Другая жизнь

      Мария перевернулась во сне, скинув одеяло на пол. По её щекам текли горячие слёзы, а из груди доносились тихие, еле слышные всхлипы. Тяжёлое, сбивчивое дыхание звучало слишком громко. Мария неожиданно распахнула мокрые глаза, перед ними предстала непроглядная тьма.       Мария часто моргала, силясь привыкнуть к темноте, а когда её глаза начали различать очертания комнаты и свет луны, проникающий через незашторенное окно, она привстала, оперевшись на локти.       Грудь судорожно вздымалась от каждого вдоха; влажная от пота футболка холодила спину; босые ноги были ледяными, несмотря на то, что тело бросало в жар всё сильнее с каждой минутой. Марии понадобилось несколько минут сосредоточенно дышать, прежде чем к ней пришло осознание, что из глаз до сих пор текут слёзы. Мария вытерла футболкой влажные щёки и глаза, подняла одеяло с пола, вытряхнув, накинула его на себя и попыталась вновь уснуть. Сна не было ни в одном глазу.       Мария бросало в дрожь от холода, которого, по сути, здесь быть не должно. Озноб сковал тело, не позволяя шевельнуться, но дыхание было настолько горячим и обжигающим, что рука Марии, лежащая на подушке около лица, будто бы касалась печи. Мария нахмурилась, когда почувствовала слабый порыв холодного ветра, забравшийся под тонкое одеяло. Она опять приподнялась и недоумённо подняла бровь, завидев колыхнувшиеся от ветра шторы. Окно было настежь открыто.       Мария беззвучно приподнялась на диване и, с трудом дотянувшись дрожащими руками до окна, закрыла его. По комнате перестал гулять холодный воздух, но тело продолжало дрожать.       Мария устало опустила ноги на пол, но тут же подняла их обратно на диван под одеяло: пол словно был изо льда. Мария, плотно сжав зубы, опять коснулась босыми ногами пола и окончательно поднялась со своего ложа. Половицы под ногами непозволительно громко скрипнули.       Мария поморщилась и аккуратно встала. Ногам было по-прежнему холодно, но теперь это ощущалось не так сильно. Тихие, почти неслышные шаги раздались в комнате. Мария отворила дверь и выглянула в тёмный коридор. Воображение уже вырисовывало очертания людей и других существ в мрачной черноте ничем не освещённого коридора.       Половицы тихо скрипели под ногами, когда Мария быстрым шагом проносилась мимо дверей комнат. Лунный свет проникал в окно около входной двери, а воображение уже вырисовывало силуэты скрывавшиеся в тенях в глубине дремучего леса. Мария ещё некоторое время высматривала что-то, непонятное даже ей, в лесу, окинула быстрым взглядом лестницу, ведущую на чердак и проскользнула на кухню.       Стакан холодной воды из-под крана помог ей освежиться и прийти в себя ото сна. Мария не помнила, что именно видела во сне, но помнит огромную тоску и скорбь, засевшие в сердце и заставившие слёзы течь по её щекам.       Мария, не думая о последствиях, села на холодный, ещё более холодный, чем в её комнате, пол и прижалась спиной к холодильнику. Какое-то непонятное чувство заставило её сердце сжиматься, стоило ей попытаться вспомнить недавний сон.       Мария устало прикрыла глаза и, сама того не заметив, уснула.       Через несколько часов солнце радостно заглянуло в окошко и своими тёплыми, ещё не яркими, но очень нежными, лучами дотянулось до сомкнутых век Марии, проникая словно под них и заставляя девушку проснуться.       Мария нахмурилась и недовольно поджала губы. Конечности настолько оледенели, что почти не чувствовались, а затылок неприятно ныл. Шрам на спине покалывал, напоминая о себе.       Мария поднялась с пола и, пошатнувшись, почти бегом направилась в комнату. У неё всё ещё оставалась надежда на то, что она себе ничего не застудила, хоть это и очень маловероятно. Уснула она, когда ночь была в самом разгаре (судя по тому, что луна находилась высоко в небе) а проснулась на рассвете. Около трёх часов её тело, и так окоченевшее, находилось на холодном полу в одних тонких, хлопковых штанах и лёгкой футболке.       