Впуская, вернись

Дилюк пропускает момент, когда всё это превращается в пьянку. Наверное, это неважно. Его цель была проста: принести этому свалившемуся на него недотепе немного радости. Пока цель исполняется, сопутствующий урон его не волнует. Ну, почти. Почти не волнует, убеждает себя Дилюк, ловя рукой падающий на него под весом чужого тела деревянный столб в два человеческих роста. Между прочим, тяжелый. - Хватит разносить винокурню, - сердито цедит он, пытаясь выцепить взглядом нарушителя спокойствия. - Я всё равно не справлюсь лучше, чем ты сам некоторое время назад, - раздается сверху ехидный голос, и обладатель этого голоса мягко приземляется рядом. - А ну цыц! Я вообще-то планировал, что ты переживешь этот день. Альберих, с шальными искрами в глазу, только смеется: - Обещаюсь не помереть! Селестия, какой вы сильный, мастер Дилюк, - мурчит он, наворачивая круг за его плечами. - Спорим, вы и меня одной рукой удержите? - По купанию в бочке соскучился? - грозится Рагнвиндр, и Кэйа с хохотом удирает прочь. Ладно, начиналось всё довольно мирно. Обычные застольные беседы на свежем воздухе. Дилюк готовился через усилие подключать свою социальную жилку, но не пришлось. Кэйа вполне в состоянии сам развлекать буквально каждого оказавшегося здесь человека. Он каждую секунду искрой мелькает в новом месте: вот он спорит о чем-то с Венти и Розарией; вот из интереса сталкивает Фишль и Барбару в беседе на тему книг; вот валяет дурака с Беннетом, точно его одногодка. Не то чтобы Дилюк планировал уделять время самому себе на этом празднике жизни, но… Но он вдруг сцепляется языком с Альбедо, и это оказывается интересней ожидаемого. Они говорят про то, как работают вкус и обоняние у людей, и Альбедо вворачивает свои исследования, а Дилюк — практический опыт как винодел, и сам не замечает, как солнце бежит по небосводу. Возможно, Дилюк тоже соскучился по такому… расслаблению. И по общению. Кли подбегает к ним с двумя венками из цветов, радостно вешает их поочередно на Альбедо и Рагнвиндра. Стремглав уносится куда-то, расставив руки и радостно щебеча. Алхимик невозмутимо поправляет цветы в волосах. А Дилюк немного тает, ощущая забытую безмятежность. Ловит себя на желании подковырнуть. Кивает в сторону удаляющейся фигурки: - Тяжело со свалившимся на тебя неуправляемым младшим существом? Алхимик выдерживает короткую выразительную паузу: - А тебе? Будто в качестве иллюстрации его слов, где-то сбоку — взрыв хохота, и Кэйа выныривает из стога сена, заваливаясь на спину в траву. Дилюк даже думать не хочет, как он там оказался. - Один-ноль, - закатывает он глаза, а Альбедо чуть приподнимает уголок губ в качестве ответа. Впрочем, алхимику тут же приходится сбросить невозмутимость: венок в его волосах вдруг начинает подозрительно дымиться. Наверное, Кли не стоило вплетать в него пылающие цветы. А Дилюку, возможно, не стоило мстительно сжимать глаз бога, давая тем небольшую искру. Их пикировку прерывает подошедший Беннет с чуть смущенным выражением лица. - Господин Дилюк! Сэр… ой, то есть господин Кэйа сказал, что я могу попросить вас показать, как вы обходитесь с элементом в фехтовании, - выдает он звонко, потирая затылок рукой. - Вы не будете против? Дилюк обменивается взглядом с алхимиком и встает. - Конечно, нет. Пойдем вот туда, в сторону песчаной площадки. Не хочется жечь траву. Еще одно давно забытое ощущение: показывать кому-то всякие тонкие штучки по обращению с мечом. Дилюк вовлекается в это сильней, чем ожидает. Он знал, что Беннет — силен и талантлив, но проверять это на практике оказывается интересно. Он будто пытается перехитрить самого же себя из прошлого или что-то в этом духе. Беннет тоже увлеченно старается обмануть противника, шустро снуя вокруг, и Дилюк благодушно хмыкает на самые удачные выпады. Это определенно близко к понятию “весело”. К ним на звуки возни подтягиваются Фишль и Рейзор, поглазеть — а может, и послушать немного. Во всяком случае, их с Рейзором оружие похоже, хоть и другой элемент. Ему может пригодится. А вот стиль Бенни… Дилюк ловит его на одном неудачном финте и приставляет меч к горлу. - Попался. Не через то плечо уходишь. Защита страдает. Потренируйся, перекинув меч в другую руку — поможет. - Вы так быстро определяете, в чем проблема, - восхищается Беннет. Улыбка непрошенно приподнимает уголки рта: - Кэйа в детстве делал ту же ошибку, когда учился. Он показывал тебе кое-что из приемов, не так ли? Юноша кивает, потерев плечо: - Да! Он часто был не против присоединиться к тренировке или вылазке, либо позвать с собой… Его почему-то не отпугивает моя… невезучесть. Дилюк хочет прокомментировать, что вообще далеко не все люди так много думают про невезучесть Беннета, а кто думает — часто особым умом не отличается, но молчит, только хмыкнув. Вряд ли он сможет переубедить подростка. - Не знаю, как будет теперь, - добавляет тот, ероша волосы и выглядя немного понурым. Альберих, точно чуя, что речь идет про него, тут же нарисовывается сзади, кладет руку на плечо Беннета. - Так-так, что тут у нас за поводы для уныния? Ты сможешь найти меня здесь, если захочешь. - Всё так поменялось, - серьезно откликается Беннет. - И вряд ли вам интересно будет отсюда таскаться куда-то с кучкой подростков без служебных заданий… Кэйа усмехается: - Беннет, что я больше всего люблю во всяких вылазках? - …когда всё идет не по плану? - Ну, и как я могу отказать в компании человеку, чья характерная особенность — постоянно влипать в нетиповые ситуации? - хитро щурится Альберих. - И пора бы научиться расценивать свои особенности как преимущества! Да, думает Дилюк, разглядывая посветлевшее лицо Беннета. Кэйа-то действительно превратил всю свою инаковость в инструмент. В оружие, в сверкающие, манящие грани. Не поспоришь. Сердце колет чем-то теплым. Беннета окликают, и он сбегает к своим друзьям. Дилюк наблюдает, как их трио скользит к роще, явно что-то затеяв. Он замирает, глядя им вслед, скрестив руки на груди. Кэйа встает с ним рядом. - Похожи на нас троих в детстве, а? - негромко произносит он, глядя вдаль. Новый укол в сердце, с примесью горечи. - Да. Кэйа чуть качает головой. - Не могу поверить, что… Что мы так быстро стали теми самыми взрослыми. Почему-то об этом не предупреждают и волшебную книгу с инструкцией не выдают, - он издает серебристый смешок. - Боюсь, нам пришлось перестроиться слишком быстро, - соглашается Дилюк. - Но я рад, что мы можем… что-то им дать. Чуть поворачивается к Альбериху. Тот глядит в ответ, выражение лица — мягкое, расслабленное. Дилюк бы обвинил в этом вино, но чтобы действительно напоить Кэйю до потери контроля, нужна бочка. Однако же он… без маски. - Тебе идут цветы. Дилюк растерянно касается венка на голове: забыл снять. - Это всё твоя протеже постаралась. - Оставишь? - лукавый взгляд. - Может, еще ненадолго. Может, еще ненадолго, если ты будешь смотреть на меня так. - Ты улыбаешься, - вдруг констатирует Кэйа, улыбаясь сам и склоняя голову набок. - На… наверно? - теряется Рагнвиндр. - И что? Это стало для него такой редкостью теперь, что ли? Что Альберих это отмечает? - Ничего, - чуть слышно откликается тот, покачивая головой. Улыбка делается еще светлей, как косой луч солнца. - Ничего, Дилюк. Он сбегает куда-то снова, но на секунду оборачивается через плечо со странным, торжествующим видом, будто победил в какой-то битве, о которой Рагнвиндр почему-то не в курсе. В груди жжёт, а мысли путаются, заставляя замереть. Если огонь — это я, почему ты заставляешь меня гореть? Окружающий мир спешит напомнить о себе: сначала Кли пытается подорвать сарай (к счастью, безуспешно — Альбедо не спускал с неё глаз), потом Дилюку приходится разнимать собственную птицу и ворона Фишль (довольно нелепая ситуация, учитывая, что последний — вполне себе разумен), а затем — пресекать попытку