***
Корсет платья душил её явно не до того состояния, какое девушка описывала каждую минуту. То и дело, она отдавала наряду свои многочисленные жалобы, опровергала каждый его сантиметр и при этом старательно пыталась обозвать своё мнение прагматичным и смысловым, якобы в этих буйных изречениях и впрямь есть чёткая позиция, а не долгая и муторная канитель, где постоянно упоминается сексизм. -Не столь он плох, — произнёс Пётр, наблюдая за маскарадным платьем со всех сторон уже в третий раз. Его искренне поражало то, как крой сделал из худощавой щепки, какой грезилась его возлюбленная, такую пухловатую особу. Судя по всему, юбка от груди и впрямь решала многое. Естественно, не только складки призывали выдать на образ комплименты, ибо вся картина в целом обзывалась невероятно привлекательной: рукава фонарики сверху безупречно открывали область выразительной ключицы, территория облегающей же тканей крайне умело являли тонкие и элегантные руки истинно умелого доктора, лиф корсет опять же талантливо подчёркивал грудь, а бархатная ткань облагораживала и без того гордую даму. Даже локоны в этом деле сыграли в её пользу, ибо косы, обогнувшие её распущенные локоны, вновь открыли весьма структурированное лицо, даря не столько удовлетворение от их лицезрения, сколько чувство поглощения. Подобная Злата лишала чернокнижника голоса. — Тебе легко говорить! — выкинула она, поправляя подол в нелепом движении ещё раз. — Твой то наряд куда менее пафосен и неуместен! Очередное занижение! — Будь я ханжой и гадким циником, то я бы попросил от тебя благодарности, что мы, хотя бы, очутились в Шекспире, а не в произведениях следующего столетия, — мирно молвил он, перекинув пряди, как только узрел проходящего мимо юнца. Поразительно, как он идеально вписывается в моду Вероны. — В будущем мода Европы стала куда более насилующей для вас. — Опять вы что-то выдумали, а мы страдай?! Длинные пальцы потянулись к перевязкам вновь, надеясь хоть чуть ослабить хватку. Конечно, лишь увидев, что девушка действительно нуждается в помощи, книжный обыватель не смог устоять в стороне. Сделав шаг навстречу, он мягко коснулся плечей партнёрши, прося её угомонить свою тряску, и потянулся к ленте, аккуратно ослабляя. Кончик пальца коснулся кожи, и дыхания, какое, как бы, обязано было прибавиться, стало и того меньше. От этого акта буйная сойка заметно подутихла, отыскав мгновение слишком интимно сокровенным, и чувство особенности секунды настолько покорило её, что она не сумела совладать с языком вплоть до того самого момента, как узел снова не закрепил её корсет. — Готово, — повествовал книжный дух, завязав безупречный бантик. — Ныне ты можешь исполнять свои недовольные вздохи без какого-либо труда. — Ха-ха, — презрительно выкинула девушка, развернувшись к своему спасителю. Встретившись с его глазами, она прознала уничтожающую правду — эффект смущения и потерянности, той сумасшедшей фантазии об остановке всех органов, явился не от того, что он коснулся её кожи, тем самым нарушая кучу правил этикета, а из-за того, что это — он. С их первой встречи миновал уже почти месяц, и регулярно Злата, сидя за книгами, получала приглашение в книжные дали на очередную выдумку странного друга. Путешествия по Флоренции, прогулки по Парижу и многочисленные встречи с известными людьми, где девушку уже привычно прозывали мгновенно его женой. Иначе её слушать не собирались, а необходимость в похвале бурлила так сильно, что мирилась она быстро. Хотя, честно, часто не понимала, как их можно воспринять за пару. Как изучающая генеалогию, она совсем плохо понимала, что может выйти из их союза: разнилось всё, вплоть до разреза глаз и оттенка кожи. Мелочи на его лице его молодили, а её, наоборот, незначительно, но старили. При этом их всё равно всегда воспринимали за пару. Да, что уж там! Буквально за день до визита в эту книгу она сама так восприняла происходящее, отказав очередному ухажёру в реальном мире по причине наличия жениха. — Идём? — протянув руку с маской, поинтересовался книголюб. Увидев узорчатое творение в свете огней 16 века, девушка смиренно вдохнула, напоминая своим чуть размечтавшимся нейронам о проблеме: он — лишь житель фолианта и реальным не станет. — С превеликим нежеланием, — съязвила сойка в ответ, надев на глаза предложенную золотую маску, сильно напоминающую по рисунку крылья. Улыбнувшись очередной колкости со стороны покорившей его девушки, младший Равелин также спрятал лицо чудным созданием, украшенным ошмётками бумаги, и, подав ей руку, побрёл вперёд. Факт, какой вызывал в якобы хладнокровной девушке немыслимые эмоции, также играл в мгновении, каждый раз, когда она анализировала его проходы и поведение с ней. Петя никогда не зажимал её за локоть, никогда не притеснял своим весом и ни разу не водил её, как своё имущество. Его пальцы всегда казались мало заметным пунктом, будто дорогим браслетом или блестящим кольцом, какие сопровождали её каждую модельную проходку и беседу с господними, где она являла во всей красоте свой мозг. Такие диалоги тоже, по её мнению, юнец переживал правильно — он не лез и никогда ей не противостоял. Увы, меньше