Санкт-Петербург

      Несмотря на прекрасные отношения между друг другом, у них всегда были разные отношения с погодой. Юру, разве что, солнышко любило чуть сильнее, чем надо, сгорал он всегда за считанные минуты, но в остальном все было прекрасно. Костя с погодой был в жестких абьюзивных отношениях еще со времен выпуска из академии, а с годами все стало еще хуже.       В академии Гром, скажем так, тренировался очень уж усердно, не жалея ни себя, ни свои колени. Так что к выпуску он мастерски мог предсказывать дождь без всяких там прогнозов. Федя иногда шутил, мол ему не в милицию надо идти после выпуска, а в метеорологи. Костя на это только хмуро хмыкал. - Ни тучки же на улице, не нужен мне зонт, да и в прогнозе погоды ни слова о дожде. - Бери зонт, еще спасибо мне потом скажешь.       Федя смеется, но зонт, на всякий пожарный, берет. Ливень днем был знатный, такой же сильный, как боль в Костиных коленях. Когда Прокопенко возвращается в общежитие, Гром лежит на кровати, закинув ноги повыше на стену, образуя почти идеальный прямой угол. Неудобно жутко, поясница уже затекла, но от такой позы нытье в ногах чуть меньше. - Что ты делаешь? - Перегоняю мысли из жопы в голову. Федь, что за глупые вопросы, я не знаю, что делаю, но так болит меньше. - Может, тебе мазь какую купить для коленей? - Мне ни одна мазь не помогает, плавали – знаем. Не представляю, какой радиоактивный состав должен быть у мази, чтобы она сработала.       Федя только губы поджимает, он уже устал смотреть, как Гром мучается от боли в коленях. В особо плохие дни Костя метался по кровати, ходил из угла в угол по комнате, чуть ли не скулил от того, как сильно болели ноги.       Когда они поступили в управление, лучше не стало. Как и в академии Костя каждые десять минут менял позу за столом, то выпрямлял, то сгибал ноги, дольше в одном положении он усидеть не мог, сразу затекать все начинало. Каждый час Гром выходил в курилку, больше, чтобы размяться, а не покурить.       Юра Смирнов, что бы там про него и его внимательность не говорили, сразу заметил эти Громовские мельтешения. Юра всегда замечал сведенные от боли брови и незаметное разминание коленей. Видел, как Гром с прищуром смотрит на редкое Питерское солнце, фыркает, чуть ли ни кулак небу показывает, через пару часов после этого неизменно начинался дождь. Костя всегда с ехидной улыбкой доставал зонт, пока все стояли под козырьком управления и сокрушались, что в прогнозе о дожде не было ни слова.       Костина метеозависимость подтвердилась еще ярче на одном из выездов. Выезд пустяковый, даже стрелять не пришлось, но пока они там были, за час погода сменилась три раза. Ранняя весна, что поделать, вот светит солнышко, через пятнадцать минут начался дождь, который перерос в снег. Грома мотыляло так, что он еле на ногах стоял. Обычно активный, даже агрессивный, он держался за стену и думал, как бы не наблевать прям тут. Федя, заметив это, отправил его в машину, где Костя провалялся до конца выезда, пока его не перестало выгибать.       На следующий день Гром видит на столе странную маленькую баночку с черной жижей внутри, по-русски на банке не было ни одного слова. «Для коленей» гласила рядом лежащая записка, написанная точно не Фединым почерком. Костя осматривается по сторонам, он был уверен, что о его проблемах знает только Прокопенко. Юра утыкается в бумажки именно в тот момент, когда Костя смотрит на него. Баночку с мазью Гром прячет в карман.       