***
Пока старания и договоры девочек обретали какие-то весомые итоги, слагаясь в положительные результаты, деяния директрисы и её убеждения подобным похвастаться совсем не могли. Принцесса волшебного мира снова бывала на уроках, но по-прежнему ничего на них не делала, раскладываясь на парту, сразу засыпая носом в тетради, не дозволяя ни единому преподавателю ей противоречить. Все боялись возможной кары от наследницы, какая при условии её наплевательского отношения никак не могла поступить. В этом ряду Крив Кузьмич оказывался единственным учителем, какой упорно, невзирая даже на отношение класса и публики, продолжал приставать к богине огня и ясно намекал на то, что отставать ни за что не собирается. — Чтобы сгинула эта говорящая книга! — вопила Алёнка, кладя визжащий голосом фолиант её воспитателя на кровать, прикрывая его подушкой и пледом, а сверху разлёгшись сама. — Перемещения старообрядцы осуществляют с помощью деревянных колец, созданных из оливкового деревья. Оно позволяет им менять местоположение. — Вот бы ты своё местоположение поменял! Верно, отчасти она уже выдумывала сама слишком высокую громкость сборника, какой пробиться через несколько слоёв постельного белья банально не мог, но это никак не оставило её попытки от него избавиться. Снежка то сбежала из комнаты, когда очутилась внутри и увидела, как владыка пламени в мусорке разжигает костёр, чтобы сжечь эту «сатанинскую хрень». В такой ситуации даже Несмеяна покажется позитивной. Книга же с чуть обгоревшей обложкой не прекратила попытки бороться и решила продолжить свои труды, заставляя девушку мечтать о глухоте. — Емае! — стонала она, переворачиваясь на бок и сгребая учебник вместе с одеялом в комок. — Как же от тебя избавиться?! — Принять. По вине бумажной болтушки, волшебница вовсе не услышала, как в территории комнаты очутился её главный преподаватель, обрёкший её на плен говорения такой странной работы. Узрев же его, она вначале сильно испугалась, отпрыгнув прочь, а потом громко выдохнув, поднялась с кровати, подходя к учителю. — Заберите это! — приказывала она, самолично поднимая руку Крива Кузьмича и суя ему в подмышку истинную душегубку в лице самой любимой вещи фанфарона. — Утопите его, сожгите, хоть в могиле закопайте! Что угодно! Лишь бы я его больше никогда не видела! Находясь в истерике, правительница огня возрадовалась избавлению от нервной штуки и улеглась в постель на бок, будто и впрямь думая, что строгий воспитатель улетучится. Когда книга полетела обратно ей в голову, по понятным причинам, она так не думала. — Ай! — горестно пискнула она, усевшись на кровать и потирая затылок, чувствуя, как возле шишки из её рыжих кучерявых локонов нарастает рана. — Что вы творите?! — Заставляю тебя это принимать! — яростно заявил её педагог, сжав от презрения нос. — Тебе самой свой ной не надоел?! Потому что меня эти рёвы умирающего кита изрядно уже доконали, как и всех твоих одноклассников! — Пускай не слушают! — Как по мне, лучше не всем оглохнуть, а тебе одной замолкнуть! — тараторил, очень злясь, Кривозуб. — Тем более, ты уже достаточно долго «не молчала» и стоит прикрыть рот хоть на секунду! — Вы запрещаете мне говорить?! — Говорить я, как раз-таки, разрешаю, но ты уже очень давно этим не занималась! — стуча палкой, он начал крутить ей из стороны в сторону. — Стоны, плачи, стоны, плачи, — я между ними слова ни одного собранного не нахожу! — Плохо ищите! — Искать нечего! От того, с какой силой на неё накидывался самый строгий учитель по сравнению с абсолютным дофенизмом всех остальных, богиня огня опешила, лишь булькая себе под нос ничего не стоящее «а». — Ты своим поведением не просто меня разочаровываешь… Ты им разочаровываешь всех, в том числе, и саму себя! — Нет! — отрицала очевидное Алёнка. — Я себя понимаю! — Понимаешь, но не принимаешь! — поправил её вариант педагог. — Если бы ты не стыдилась такого своего поведения, то не пыталась бы спать каждый раз, будто прячась от мира! Проницательность воспитателя колдунью погубила и принудила притормозить необдуманное соревнование доказательства своих мнений, больше не находя в ней смысла. Руки, обожжённые в результате попыток избавиться от книги, пали на одеяло, и несчастная батарейка сконцентрировала на них свои медовые глазки, прячась за капюшоном кигуруми. По поразительному стечению обстоятельств, Кривозуб прочёл её безупречно. Превращение Саши в демона мироздания много месяцев назад заставило её, в первую очередь, впасть в депрессию, и тогда, в той боли, она тоже болела невероятным безразличием ко всему живому и неживому, но это сильно разнилось с той безбашенной студенткой, какая некогда явилась в школу. Малявка не стыдилась своих дел и, даже исполняя косяки, продолжала демонстрировать своё неряшливое личико, а взрослая вариация, уже изучившая предостаточно как в дворцовом этикете, так и в волшебном пространстве, своей слабости стеснялась. Будущая королева права не имеет являть, что её что-то ломает. Увы, по домыслам правительницы пожаров, она на многое больше права не имела. — Я не из-за этого сплю постоянно, — предприняла попытку рассказать она свою правду. — Хочешь сказать, что причиной тому не высыпание? Где же ты батрачишь, коли 18 часов сна ежедневно тебе мало? Диалог требовал серьёзности, но наевшийся за дни моря слез, Кривозуб не хотел оставлять это без своего хохота. — Там, где меня не будут слушать, — печально оповестила она, не отойдя от своего маршрута. — Не сегодня, никогда. Заинтересовавшись подобной позицией, педагог утихомирился и, кашлянув под свой длинный нос, уселся на стул. — Саша всегда тебя слушал и никогда не пропускал твоё мнение мимо себя. — Да, но, судя по всему, он был единственным, кто так делал и, судя по всему, зря… — Прекрати драматизировать не пойми что, и объясни всё