отзывов о равноправии это не делало. В темноте ночи среди пляшущих и пьющих господинов Злата, пререкаясь со своими же правилами души, подобралась к сопроводителю слишком близко, пугаясь этого взбалмошного люда и их вседозволенности. — Никогда не думала, что вино так плохо влияло на средневековый мозг! — прыснула она, огибая полулежащего господина. — А почему ты думаешь мы так плохо эволюционируем? — Потому что пьём и деградируем, — мигом согласилась сойка рода Моригач, тактично огибая поднос с алкоголем. — Ты открыл секрет застоя! Ухмыльнувшись, Петя ловко отобрал один бокал и притянул его к губам. — Я — один из его продуктов. — Да, и ты начнёшь сожалеть об этом, когда я проведу над твоим черепом уже разрешённую мне трепанацию, — опустив пальцы, зазнавшаяся дама обогнула взором зал. — К чему ты привёл меня сюда? Не вижу здесь никого, кто бы мог подержать со мной беседы на достаточном уровне и… — Похвалить твой чрезмерно любопытный нрав? — перебил её на полуслове мальчонка. — Тебе моих комплиментов мало? — Они изрядно однотипны и становятся всё скуднее, когда вспоминается, что ты и капли не осознаёшь в моём призвании. — Я пытаюсь! — Пытаешься ты лишь сделать свои органы более интересным объектом для моего изучения, — прыснула пташка, отобрав бокал и убрав его за ближайший стол, — А понять меня ты точно не стараешься. — Мне не надобно этого, чтобы выступать твоим самым главным поклонником. Сдержав губы в последнюю секунду, девушка, вместо желанного смешка, фыркнула. — Льстец. — Есть такое, — согласился мигом чернокнижник. — Но алкоголь я тебе за такое не возвращу. Огорчённо хмыкнув, тот закатил глаза, отыскивая в этом жесте нечто воодушевляющее. Злата действительно порой вела себя, как его настоящая жена, и это чувство выдумки его очень сильно будоражило. — В самом деле, тут есть интересное лицо, — выкинул он, узрев желанный объект. — Видишь того мужичка в рясе? Это отец Лоренцо. — Хочу напомнить, Петя, я выступаю за образованность общества и женщин, а не за антирелигиозность. — Во-первых, прекрати уже заканчивать за меня выражения неправильно! — прыснул, якобы обиженно, он. — Я лучше знаю, как их закончить… — Ты не говоришь, то, что хочу я! — Зато произношу то, что правильно! Не желая спорить с возлюбленной, младший князь продолжил. — Подле него стоят его ученики. Они изучают алхимию и именно благодаря их творению Джульетта и уснёт… — Чай из пустырника? — Обожаю твою прагматичную мысль! — выкинул он, прекрасно зная, сколь сильно его собеседница не любит художественную литературу и оттого не ведает, что же произошло в известном романе. — Она уснёт на два дня без признаков жизни с помощью этого снадобья. — Это ж истинная искусственная кома. На это книголюб довольно кивнул. — Надо узнать об этом больше. Вольная Злата тут же поскакала вперёд, чем, мало того, что перегородила танцующие пары, так и дала своему товарищу время, чтобы получить в обладание очередной бокал, с каким он её уже нагнал прямо пред мужчиной. — Святой отец! — воскликнула особа, исполнив крест и поклонившись. — О, дорогая, — печально протянул он, увидев это действо. Лишь по взгляду она поняла, что в чём-то ошиблась. Зеницы мигом начали искать очень скоро подоспевшего Петю. Наперекор своей душе, с ним она ощущала себя куда спокойнее. — Я же покрестилась, что не так?! — Неправильно крестишься. — Почему нет то?! — Ты в Италии шестнадцатого века! — напомнил Пётр. — А у них никогда не было православия! Они — католики! — И как они крестятся?! — В обратную сторону… Не дослушав объяснений, гениальная особа мигом исправила положение, касаясь вначале левого плеча, потом правого, следом пройдясь по животу, а после уткнувшись и в лоб. По физиономии старика стало понятно, что она вновь ошиблась. — В обратную сторону в плане плеч, — завершил пояснение алкоголик, тут же исполнив жест верно. — Какая часть мозга отвечает за слух? — Височные доли, — мигом буркнула его девушка, очень злясь и крестясь. — Приведи их работу к застою хотя бы чуть-чуть, пожалуйста. Закатив глаза и презрительно фыркнув, ребята вновь повысили громкость голоса и, поздоровавшись с персонажем романа ещё раз, предприняли попытку завести беседу. В самом деле, диалог шёл донельзя складно, пока в обсуждение попадали алхимия, какую умело поддерживала наследница Моригач, и история, в какой, будто рыба в воде, разбирался князь Равелин. Похвалы ласкали, изречения запоминались, но всё скосилось на нет, когда в их треугольник из уважения влезли люди явно малые готовые к такому стандарту. — Отец Лоренцо, — потянул беспардонно Тибальт, — Отчего же вы не веселитесь в танце, а болтаете с глупыми незнакомцами? — О! Они не глупы! — не поддавшись под слова юноши, книжный спаситель решил защитить честь новых знакомых. — Они весьма гениальны, а эта дама и вовсе поражает! — Своей явной ненадобностью? — презренно предположил Капулетти. — Или она невероятно искусна в делах кулинарного мастерства? — В нём я тоже не слаба, — не ослабела Злата. — Способна, как приготовить корову, так и её самолично поймать. — Что же коровы? Они же не лавры, за ними гнаться не стоит! Издевательский