Чтоб постовому дети рассказали, Как за углом на улице один Сидит и заливается слезами Седеющий высокий гражданин. (Константин Симонов «Первая любовь») ___
- Ангел, можно тебя на пару минут? – Корделия сама понимала, что нельзя. Нельзя приставать с разговорами к тому, кто только что вернулся с похорон любимой женщины. - Не сейчас, Корди, - бесцветно сказал Ангел, плетясь вверх по лестнице. Ему хотелось упасть на свою кровать и не шевелиться неделю, а ещё лучше – умереть немедленно, чтобы быть вместе с Баффи. Корделия смотрела ему вслед, прислонившись к стойке, чувствуя на своей спине неодобрительные взгляды друзей. Уэсли, Ганн и Фред вряд ли осуждали, но однозначно не одобряли её стремление немедленно пообщаться с Ангелом, которому необходимо побыть одному. Внезапно Корделия развернулась на девяносто градусов и сбросила со стойки все немногочисленные вещи в пределах досягаемости. Разная мелочёвка с лёгким грохотом попадала на пол. Корделия запустила пальцы в волосы, сцепила на затылке. Вдохнула, выдохнула. И без единого слова ушла, попутно прихватив сумочку. - Корделия! – уже на улице окликнул выбежавший следом Уэсли. Она остановилась, и он её нагнал. - Что с тобой происходит? – спросил он озадаченно, с неподдельной заботой. – Ты сама не своя в последние дни. – «Да и до этого вела себя странно». Она хотела сказать, что тоже невообразимо переживает из-за смерти Баффи. Или что не перестаёт волноваться из-за пропавших видений, коих не было уже несколько недель. Или соврать что-нибудь ещё, но не смогла, разрыдалась и неожиданно обнаружила себя утыкающейся лицом в грудь Уэсли – то ли он её притянул, то ли она сама к нему прижалась. Он больше не допытывался, что с ней; обнимал, гладил по волосам и полушёпотом убеждал: - Всё будет хорошо. - Конечно, - наконец, выдавила Корделия. Подняла голову, взглянула на Уэсли заплаканными глазами, в которых промелькнула странная твёрдость. – Ты прав, всё будет хорошо, обязательно. – Она улыбнулась ему, прежде чем отступить на полшага. Корделия поняла, как должна поступить. Повезло, что Ангел отказался с ней разговаривать! – Я увольняюсь, Уэсли. Прямо сейчас. Не говори остальным до завтрашнего утра. Завтра утром меня уже не будет в городе, и я не хочу, чтоб кто-то попытался меня остановить. Глаза Уэсли почти перестали вмещаться в границы его очков. - Я понимаю, что ты нервничаешь, хотя и не понимаю почему; но тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? - Нет, я делаю именно то, что нужно. – Она вытерла глаза, снова улыбнулась. – Я не могу объяснить тебе всего, Уэсли. Но так нужно. - Это из-за Ангела? У вас с ним?.. – Уэсли закончил вопрос не словами, а выражением лица. Наблюдательности ему было не занимать, и он не мог не заметить резких перемен в поведении Ангела и Корделии. Ангел до этого увязал в депрессии, видеть никого не хотел, всех от себя гнал, и вдруг воспылал бодростью и жизнелюбием – друзья, вернитесь, я всё прощу, вернее, сделаю всё, чтобы вы простили меня! Только почему-то стал шарахаться от Корделии. Как и она от него. Объяснений могло быть множество, однако Уэсли, руководствуясь некоторыми деталями, нашёл верное. Правда, неполное. Одну часть головоломки он разгадал, а о существовании другой и не подозревал. Корделия кивнула. - Но это же не повод бросать всё, бросать нас! - В любом случае от меня теперь мало толку – видения исчезли, и я чувствую, что навсегда. - К чёрту видения! Ты нужна нам не из-за них! Корди!.. – В его голосе и взгляде сквозило отчаяние. Корделии показалось, что Уэсли сейчас сам расплачется. – Не хочешь работать с Ангелом – не работай, но зачем исчезать? - Так надо, - произнесла она тихо и опустила глаза. И Уэсли заподозрил существование второй части головоломки. А ещё осознал, что расспрашивать об этой части нельзя. - Позвони, когда устроишься на новом месте, - сдавленно попросил он. – Дай знать, что с тобой всё в порядке. - Я позвоню, но не скажу, где я. И сразу после этого сменю номер. Уэсли не стал спорить и вызнавать, зачем такая конспирация. - Обещаешь? - Обещаю. – Корделия поцеловала его в щёку. – Попрощайся за меня с ребятами завтра. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем обменялись ободряющими улыбками и разошлись. Вернувшись в отель и поразмыслив, Уэсли отважился зайти к Ангелу. Да, время самое неподходящее, но другого не будет. Уэсли не собирался с порога вопить: «Ангел, Корделия хочет уехать, останови её, пока не поздно!», он собирался понять, есть ли вообще смысл подвигать Ангела на разговор с Корделией. Разобраться, есть ли перспектива у этих отношений, могут ли они принести пользу. Если да, тогда имеет смысл сделать так, чтоб Ангел остановил Корделию, ради них обоих. Если нет – Корделии впрямь лучше уехать. Ангел лежал на кровати, пялился в потолок. Уэсли многое бы отдал за возможность отложить «допрос». - Прости, что отвлекаю. Поверь, если бы я мог не спрашивать прямо сейчас, я бы не спрашивал. Но это важно и срочно… Это насчёт Корделии. – Подождав и не дождавшись хоть какой-нибудь реакции, Уэсли продолжил: - Я знаю, между вами что-то было… - Мы переспали, - равнодушно произнёс Ангел. – Видимо, нас околдовали, прокляли или как-то ещё одурманили. – Он по-прежнему изучал потолок, не моргая. Уэсли не знал, чему поразился сильнее – лёгкости, с которой Ангел признался, или безразличию, с которым он это сделал. - Корделия переживает... - Уэс, иди к чёрту, - всё столь же спокойно велел Ангел. - Если надо, пойду, только ответь на вопрос. – «Да как его сейчас о таком спрашивать? Он в лучшем случае пошлёт меня ещё дальше, в худшем – изобьёт и будет прав. И как рассчитывать на честный ответ? Не исключено, что честного ответа Ангел и сам пока не знает. Подождать бы ещё хоть пару дней…» - Ты любишь Корделию? Я не про дружескую любовь, а про романтическую. Есть ли у тебя к ней такое чувство? Или намёк на него? Подозрение? Вероятность? Сама мысль о том, чтобы любить другую женщину - пусть не сейчас, а в перспективе, - казалась Ангелу кощунством. Он и представлять подобного не хотел. Но на долю мгновения представил, почувствовал себя предателем. Возненавидел себя, а заодно и Корделию, у которой, видите ли, возникли переживания и обиды, и она не в состоянии придержать их. - Нет, - клацнул он. – Никогда не было и никогда не будет. - Это всё, что я хотел узнать. Прости, что потревожил.***
«Вольфрам и Харт» резко отстали, сосредоточившись на собственных проблемах. Основополагающие пророчества перестали сбываться, провидцы бились в истерике, планировщики рвали на себе волосы, всё уверенно шло наперекосяк – тут уж не до Ангела и его команды. Поэтому Ангел с командой спокойно продолжили заниматься тем, что у них получалось лучше всего, - спасали жизни и души. Иногда даже получали за это деньги. Но с годами «Гиперион», начавший полноценно функционировать в качестве отеля, стал приносить больше прибыли, нежели «Расследования Ангела». Да и члены команды постепенно отошли от сверхъестественных дел. Видимо, выполнив положенную норму добрых деяний, Ангел превратился в человека, на сей раз безвозвратно. Казалось бы: сбылась заветная мечта, живи и радуйся. Когда Ангел был вампиром, он считал, что только вампиризм и мешает ему вести нормальную счастливую жизнь, что обычным людям очень легко найти вторую половину, создать семью, построить счастье. Ошибался. У людей тоже не всё и не всегда складывается легко. По правде говоря, довольно часто вовсе не складывается. Обычная жизнь гораздо сложнее, чем представляется со стороны. Хотя Спайк и Баффи доказали, что неважно, к человеческой расе ты принадлежишь или к вампирской, главное – по-настоящему стараться. Спайк оставался вампиром, Баффи - человеком, но это ничуть не помешало им стать семьёй и даже завести детей. Факт, который взрывал Ангелу мозг. То ли влюблённые нашли средство от вампирского бесплодия, то ли воспользовались «услугами» донора, то ли усыновили. Ангел так и не решился спросить, хотя знал, что, если спросит, ему ответят. Он