нормально! Огорчённо вдохнув от понимания, что её любимого человека, какой понял бы мысль с полуслова, рядом нет, она отвернулась на секунду от обожжённых ладоней, а потом вновь сконцентрировала взгляд на них. — От меня все что-то ждут. Каждый и постоянно. У всех есть какие-то свои варианты, как я обязана себя вести, и никто не собирается видеть нечто иное… — Такое у каждого. — Но никого больше не заставят полностью подчиняться и не принудят заглохнуть со своими идеями или жалобами! — противилась Алёнка. — А меня — да! Сохраняя молчание, наконец-то понимая её душевные тернии, Крив Кузьмич позволил её рассуждения. — Саша ушёл, разбив мне сердце, а мне даже пострадать не позволяют, сразу выгоняя прочь и утверждая, что принцессы так не поступают! Видите ли, они представляли себе правителя иначе, — прикрыв веки, батарейка завопила сама в себя. — А я-то причём в ваших выдумках?! Испустив крик, она вновь вернулась к исповеди под внимательным взором. — Но, что хуже всего, очутившись во всём этом, я куда острее поняла, что я в этом говне навечно! Что меня всегда будут заставлять делать что-то вопреки и глотать свой язык, потому что буквально за несколько дней «до» родители это и сделали — показали мне, что моё мнение вообще ничего не значит в их решениях, даже, если они просят совета! Высказала позицию и пошла дальше думать так, как надо! Последние буквы замялись, и, подняв глаза, учитель понял, что студентка находится на грани слёз. — Я должна не просто вести себя так, как им хочется, с этой любовью к красивым королевским нарядам и безупречным воспитанием, когда столь идеальна, что отклонение чьего-то мизинца ноги лишнее увидишь, а обязана ещё и принимать решения, избранные ими, какие могут быть вопреки моему мнению! — горестно доводила мысль богиня огня до конца. — Я — лишь кукла. Только лишь картинка у власти, какая сама ничего не решает и… — Ты чувствуешь себя не живой? Отчасти, вывод оказался верным, но проблема отображалась для самой жертвы иначе. — Я чувствую, что мне не стоит бороться, а, значит, и жить, — изменила она его на свой лад. — Драться против и что-то отстаивать, к чему-то стремиться и добиваться — ничего не будет иметь смысла, потому что это вообще не то, что нужно моим родителям и мне, как будущей королеве! Я — прилежная куколка с красивым личиком и ничего большего! Я должна такой быть… — Не должна. — Обязана! — настаивала Рыжова. — Нету смысла карабкаться сквозь мыло: пока ты в нём, ты, хотя бы, чистый, а из этого скользкого ада не выйдешь, — улёгшись на бок, она прикрылась капюшоном, намекая, что хочет побыть одна. — Они хотят красивую куклу — они её получат, и, как и правильно игрушкам, своих желаний она иметь не будет. Сложившись комочком, та замолкла, вспоминая говор родителей и то, как они отнеслись к её мыслям. Столько лет учёбы и многочисленных занятий для того, чтобы она стала лишь стандартной марионеткой среди тысячи таких же, какие будут тысячелетиями управляться одной и той же рукой. Нормы дёргали за нити, а она подчинялась. Осознав, что девку и вправду лучше оставить одну, Кривозуб, стукнув палкой, покинул место и побрёл к выходу, дозволяя той сохранить себя в тишине и горести. У самого выхода прочь, его, к сожалению, что-то остановило. Положив говорящий сборник на тумбочку, он высказал своё мнение к её теории жизни. — Знаешь, ты так слабо борешься, что ещё в этом мыле даже не умылась. Книга стукнула об стол, и преподаватель покинул комнату, оставляя богиню огня с мыслями о её решениях и о том, что с ней вытворил её любимый человек. Так много лет она его отвергала, а он принимал это, из раза в раз доказывая, что её мнение важно и имеет значение. Её абсолютно бессмысленное мнение имеет значение. Какой-то частью сердца, той, что не разбилась вдребезги, она ясно понимала, что сейчас ужасно нуждается в этом человеке, чтобы хотя бы не верить в такую свою обречённость. И, да, может, он солжёт ей о шикарном возможном будущем, но это абсолютно не важно, потому что она бы ему поверила. Только ему бы она и поверила. Гнёт от печальных мыслей по родному, такому важному человеку, увы, долго не продолжались. — Для чтения же мыслей старообрядцам нужны браслеты и украшения на голову. Так они могут ощущать астральную оболочку собеседница и её чувствовать, — произнёс сборник, проглотив последнее слово, когда обречённая принцесса, поднявшись с кровати, обернула его в свободное одеяло и выкинула в окно, проклиная то всеми матными словами.***
Тренировка под предводительством матери уже звучала, как отвратительная вещь, доводящая её до паники, но того хуже стало, когда она, очутившись на завтраке, осознала, что её товарища среди поедающих пищу нет. Страх каких-то убогих дел со стороны родительницы мигом охватил её, и она, вчера уже пережившая чувство недоверия к ней, мигом решила выявить причины его отсутствия, предварительно, конечно, притворившись благой дочерью. — Доброе утро, — молвила она, сразу же усаживаясь на сиденье, далеко поставленное от иных. Все поломанные запреты возвращались на круги своя. — Не подскажите мне, где Петя? Вряд ли же он опаздывает на завтрак… — Сложно говорить, что кто-то опаздывает, в случае, когда сама залетела в последнюю секунду, — с претензией молвила еретичка, хлопнув в ладоши над столом. Вкусности мигом исчезли, оставив скатерть пустой, и лишь печенье в руках наследницы напоминало ей о том, что еда здесь вообще присутствовала. — Я не поела, — тихо с претензией молвила она, остро ощущая, что это ничего не стоит. Дальнейшие выражения матери предопределены. — Но ты прекрасно знаешь правила, моя дорогая, что мы питаемся по расписанию и, если не успеваем, то остаёмся без еды и ожидаем следующего приёма пищи, — спорить казалось невразумительным, ведь позднее пробуждение и впрямь лишь её косяк. Не