Мария буквально влетела в комнату и за пару мгновений переоделась, путаясь в пижаме и несколько раз споткнувшись, в повседневную, более плотную одежду. Тёмные короткие волосы раскидались по плечам, попадая в лицо и мешая обзору. Мария раздражённо расчесала их и завязала в тугой низкий хвост.       За это время солнце поднялось выше, а лучи становились всё более резкими и яркими. Утренний туман рассеивался, и лес терял долю таинственности, но это восполняли быстро чернеющие под густыми кронами деревьев тени.       Уставшая от беготни с утра пораньше Мария легла на диван. Спать она не собиралась, но дрожащие руки и подгибающиеся колени мешали её дееспособности.       Солнце поднималось всё выше и выше, Мария понимала, что уже настало время вставать, но тело её так не считало. Внезапная апатия охватила сознание, мешая нормально думать. Уставшее тело противилось даже мысли о предстоящих заботах и работе.       Мария, преодолевая себя, поднялась с дивана и прошаркала к двери. В коридоре послышалось копошение. Мария приложила ухо к двери, замерла и вся превратилась в слух… Вот только не было слышно ничего, кроме собственного дыхания и ударов сердца, отдающих в уши.       Мария резко втянула носом воздух и опять замерла. Ничего. Девушка цокнула языком и приоткрыла дверь. В коридоре не было ни души. Абсолютная, звенящая тишина давила на Марию не хуже многотонного пресса.       Сердце замерло на секунду, но в следующий миг забилось быстро и сильно, кувалдой опускаясь на рёбра и голову каждым мощным ударом. Ледяная капля пота скатилась по виску.       Мария дышала редко, раздувая ноздри при каждом вдохе, наполняя лёгкие воздухом до тех пор, пока не будет слышен хруст рёбер, пока диафрагма не будет трещать по швам. Мария слышала отчётливый скрежет заржавевших шестерёнок в голове. Тело не слушалось, грозясь упасть на холодные доски пола.       Мария сжала дрожащую руку в кулак и чуть не закричала, почувствовав боль, пронзившую её костяшки насквозь. Послышался отчётливый скрежет зубов, и неразборчивое, тихое мычание сквозь поджатые губы.       Мария тяжело дышала, колени грозились подогнуться в самый важный момент, шрам покалывал и стягивал кожу на спине. Ноги сами понесли её в ванную комнату.       Стоило замку на дверях щёлкнуть, как Мария свалилась на пол без сил. Тело всё ещё мелко дрожало. Мария пересилила себя и, схватившись за раковину, кое-как смогла встать на ноги. Собственная рука, попавшая в поле зрения, заставила Марию на секунду забыться и предаться воспоминаниям.       Рука осталась той же: маленький, тонкий шрам на большом пальце, мозоль на среднем пальце правой руки и очень коротко, совсем недавно, подстриженные ногти. Но за шесть лет добавилось много нового: ужасающие, полученные совсем недавно, ещё красноватые, шрамы на костяшках; маленькие, выделяющиеся своей белизной на загорелой коже, ожоги на указательном и безымянных пальцах; множество мелких, почти полностью заживших, шрамов, больше похожих на светлые веснушки, по всей тыльной стороне ладони.       Мария внимательно разглядывала свои руки, пока с кисти не перебралась выше, на предплечье. В глаза сразу же бросилась небольшая, но заметная, родинка на тонком запястье.       Взбухшие вены выглядели угрожающе при тусклом, еле мигающем свете ванной. Утратившие свою детскую нежность руки сжали край раковины; тёмные, даже темнее, чем обычно, глаза с ненавистью взглянули в зеркало, но увидели там только своё отражение.       На Марию с насмешкой смотрели такие же, как у неё глаза.       Холодная вода, плеснувшая в лицо быстро остудила весь пыл и отогнала желание ударить это насмешливое, злорадное лицо, взирающее на Марию из зеркала. Девушка наскоро умылась и почти выбежала из ванной, не желая оставаться там ни минутой больше.       Тяжёлые, неспешные шаги и последующий на ними скрип половиц донёсся до чуткого слуха Марии. Она остановилась посреди кухни и медленно, словно в замедленной съёмке, обернулась.       