Венти проникнуть к нему в погреб (мало ему одного поселившегося в доме алкоголика). Людей слишком много, и они растекаются по винокурне, как муравьи по тропкам, но хорошие новости в том, что подступает вечер. А с ним людей приманивает обратно к столу объяснимое чувство голода. Дилюк подходит туда, путаясь ногами в слишком высокой траве, чтобы застать странную забаву. - …ты еще анекдоты начни про меня сочинять, - весело скалится Кэйа. В его руке снова бокал вина, хотя он и не выглядит особо пьяным. А вот около Венти — целая батарея пустых бутылок, и Дилюк сокрушенно размышляет, что если попробует позвать его еще раз — точно разорится к хиличурлам собачьим. - И начну! Капитан кавалерии, который сначала лишился кавалерии, а потом капитанства? Почва благодатная, - смеется бард, перебирая задумчиво пальцами по струнам, точно пытаясь настроиться на музыку. - По-моему, идеальная почва для нравоучительных басен, - хмыкает Дилюк, замирая рядом со скрещенными на груди руками. Кэйа кидает на него веселый взгляд: - О, мастер Дилюк снова с нами! Знаешь, в твоём исполнении было бы ужасно, - показывает он язык. - Получится очень морализаторски. - Это уже ближе к пословицам и поговоркам, - нравоучительно вздевает палец вверх Венти. - За двумя глазами погонишься, ни одного не поймаешь? - издает смешок Кэйа. - Бойся коровку спереди, лошадку сзади, а Альбериха со всех сторон, - ехидно вставляет Розария, покручивая в руке кинжал. - Без труда не выловишь и капитана кавалерии из бутылки, - хмыкает Дилюк, прихватывая себе бокал с соком. Венти заливается звонким смехом: - Да у нас тут поэтический конкурс! Воодушевляет! Кли, снова устроившись на коленях Альбериха — кажется, она бегает за ним хвостом, не отрываясь — тоже смеется. Дилюк присматривается и с трудом удерживается от улыбки: бесенок втихушку разрисовала Кэйе гипс чем-то вроде цветных мелков. Альбедо в сторонке тоже сидит с листом, пока Барбара замерла под яблоней, очаровательно улыбаясь через плечо, позируя, как истинная модель. Собрание творческого кружка какое-то. Творчески-алкогольного. Очаровательно. - Отставить конкурсы, - качает Рагнвиндр головой. - Сейчас подадут ужин. Осталось только дождаться нашу бригаду юных приключенцев. - Они уже идут, - спокойно констатирует алхимик, задумчиво прикусив карандаш и добавляя финальные штрихи на бумагу. - И кажется, нам понадобятся полотенца. Дилюк оглядывается и действительно замечает приближающуюся тройку подростков. Фишль возбужденно жестикулирует, то и дело аккуратно отжимая пряди волос, Рейзор по-собачьи отряхивается, а Беннет, судя по молитвенно сложенным рукам, за что-то извиняется. - …я был уверен, что мы успеем пробежать по этому мостку! - Крылья Нирваны уже закрывали нас от лучей жестокого светила, но вы, несчастные грешники, всё отказывались возвращаться! - Голоден. И мокро. Дилюк качает головой и призывает на помощь Аделинду. Один он с этим бардаком не справится. Ужин приходится подстраивать под довольно различные вкусы. Мясо для Розарии, Рейзора и Беннета, рыба в остром соусе — для Барбары, сладкое — для Фишль, Кли и Альбедо. Не переживает Дилюк разве что за Венти (этому прощелыге и вина хватит) и за Кэйю (этот тоже перебьется на имеющемся). Наверное, в целом не стоило так уж волноваться за это… но сегодня ему почему-то очень хочется сделать всё… хорошо. Правильно. А забота о других почему-то оживляет потерянные искры в нем самом. На какое-то время даже становится почти тихо — все сосредоточенно жуют. Разве что Кли умоляет Барбару дать попробовать рыбку. Та аккуратно делится, явно переживая за слишком яркий вкус специй — но рыцарь-Искорка удовлетворенно бурчит что-то под нос, пока не закашливается. Альбедо тут же сует той в руки стакан с соком. - Ах, я же говорила, - сокрушается Барбара. - Всё-таки это неудачное блюдо для маленьких. - Кли не маленькая, - надувается девочка, сердито качаясь