смешок с привычными речами, отчего-то, уничтожали буйную пташку ныне. Напыщенность и чрезмерное чувство собственной важности, какое юнец не крыл, вынуждало её воспринимать часть слов за правду. — Место женщины у огня, а поймать корову — это дело охотника! — Говорите так, будто девушки на это вовсе неспособны, — встрял в беседу нетерпимый Пётр. — Не могут, конечно! — выпалил Тибальт. — У них не приспособлен к этому мозгу! Тельце иначе состроено! В них всё создано для того, чтобы они лишь охраняли семейный очаг, а никак его не строили! — Нас не так создали! — Но по завету Еву и впрямь сотворили из ребра Адама, — буркнул печально отец Лоренцо. Тягаться с истиной о обязанностях разных полов он, учитывая свою должность не мог. Это привело к обмелению несчастной учёной, какая даже застыла, воспринимая все говоримые слова. Ей постоянно приходилось сталкиваться с этим, вечно требовалось доказывать не только уникальность своих знаний, но и добиваться должного равноправия к рассмотрению её знаний наравне с мужчинами. Посещение прошлых книг её в этом плане так не унижало, ведь тогда они всегда оказывались куда ближе к её времени там уже жили знаменитые писательницы, бытовали гувернантки, открывались многочисленные женские курсы и создавались новые творения. Тогда женщины уже получили свою славу. Сейчас же она очутилась в ином веке, где занижение даже воспринять таковым нельзя, а переспорить подобное — дело бессмысленное. Даже беседу она ведёт со святым отцом, на должность которого женщин не назначают. Вместе это вызвало в ней острую дисфорию, какую перебороть она не могла. Наравне с мужчинами она быть не может. — Коли так, тогда поднимем иной вопрос. Сказано, что женщины и мужчины различно построены, но, может я слеп и глуп, разве у нас отсутствует ребро? Кажется, сила, покинувшая Злату, просочилась в её спасителя. — Нет, но… — Но мы построены по-разному! — выкинул вольный Капулетти, не желающий слышать иную позицию. — Правда?! — ухмыльнувшись по-умному, фанфарон повернулся к своей возлюбленной. — Золотая моя, оповести: разве разнится количество костей скелета в мужском и женском организме? Обращение разбудило её и мигом затрясло. Височные доли, как и попросилось, думали куда медленнее, из-за чего девушка некоторое время молчала, прежде, чем дать ответ. — Нет, количество одинаковое, — с трудом выдала она. — Могут быть определённые различия в форме, но в количестве они не разнятся… — Поразительно, не так ли?! — довольно заверещал Петя, сам до этого не зная ответ на вопрос. — По остеологии мы построены одинаково, так, отчего же женщинам не словить корову, какую ты потом будешь жарить?! Риторический вопрос, требующий лишь пары секунд, чтобы залить содержимое бокала в глотку. — Ах да! Нельзя, потому что, если готовкой будет заниматься такой fesso, как ты, то обед не наступит никогда! — сразу после этого, подавившись яростью Тибальта, какую сумел остановить лишь крепко схвативший его отец Лоренцо, мальчонка, как ни в чём не бывало, повернулся к своей сопроводительнице и подал ей руку. — Танцуем, золото моё? Поражённая этим представлением и той жестокостью, какой он сопроводил доказательство своей силы, Злата даже произнести ничего не смогла, а лишь смиренно положила свою руку и двинулась следом, полностью доверяя своему партнёру. Влиться в танец же у ребят, по причине ещё не оконченного другого, не получилось, что дало им немного времени поговорить. — Золото моё, не настолько замедляй височные доли! — прыснул чернокнижник, вновь забрав алкоголь себе. — Я тогда точно никак не смогу доказать всем твою гениальность… — Спасибо за помощь, — очень слабо, почти шепча, произнесла сойка. — Не знаю, что я бы сделала без тебя… — Покорила бы их! — не подумав и секунды, объявил он. — Злата, ты чего? Совсем забыла, с кем ты говоришь? Напоминаю, золото моё, я — лиричный мужчина, повёрнутый на литературе, а ты — гений, способный хирургией спасти мозг человека! Ты мне неделями пытаешься доказать, что сама всё можешь… — Я могу… — Тогда, к чему твоё «спасибо»? Желая придать пущий эффект своим изречениям, книжный дух повернулся к подруге, широко улыбнувшись, вынуждая ту столкнуться с сиянием его невероятно красивых голубых глаз. Язык вновь отказал, как и, верно, все нейроны мозга. Очи, на фоне белой и красивой, но чуждой маски, грезились ещё более завлекающими и завораживающими, из-за чего, покорённая ими, девушка далеко не сразу поняла, что музыка нового танца заиграла и им пора в ряд. — Идём? — позвала князя она, сама двинувшись на нужную территорию. Заслышав это, Петя ухмыльнулся, понимая, что за песнь изливается. — Идём. Очутившись в территории плясок, ребята встали посреди итак двигающихся пар и, словив очередной злой надменный взгляд от Тибальта, приготовились к сальтарелло. Благодаря образованию, сойка рода Моригач, конечно, слыхала о подобной пляске, но она совсем слабо ведала, как её плясать. При всём при этом, скорость её мыслей сильно спасала её, ведь, каждый раз, когда она отставала от публики, лишь крошечного взгляда ей хватало, чтобы отправиться за ними. Смешно то, что при этом она очень долго, вплоть до