На пороге кухни показался сонный, поминутно зевающий и не до конца проснувшийся, Стен в тёмно-синем распахнутом халате. Он, сонно приоткрыв один глаз, мазнул взглядом по кухне и остановился на замеревшей Марии. Во взгляде промелькнуло осознание.       — Доброе утро, — пробормотал Стэн через несколько минут молчания.       — Доброе, — отмерла наконец Мария и как ни в чём не бывало подошла к холодильнику, как будто это не она несколько мгновений назад испуганно застыла на кухне, готовая бежать со всех ног, стоило ей заслышать приближающиеся шаги.       Стэн прошаркал в ванную и заперся там. Мария флегматично засыпала молотый кофе в турку, когда на периферии зрения, за окном, возник силуэт. Мария напряглась всем телом, при этом стараясь выглядеть максимально естественно, заливая в турку холодную воду и кладя её на плиту. Силуэт продолжал упорно стоять за окном, прожигая спину Марии взглядом.       Девушка вновь подошла к столу и, как бы невзначай, взглянула в окно. Силуэта там не оказалось. Мария несколько минут неподвижно стояла у стола, сверля окно подозрительным взглядом, а затем подошла к нему вплотную, откинула занавески и буквально припала к стеклу, внимательно вглядываясь. Но перед глазами был лишь знакомый лес, в котором не было почти ничего подозрительного. Мария ещё немного постояла, задумчиво оглядывая лес, ища хоть что-то, что могло подтвердить её догадку, но вскоре отошла, услышав как начало кипеть кофе.       Мария дрожащими руками засыпала заварку в чайник и на негнущихся ногах подошла к плите. Картинка перед глазами размылась, предметы потеряли очертания, смешиваясь в одну цветную кашу, принимающую вид абстрактной картины. Мария мрачно усмехнулась и облокотилась на стол, но, постояв несколько минут, всё же оторвалась от своей единственной опоры и подошла к плите, чтобы налить горячий кофе в кружку Стэна.       «Что-то он там долго», — как молния пронеслось в голове Марии мысль и тут же забылась, уступая место другому.       На пороге опять появился Стэн, только более бодрый и угрюмый. Он вновь мазнул взглядом по кухне, погружённой в полумрак, и остановился на Марии.       — Ещё раз доброе, — Стэн подошёл к столу и, отодвинув стул с громким скрипом, заставившим всех присутсвующих скривить лица, сел.       Мария ничего не ответила и повернула голову в сторону входа, ожидая прихода двойняшек. Чайник, недавно поставленный на плиту, тихо поскрипывал; слабый, наполненный утренней прохладой, ветерок, колыша занавески, проникнул на кухню сквозь открытую форточку, потрепал не прикрытые феской короткие седые волосы Стэна и нежно скользнул по рукам Марии вверх к её умиротворённому лицу.       — Сегодня дети придут позже, — в мягкой, приятной тишине кухни неожиданно громко раздался голос Стена, заставивший Марию слегка вздрогнуть.       — Понятно, — коротко ответила Мария и небрежным движением выключила начинавший кипеть чайник.       Дрожащие руки плохо слушались хозяйку, поэтому Марии пришлось уделить больше времени для того, чтобы налить себе чай.       Комната наполнилась прекрасным ароматом горячего кофе и чёрного душистого чая. Мария с большим удовольствием вдохнула его и приложила стакан к губам; горячий напиток обжёг губы, проник в рот, обжигая язык и оставляя на нём сладкий привкус, полился дальше- в глотку. На губах Марии расцвела слабая блаженная улыбка, но неожиданно возникший на периферии зрения силуэт испортил всю красоту момента.       Мария замерла со стаканом в руках и горячим чаем во рту. Широко раскрытые глаза смотрели вперёд, но ничего не видели: всё внимание сосредоточилось на боковом зрении.       Стэн, заметив состояние Марии, заговорил.       — Мария? — девушка будто отмерла и, мельком посмотрев в окно, взглянула на Стена, — Всё в порядке?       — Да, да, — Мария нервно сглотнула, — Всё хорошо.       Стен несколько мгновений недоверчиво поглядел на девушку, но вскоре вернулся к своему прежнему занятию: чтению журнала.       