туда-сюда. - Беннет, скажи, что Кли уже большая? И передай Кли пирожное…? Тот кивает, спешно протягивает Искорке тарелку, чуть не уронив по пути. Но Венти со смехом удерживает ее воздушным потоком, и та чудесным образом опускается прямо около засиявшего ребенка. В сумрачном воздухе, полном мерцания кристальных бабочек, смотрится вдвойне волшебно. - Нет, ну вы посмотрите, Кли уже вертит противоположным полом, как хочет, - фыркает негромко в кулак Розария. - Мое тлетворное влияние? - озорно отзывается Кэйа, с довольной миной запивая пирог вином. Ты вообще крутишь обоими полами, хмыкает про себя Дилюк с легкой досадой, отрезая себе кусок стейка. А сердцем одного конкретного винодела — жонглируешь, засранец. - Если ты будешь учить Кли флиртовать, очутишься в лаборатории в качестве подопытного, - без всяких эмоций произносит Альбедо, едва глянув на Альбериха, но звучит это почему-то довольно устрашающе. - Несправедливо! Мастер Дилюк, спрячьте меня от этого злого алхимика! - Кэйа уезжает на стуле назад, обхватывает руками плечи Рагнвиндра. Тепло. Дилюк старается не думать про лежащие на нем смуглые пальцы. - Попробуешь учить такому ребенка — я тебя сам под ближайшей лозой прикопаю. Кэйа с возмущенным возгласом передвигает стул за спину Розарии. - Они меня обижают! Оба! - Рагвиндр, три бутылки вина — и он твой. - Предательница! - Две. - Розария! - Ладно, и на одной сойдемся. - Я начинаю подозревать, что меня тут все недолюбливают! - Только начинаешь? Теряешь хватку, Альберих… Прерывает их перепалку Венти, отодвинувший бокал и тарелку. Он снова берет в руки лиру, и та переливчато отзывается на касания его пальцев. - Такой восхитительный ужин следует завершить песней, - мечтательно произносит он. - Так что сначала — небольшая плата господину Дилюку за этот прекрасный вечер. Он перебирает струны всё быстрей, пока это не начинает сплетаться в мелодию. Барбара, только было приподнявшаяся из-за стола и, кажется, собравшаяся уходить обратно в город, садится обратно. Звонкий голос Венти прорезает сумрак: По долине, за холмом, Растянулся старый дом… Дилюк узнает слова моментально. Старая незамысловатая песенка. Чуть милая, чуть веселая, чуть мечтательная. Он знает её с детства. Отец… отец часто напевал ее за каким-нибудь монотонным делом, в дороге или просто когда им овладевало хорошее настроение. Для всех остальных это простенькие куплеты. Для него… Он прикрывает глаза. Мыши в подполе шуршат, Дверцы старые скрипят. Картинка под сомкнутыми веками: маленький Дилюк едет с отцом с фестиваля ветряных цветов. Они — только вдвоем, мир полон зелени, приключений и радости. Отец мурлычет слова под нос, пока Дилюк болтает ногами, поедая кусок лунного пирога. Жизнь кажется прекрасной. Он любит её, любит отца, он должен приносить радость и защиту людям вокруг. За оконцем — ясна синь, За воротами не сгинь. Ты вернись в наш милый дом, Подожду тебя я в нём. Картинка под сомкнутыми веками: безжизненные снежные просторы, под ногами — кровавая россыпь капель, маками расцветающая на белом. Дилюк шагает, еле шевелит ногами, еле шевелит губами, произнося знакомые слова, просто чтобы не свалиться. Он должен идти, он должен найти врага, он не должен сдаваться, он должен… Должен, должен, должен… Горячий ком в горле. Мы затеем хоровод, Разукрасим небосвод, Вместе с птицами споем, Чудеса в полях найдем, Приходи из темноты, Будешь мне отрадой ты. Дилюк ждет, пока лира не становится совсем тихой, пока эхо голоса Венти не перестает дымкой висеть в воздухе. Пока чувства не перекипают внутри, как горько-сладкий сироп. Только тогда решается открыть глаза, на хлопки от слушателей, на перезвон бокалов. Венти не реагирует на аплодисменты. Венти выглядит сосредоточенным, глядит будто в никуда, всё еще что-то наигрывает на лире. От него тянет чем-то… слабоуловимым, тем, что вызывает мурашки по коже и холодок внутри. Дилюк не знает, чувствуют ли это