мгновения, когда её партнёр не закружил вокруг неё, она не замечала главного: Петя исполнял женскую часть. — Я что, в этом танце мужик? — выпалила она, когда они начали вертеться по кругу. — Нет, — смело заявил юнец в ответ. — Ты в этом танце ведёшь. Вроде бы действо направлено лишь на то, чтобы они не споткнулись и не сбили идеальный строй, но учёная прекрасно понимала, какую мысль закладывал сюда её уже такой важный товарищ. Музыка, в свою очередь, будто подыграла ей, ибо медлительный ритм сорвался с катушек, значительно ускорившись. Кажется, как и бит сердца. Каждое последующее движение, девушка позволяла юнцу менять типичный строй и владеть их движением, заставляя уголки губ предательски опять и опять вскакивать вверх, приводя к бесконтролю всего остального. Верно, именно такое объяснение и стало причиной того, что в очередном верчении, остеолог неудачно споткнулась и, очевидно, упала не на землю, а на своего дорогого спасителя. Руки в очередной раз уместились на грудной клетке, но больше это не казалось так по-простому и не важно. Румянец не явил себя, но смущение она ощутила, и глаголило оно о себе лишь благодаря слабенькой ухмылке. — Прыгать — это не наше… — За это спасибо, — мигом выкинула она, поглощаясь в химии. — За то, что ты такой. — Какой такой? Слово за словом, он будто выпытывал из неё признания в чувствах, вызывая мысль в головушке, что он лишь играет. Не играл. Он просто видел в ней так мало эмоций, что до сих пор не знал, испытывает лишь она хоть что-нибудь к нему. — Ты — не создатель домашнего очага, но ты и не его защитник. Ты — мой помощник. Помощник в абсолютно всём. И в том, как выстроить этот камин, и в том, как найти туда розжига, и в том, как… — Разжечь огонь? Предложение весило, как тысячи аллегорий, и оттого, восприняв его именно так, как надобно литературному стандарту, Злата позволила своему миндалевидному телу властвовать над всем иным и ловко впилась в губы, даря столь ожидаемый чернокнижником поцелуй. Посреди толпы и продолжающегося танца, парочка не вызвала должного ажиотажа, а те, кто обратили внимание, вообще не играли никакой роли для безразличной ко всем Златы. Сейчас её возымело сердце, и оно напрочь отключило мозг. В чутком прикосновении тронув щеку, Петя отодвинул возлюбленную чуть от себя. — А как же твои слова после моего признания, что в генеалогии мы несовместимы? Ну, как могут соединиться этот острейший треугольный подбородок с этим чётким округлым?! — Несовместимы, — согласилась с ним сойка, вновь прикоснувшись к щеке. Их пухлость и её впалые скулы тоже вызывали вопрос и вставали в острое противостояние. — Оттого и будет интереснее, что из этого получится. Этими словами она будто дала старт эксперименту, а совсем не отношениям, но поцелуй, каким она накрыла его губы, словно свои рукописи по поводу будущего, усмирил эти мысли, закапывая их в самой глубине сознания, неподалёку от места, где располагались надежды лиричного юнца. Совсем рядом с тем самым уголком, где он после их похоронит. Впрочем, как и она.***
Внезапное желание богини пригласить ближе к вечеру мальчишек на занятие по магии поразило всех, в том числе и саму её подопечную, какая никак не могла отделаться от чувства горечи в области грудной клетки. Меланхоличность и состояние её племянницы ей стали изрядно надоедать. Встретившись ещё в территории замка, мальчишки так и не молвили друг другу и слова, пока брели следом за субстанцией в сады. Никогда раньше они не замечали, что им вовсе не о чем беседовать, но сейчас всё стало и того хуже, ибо они оба не оправдали решения друг друга: Александру ничуть не нравилось то, что выродок княжеского рода пришёл сюда и выступает лживым участником орденом, в то время, как самому мальчонку чуть раздражало источаемое негодование факира, какой выражал не столько заботу о принцессе, сколько уже ревность. Грезилось, что, в какой-то степени, он именно что не бережёт её от напастей, а не хочет, чтобы кто-то ещё посягал на её сердце. Правды в этом крылось мало, но это действительно удивляло и поражало бонвивана, годами лицезревшего игру в догонялки богини огня и её вечного ухажёра. — Наши соратники явились! — восклицала Эвр, наблюдая за вовсе не спешащими людьми. — Сложно не прийти, когда ваши дикие ветра нас за спину толкают. Корвин, по очевидным причинам, слабо угождал легендарной богине, и потому та, то и дело, порицала за уже созданные беспорядки, на какие он старался не обращать внимание точно ведая, что его магия не сделала тем ветрам ничего плохого. Да и, быть честным, за сутки он так подустал от этих сумасбродных активных мальцов, что уже жаждал втихушку отправить на страницы ещё парочку. — Советую не говорить о них столь беспечно! Именно ты погубил их сестёр и братьев! — Отправил в книгу. — Не думаю, что они жаждали потеряться среди войны за трон Тюдоров! — Ты в кофте Саши? Не заметить подобное сложно, ведь наряды Сатаны вовсе никогда не отличались спортивным кроем, и куда больше по стилю совпадали как раз-таки со стилем книголюба, а кофты с этими огромными карманами обожал именно фокусник. Не явив никак смущение наружу, владыка мыслей ответила