проведи она часы перед листом с письмом возлюбленному, на какие так и не получила ни одного ответа, попутно беседуя с неодушевлённым кольцом, то, верно, успела бы словить своё любимое варенье. — Насчёт твоего фанфарона, могу смело сказать, что свою комнату он не покидал. По утру слуги проникли туда и сообщили, что он по-прежнему пребывает в стране снов… — У Пети страшная бессонница. Он засыпает всегда с непосильным трудом и потому бодрствует часто днями напролёт, доводя себя до изнеможения, — не поверила в сказ матери Варя. — Верно, долгое нахождение этого заколдованного увальня в книге сыграло свою роль и довела его до бессилия, — преспокойно щебетала дальше королева. — Мы вчера бегали много, физическая нагрузка могла дать плоды, — влезла в беседу Селеста, ожидающая начало занятия и пытающаяся хоть как-то загладить подозрительный пункт, причину которого видели и понимали все. Нахождение в книге отобрало не мало сил, особенно, когда он предпринял попытку несколько раз выбраться наружу, ещё не ведая, что букинистка закрыта. Столкновение колдуна с барьером сопровождалось ощущениями, будто бы он дерётся с множеством прочных каменных стен, из-за чего тот, выбравшись наружу, обессиленно горбился, неспособный стоять сам. Понятное дело, при таких болях тела, он совсем не подумал о главном правиле, данном кобылкой, и окна на ночь не открыл. Аромат розмарина убаюкал его, как ребёнка, накрывая колыбель, где он лежал, плотной тканью, пряча его от света, по какому он бы мог понять, что пора просыпаться. Утонув в нём, он потерял ориентиры, и потому так и не смог покинуть кровать. — В любом случае, он бесполезен на нашем нынешнем занятии, и это даже радость, что его нудный говор не будет витать подле. Указывать на то, что трапеза завершена, не требовалось, учитывая чистый стол, но Марфа посчитала, что этого мало, и потому, шевельнув рукой, улетучила последнюю печеньку, что могла хоть чуть утолить желудок её дитя, в стену, раскрашивая тот в ничто. Подавленная множеством явно неприятных новостей властительница ветра сидела, сжимая неловко пальцы, где остались лишь крошечные крошки, какими никак не насытишься. Тирания возвратилась в её жизнь, и, пусть она ощущала всецело, что в этом ютится нечто некорректное, это вовсе никак не отменяло факта, что она оставалась неспособна с этим опять бороться. Та наступала на неё, будто каблуком придавливала и лишала воли, но при этом ныне её мать вела себя и того страшнее — прежде, чем загубить змейку, она начала её ласкать. Только поднявшись со стула и направившись прочь, так и оповещая желудок Ветровой, что он не вкусит ничего ещё шесть часов, старообрядка заглянула в комнату снова, так и не дождавшись последовавшего за ней тела, и оповестила о подаренном благе. — Дорогая, пошли заниматься, — шептала она. — На обед мы приготовим твоё любимое блюдо, коли ты пропустила завтрак, а, если хорошо позанимаешься, я и десерта запрошу. Абсолютно издевательское детское намерение заставить работать, но оно, что ужасно, сработало. Да, совсем не так довольно, как женщина ожидала, но тоже достаточно, что привело к работе слабого тела и его движению. У входа во двор Варю даже чмокнули в лобик, что она смиренно приняла, подвигаясь к лучшей подруге, готовая принимать уроки, что выдумала мать. Встав в стойку для обороны, разинув ноги и найдя крепкую опору, принцесса услышала, как предательски заурчал её живот и, находясь в очередной прострации, порадовала себя затеей о предстоящем обеде. Сейчас бы будущей королева посреди гражданской войны радоваться, что она поест вкусно! Мрак сгущался над ней, но она не воспринимала этого изменения тональности вовсе. По её мнению, они с мамой становились ближе, чем когда-либо. Она выдавала свои тайны, и делилась жизнью, про какую раньше её дитя ничего не слышала. Нутром девушка чуяла, что происходит нечто предельно знакомое, очень родное, ибо в этом управленческом владении истинной мучительницы она пробыла очень много лет, но её же наивность и радость от любви, какую она не дополучила в детстве, сильно заглушала эти впечатления. Как только она очутилась на месте перед еретичкой, Селеста разместилась точно напротив неё, за спину лидеру патруля, готовясь к атаке с двух сторон, какую колдунья ожидала и какой, к тому же, по её мнению, была готова. По сути, она не ошиблась, но прежде силовых ударов, на свет излилось иное. — Лови, — прыснула мать, отправляя дочери мелочёвку прямо в ладонь, какую та ловко поймала. В пальцах очутилось фирменное кольцо старообрядцев для перемещений. — Оно мне не надобно, — утверждала наследница, разворачиваясь к аметистовым холодным и строгим зрачкам. — Я родилась волшебницей ветра, я могу перемещаться и без него… — Можешь, но делаешь это весьма медлительно и слабо. — Слабо? — пискнула та в ответ. — Как можно перемещаться слабо?! — Легко можно определить, где ты окажешься в следующую секунду, а подобную оплошность нельзя иметь при условии, что твоя противница — мощнейшая в этом колдовстве, — не двигаясь вовсе, щебетала Марфа. — Надень его сейчас же, а мне отдай своё. — Нет. Попытки всех отвадить от неё прелестное изделие надоедали ей уже безбожно и настолько докучали, что она жаждала кричать на всю публику, что они ни за что не получат такого дара. Кольцо останется при ней, пусть они хоть молитвы поют, требуя его отдать. Лишиться его, последнюю весточку своего возлюбленного, она не способна. — Это только на тренировку… — Да хоть на секунду! — воскликнула та. — Ты не получишь кольца! — Варечка, — вступила в убеждение приглашённая принцесса, — Я понимаю прекрасно, что это — подарок твоего очень любимого человека, какого ты ужасно ценишь, ждёшь и за какого хочешь выйти замуж, — с уст сорвался слабый вдох. — Но оно лишнее сейчас и будет лишь мешать в наших занятиях. — Отчего