Санкт-Петербург

      Две недели назад Гром поругался с Юрой, они решили взять перерыв. Поругались просто на пустом месте, из-за ерунды. Оба уставшие после работы были, Костя завелся с пол-оборота, Юра, который конфликты обычно на корню давил, это настроение поддержал. Орали долго и громко, даже пару тарелок разбили. - Пошел ты, Гром! Тебя невозможно любить!       Смирнов хватает какие-то вещи, громко хлопает дверью, в отделе на следующий день не появляется и через день тоже. Вообще не появляется. Гром просто надеется, что его не подстрелили где-нибудь в подворотне, что он просто на задании.       Костя цепляется за последнюю фразу Юры. Ну, да, временами он был просто невыносим, редко проявлял эмоции и говорил словами через рот, чего, видимо, так не хватало Юре. Но все это не отменяло факта, что Костя его любил. Как мог. Готовил Юрин любимый кофе по утрам, старался не умереть в перестрелках (так себе получалось), руками стирал многочисленные Смирновские шмотки, много всего, в общем.       «Тебя невозможно любить», «тебяневозможнолюбить», «тебяневозможнолюбитьтебяневозможнолюбитьтебяневозможнолюбитьтебяневозможнолюбить» это бьется в голове все две недели. Гром рычит и огрызается на всех, кто пытается поговорить с ним в управлении, даже Феде говорит, чтобы нахер шел. С каждым днем он становится все агрессивнее и агрессивнее, дома почти не появляется, спит за столом в управлении или изоляторе, нормально не ест.       Федя сначала пытается помочь ему, пытается поговорить, потом просто укрывает курткой, когда Гром засыпает за столом, приносит пирожки и другую домашнюю еду, чтобы этот придурок хотя бы что-то жрал.       Прокопенко звонит Юре, чтобы узнать, что произошло, ведь от Грома ничего не добиться, но Юра не берет трубку. Поэтому Федя идет к нему домой. Смирнов, честно, просто в отвратительном состоянии. Бледный, осунувшийся, растрепанный, шаркает по дому в тапках, каких-то непонятных штанах и определенно точно Громовской майке. Федя стоит на пороге и не знает с чего начать. - Если ты пришел, чтобы обсуждать Грома, то можешь даже не пытаться. На хую я этого Грома вертел.       Шипит Юра и уходит вглубь квартиры, приходится тактично молчать и не говорить, что еще немного и Костя убьется или сам или половину управления. Федя немного убирается у него дома, моет посуду, собирает с пола разбросанные шмотки, мусор какой-то со стола выкидывает. Смирнов все это время просто лежит на диване, потолок разглядывает. - Юр, давай ладом.       Говорит Федя перед уходом, Юра на это только устало губы поджимает и плетется дверь закрывать. Потом проходит еще одна отвратительно длинная неделя. Потом еще одна.       Сейчас три часа ночи, Костя отвратительно уставший лежит на диване и пытается заснуть, но ключевое слово тут именно «пытается». Он начинает проваливаться в сон, когда за окном начинает орать музыка. «Думаешь, я не пробовал взять и забыть? Перетерпеть, уехать, развлечься, забить, Поразмышлять и выбросить из головы? Пробовал, но увы… Пробовал, но увы…»       Гром закрывает голову подушкой, кто вообще мог додуматься до такого посреди ночи. Он слышит тихие крики соседей, которым эта серенада ночного гения тоже не нравится. От шума просыпается и Игорь, трет ладошками лицо и идет к окну, чтобы выяснить источник. «Земля не может не крутиться, Сердце не может не биться, Солнце не может не светить, Я не могу тебя не любить!» - Пап, там дядь Юра под окном.       Ну, конечно, Костя мог бы и догадаться. - Гром! Хотя бы к окну подойди! Я не могу тебя не любить, слышишь!?       Юра внизу пытается перекричать музыку и будит не просто весь дом, всю округу. Встать с дивана, все-таки, приходится. Голова тяжелая, ноги тоже, но к окну Костя себя тащит, встает рядом с Игорем, руку сыну на плечо кладет. «Я не могу тебя не любить Я не могу тебя не любить Я не могу тебя не любить Я не могу тебя не любить!» - Вы, может, помиритесь? Тебе плохо без него, ты такой грустный с тех пор, как вы поругались.       Осторожно спрашивает Игорек. Смирнов под окном держит магнитофон высоко над головой и подвывает песне. - Я сейчас вернусь, иди в кровать.       Костя идет к двери, маленький Гром, ожидаемо, остается стоять у окна, даже носом к стеклу прижимается. «Ты можешь жить с Алёшей, а можешь с Ильёй. Ты можешь быть хорошей, а можешь — плохой. Можешь приехать в танке и просто стрелять. Что мне ещё сказать? Что мне ещё сказать?»       Лишь бы только раньше Кости никто во двор не вышел этого дурака ссанными тряпками бить. В парадной слышно, что Юра начинает орать громче. «Земля не может не крутиться, Сердце не может не биться, Солнце не может не светить, Я не могу тебя не любить!» - Не могу я, Кость! Просто не могу!       Гром почти сбивает его с ног, когда выбегает из парадной. Крепко прижимает к себе, чуть ли не до хруста ребер, магнитофон Юра из рук так и не выпускает. «Я не могу тебя не любить Я не могу тебя не любить Я не могу тебя не любить Я не могу тебя не любить!»       Музыка заканчивается, но они все еще продолжают стоять. - Я такой придурок, Юр, прости. - Оба хороши. - Так плохо без тебя было, ты не представляешь. - Да нет, представляю, мне тоже херово было. - Я не могу тебя не любить… - Я не могу тебя не любить…       Получается почти одновременно, романтично, а потом кто-то из соседей орет им «съебаться нахуй» и портит весь момент. Юра смеется, жмется еще ближе, тычется носом в щеку. Игорь, наблюдавший за ними из окна за этим цирком, облегченно вздыхает и идет к кровати, наконец-то можно выдохнуть спокойно и лечь спать. Ему завтра, как-никак, в школу вставать.