Мария допила чай, постоянно кидая полные подозрения взгляды в окно, и вышла из кухни, сказав напоследок.       — Я на улицу. Скоро буду.       Стэн рассеянно кивнул в пустоту, не отрывая взгляда от журнала.       Мария вышла из дома, тихо прикрыв дверь, и остановилась на секунду на крыльце. Ещё не совсем ушедшая прохлада утра застыла в воздухе, заставляя Марию покрыться гусиной кожей. В воздухе пахло хвоей и надвигающимся зноем.       Мария с удовольствием вдохнула этот аромат и, оглядевшись, поплелась (иначе это не назовёшь) по направлению к лесу. Ноги с трудом слушались, норовя подогнуться и уронить свою хозяйку на грязную землю. Голова, совершенно пустая от мыслей, казалась очень тяжелой, и тонкая шея Марии с огромным усилием удерживала её в вертикальном положении.       В таком состоянии Марии следовало бы оставаться в Хижине, в своей комнате, лёжа на диване, да плевать в потолок. Но привычку очень трудно искоренить, особенно если это и не привычка-то вовсе, а жизненно необходимая потребность.       Мария, еле переставляя ноги, шла навстречу солнцу. Лес тихо шелестел на ветру, радостно чирикали птички, а Мария гуляла вдоль деревьев по пыльной дороге.       Солнце поднималось всё выше и выше, зной прибывал, заставляя пот струиться по лицу, а щёки и нос гореть от прямых лучей солнца, попадающих аккурат на них. Вечером, Мария в этом уверена, её лицо и все открытые участки кожи, попавшие под солнце, покраснеют, а через ещё несколько дней появится загар. Так было всегда.       Мария скривила лицо и, превозмогая желание закрыть глаза, почти с ненавистью взглянула на яркое солнце. Над горами, скрытыми от солнца в тени облаков, нависли огромные по размерам тёмные тучи.       Жжение в пояснице стало сильней, почти переходя в боль. Мария с ужасом осознала, что застудила себе спину и у неё начал закладываться нос.       Неожиданно холодный, пронизывающий до самых костей, ветер подул Марии в лицо, потрепал волосы и проник под тонкую футболку, заставив девушку задрожать. Из носа потекло.       Совсем близко, метрах в ста, показался город. Мария удивлённо вскинула брови, совершенно не понимая, как она здесь оказалась и как так быстро сюда дошла. Мария нерешительно зашла в город.       Неожиданно зародившаяся в больной голове мысль, заставила Марию зашагать быстрей по направлению к городской больнице.       На подходе к больнице Мария незаметно для себя выпрямила спину, а походка приобрела некую твёрдость. Мария расправила плечи, и, постучавшись, зашла в здание.       Мария подошла к сидящей в регистратуре девушке, имевшей вид очень уставшего в моральном плане человека.       — Здравствуйте, — Мария терпеливо дождалась, когда девушка поднимет голову и посмотрит на неё, — я бы хотела записаться на приём к доктору Каллидус.       Девушка ничего не ответила, начав писать что-то в своём журнале. Мария молча уставилась на её макушку и почти неслышно скрипнула зубами, почувствовав, как нарастает боль в спине на месте шрама, отдавая куда-то в ноги.       — Ваша фамилия, — в тишине регистратуры очень громко прозвучал голос Мэгги, как написано на бейджике на груди девушки.       Мария сфокусировала взгляд на лице собеседника и, выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, ответила.       — Пайнс.       Эту фамилию дал Марии Стен ещё когда подписывал документы об её опекунстве, во время того, как она лежала в этой самой больнице. Документы, кстати, были фальшивые и стоило органам опеки их тогда проверить чуточку тщательней, как Стена с лёгкостью раскусили бы. Мария улыбнулась одним уголком рта, стоило этой мысли проскользнуть в воспалённом болью сознании.       — Имя, — голос Мэгги резанул по ушам не хуже железа по стеклу.       — Мария.       Вновь раздалось тихое чирканье ручки в журнале учёта пациентов. Марии, облокотившейся о стойку регистрации, пришлось подождать ещё какое-то время, прежде чем Мэгги спросит что-нибудь ещё.       