- Видно, времени у Вас много. - Как и у других: что ни сутки - двадцать четыре часа. (к/ф «Путешествие в молодость», 1956 г.) ___
Нет ничего прекраснее рождественского Нью-Йорка, и нет ничего печальнее, чем оказаться там в нежеланном одиночестве. Удивительные украшения, уютный снегопад, смех и счастье окружающих нисколько не улучшили настроения Ангела, наоборот, подчеркнули полное отсутствие праздника в его душе. Не придумав, как провести этот вечер и эту ночь, Ангел ушёл из отеля, чтобы брести куда глаза глядят. Глаза и ноги довели до Центрального парка, кажущегося ожившей сказкой – деревья, окутанные электрическими гирляндами, аккуратные дорожки и мостики словно из книжек про волшебные королевства, изобилие радующихся людей. Но лично Ангел по-прежнему радости не испытывал. Он сел на скамейку и стал крошить остатки недоеденного сэндвича, чтобы покормить голубей. Однако голуби не спешили слетаться. То ли время для еды поздноватое (восемь часов вечера), то ли их тут уже и без Ангела закормили. - Нельзя, - прозвучал детский голос. Оторвавшись от невесёлых раздумий, Ангел увидел рядом с собой мальчика лет четырёх-пяти, одетого в тёплые штаны, куртку, внушительные ботинки и шапку. - Что нельзя? - Давать птицам хлеб. – Юный натуралист сосредоточенно насупился, припоминая нечто когда-то услышанное, и процитировал: - «Особенно дрожжевой и из пшеничной муки». – Он улыбнулся, довольный собой, но тут же вздохнул. – Или можно. Мы с мамой читали, но так и не поняли. – Да уж, попробуй разберись, когда в одном источнике пишут одно, в другом другое. – Но лучше не рисковать. – Опять повторил он чьи-то слова. – У тебя есть зёрна? - Нет, как раз сегодня не взял. А обычно всегда ношу с собой килограмм зерна. - Для птиц? – полюбопытствовало дитя, видимо, понятия не имеющее об иронии. - Конечно, для кого же ещё. Сам я зерно не ем. - А булочки ешь? - Бывает. - А конфеты? - Редко, я их не очень люблю. Мальчик мечтательно улыбнулся. - А я люблю конфеты, - и сразу посерьёзнел, - но мама не разрешает есть много. Говорит, это вредно. - Твоя мама абсолютно права. Во взгляде ребёнка читался укор, что-то вроде: «У-у-у, и ты туда же. Все вы, взрослые, заодно, только и думаете, как отжать у нас, детей, конфеты и другую вкуснятину». - Тайлер! – К ним подбежала женщина в кремово-розовом пальто и белой вязаной шапке. Из-под этой шапки, незатейливой, но изящной, струились тёмные вьющиеся волосы, ниспадающие почти до локтей. – Вот ты где! С ума сойти, стоило на пару секунд отвернуться!.. Я же тебе сто раз говорила… - Она сочла, что не стоит говорить сто первый раз, тем более при посторонних. Прежде её внимание концентрировалось на ребёнке, а теперь она переключилась на взрослого. – Простите, надеюсь, он Вам не надоед… Ангел?! - Здравствуй, Корделия. - Кажется, он улыбнулся. Ангел был в этом почти уверен. - Здравствуй… - Несколько секунд она ошарашенно взирала на него, затем встряхнулась и опять взглянула на Тайлера, хотя говорить продолжила с Ангелом: - Надеюсь, он тебе не надоедал. - Что ты, - теперь Ангел точно улыбнулся. Встал. – Мы вели увлекательную беседу о птицах, хлебе и конфетах. - Держу пари, тема конфет была главной, - хихикнула Корделия, поправляя Тайлеру шапку. - Мы не успели её развить. - О, я прервала Вас? - На самом интересном месте. – Ангел заложил руки за спину. – Значит, ты живёшь в Нью-Йорке? - Уже пятнадцать лет. - Чем занимаешься? - Я режиссёр. Они пошли по дорожке. Корделия крепко держала за руку Тайлера. - В театре или в кино? - Не там и не там. Моя специализация – уличные мероприятия, праздничные программы и прочие массовые развлечения. А ты? Как твои дела? – Хоть и было темновато, она не могла не заметить перемены внешности. Совершенно очевидно, что Ангел стареет. – Всё нормально, по-человечески? - Да, уже девятнадцать лет по-человечески. - Шаншу? - Шаншу. - Что такое Шаншу? – поинтересовался Тайлер. - Я объясню тебе позже, милый, - пообещала Корделия. И вновь обратилась к Ангелу: - Как поживают ребята? Уэсли, Ганн и та смешная девчонка Фред, если она осталась