Вечером дома, ожидаемо, начинают нещадно ныть колени. Костя не сразу вспоминает о мази, как обычно, терпит-терпит, а потом еще немного терпит. Меряет шагами квартиру, потом задирает ноги повыше, но ничего не помогает. Когда от боли уже на стену лезть хочется, Гром вспоминает про банку в кармане. Некоторое время он еще надеется, что все само пройдет, но само не проходит, так что приходится встать и взять подаренное Смирновым лекарство. Костя не хочет знать, где Смирнов его достал и на какие шиши, потому что через пятнадцать минут колени отпускает. Он, наконец-то, расслабленно выдыхает, ох уж это прекрасное чувство, когда у тебя ничего не болит. Гром почти засыпает на диване, когда слышит скрип входной двери: Игорь вернулся с гулянки. - Пап, чем так воняет, тут же задохнуться можно? - Мазь для коленей. - И как ноги? - Хорошо, рабочая вещь. - Здорово, но можно я окно открою?       Честно, по мнению Кости, мазь вообще не воняла, скорее резко пахла чем-то, что идентифицировать было довольно сложно, у него были мази и похуже, которыми реально можно было травить насекомых. Он перестал ими пользоваться, когда родился Игорек. Во-первых, чтобы не отбить у ребенка нюх еще в младенчестве, а, во-вторых, они все равно не помогали. Теперь Игорь всегда знает, когда у папы болят ноги, молча идет открывать окно и даже не ворчит, потому что папа всегда выглядит таким расслабленным после этой вонючей мази.       Через месяц Костя сидит в управлении и молится, чтобы у него глаза от давления не вывалились. Чертова погода опять вытворяет какие-то кульбиты, а ему вообще-то работать надо. Буквы перед глазами скачут в такт пульсации его головы, приходится выйти на улицу, чтобы хоть как-то отвлечься. По возвращению, Гром видит на столе два кругляша таблеток и воду в кружке. Юра стоит поодаль и смотрит, как Костя без вопросов закидывает кругляшки в рот и запивает водой. А если бы это был яд??? Гром об этом тоже подумал, но если это остановит тикание в голове, ему было плевать, что за отраву от только что проглотил.       Голова успокаивается минут через двадцать, становится так легко и хорошо, Костя ходит в приподнятом настроении остаток дня, даже не огрызается ни на кого, за что получает несколько подозрительных взглядов от коллег. Счастливая улыбка Юры тоже не ускользает от всеобщего внимания.       Поворотным моментом становится день, когда Костя в шоке смотрит на пояс из собачьей шерсти на своем столе. Да, вчера он весь день жаловался на боль в пояснице. Он мыл ванну, окей да? Полчаса в согнутом положении тут же аукнулись. Федя за его спиной смеется до слез. - Кто-то очень сильно заботиться о твоем здоровье, Гром, не злись. - Я даже знаю, кто. - Да?       Прокопенко не успевает спросить, кто же это, потому что Костя ураганом уносится прочь вместе с этим поясом несчастным. - Это что?!       Юра в курилке от неожиданности подскакивает и роняет пепел себе на штаны. Благо на улице никого, и никто не видит, как в него тычут, почти угрожают, поясом из собачьей шерсти. - Эм, это для поясницы. - Я знаю, для чего это, может, хватит задаривать меня всякой ерундой? - Не помогает?       Костин запал начинает как-то медленно пропадать, ну, лекарства правда действенные и спасают каждый раз, как он начинает разваливаться. - Помогает, но… Зачем ты это делаешь? - Подумал, это будет лучше, чем таскать тебе цветы и конфеты. Прости, я больше не буду…       Смирнов уходит прочь с такой скоростью, что до Кости не сразу доходит смысл его слов. Это, типо, ухаживания были? Безусловно, Гром замечал, что Юра становится счастливее, когда его отпускает тупая боль во всех частях тела, но сложить все эти факты как-то не получалось.       До конца дня Костя пытается обработать полученную информацию, рассеяно разглядывает дела и раз в иногда поглядывает на Смирнова. Тот сидит мрачнее тучи за своим столом, взгляда от бумажек не отрывает. Когда все уже разбредаются по домам, Костя все-таки встает и идет к Юриному столу. - Это, хочешь сходить куда-нибудь после работы? - Зачем? - Подумал, это будет лучше, чем молча принимать твою заботу обо мне.       Улыбка, которую Юра ему дарит, определенно стоит всех этих лет споров с погодой, страданий и мучений, которые подкидывало ему его собственно тело.