В здании больницы было прохладно и до одури хорошо, несмотря даже на витающий запах лекарств и какой-то болезненной тоски, пропитавшей больничный воздух насквозь. Мария глубоко вдохнула, всхлипнув заложенным носом.       Мэгги исподлобья взглянула на неё.       — Доктор Каллидус не лор, он хирург.       — Я знаю.       — Тогда зачем вы, больная насморком, идёте к нему, — раздражённо процедила Мегги.       — Если я болею насморком, ещё не значит, что у меня нет других проблем со здоровьем, — Мария кинула потемневший взгляд на стушевавшуюся девушку.       Наступила тишина, прерываемая тихим шуршанием листов журнала и скрипом стула, на котором сидела Мэгги.       — Его сегодня нет в больнице, — равнодушно, но с нотками некоторого злорадства, через несколько минут сказала девушка.       — Как жаль, — Мария постаралась сделать вид, что расстроилась, — до свидания.       Выйдя из больницы Мария бодрым шагом, почти вприпрыжку, направилась в небольшой парк, который и парком-то не являлся. Это была просто слегка обустроенная часть леса: кое-где стояли скамейки и была проложена широкая тропинка, засыпанная гравием.       Мелкие камушки шуршали и стучали, под ногами Марии, птички сегодня чирикали особенно радостно. Густые кроны многовековых сосен не пропускали горячего солнца, поэтому в парке стояла прохлада и приятный глазу полумрак.       Немного в отдалении, на скамейке, одиноко сидел пожилой человек. Мария подошла поближе и узнала в нём доктора Каллидуса.       Он расслабленно сидел, облокотившись на спинку, и, нацепив очки, читал книгу. Мария незаметно подкралась и заглянула доктору через плечо.       Мужчина некоторое время не замечал Марию, но в один момент он неожиданно повернул голову к девушке и весело взглянул на неё.       — Что же вы, Мария, так долго стоите за мной и не здороваетесь? — улыбнулся доктор Каллидус, повернувшись обратно.       — Я думала, вы меня не заметили.       — Это повод молча стоять за моей спиной, скрывая своё присутсвие? — мужчина с усмешкой взглянул на подсевшую рядом Марию и продолжил, не дождавшись ответа. — Однако, это вам удалось. Пока вы стояли сзади, я и подумать не мог, что там кто-то есть. И шагов ваших я абсолютно не слышал. Браво! Восхитительное владение своим телом, даже несмотря на то, что у вас некоторые проблемы с опорно-двигательным аппаратом, возникшие вследствии прямого попадания молнии. Повторюсь, браво!       — Это был сарказм? — Мария приподняла бровь и преувеличенно удивленно посмотрела на доктора.       — Конечно, — засмеялся доктор Каллидус, — я услышал вас ещё тогда, когда вы вошли в парк.       — Какой прекрасный слух! — притворно восхитилась Мария, весело сощурив глаза.       — Без сомнений, слух у меня прекрасен, но услышать вас мне помогло далеко не это, — загадочно отозвался доктор, вставая со скамьи.       — Так что же? — спросила Мария, тоже вставая.       — Это будет моей тайной. Должна же быть в человеке хотя бы одна тайна?       — Конечно, но не в вас.       — Мне птички напели, — растянул губы в широкой саркастично-весёлой улыбке доктор.       — Верю, — ухмыльнулась Мария, отходя от скамьи, — примете меня, несчастного больного, у себя завтра, доктор Каллидус?       — Конечно, приходите в девяти, я буду там, — почти добродушно улыбнулся мужчина, — кстати, который час?       — Понятия не имею, — пожала плечами Мария, — тогда, я пойду запишусь к вам на приём?       — Ох, нет! Нет! Что вы! — воскликнул доктор, — приходите, я приму вас без очереди!       — Спасибо, — пробормотала Мария, скрываясь за поворотом, — до свидания! — уже громче добавила она.       — До свидания!       Ещё несколько минут доктор смотрел в то место, где только что была Мария. Что-то в её поведении и движениях ему определенно не нравилось. Завтра, он её, наконец, осмотрит, и поймёт, в чём же дело.       Птички весело зачирикали, где-то на дереве. Подул холодный ветер. Какое-то тревожное чувство сковало сердце Марии. Должно было случиться что-то страшное, но она пока не знает что именно.