с вами? - Смешная девчонка Фред осталась с нами. Она замужем за Ганном и у них двенадцатилетний сын. А Уэсли – с Лайлой. - Лайлой Морган? Шутишь?! - Сам до сих пор в шоке. Они так и не поженились, но у них две дочки-близняшки. - Какая прелесть. - На самом деле, девочки впрямь прелестные, что, конечно, удивительно, учитывая наследственность с материнской стороны. Впрочем, Лайла в последние годы стала помягче. – «И ты бы знала всё это и много чего ещё, если бы осталась с нами! – хотелось кричать ему. – Если бы ты хоть звонила иногда!» Он старался ничем не выдать своего желания заорать на неё, в принципе, у него даже получилось, но Корделия всё равно что-то уловила. Она приостановилась и спросила: - У тебя есть планы на вечер? - Никаких, - вынужденно признался Ангел. Хотелось бы ему сказать, что дома его ждут жена и дети, но ни жены, ни детей у него нет, да и дом на другом конце страны. - Тогда присоединяйся, встретишь Рождество с нами. - Спасибо, я не хочу навязываться. Вряд ли твоему мужу понравится, что ты притащила в дом незнакомого ему мужчину на Рождество. - У меня нет мужа. – Шикарный взмах ресницами. – По крайней мере, действующего. Мы с Тайлером сегодня одни, отмечать планировали вдвоём. Тайлер, что скажешь? Тайлер сказал: - Зачем ты спрашиваешь? Ты же его уже пригласила. - Без недовольства, а с чисто детским удивлением по поводу взрослой логики. - Если ты не хочешь, чтобы Ангел к нам приходил, я отменю приглашение. - Не надо, пускай он приходит. Я покажу ему свои машинки. - Вот видишь, Ангел. От такого предложения грех отказываться.***
Нью-йоркская квартира Корделии была похожа на лос-анджелесскую. Для Ангела знакомство с этой жилплощадью началось с того, что его облаяли, буквально. Прибежали две крупные дворняги и на своём собачьем языке выразили недоверие неизвестному посетителю. - Дейзи, Ирма, спокойно! - скомандовала Корделия. - Деннис, мы дома! - Деннис? – удивился Ангел. - Не могла же я бросить его одного. – Корделия сняла пальто, и он словно само собой перекочевало на вешалку. – Спасибо, Деннис. Ты, как всегда, джентльмен. - Привет, Деннис, - поздоровался Ангел, наблюдая прежде всего за Тайлером. Тот ничему не удивлялся – знал про призрака. Без шапки Тайлер оказался темноволосым и кудрявым. Сейчас можно было разглядеть, что глаза у него карие, очень похожие на глаза Корделии. Саму Корделию Ангел тоже пристально рассмотрел. Она это заметила, но не смутилась. Во-первых, из-за чего смущаться? Из-за того, что ей сорок два года? Пф-ф. Да она выглядит гораздо лучше многих, кто моложе, плюс энергичный живой взгляд и потрясающая широкая улыбка по-прежнему при ней. Во-вторых, Корделия не менее пристально рассматривала Ангела, который юностью тоже не лучился. Но из него получился импозантный мужчина средних лет. - Раз нас трое, давайте устроим ужин не на кухне, а в гостиной, - предложила Корделия. Пока они перемещали стол в центр комнаты, она кратко пересказала Ангелу свою биографию за без малого двадцать три года. Жила в Сан-Франциско, затем в Чикаго, везде занималась театром – сначала пробовала быть актрисой, но актёрский талант всё не проявлялся, однако внезапно всплыл режиссёрский. В Нью-Йорк она переехала уже опытным режиссёром, и решила попробовать себя в этой же профессии, но в другой сфере. Ах, да, и ещё между делом Корделия трижды выскакивала замуж. - Должно же быть у женщины занятие помимо работы, - заключила она. Ангел ухмыльнулся. Чему удивляться? Тому, что Корделия, красивая, общительная, весёлая, кокетливая и - сейчас он это понимал - далеко не глупая, пользуется успехом у мужчин? Это же естественно. Она могла бы и пятерых мужей сменить или сразу завести целый мужской гарем, если б захотела. Когда они переносили угощение из кухни в гостиную, Тайлер подошёл к Корделии, сказал: - Давай я помогу, - и взял у неё хрустальный кувшин с соком. - Спасибо, солнышко, - освободившейся рукой Корделия ласково потрепала мальчика по макушке, прежде чем он деловито унёс кувшин в гостиную. Корделия глядела вслед Тайлеру зачарованно, нежно и с