утвердительно очень быстро. — Это единственные карманы, где помещается твоё эго? — съязвил дальше воронёнок. — Лишь его малая часть, — мигом совладала с «комплиментом» староста класса. — Твоё то непомерное вообще непонятно, как и куда поместится, — гневно пробурчал Абрикосов, прежде, чем богиня решила начать урок. — Найдёте ему место потом, а пока придётся претерпеть мой урок. С помощью своих детей отобразив место, куда капитолийской триаде стоит разместиться, она попросила их избавиться от верхней одежды и лишних экспонатов, любые из каких могут издавать звуки или мешаться при движении. — Самая странный грабёж моей жизни, — отшутился Саша, словив от своей подруги слабенькую ухмылку. Весь его набор для фокусов очутился на траве, поверх его же кофты, а Любава искренне поразилась тому, как это всё вообще вместилось в территории его карманов. Творческих экспонатов исчислялось много. Совсем по-иному отличался образ практичного метаморфа, на куртке которого очутился только сборник интересовавшей его сейчас литературы. — Илиада? — воистину удивилась колдунья, не сумев сдержать вопрос при себе. — К чему такое удивление? Это весьма интересное произведение. — Оно чрезмерно жестокое. — Я и говорю — интересное. Хладнокровие речей по поводу истории не взбесило одноклассницу, знавшую его годами, а скорее заинтересовало. Никогда ей ещё не удавалось обсудить это литературное творение с кем-то, кто действительно его внимал. — А как же глупость, из-за какой началась война? — Спор? — уточнил мальчонка. — Истинная глупость, грезящаяся абсолютным бредом. Мужская похоть чрезмерна, а такой спор сильно бессмысленнен, когда Афродита официально признана богиней любви и красоты. — Я о Елене. Пускай она уже поняла, что книголюб не лжёт, а действительно потратил немало времени, чтобы осилить страницы, она жаждала добить его до конца. — Повторюсь: мужская похоть чрезмерна, — молвил он опять, чуть приспустив брови. — Меня поразила кончина Герадота и его «путешествие» после смерти, но, как описал сам Гомер: «Всё скоротечно. Всего же, что ни цветёт, ни живёт на земле, человек скоротечней.» О потрясающей памяти анимага, собеседница ведала, но он обо всех её способностях, как она сама считала, точно не знал. — Omne labilis est. Sed nihil est quod floret et vivit in terra, quod velocius mori potest quam homo. Рот чуть раскрылся сам по себе, а вальяжная актриса шевельнула своей криво собранной косой и исполнила шаг к совей учительнице. Именно ради таких издёвок она и взяла его к себе. — Я читала его на латинском в переводе Жана Клода с Venetus A. — Ты знаешь латинский?! — вслед ей кинул вопрос мальчонка. — Cur non? — с явной претензией поинтересовалась она. — Ты же можешь без особых стараний, лишь по прикосновению, как орешки, щелкать книги. Отчего же я не могу переключать коды? Наверное, потому что это значит, что ты куда умнее, чем когда-либо казалась и даже куда умнее, чем предположил слишком истеричный Астер. Ловко развернувшись прочь от удивлённого знакомого, девушка поспешила вперёд модельной походкой ещё быстрее. Её конформность и всезнание соседствовали и никак друг другу не мешали. В голове от такого диссонанса у Корвина, кажется, на время лишились работы те самые височные доли. Отвлечься же от эмоций пришлось очень быстро, как только очутившись в одной точке рядом с малознакомыми людишками, каких не поднимется язык назвать знакомыми, они встали совсем близко к друг другу, соприкасаясь плечами и смотря в разные стороны. Сама такая позиция, будто состояние войска, запертого в крепости, что оборонялся от нападений врагов уже не мерещилась хорошей, ибо веяла натиском сражения. Ощущение оказывалось не ошибочным. — Так, к чему мы здесь, владыка дикого ветра? — ядовито прыснул Корвин, по-прежнему реагируя на происходящее с весомым испугом, но значительно спокойно. Наружу тот довольно долго не являл свои эмоции, но, увы, в единое мгновение они расплескались, словно чаша с водой, что оказалась переполнена. Вряд ли можно реагировать иначе, когда розовое закатное солнце, только что восторгающее тебя своей красотой, прячется за мрачнейшей дымкой с очертанием фиолетовых пятен, в каком нельзя узреть даже свои мельтешащие пальцы. Растерявшись из-за этого, юнец очень быстро вспомнил об уделе своей якобы правительницы, и, сделав вдох, чтобы не опозориться своим страхом пред ней, позвал их. — Любава! — кинул он во тьму. — Абрикосов! — разворачиваясь, он не сразу уловил, что никаких плечи ограничением ему не выступают. — Капитолийская триада! Вскоре звуки послышались издалека, но, к сожалению, то эхом отразились его зовы. — Ветер-ветер, ты могуч! — крикнул воронёнок, понимая, кто же виновен в данной игре, мигом замолкнув и вспомнив о том, какая же богиня на самом деле их Капитолиада. Издевательская ухмылка его дяди взяла во власть лицо. Сохранив его в таком положении, тот с интонацией начал читать стихи: «И вздуются волны морские над землёй Икарийского понта, Разыгрались ветра молодые, Разрушая благую погоду. Без стеснения и дозволения, те крутились от полюса к полюсу, За создание твердя «спасибо», утопившей сотни народу». — Я их