же? Вы от золота на пальце ослепнете?! — Мы с помощью него доведём до такого тебя, — спокойно заявила старообрядка, заставляя дочь покрыться холодным потом. В первую секунду она не понимала мысль, доносимую родительницей, но, как только та проникла в её голову, та застыла, еле дыша. — Не смей лезть в мою голову с этим, — цедила она, не способная раскрыть челюсть от страха широко. — Уж тем более лишать зрения… Не смей! — Это буквально первое, что бы сделала Любава, заходя с тобой в сражение… — Да она бы никогда такого не сделала! Невзирая на частое использование иллюзий против племянницы, Сатана и впрямь никогда не прибегала к ослеплению или глухоте, кроме того единственного раза, когда она запихнула её в воспоминание о своей травме, потому что всегда знала, с чем, в первую очередь, у сестрички ассоциируется лишение звуков и очей. Первый и единственный её уход в астральный план сопровождался этими муками, и потому она никогда не смело хотя бы предполагать использование этих способностей. — Это ужасно, и она, бывавшая глухой, никогда бы о таком даже не подумала! — Наоборот, — настаивала на том, что лучше знает биполярную особу, королева. — Бывавшая такой, она прекрасно знает, сколь слаб человек в этом состоянии и решит довести тебя именно до него, чтобы сражаться. — Мама, нет! — Ты всё равно можешь сражаться в таком образе! — пыталась успокоить её Селеста. — Используй магию мыслей! — У меня её нет! — кричала от осознания обречённости Варя. — Держи! Браслет, отправленный Марфой, рухнул на землю, потому что задыхающаяся от страха пред предстоящим, в чём она никак не желала участвовать, не могла даже руки поднять. Пальцы держали никудышное кольцо, предрекая кошмар и последние силы тратились лишь для того, чтобы залпом не зарыдать. — Нет… — Тебе нужно учиться сражаться так, потому что иначе ты не победишь! — трезвонила, давя на уши, еретичка. — Это не по правилам… — У Любавы, в принципе, нет правил, — шептала тихо её подруга. Стоя между двумя людьми, убеждающими её, она понимала, что не спасётся — из этого плена она не выберется, и ей не остаётся ничего иного, кроме как попытаться драться. Слишком быстро поняв, что со своими отказами она не выиграет никак, колючка подавила слезу, что будто стекла с её глаза, пройдясь по глотке и пощекотав ту, и, кусая губу, сняла своё кольцо трясущимися пальцами. Воспринималось, будто она расстаётся не просто с драгоценностью, а с самим любимым человеком. На его месте тут же оказалось кольцо из дерева, а следом запястье украсил тонкий браслет из лент, готовый к нападкам. — Варечка, всё будет хорошо, — успокаивала Селеста, видя, что её подруга трясётся в истерике. — Это — лишь тренировки, они тебе нужны… Обернувшись к блестящим глазам, она узрела, что наследница облачного королевства желает ей только блага, и это чуть подарило ей веры в то, что будущее не столь уж и гадко. Обернувшись к матери, она посмотрела на её строгий лик в последний раз, залезая медленно в голову, спрятанную за мощнейшим щитом. И к чему ей эта чертовщина на руке, если всё закрыто?! — Начинай, — с трудом выдавила она, фокусируя глаза на родительнице и держа себя из последних сил. Вначале её образ стал не таким резким, после заметно помутнел, а в конце наступила темнота и наследница Штормграда во всей красе ощутила, каково это, когда ты ничего не видишь. Слепота, вопреки её стремлениям показать себя всемогущей, объявила ей не лучшее будущее, ибо первые секунды она паниковала, упустив поток ветра, снёсший её с ног. Очутившись на траве, она лишь слышала мамин говор, приказывающий подняться, но по-прежнему не могла сконцентрироваться достаточно, чтобы пролезть в её голову. Попытка встать закончилась тем, что, она, даже не выпрямившись, упала вновь, под заботливый крик своей подруги. Невидящая девушка ощущала себя исключительно слабой. Её силы мерещились ей бессмысленными, потому что отсутствие такого важного пункта не дозволяло ей даже шагать уверенно — нога, то и дело, подворачивалась. Когда она упала на колени опять, не предпринимая даже попытки пролезть в голову родительницы, старообрядка значительно разозлилась, начиная унижать девушку. В этом бардаке из обречённости, страха и испуга она погибала, и это всё походило на какое-то сваренное зелье, где множество ингредиентов, и не отыщешь ничего отдельного. Тягучая масса, из какой ничего не вытащишь. К счастью, кое-что целостное в этом нашлось — Любава. Домысел о её покинутой глухоте смешался с нынешним знанием слепоты самой волшебницы воздуха, и она неловко подумала, что в этом есть что-то правильное, ибо она обязана понять её всецело. Теперь она прочно соображала, как жизнь с ограничением трудна и, в то же время, всецело понимала, что тётушка её бы спасла. Революционерка оказалась единственной целостной мыслью в этом чане из бушующих эмоций, и она, будто случайно, вспомнила, как Психея спасалась от напасти, используя свою магию на постоянной основе. Тогда у лидера патруля появилась сила для исполнения подобного дела. Имелся отличный пример для подражания. Встав на ноги не до конца, Варя держала равновесие, лишь бы не рухнуть на землю, и аккуратно, будто нож хирурга в чьей-то плоти, пролезала сквозь мамины стенки мозга к её мыслям. Некоторое время она ничего не ловила и считала, что ничего не получается. «- Ещё бы сильнее комочком сжалась, чтобы совсем на старца стать похожей.» Колдунья мигом выдохнула. Шанс на спасение имелся. Думая о направлениях своих ветров, старообрядка кинула их в дочь, а та, уже представляя их, ловко увернулась, выдохнув. Игра начала обретать победные мотивы. Перепрыгивать с одной головы на другую, конечно, совсем не лёгкая задача, но и с ней вскоре колючка начала справляться, жонглируя чужими желаниями в своей голове, будто мячиком для волейбола. Та