гордостью. – Обожаю этого парня. - Сын у тебя действительно славный. – Ангел грустновато улыбнулся, ему-то некого было вот так гладить по волосам. Брови Корделии взмыли вверх, потом она рассмеялась. - Спасибо. Ты абсолютно прав, Тайлер славный. Только он не сын, он внук. У Ангела отвисла челюсть. - Внук? - Внук. Сын моей дочери Оливии. Челюсть у Ангела отвисла ещё сильнее. Когда… Как Корделия успела обзавестись и дочкой, и внуком? - Сколько лет твоей дочери? - Двадцать два. Она родила Тайлера, когда ей было семнадцать. – Корделия сжала губы и огрела Ангела превентивно жёстким взглядом, давая понять, что ему достанется по полной, если он пустится в нравоучения или критику. Хотя она сомневалась, что Ангел станет осуждать. И не ошиблась. Он смолчал. – Всякое бывает. – Этими словами она поставила точку. Ангел кивнул. Он прожил на свете чуть ли не триста лет и чего достиг? Да, пару раз спас мир, но это не личные достижения, а общественные. Личных немного: один раз по-настоящему влюбился, несколько раз разбил сердце любимой женщине, его собственное сердце тоже не раз разбивалось. И всё. Ни детей, ни жены, ни нормальных отношений. А Корделия за какие-то сорок два года трижды побывала замужем, стала матерью и бабушкой, вдобавок нашла своё истинное призвание и работает на любимой работе. За Корделию Ангел, безусловно, был рад. За себя - нет. - Оливия служит в полиции – патрульная, - рассказывала Корделия, пока Ангел рассматривал фотографию, на которой она была вместе с дочерью. – Сегодня у неё смена, новеньких вечно заставляют работать в праздники. На снимке Корделия и Оливия обнимались, соприкасаясь висками, и смеялись. У них были одинаковые улыбки. И вообще Оливия очень походила на мать – такие же роскошные каштановые волосы, огромные карие глаза, брови-крылья, аккуратный носик, безупречная смуглая кожа; форма лица, правда, более узкая и острая. - Красавица, - Ангел вернул фотографию в рамке на место. – Давно ей исполнилось двадцать два? - Недавно. - Получается, ты забеременела вскоре после того, как… - Ангел, пожалуйста, не будем сейчас обсуждать, когда я забеременела. – Корделия поглядела в сторону комнаты, куда недавно убежали Тайлер, Ирма и Дейзи. – И как. Не хочу, чтоб мой внук это слышал. - Мы ведь не кричим. Можем даже шептаться, если хочешь. - Не поможет, - вздохнула Корделия, - у него очень острый слух. - Человеческий слух не бывает настолько острым, - заверил Ангел, на практике познавший разницу между сверхъестественным и естественным слухом. Корделия вздохнула снова. Она ещё в парке приняла решение: не форсировать события, но и не уклоняться. Если их с Ангелом разговор не вывернет в соответствующее русло, она ничего не расскажет, но если встанет выбор между ложью и правдой, обманывать Корделия не будет. - Его слух не человеческий. - И вновь вздох. – Выйдем на улицу, поговорим там. Тайлер, мы уйдём на несколько минут. Помнишь правила? Она нисколько не повышала голос, но Тайлер прекрасно расслышал. - Помню, - отозвался он из комнаты и бойко процитировал то, что ему говорили не раз и не два: – Не играть со спичками, не подходить к плите, не открывать двери незнакомым людям, никого не приглашать домой, не трогать электрические приборы и острые предметы, не подходить к розеткам... Ангел и Корделия не произнесли ни слова, пока надевали свои пальто, пока спускались по лестнице. Ангел всё пытался понять, к чему такая таинственность и откуда у внука Корди нечеловеческий слух. Также в уме вертелся возраст Оливии. Теория-то сложилась, но настолько безумная, что Ангел в неё не поверил. Лучше подождать, пока Корделия всё объяснит. Однако она не спешила объяснять и вообще что-либо произносить, когда они оказались на улице. - Итак? – вежливо подтолкнул Ангел. - Итак, - повторила Корделия. Покивала, который раз вздохнула. – Я забеременела не вскоре после того, как ушла от вас. Это случилось до. Собственно, я ушла от вас потому, что забеременела. – Облизнула губы. – Теперь к вопросу «Как?» - Было трудно, но она посмотрела Ангелу в глаза. – При твоём непосредственном