, потому что его любимая не просто не сумела найти общий язык с его подругой детства, так ещё и с ней подралась. С последнего он дивился пуще всего, но разрушало его всё вкупе. — Они не лицезрят желанных данных, и, учитывая эту провинность, они очень быстро могут лишить меня работы… — Брось! Они так не сделают! А писк столь жалобный, что коты уличные позавидуют. Она хотела в это верить, но она прекрасно понимала, что такое легко может произойти. — Если они не увидят результатов, ещё как сделают. На какую ту секунду его мозг даже ухмыльнулся, предположив, что так будет лучше. Вряд ли бывший преступник и революционер может дать детям что-то хорошее. Рука же, лежащая на переведённом сборнике «Зеркала алхимии», очевидно, не входящего в программу, жаждала с ним поспорить. Тоже заметив это, девушка приняла решение заметно снизить свою вольность и занизить эго. Её любимому сейчас требовалась помощь и поддержка, а никак не осуждение. — Я помогу тебе, — решилась она. — Возьму часть студентов, Снежку попрошу кого-то подтянуть… Нейроны в мозгу зашевелились и запестрили: чтобы вытворить это, придётся вновь контактировать с задиристой крапивой. Видя раздробленное состояние своего молодого человека, она, как сорняки, изъяла такие затеи прочь. Ради столь любимого человека она согласна хотя бы попытаться. — Мы справимся. Я сделаю всё, лишь бы тебя не уволили. Приподняв вверх свои хризолиты, Маша встретилась со взором, полным любви и невероятного уважения, какой будто бы мёдом облил её решение и розами без шипов то обернул. От этого ей померещилось, что пытка, на какую она соглашается, не такое уж и мытарство. — Спасибо огромное! — будто прочитав требуемые старания, воскликнул Астер. — Я так тебя люблю… — Я тебя, очевидно, сильнее! — заявила волшебница, не сдержавшись и взмыв руку вверх, являя огромный синяк на локте. Сразу после этого, скребя зубами, она двинулась прочь из комнаты, прихватив одну из книг, надеясь отыскать подход, с каким может раскрыть думающие стороны рассудка своей воспитанницы. Сделав шаг, она схватила ещё два сборника. По её мнению, копаться до знаний понадобиться дольше, чем философский камень замешивать. — И только попробуй буркнуть что-то о справедливости! — выкинула она, пред тем, как хлопнуть дверью. Конфликт с ленивой одноклассницей грезился ей ужасом, но являлся ой какой глупой жалобой на фоне тех связей, что приходилось налаживать их верному лидеру патруля. Стыдясь самой себя, от этой мысли Маша даже выдохнула. По крайней мере, ей не приходится терпеть манипуляторшу, являющую инсигнии и прикрывающуюся любовью к давно позабытому супругу.