руководствовалась происходящим так легко, что даже поверила в предстоящую хвальбу и рассмеялась. Тут же понимая, что мысли стали слабее. Голос Селесты играл ещё очень громко, но Марфа очень быстро утихала, в какую-то секунду став вовсе ничем, заставив принцессу снова потерять ориентиры и завертеться вокруг себя. Отрешённость и плохая реакция проклинали её на страдания, потому что в ту секунду, когда она успела понять, что подруга больше не отправит в её стороны свои напасти, распущенные локоны потянули её назад. Затянутые в ураган, они сильно стеснили её движения, и несчастная волшебница воздуха начала ступать назад, пища себе под нос, следом, естественно, падая наземь, только куда больнее, чем в прошлые разы — она вначале стукнулась об дерево, а потом только, перевалившись через стол, оказалась на траве. Голова от нагрузки из-за тяжёлых волос болела нещадно, и лидер патруля мучительно застонала. — Варечка! Варечка! — восклицала гостья, мигом очутившись подле верного товарища и приподнимая её лицо. — Ты как?! Ты как?! Моргая глазами, пострадавшая поняла, что наконец-то видит. Пытка слепотой окончилась. — Видимо, хорошо, — сострила она. — Невидимо, — прыснула очень недовольно еретичка, оказавшись рядом с телом. — Ты была очень слаба в этом деле. — Я оборонялась! — А потом проиграла! — продолжала мысль королева, хвалясь своим шлейфом и раскладывая его за собой. — Чтение мыслей тебе поддалось именно в норме старообрядцев, но это очень мало при условии, что твой соперник — владыка чужих голов! Ты обязана играться с ними, как океан со своими волнами — легко ловить и также быстро терять! — Чтобы быть столь великолепной в этом, надо быть колдуньей мыслей! — съязвила Варя. — Именно! Это и нужно сделать! Настойчивый говор принудил всё ещё лежащую на почве девушку вздёрнуться и поглядеть на старообрядку. — Чтобы противостоять Любаве, ты должна быть мощнее её, а это значит, что ты, как минимум, должна иметь также два бурлящих начала… — Я отказалась от этой магии! Ты забыла?! — Как отказалась, так можешь и вернуть, — противостояла женщина, приподнимая подбородок опять. — Астральный план поможет тебе в этой битве и оттуда можно призвать рабочих солдат… — Это невозможно, — бурчала лидер патруля. Возвращаться в тот ад не хотелось. — Побеждать? Да, с твоей стороны невозможно, — потянув мантию, еретичка двинулась обратно к себе на место, намекая, что время переговоров кончено. — На стойку и ещё раз! Лёжа ещё лишь несколько секунд, правительница воздуха поднялась со своей позиции и подготовилась встать, пока пальцы Селесты продолжали гулять по её голове, успокаивая раненную кожу. — Тебе бы постричь волосы, чтобы в такие напасти больше не попадать, — предложила та, поправляя своё платье. — Знаешь, тебе бы пошло каре… — Я люблю свои волосы, — отказывалась от подобного плана Ветрова, поглаживая россыпь темно-каштановых локонов. — И Влад их тоже очень любит. — Я понимаю, что твой возлюбленный их часто гладил и это, как вспоминание о ласках, но… Тебе же будет больно, если эта ситуация повторится. Мысль обязана миновать голову, но, увы, она очень неудачно внутри сохранилась, позволяя принцессе задуматься о подобном варианте. Переживала она даже не из-за нити, потому что в тот момент она вообще о её существовании забыла. Наивно и романтично, но она думала лишь о Мороке, представляя лицо человека, какой в её волосы утыкался всё время их отношений и какой их даже расчёсывал сам, получая восторги и повторяя комплименты об их великолепии. Такие умиротворённые, невероятно сладкие моменты её воодушевляли, и лишаться них она не хотела. Собрав их в высокий пучок, Варя прыснула, думая, что вариант тупой, и она к нему не прибегнет, ещё не зная, что предложение Селесты — лишь один крошечный кусочек очень большого плана, какой уже пошёл к исполнению и не имел права развернуться назад. Хочет она или нет, а волос та лишится.***
Сославшись на договор, учёная действительно попыталась воспринять, что не все идентичны и способны учиться по её формату, а ленивица и впрямь начала корпеть над принесённым сборником, какой воспринимала исключительно неприязненно. Естественно, в отличии от скромной возлюбленной своего братца, молчать та не стала. — Не ну, ты прикинь за каких дебилов нас держит создатель книги: ртутно-серная теория! — развалившись на полу, прямо под столом с химикатами товарища, щебетала вредина. — А разве это — не основа изучаемой науки, равносильная понятию о воде?! — Не все столь разборчивы в этом деле, как ты, Уртика. — Да, — согласилась мигом она. — Вот жаждали бы они все кого-то переубивать и тоже бы понимали, как подобная теория работает. Невольно шевельнув бровями от выпендрежа, какого, по мнению мальчонки, Кика выдавала через край, слишком сильно актёрствуя, тот продолжал готовить коктейль для следующего урока, радуясь, что собеседница хотя бы не заметит его эмоций по поводу этого диалога — та лежала животом на полу, уткнувшись носом в книгу и совсем не имела возможности наблюдать за процессом. — Переборщил, — секундно шепнула она, как только доза смешалась с уже заготовленной массой. Поражённый Астер от шока даже затряс руками, спасая лишь тарелку с раствором и, увы, роняя колбу, какая мигом стукнулась об стол и разбилась. — Да как ты поняла вообще?! — Я не поняла, — съязвила она, одарив астронома изощрённой улыбкой чрез плечо. — Лишь поиздеваться над тобой решила. — Ха-ха-ха, — прыснул тот, беря в руки тряпку. Тот желал поскорее вытереть пятно и вернуться отрабатывать состав, но, избавившись от того и встав к столу уже без тряпки, он своё создание на столе не нашёл. — Уртика! — устав от бессмысленных и докучающих действий, протянул он. — Не просто переборщил, а неправильно сварил! — особа возникла совсем рядом с пустой тарелкой, где только что располагалась