участии. Оливия – твоя дочь. Соответственно, Тайлер – твой внук. Я всё сказала. У тебя есть вопросы? Миллион! Но начал Ангел почему-то с констатации фактов. - Мы с тобой провели всего одну ночь, под каким-то заклятьем… - Я помню, - хмыкнула Корделия. - Вампиры не могут иметь детей. - Я знаю. - Если б могли, я был бы в курсе. - Я верю. Он замотал головой. - Это бред! - Я говорила себе то же самое, когда узнала, что жду ребёнка. - А других кандидатов в отцы не было? - За такой вопрос полагалось бы врезать по физиономии, но я спишу твоё хамство на шок и отвечу: представь себе, нет, не было. - Почему ты не рассказала мне? - Сначала я не была уверена, что беременна. Потом не была уверена, что хочу оставить ребёнка. А когда решила, что хочу, поняла, что его надо держать подальше от тебя. Не обижайся, ты-то хороший, но Ангелус, имеющий привычку периодически вылезать на свет божий, меня, мягко говоря, напрягал. Я не хотела представлять, что он может сотворить со мной и с ребёнком, но всё равно представляла. И понимала, что мои самые кошмарные представления меркнут в сравнении с тем, до чего этот ублюдок додумается в реальности. Поэтому я оборвала все связи не только с тобой, но и с ребятами. Не должно было остаться ни единой ниточки, ведущей ко мне. - Ангелус больше ни разу не освобождался, - обиженно буркнул Ангел. - Прекрасно, но ведь этого нельзя было гарантировать заранее. - Ты могла бы попрощаться толком. Дать мне хоть немного времени, чтобы прийти в себя после похорон Баффи. - Я не могла дать тебе того, чего у меня не было. На каком сроке беременность становится заметной для вампиров? Я понятия не имела, но знала, что ты услышишь или иначе почувствуешь ребёнка гораздо, гораздо раньше, чем появятся внешние признаки. - Поэтому удрала пораньше? - Он упёр кулаки в бока и покачал головой. - Девятнадцать лет, Корди! Я человек уже девятнадцать лет! Девятнадцать лет нет ни малейшего шанса, что Ангелус вернётся! Всё это время я мог быть рядом с Оливией, с вами обеими. Поддерживать вас, помогать тебе воспитывать нашу дочь. - Я и без тебя неплохо справилась. - Да что там неплохо – великолепно. Оливия забеременела подростком от правильного воспитания, не иначе. – Он знал, что ему не стоит этого говорить, но не удержался. Просто потому, что его кипящему разуму нужно было что-нибудь извергнуть, чтоб не взорваться. – Родить в семнадцать – это, по-твоему, хорошо? - Явно получше, чем в двадцать шесть стать монстром, убивающим и калечащим людей в промышленных масштабах. К ужасу Ангела, это сказала не Корделия. Слова произнёс женский голос за его спиной. Ещё не обернувшись, Ангел знал, кого увидит. На ней была зимняя полицейская форма. На голове фуражка, на боку рация. В глазах сталь. - Ливи, - охнула Корделия. - Я… - начал было Ангел, но Оливия демонстративно перевела взгляд с него на мать. - Ложный вызов в соседнем доме. Я решила быстренько заскочить, поцеловать тебя и Тайлера, Джек не возражал. – Обогнув Ангела, Оливия обняла и поцеловала в щёку Корделию. – С Рождеством, мама. - С Рождеством, детка, - Корделия ответила и на поздравление, и на объятья, и на поцелуй. - Люблю тебя. - И я тебя. Так больше и не взглянув на Ангела, Оливия забежала в подъезд. - Привет, Джек! – Корделия помахала рукой напарнику Оливии, сидящему в полицейской машине неподалёку. Тот тоже помахал. - Здравствуйте, мисс Чейз. С Рождеством! - С Рождеством! Этот небольшой отвлечённый диалог помог Корделии собраться с мыслями. - Она выше, чем я представлял, - пробормотал Ангел, всё ещё осмысливающий катастрофу, в которую сам превратил первую встречу с дочерью. – Корделия, я не хотел… - Мне плевать, чего ты не хотел, а чего хотел, - резко перебила она. Если бы взглядом можно было убивать, Ангел бы уже валялся бездыханным на заснеженном асфальте. – На меня дуйся и злись сколько влезет, ругайся, качай права, кричи, обвиняй. Но не смей обижать Ливи. Ты не знаешь её, не знаешь ничего о ней и о том, через что она прошла и проходит. Не тебе судить об Оливии и её воспитании. - Я… - Заткнись. Знаешь, почему