не топила! — послышалось из тьмы и в эту же секунду, ловко отойдя в сторону, метаморф избежал отправленного в его сторону дикого ветра. Такая игра его вовсе не радовала, ведь он вовсе не понимал её правил. Точно, как и все. Многие тренировки с богиней, как оказалось, вовсе не обучили её ученицу к её примочкам и, оказавшись во мраке, колдунья опешила не меньше, нежели лишь раз сталкивающиеся с её силой мальчишки. Она не мельтешила также испуганно, как факир, а стояла на месте, прислушиваясь к каждому шороху и шагу, но это никак не помогло ей в ситуации, когда дикий ветер двинулся прямо на неё, дав ей лишь секунды на то, чтобы отклониться. Чуть не поранив её, весьма дружелюбный малыш даже прыснул ей никудышное извинение. Подобно могло бы позабавить, если бы следом на неё, словно огромное ядро, не усмирилось очередное нефизическое тельце. На осознание совсем не имелось времени, да и плюсом ко всему, она не ведала, до какой мысли конкретно нужно дойти. Сейчас она мельтешит в абсолютной черноте, спасаясь от каких-то фиолетовых пятен. Что она должна из этого понять?! Больших мыслей не нашлось и у Саши, какой вовсе ощущал себя белкой в колесе, убегая от дикого ветра в самую последнюю секунду, каждый раз так и нравясь попасться под поток, какой унесёт его в… Тьму? Игра в догонялки ребятам значительно вскоре наскучила, особенно из-за понимания, что минуты текут, а их занятие меняется слабо. Они по-прежнему избегали ипостасей, но терпели уже заметно уставшие мышцы, какие становилось всё тяжелее и тяжелее перетаскивать с места на место. Лишь из-за этого чувства тяжести и сумели пробудиться на время испуганные личности и хилый советник дьявола, удививший занудного одноклассника, наконец-то покинул пост, позволив главенствующему лицу показать себя во всей красе. Усевшись на трон, созданный из костей грешников, Сатана вдохнула адскую горечь и мигом вдарила это огниво в правление своей физической оболочке. На пальцах начала зарождаться магия, дико разнившаяся как с понятием воздуха, так и с иллюзией. Нечто уникальное, не совмещённое со знакомыми пунктами. То бунтовал в ней остаток огненного плана. Когда следующая гуща пустоты поскакала на неё, она не миновала мимо и даже не получила отрезвляющий удар, отправляющий её в обратную сторону, а наоборот вцепилась в наследницу, став не пиявкой, а деталью, помогающей становиться сильнее. Фиолетовая дымка перешла в её власть, и пальцы начали ткать не абы что, а истинный защитный купол в её руках, какой она продолжала создавать, ловя каждого нового наглеца и добавляя, как ниточку, в своё макраме. Не сразу, но анимаг заприметил, что дымка становится слабее. Благодаря пробивавшимся лучам солнца, он сумел увидеть свою книжку, какую, недолго думая и вовсе уже не размышляя о родстве, что итак известно, призвал к себе, схватив за ледерин ловким и отточенным движением. Как только эпическая поэма приняла в себе новых жильцов, мальчонка скорчил лицо, представляя будущее. Только богиня прекратила его хотя бы воспринимать за пустое место, наконец-то вняв множественные извинения о покинутых детях, так он опять лишает её этого детского сада. Тот вновь взмолился, чтобы чадолюбивая мать больше ему не докучала. Последним в кругу, будто финальный этап, догадался о идее фокусник, отыскав в кармане почти опустошённый спичечный коробок. Тот и верить не верил, что этот крошечный огонёк может как-то ему помочь и спасти, но, будучи излишне наивным, он, всё-таки, предпринял попытку его зажечь. Как это часто бывает: с первого раза красный фосфор решил ему не помогать. — Да что за?! Темнота становилась светлее, окружающие территории виднее, а лица знакомее. Увидев, как Корвин вновь копит на страницах, будто в тюрьме, дикие ветра, королева мыслей приспустила брови, порицая его и указывая на то, что ему не жить. Эвр точно спустит с него три шкуры, как поймёт, в чем дело. Зато лицезрение товарищей позволило ей искренне порадоваться, когда крошечная спичка разразилась огнём, горя в пальчиках земного мальчишки, слепящего его своей радостной улыбкой. Гордясь своей примитивной работой, он поглядел в сторону принцессы, якобы довольствуясь делом. Тот воспринимал этот опасный оранжевый отблеск, как высшее подарение, будто он и впрямь способен его обезопасить от такой высшей опасности, как дикие ветра. Те мгновенно решили показать, кто же здесь хозяин. Инстанция вновь побежала на него, но, из-за крепкого скрепления взглядов с Любавой, он, увы, это мгновение упустил. Фиолетовая дымка подобралась очень близко, прикоснулась к коже и… Вместо того, чтобы, как и должно, откинуть его на метры, а, возможно, и километры, та лишь прошла мимо, будто никакого физического, вполне разрушаемого тела пред ней не было, а лишь только обычная полупрозрачная плева, какую ничего не стоит оставить неприкосновенной. Пройдя через мясо, она полетела дальше, оставляя всех наблюдающих с диким страхом и множественными вопросами. Несколько секунд ребята даже думали, что это — лишь мираж, иллюзия, галлюцинация, какая никак не является истиной, потому что какая-то реакция на такую магию, да обязана быть. И они её обнаружили — как только структура миновала не мага, его спичка зажглась природным, но сильно незнакомым пламени светло-голубым привлекательным оттенком. — Саша! — завопила встревоженная староста класса, сразу сгребая волшебный купол и двигаясь в направлении к юнцу. — Любава, стой! Узрев, как пелена мчится на принцессу, бонвиван сориентировался точно так быстро, как от него бы ожидали и за что бы его похвалили родственники. Охотник так точно. Подкинув книгу ввысь, он перевоплотился, преодолевая расстояние до революционерки, и там вновь стал собой, схватив древнегреческое литературное творение. От такой спешки и скорости, какая, в то же время, отдавала невероятной точностью, на время волшебница обездвижилась, и этого безупречно хватило на то, чтобы Абрикосов, какой тоже помчался её спасать, оказался совсем рядом. Дальнейшее действо и сам озвученный план чудились хрупкими, глупыми и исключительно нереальными. Но паникующим людям уже нечего терять. — Сконцентрируй свой магию в единый кокон, — произнёс Корвин указ, какой, потерявшаяся в происходящем Бабейл восприняла далеко не сразу, — И направь его в книгу! Толпа дымок, нападающих на них, разрасталась, сама становясь темнотой, в какой они очутились в первую секунду, потому Психею уже очень слабо тревожило, сколько раз ей припомнят погубленных детей, ушедших в астральный план. Подожди она ещё немного, и в этом списке окажется сама. Подчинившись идее, она создала сферу из того защитного покрова, что спасал её от диких ветров, и направила в фолиант, дозволяя уже книголюбу возиться с его стезей и растворить созданий в строчках гекзаметра. — Не маг! — крикнул он уже фокуснику. — Жги! Спичка очутилась на страницах, книга пала наземь, вспыхнув ослепляющим фиолетовым отблеском и растворилась, обратившись в пепел, столь быстро, что компания даже не успела выдохнуть. И моргнуть то их очи не успели, как крошечные кусочки обгоревшего сборника полетели по воздуху, оказываясь совсем рядом с божественной дамой, что пялила на них с явной агрессией и, в то же время, удовольствием. В ней читалось всезнание, какое будто стало шире после произошедшего спектакля, но, прочитав эту эмоцию далеко не первой, Капитолийская триада заговорила иначе. — Они сами на нас напали! — выкрикнул тут же факир. — Мы вовсе не жаждали их уничтожать! — С другой стороны, ты же говорила, что им скучно здесь… — А в пустынной зоне астрального плана им прям значительно веселее?! Интонация источала неусмиримый гнев, из-за чего мальчишки, как не самые умные люди, решили успокоить женщину хоть как-то и, присев на колени, начали собирать пепел. — Что вы делаете?! — находясь в шоке от происходящего, прыснула Любава. — Я пытаюсь спасти свою жизнь, веря, что мои дела вернут хоть одного из них сюда, — буркнул факир. — А я витаю в фантазии о том, что ты оставишь меня целостным, если получить хотя бы остатки любимого произведения. Всё-таки, я сжёг твою любимую книгу… — Не любимую. — А. Воронёнок мигом прекратил повторять действия за психологом патруля и, отряхнув руки, поднялся с земли сразу вернув амплуа ещё того фанфарона. — Тогда не велика потеря. — Вы вновь изгнали моих детей! — А чего ты ожидала, загоняя нас в эту теневую игру?! — взбудоражено обратилась к ней биполярная особа, вовсе не понимая произошедшей игры. — Что ты жаждала такого?! С какой целью сюда лезла?! Словами что-то говорить богиня, по понятным причинам, не желала, но она явила свою цель лишь единым взглядом в сторону мельтешащего по земле земного мальчишки, тем самым намекая, что испытание затеивалось лишь ради него. Интересными же идеями и итогами та делиться не собиралась и, благосклонно лишний раз напомнив, что, невзирая на её роль помощницы, она по-прежнему куда более величественное существо, душа исполнила расплывчатый реверанс и, пожелав благих снов, удалилась в территории дворца. Видимо, возрождать популяцию своего народа. — Я почистил поле! — радостно восликнул фокусник, показав на свои полностью запачканные в чёрном пепле руки. — Какое не бессмысленное дело, учитывая нахождение в рядах богини ветра, способной его сдуть движением руки. — Не дождёшься от тебя похвалы, Психея, — прыснул он, кинув в неё свою толстовку, какую она носила целый день. — Я даже косу твою хвалю, а ты… — А тебе косички не идут. Заслышав эти выражения, Саше не оставалось ничего иного, кроме как одарить собеседницу широкой истеричной улыбкой, чтобы получить взамен воистину королевскую, и отправиться обратно в их замок, куда он поспешил, ожидая, что товарищи последуют за ним. Увы, те приобрели иные планы. — Любава, мы можем секунду побеседовать? — обратился метаморф, сразу снимая с её алых губ следующий вопрос. — О Саше. И без читки мыслей сразу поняв, куда ведут размышления сорванца, девушка заметно напряглась, завязав спасающую и баюкающую кофту на своих плечах и согласившись на предстоящую, точно неприятную беседу. — Мы же не глупцы и не можем притворяться дуэтом, что оба внезапно воспримут это действо за экстракампинные галлюцинации! — затрезвонил он, на самом деле, не в шутку испугавшись от только что увиденного. С момента, когда в Абрикосова вселился