та самая жидкость. — Что непонятного во фразе «листы крапивы»? — Так я… Я… — Добавил листы? — взяв в руки нужное растение, она показательно предъявила то, что на самом деле пустилось в ход. — А, по-моему, на перевод массы ты отправил стебель, — фыркнув, она взялась за дело сама. — Порой твоя неотёсанность заставляет меня думать о том, что ты глуп, Тарахакум. — Ты в такие моменты ужасно напоминаешь мне бонвивана! — неразумно пожаловался себе под нос Астер. — Твоего любимого?! — продолжая варить раствор, кинула ему подруга. — Извини, но у тебя в принципе такой типаж — занудные самовлюблённые каллы, зацикленные на самих себе. Судя по всему, тебе просто нравится быть униженным. Поглядев на задиру усталыми глазами сквозь свои туманные стёкла очков, будто напоминая, где сейчас оба человека находятся, тот принудил знакомую чуть поумерить её юмористически пыл. — Но я бы на твоём месте больше думала о возлюбленной твоего возлюбленного, потому что она явно нуждается в твоём внимании больше, чем наглый и педантичный анимаг. — Он пытается играть на стороне самой Любавы! — И, судя по его отсутствию, выступают для него безупречно вкусным обедом, повышающим её самооценку! — припоминая удел старосты, шептала вредина. — Он явно справляется с той задачей, что вы сами себе постановили, и, как по мне, тебе лучше беспокоиться о том, чтобы исчерпать конфликт с любимой девушкой, нежели беспокоиться об этом самостоятельном наследнике рода Моригач! — У тебя претензий к Корвину аж непочатый край! — Не льсти ему! — опровергла такой вариант Кика, склоняясь над столом настолько низко, что её спина начала мерещиться высоким оврагом в лесу. — У меня претензии есть ко всем, а больше всего их, естественно, ко мне самой, — добавив последнюю каплю в раствор, она начала тот усиленно мешать, доводя до идеала. — И к твоим навыкам алхимика, пожалуй. Ты прокололся, а аромата кислоты, какой бы оповестил об ошибке, даже не учуял. Открыв рот, тот начал заикаться, надеясь найти себе оправдание, по понятным причинам, их не отыскивая. Новый учитель оказывался очень умён по учебникам, но в практике весьма и весьма слаб, потому помощь, в лице любимой и его необычного друга оказывалась невообразимой. Лентяйка не занимала даже часть ноши, что нёс на себе анимаг, но он понимал, что помимо волнения за его жизнь, какое книголюб пытался угомонить, в свою очередь, короткими сообщениями с умными словами, какие можно уместить в фразу «я жив», по-прежнему крылась проблема их ссоры с волшебницей земли — за уход воронёнка прочь та его так и не простила. — Мне надо как-то извиниться перед Машей… — Словами не пробовал? — предложила Кика. — Это такая штука, какая помогает людям друг друга понимать. Она работает, если, конечно, ты слова до конца договариваешь, — будто только сейчас вспомнив о заикании брата, ученица отвязалась от своего коктейля. — Блин, не твой вариант. — Старые шутки у тебя, — обиженно заявил учёный. — Так я же не виновата, что у тебя старые привычки! — протянув в руки тому тару с эликсиром, чтобы тот её крутил, она предложила иной вариант. — Что конкретно у вас сейчас не так? Как по мне, всё ок, в случае, когда твоя девушка даже смирит нрав, лишь бы договориться с ненавистной мной. — Это она лишь хочет, чтобы я никуда не уходил, — мешая заклинание, тот разлил часть, и сразу же получил свирепый взор алхимика. — Она так сильно меня любит, что даже гордость свою припирает, лишь бы я целым остался. — Ну, так, а ты чё, её не любишь? Риторический вопрос прозвучал очень разозлено и совсем не от ревности. Просто вооружившись салфетками, девчонка пыталась оттереть пятна прочь с рубашки, изначально зная, что план обречён на проигрыш — мощная смесь въедалась в ткань, а это значило, что астроном лишился своей последней целой одежонки. — Конечно, люблю. — Ну, так покажи ей эту свою любовь! — вопила та, отняв бутылек и очень бережно поставив его на стол, любуясь на тот, будто на драгоценность, а следом, в противовес этому действию абсолютно, со всей дури кинула грязную тряпку в сторону уже не смывающегося пятна. — Спой балладу, серенаду, книжку ей подари или, я не знаю, дракона ради неё победи! — А что-то более лёгонькое можно? — Можно! — смело согласилась Кика, поставив руки в бока. — Спой балладочку, серенадочку, книжечку подари и дракончика победи! — злясь уже невозможно на несобранность друга в подобных делах, вредина открыто стонала от его беспросветной глупости. — Тарахакум, я или ты в отношениях с этой девушкой, а?! — Я, — стесняясь гнева и прижимая грязную ткань к себе, пищал он сквозь безобразно разобранные голубые пряди. — Ну, так сделай хоть что-то во благо бабы, какая за тебя класс идиотов с колен поднимает! Взяв в руки тетрадь с рецептом нынешнего творения, лентяйка добавила пару комментариев и замечаний для лучшего варианта изделия. — А то чёто итак до хрена за тебя делают, пока ты лишь словечками помогаешь! — Плохо помогаю? Цокнув губами, Кика отняла сбор и, прикрыв его пробкой, нахмурилась. — Лучше всех, но слов, рано или поздно, становится мало. Схватив с пола испачканную в неуклюжести Астера книгу, студентка небрежно кинула её в портфель и направилась к двери, попутно пряча там ещё и украденный флакон. Пользоваться на правах ученика лабораторией ей не то чтобы прям разрешалось. — Напряги свои две извилины, Тарахакум. Авось, где-то в прорези меж ними и зацветут розы, готовые повествовать о любви. Оставшись один, несчастный преподаватель ещё некоторое время лишь пялился знакомой вслед, воспринимая всецело сколь он глупое и бездвижное существо, коли не предпринимает никаких попыток добиться прощения от возлюбленной, какая ради него пашет в три погибели. Укоряя себя за леность, он начал бродить по кругу, болтая с куском грязной ткани и порицая поведение, часто ударяя