у меня прекратились видения? Они перешли к ней. Спасибо хоть, проявились не сразу. Нашей дочери было одиннадцать лет, когда она увидела, как демон вынимает сердце из ещё живого человека. А у меня даже не было возможности её толком успокоить, помочь прийти в себя, потому что пришлось сразу вызнавать подробности и мчаться спасать того человека. Повторяю: Оливии было одиннадцать. И с тех пор не проходило ни недели, чтобы ей не виделся наяву какой-нибудь кошмар о будущем или прошлом. А сейчас мы обе с ужасом ждём, что этот дар перейдёт Тайлеру. Ангел подумал об улыбчивом мальчишке и содрогнулся. - Уж ты-то должен понимать, что жизнь далеко не всегда напоминает безупречную картинку, нарисованную по идеальному шаблону, - продолжила Корделия уже менее запальчиво. – Бывает всякое, в том числе незапланированные беременности. Если данное обстоятельство тебя шокирует, это твои проблемы, не наши. Вышедшая из подъезда Оливия быстрым шагом направилась к машине. Пройдя мимо Корделии, провела ладонью по её плечу. - До завтра, мам. - До завтра, Ливи. На Ангела снова даже не посмотрела. - Как она справляется с этим? – хрипло спросил Ангел, когда машина уехала. - Как видишь, успешно, - ответила Корделия, пусть и не совсем поняла, что конкретно он имел в виду. – Если ты про физический аспект, то физически видения ей не вредят, она крепкая девчонка. Ей досталась твоя сила и выносливость, её раны быстро заживают. Но её возраст течёт, как у всех остальных людей, вряд ли она унаследовала вечную молодость. - А она… - Питается тем же, чем обычные люди. Не кровью. И с солнцем она в нормальных отношениях. Они помолчали. - Мне лучше уйти, да? – За почти триста лет своего существования Ангел никогда не был так растерян. Корделии столько всего разом захотелось сказать, что она чуть не лопнула. Пару секунд не получалось вымолвить ни слова из-за переполняющих её эмоций, затем Корделия выдохнула и произнесла прохладным ровным голосом: - Хороший метод – уйти. И проверенный, правда? Это гораздо легче, чем остаться, попытаться в чём-то разобраться, что-то наладить, найти другой выход. Уйти. Да, уходить у тебя всегда получалось отлично. Ты умудряешься не просто свалить, но и убедить себя, что сваливаешь ради блага тех, кого оставляешь, неважно, что они сами считают. Хочешь уйти? Пожалуйста. Я не побегу за тобой, Оливия с Тайлером и подавно. – Она направилась к подъезду, через несколько шагов остановилась, развернулась. – Я оставлю дверь открытой. Но только до полуночи. Если не придёшь до этого времени, не приходи совсем, никогда, забудь о нас навсегда, никаких писем, сообщений, звонков – включая звонки, когда ты тупо молчишь в трубку, как полный придурок. Я не собираюсь мучиться, гадая, появишься ли ты в моей жизни снова, и уж точно не позволю тебе так мучить Ливи и Тайлера. Поэтому решай, что хочешь, главное – окончательно и бесповоротно. Она ушла, а Ангел остался стоять и думать. И чем дольше он думал, тем сильнее злился. Так попросту нельзя поступать с тем, у кого есть душа! Сбежать, ничего не объяснив, а через двадцать с лишним лет обрушить факт, что у человека есть уже взрослая дочь и внук! Сама дочь тоже хороша – появилась, когда он был больше всего растерян, и не подумала сделать скидку на это! Ангел вроде как по умолчанию должен чувствовать себя виноватым. Да с чего бы вдруг? Он не знал, что Корделия беременна, не знал, что у них родилась дочь! Откуда на него вообще могло снизойти хотя бы подозрение насчёт чего-то подобного?! А теперь Корделия ведёт себя, словно это он её бросил, словно он перед ней в долгу! Ещё и условия ставит! Где справедливость? Ангела лишили выбора, лишили общения с дочерью, и он же в итоге оказался виноватым! Ему будто бы делают одолжение, соглашаясь впустить его в свою жизнь. И, видимо, даже не задаются вопросом: а хочет ли он впускать в свою жизнь людей, которые с ним так обращаются? Ангел не был уверен, что ответ на этот вопрос положительный. Одиночество не самая приятная штука, но оно не предъявляет необоснованных обвинений и несправедливых требований.