спросил другое. - Ты не боишься, что всё это однажды рухнет? – не утерпев, поинтересовался он как-то раз, когда заехал к Баффи на пару часов. – Я не хочу тебя обидеть, но ты по-прежнему смертная, а Спайк бессмертен… И, ну, ты понимаешь. - Боюсь ли я, что однажды так постарею, что это разрушит наши со Спайком отношения? – Баффи пожала плечом. – Нет. Бояться бессмысленно. Во-первых, я уверена в Спайке. Во-вторых, даже если дела у нас разладятся, это не перечеркнёт того времени, когда мы были вместе и были счастливы. Говорят: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть». А я бы сказала: «Лучше сделать и не жалеть, чем не сделать и жалеть». - Как у тебя всё просто, - пробормотал Ангел и вдруг осознал: а ведь впрямь просто. Баффи всегда видела суть вещей и не создавала намеренно сложностей себе и окружающим; это ему вечно чего-то не хватало. Это он ждал, когда всё идеально сложится, мол, вот тогда-то и можно будет подумать о своём будущем и о своём счастье. А Баффи не ждала, она работала с тем, что есть. И наработала то, о чём Ангелу оставалось лишь мечтать. Он подумал, что мог бы быть на месте Спайка, и сделалось очень горько. Ангел стал человеком, а жизнь проходила мимо так же, как когда он был вампиром. Только теперь ещё и волосы седели, черты лица тяжелели, да спину периодически прихватывало. Он достаточно часто вспоминал о Корделии. Почему-то казалось, что, если б она осталась в его жизни, ему не было бы столь одиноко. С чего он это взял? Они были знакомы пять лет, а по-настоящему общались всего два года – ничтожный срок на фоне прожитых им лет. Но от него никак не отвязывалась мысль, что он потерял того, кто мог бы быть его самым дорогим другом. Именно другом, с амурной точки зрения Ангел о Корделии никогда не думал, по крайней мере, не признавал этого. Впрочем, вафельницу, которой Корделия звезданула его в ту, как ни крути, памятную ночь, зачем-то хранил, хотя она давно сломалась и не подлежала ремонту. Порой он пытался представить, где Корделия, чем занимается, чем интересуется, как развлекается. Наверное, и у неё уже своя семья – муж, дети. Огромный особняк в элитном районе какого-нибудь мегаполиса. Вышколенная прислуга. Роскошная машина. И породистая мелкая собачка, купленная за неимоверные деньги. Вскоре после воскрешения Баффи Ангел пытался отыскать Корделию. Хотел извиниться, сказать, что не собирался её обижать, что ему очень жаль, что его поведение настолько ранило её, что ей пришлось уехать. Он приложил немало усилий, однако поиски не увенчались и подобием успеха. Корделия сделала всё, чтоб её невозможно было найти.***
Каждое Рождество его приглашали к себе и Ганн с Фред, и Уэсли с Лайлой, на сей раз даже Спайк предложил приехать к ним с Баффи в Сиэтл. Ангел знал, что ему искренне рады (в случае со Спайком – что против него искренне не возражают). Но чувствовал, что он не на своём месте, вернее, что у него нет места. В этом году он отговорился от всех приглашений, заранее раздарил подарки и окопался дома. Долго «в окопе» не выдержал, пошёл прогуляться. Присел на скамейку. За последние годы Ангел не то чтобы полюбил сидеть на уличных скамейках, но почему-то часто на них оказывался. Скамейка – отличное пристанище для того, кому надо поразмышлять на свежем воздухе. Он не хотел этих размышлений, но они приходили сами, постоянно повторяясь. Временами от них аж слёзы на глазах наворачивались. Не из-за жалости к себе, а из-за злости на себя. Он пытался понять и не понимал, как умудрился столько всего упустить. Упустил Баффи, упустил других женщин, с которыми могло получиться что-то стоящее. Упустил Корделию. Чёрт, да он даже собаку или кошку не завёл! Ангел самому себе не мог объяснить, как оказался в таком положении. Хватит. Нечего раскисать и в тысячный раз задаваться одними и теми же вопросами. Оставаться дома на праздники у него нет ни малейшего желания. К друзьям он тоже не хочет. Значит, надо куда-нибудь уехать, развеяться. Взять рождественский мини-отпуск.