самого себя кулаком по лбу, оставляя и на нём пятна несмывающегося отвара. Разлапистость его характера играла с ним одну плохую шутку за другой. Прекратив спектакль из стыда, он остановился на месте, огорчённо помышляя о том, что же может исполнить для такого важного человека, какого некогда мечтал спасти от апокалипсиса, ценя его, как высшую благодать, и его взор абсолютно случайно пал под стол, на место где так удачно разместилась его названная сестричка. Кика всегда умудрялась делать себе обиталище из самых несуразных мест: спрятаться в кухонном шкафу, затаиться в старом бабушкином сундуке, укрыться средь книжных шкафов и заснуть прямо под столом при нахождении всех рядом. Вытворять подобное она обожала, и хобби прятаться у всех на виду явно ей доставляло удовольствие. Его же любимая наоборот — обожала находиться в тишине и одиночестве, среди безбрежья и спокойствия, и это столкновение, необычная коллизия, внедрили в его голову идею. Может, такое свидание не приведёт к перемирию, но эмоции однозначно подарит.***
Волнуясь за жизнь своего товарища, Астер даже предположить не мог, что тот подобного страха не разделяет вовсе. Нынешнее решение метаморфа о разделении слишком близкой парочки перегородило его эмоции, сместив курс лишь на цель, какой по-прежнему считалось спасение Ветровой. Для того, чтобы его посвящали в планы, требовалось добиться доверия, и именно это он и старался сделать всеми различными способами, не видя очевидного пред собой. — Что на твоих пальцах? — обратился шёпотом факир на ушко к Любаве, когда они шли на обед. — Никогда не думала, что твоя необразованность докатится до того, что мне придётся объяснять, что такое кольцо. — Хорошо, иной вопрос: с каких это пор ты носишь его, если издавна их ненавидишь из-за Марфы? Еле-еле вздохнув себе под нос, принцесса поправила белокурую косу, какая давалась ей уже куда проще благодаря урокам мастерства от не мага, и, закатив глаза, кинула самое простейшее объяснение, какое уже способно рассудить вообще каждый её поступок. — Варя. Дикий страх за лишение украшения и в итоге его исполнение привёл к тому, что пальцы её сестрицы чесались в бешеном этапе, принуждая ей отыскать какую-либо драгоценность для себя. Выбор оказался прост, учитывая её любовь к Греции и созданию театральных постановок, из-за чего украшения сценического образа украсило её образ, состоявший из совсем не её причёски и совсем не её одёжки. Мощность колдовства вела к тому, что Сатана всё сильнее изгоняла своих жильцов, позволяя властвовать там Варе. За два шага до комнатушки, воспользовавшись тем, что анимаг ещё не сидел за столом, Саша схватил девушку за пальцы и потянул к стене, прижимая к себе и разглядывая ладонь и образ в целом. Приблизившись максимально, давясь наплывом своих влюблённых эмоций, она мигом восприняла ювелирное изделие, располагавшееся под внимательным осмотром друга, за нечто несуразное. — Легче? — обратился психолог патруля, чувствуя ответ самолично и не нуждаясь в объяснениях. Синие очи прицепились к золоту, называя его существование убогим, тем самым ослабевая очень бушующее сердце, какое тонуло в слышимых ласковых намерениях друга помочь. — Ты такими темпами с ума сойдёшь, — прыснул он, убрав прядь выбившихся белокурых волос за её ушко. — Как будто есть ещё куда. — Я серьёзно, Психея. Изначально план им обоим грезился очень хорошим — они вдалеке, но могут следить за самочувствием своей дорогой девочки. Разве подобное не преимущество?! Но они оба как-то совсем не рассчитали чувственность избранной персоны и, к тому же, никак не учли факт, что колдунья мыслей будет принимать происходящее куда острее, чем остальные. Сама биполярная особа оказывалась далеко не столь впечатлительна, как её родственница, из-за чего её страхи полноценно поглощались в ней, заставляя её безумствовать. Какую никакую свою волю она ощущала лишь тогда, когда своевольный фокусник игрался с её привязанностью, сохраняя её очень близко к себе или, когда бонвиван дозволял ей истязать его очень даже сообразительный рассудок. В иные моменты она, то и дело, ощущала, как боится за свой сон или одежду, как тревожится за еду или, как сегодня, за волосы. Все тревоги, какие Варя не смела называть, девушка воспринимала и пыталась исправить, прекрасно понимая, что, сколько не укутывайся в эту толстовку, а лучше себя чувствовать она не станет. — Я привыкну, и всё будет нормально. — Две недели уже прошло, а ты косы ненавистные заплетаешь! — в голове революционерки миновали тысячи шуток о причёске, какими она кормила племянницу, пока они учились в колледже. — Ничего не нормализуется, Любава… — И что ты мне предлагаешь?! — злобно цедила она, наконец-то подняв очи на карие волнующиеся зрачки. — Отвязать нить и позволить ей тонуть в этом озере из чужой манипулятивности и махинаций?! Кинуть её на рожон?! — Я не знаю, Любава! — восклицал Александр. — Единственное, что я точно знаю, что продолжаться в таком духе не может! Ты — уже не ты! Я боюсь за тебя! — Терять меня душевно совсем не так тяжело, как терять её физически! — выкинула принцесса, отступая от друга на шаг, злясь от его волнения, какое имело причину, но совсем не угождало ей по нраву. — Я не прощу себе, если Марфа с ней что-то коварное сделает, а я даже помочь не смогу! — Это бред! Усталое выражение сорвалось с уст, а следом за ним всея спаситель Руси опустил руки, обречённо поглядывая на пол, понимая, что слушать его никто не собирается. — Что именно?! — разбушевалась шёпотом владыка чувств. — То, что я за неё боюсь?! То, что я о ней тревожусь?! Что хочу её спасти?! — Что ты начала гражданскую войну с человеком, с каким после связала себя очередным эмоциональным заклинанием, буквально подписывая приговор на общую смерть! — протараторил факир, следом очень напряжённо, прямо