демон, за ним не наблюдалось никаких ростков магии и хоть каких-то её течений. Многочисленные тесты показывали прежние данные, являя опять и опять, что он, также, лишь человек. Но сквозь обычный люд божественные дикие ветра так бы не прошли. — Ипостась миновала его! Пролетела, будто он — не стена, а водная поверхность, что грезится непосильной, и какую после ловко проходишь! Так не должно происходить с людьми, ибо… Так даже с магами не бывает! — В нём некогда побывал демон мироздания. Какой-то остаток от него уж должен иметься… — Его проверяли все учителя, полный совет хранителей, царский союз Царьграда и лучшие лекари волшебного королевства, — напомнил бонвиван. — Ты правда думаешь, что они бы при сотнях тестов не сумели отыскать в нём такую мощь, способную пропустить сквозь себя божье тело? — Количество обозначенных лиц вовсе не говорит об их знаниях, — абсолютно мирно цедила она, скрестив руки на груди и источая силу истинной королевы. — Да и, учитывая факт, что за ними годами проблемы решают школьники, думаю, давать их экспериментам высокую оценку вовсе не стоит. Пререкаться Бабейл любила всегда и её воистину услаждала эта чуть злобная реакция книголюба, когда он понимал, сколь борз и, в то же время, развит мозг, расположенный пред ним, но долго ласкать себя она этим не могла. Сами догонялки без объяснений, произошедшее с Сашей, так ещё и реакция самой богини ясно отсылали к тому, чтобы Эвр не обнаружила, а именно убедилась в том, что не маг способен пережить такое. Та ведала об этом, но никаких предпосылок к такому делу не имелось, ведь изменений в факире и впрямь не отыскивалось. То, что могла проанализировать богиня мыслей, она прочитывала не раз, и уже давно установила, что головушка и мыслительный поток, как и энергетика ментального тела, не претерпели изменений. В нём крылось нечто иное и это незнание её пугало, бесило и, вместе с тем, очень беспокоило. Та страшно боялась его потерять. — Но это не отменяет факта, что так не должно происходить! — напомнил метаморф вновь. — В нём кроется что-то сумасбродное, очень мощное, и это тревожит… — Что же ты предлагаешь? — Поискать ответы, — мигом предположил он. — Порыться в книгах и, возможно, тогда мы найдём объяснение к этому… — Говоришь так, будто без меня осилить библиотеку ты не сможешь. По понятным причинам, мог. Со своими то способностями он в состоянии все залежи рукописей изучить лишь за один вечер с помощью быстрых пальчиков и мгновенного прочтения, но подобный исход казался ему не выгодным. Ему требовались данные, информация, какую бы после он передал своему прапрадеду, и ещё ему требовалось какое-никакое, а доверие Любавы. Он мог притворяться воином её стороны, но он сам понимал, что она вовсе не верит в эту отвратительную игру. Исследование же позволило бы им провести время вместе, поделиться своими гениальными и феноменальными знаниями, на фоне обсуждений о каких и обязано зародиться чувство единения. Он жаждал слепить в ней доверие к своей персоне, хотел попробовать убедить её в чистоте намерений и даже попытаться стать другом. Для неё это смотрелось смешно, но азарт вновь сделал своё дело. — Вряд ли я смогу осилить без тебя книги на латыни и греческом. — С чего ты решил, что я знаю греческий? — Ты не знаешь греческого, только если в Греции официальный язык носит иное название. Шутейка вызвала хохот, издав который, волшебница вернулась к беседе. Для неё здесь тоже крылся весомый плюс — так она могла держать его под контролем, в своей узде и самолично корректировать все данные, какие будут отправляться доносчиком на иную сторону. Цель идеально сластилась привилегией докучать ему своими знаниями и при этом радовала её пониманием, что, возможно, отсюда даже выйдет толк. Ей хотелось узнать причины, почему ветер миновал её возлюбленного. — Не имею ни малейшего понятия и не ведаю вовсе об их официальном языке, — молвила она, скосив брови в завлекающем жесте, сразу ловя в мимике собеседника, что он ей не верит. — У меня в черепе нашёл себе место только древнегреческий. Очередной раз взмахнув косой, сумев в этом чувстве своего же эгоцентризма утопить тревоги племянницы, Любава направилась к себе в опочивальню, попутно оповещая мальчонку, что они займутся этим делом завтра. Бредя к лестнице дворца, она давала ему приказы, попутно рассматривая внешний вид и поведение, давясь диву о их схожести и разности: пухленькие румяные щеки встречались с впалыми скулами белого, почти мертвенного оттенка, нежные белокурые локоны будто находились в конфликте с его черными безалаберными прядями истинного ворона, а острота абсолютно каждой детали внешности, будто отыскивала всё не доставшееся в её плавных и грациозных формах. Ещё одно беспардонное столкновение несовместимого предполагало парадокс, какой самовлюблённые актёришки и зазнайки очень даже ожидали. Без ругани здесь, как сейчас и везде, не обойтись. Но сойка рода Моригач бы, вне сомнения, восприняла это за эксперимент и ей очень хотелось знать, чем это закончится. Точно, как и понять причины особенности не мага, какие, сохранив как самый важный её сердцу секрет, понимала только одна персона.