тягостно, вздохнув. — Ты же понимаешь, что, если эта еретичка перейдёт к тяжёлой артиллерии с повешением на облаке и холодной комнатой, то ты опять начнёшь страдать вместе с ней?! На это ответить Любава, к сожалению, не могла. Она прекрасно это знала, но даже при этом воспринимала, как нечто далёкое и нереальное. Слишком много она готова претерпеть лишь бы обезопасить любимую племянницу от гнусной погибели. — Ты как будто не знал, как я отношусь к подобному ограничению своей жизни! — обиженно кинула она, сцепив руки на груди. — Прекрати играться в няньку, не маг! Мои чувства к тебе явно не дают тебе вольную к моим нравоучениям! Я тебе не дитё малое, чтобы ты объяснял мне основы моей же магии! Я — уже взрослая девочка, и уж с последствиями как-то сама разберусь! Разозлившись, Сатана верила, что, выказав всё, сейчас отвяжется от не мага за приёмом пищи, где они просто обязаны позабыть эту тему, и развернулась к комнате, но пройти через порог она не успела. Пока они не в её области, они не скрывают эти тайны, а проворачивать нечто такое в территории столовой нельзя, чтобы не раскрыться пред вторым гостем и, уж те более, пред Эвр. В этот раз не схватив, а просто сократив расстояние между ними, Саша очутился рядом с верной подругой и, притянув её к стенке, очень яростно проговорил самое губящее его знание. — Меня ничего в жизни не раздражает сильнее, чем то, что твоя упёртость нисколько не уступает твоей же жертвенности! Сказанные слова казались такими громкими, уже яростными и преисполненными суматошной заботы и невероятной тревоги. Факир так дико беспокоился за её самочувствие, что готовился хоть по пятам ходить, лишь бы хоть капельку заглушить её эмоции, и это крайне раздражало при условии, как это смотрелось: он будет ходить рядом, потому что чувство её любви глушит тяготы Вари. По сути, он буквально пользовался её чувствами. Подняв на него личико, гордая дамочка нашла свой ответ. — У меня имеется прекрасный пример для подражания в лице друга дебила абсолютно жертвенного аверрунка, — злобно выпалила она. — Очень жаль, что тебе такой попался, — обиженно заявил Саша, и без чтения мыслей понимая, что она очень разгневана. — Меня ещё и влюбиться угораздило. Слишком острое препинание, созданное лишь по вине заботы о друг друге, увы, прервалось. Вроде такой огромный замок, а личные моменты рушатся один за одним. — В очередной раз я натыкаюсь на ваши интимные мгновения, — произнёс возникший в коридоре метаморф, оглядывая поникшую парочку с явным укором и, в то же время, хладнокровием. — То ли дело в том, что я столь удачлив со своей любовью к романтическое прозе, то ли виной тому то, что вы слишком часто тонете в приливе этих ощущений… — Скорее, третье, — презрительно прыснула Любава, вылетая из псевдо объятий друга, — Ты своим жеманным рассудком всё окрашиваешь в кафешантанный вид, какого тут не кроется вовсе. — Это огорчает. — Прости, что расстроила твои ожидания! — язвительно отозвалась принцесса. — Я о тебе. Мигом словив намёк и ощутив его куда острее, чем за день до, биполярная особа ощутила, как разбушевались её личности, желая выкинуть прочь что-либо и, желательно, не людей. Рассвирепев, она плотно сжала зубы, сдерживая при себе эмоции, какие, увы, изливались мощно, будто на землю обрушился потоп. — Психея! — Нимфа… Такие разные прозвища удушили её и раскрошили, эмоции поделили, и чёткое ощущение, что сейчас её сила кого-то загубит, не оставило ей шанса сохранять своё местоположение. Исполняя при сумасшедшем урагане моргания, мальчики потеряли из виду управляющую ими революционерку, оставшись одни посреди пустой комнаты. Осознание доходило до них медленно, и озвучено стало куда быстрее богиней ветра. — И где наша будущая владыка? — обратилась с вопросом она, загоняя детей в зал столовой. — Только что обратилась в пустоту, — сообщил ей анимаг, озираясь встревоженно по сторонам. Вроде она так часто использовала телепортацию, но эта ситуация оказалась крайне неожиданной. Эвр мигом оглядела мальцов, готовая растерзать их на месте. — Что вы снова вытворили?! — Мы?! — испуганно отказывались они. — Как к этому дела вообще причастны мы?! — прыснул Корвин. — Напрямую! Это же вы зачем-то докучайте ей уже не первый день своим дрянным любовным треугольником и делите её, как доенную корову! От такого нагоняя, мальчишки сильно смутились. — Мы — не любовный треугольник! — опровергал факир. — Мы эта… Как её… — Капитолийская триада! — Ни в каком месте это не так! — бушевала фиолетовая масса. — Вы — королева и два её пажа, что вроде должны помогать, но на самом деле создаёте лишь больше проблем! — По-моему, вы нам немного грубите, — предпринял попытку защититься бонвиван. Тот и представить не мог, что его когда-то будет отчитывать мать диких ветров за якобы увлечённость девушкой, какую он годами считал эгоистичной манипуляторшей и за какую сейчас переживал. — Пока немного, но, если вы прямо сейчас не пойдёте её искать, то будет так много, что астральный бесконечный план вам малым покажется! — стукнув в ладоши, она захлопнула двери в столовую, указывая, что им обеда не будет. — Бегом! Сжатые уже не столько страхом, сколько боязнью владыки астрального плана, юнцы ещё пару секунд постояли на месте, а следом помчались в разные стороны, надеясь её отыскать. Не думающая даже о том, что начала игру в прятки, Любава уселась в комнате Вити, вглядываясь в его безмятежное личико и напряжено вздохнула, горюя об уходе брата и своей участи. Подобные эмоции оказывались столь мощными, что всецело пленили её и отогнали от неё мысли о благосостоянии её сестрицы, что оказалось крайне удачно в данный момент времени, ибо только странного желания сделать каре ей хватило с достатком, по сравнению со всеми последующими эмоциями, что должна испытать её родственница.