другие. Те, кто не знает, кто им играет. Мелодия меняется, змеёй перекидывается, обрастает тревожными, колкими нотками. Венти ударяет по струнам резко, голос снова пропитывает воздух. Ветром вольным колыбель Укачал ее рассвет. Хочешь — пой, а хочешь — пей, Не иссякнет её свет. Волю девичью не смог Бы никто переломить. Вышла в поле за порог Лишь несчастье отвратить. Жутковатое осознание наползает изнутри, как туча. В этот раз Дилюк не закрывает глаза. Смотрит, как замирают подростки, как затихает Кли на руках у каменным застывшим Альбедо, как склоняется вперед Розария, тяжело опираясь головой о свою руку. Джинн, он поет про Джинн. Он это понимает, и остальные, и весь мир понимает. Он не видит только Кэйю — тот так и остался чуть позади остальных, не придвинувшись к столу. Только краем глаза цепляет его силуэт справа от себя. Дилюк слушает. Одуванчик расцветал, Рассыпая семена. Верила, что сохранить Искру — лишь она одна. Ветром вольным колыбель Укачал ее рассвет. Хочешь — пой, а хочешь — пей, Не иссякнет её свет. Голос звучит горько, голос звучит мольбой — почему, зачем? Разве так можно? Дилюк видит, что по лицу Барбары начинают стекать слезы. Сам он не может плакать, просто не способен сейчас — но внутри всё рвется, кричит и стонет вместе с лирой. Одуванчик расцветал, Но упала под откос. Это — правда ли моя? Это — правда ли всерьез? Ветром вольным колыбель Укачал ее рассвет. Хочешь — пой, а хочешь — пей, Не иссякнет её свет. Дилюк замечает, как Барбара начинает, не утирая слез, вторить голосу Венти на припевах. Как Фишль дрогнувшей рукой ухватила за пальцы Беннета, а тот сжал в ответ, и Рейзора тоже за руку взял. С каждым куплетом мелодия вдруг снова начинает преломляться. Из печальной, плачущей вдруг выращивает крылья. Одуванчик расцветал, Рассыпая семена. Помогала всем вокруг Ой, без устали она. Помогала, и пришли Встали плотною стеной. Нет, не сгинет искра та, Подхватил ее другой. Не умрет вовеки то, Что побеги отдало, Что взрастили — не пожнет Время горькое, ничто. Отгоревши — не сгорай, Отдавая, не скорби. Породила что — оставь, Ветви новы береги. Дилюк утопает. Это правда. То, что она посеяла, не уйдет с ней. Останется. Останется ее тепло, ее смех, ее сильные руки, ее поддержка, ее грезы и желания. Всё это драгоценным осталось им, и только распорядиться нужно хорошо. Не потерять. Ветром вольным колыбель Укачал ее рассвет. Хочешь — пой, а хочешь — пей, Не иссякнет её свет. Вместо ней пришла гроза, Ярких молний лунный свет, Камня линия-стена, Пламя яркое гореть. Дилюк почти уверен, что буквально на долю секунды Венти встретился с ним глазами на последней строчке. В бирюзе сейчас — потустороннее мерцание. Видят ли его другие? Вместо ней пришла метель, Хладным панцирем закрыть, Вьюгой шла с чужих земель Ставши домом — защитить. Может, Дилюку кажется. А может, он слышит тихий вздох справа от себя. Он не поворачивается проверить. Лира заливается, звучит торжественно. Поет о том, что оставшиеся — остались. Что всё было не зря. И пусть будет больно, но они справятся. Они все. Ветром вольным колыбель Укачал ее рассвет. Хочешь — пой, а хочешь — пей, Не иссякнет её свет. Голоса Венти и Барбары сливаются в припеве. А затем Барбара повторяет его еще несколько раз — уже одна, потому что Венти, не прекращая ту же мелодию, вдруг параллельно её голосу пропевает совсем другие строки — уже иначе, отрывисто и горячо: Мой меч принадлежит тебе. Моя кровь принадлежит тебе. Пока не погаснет солнце. Пока не померкнут последние лучи. Мурашки бегут по позвоночнику. Это — старая рыцарская клятва, и сейчас она не используется. Но Дилюк любил именно её, вычитал в своих книжках и торжественно произносил перед своей ротой деревянных солдатиков. Затем — перед юной подругой, с которой бегал по ручьям, палками гонял маленьких слаймов, с которой они не разлей вода были. Перед ней, а потом… Потом на винокурне появился Кэйа. Конечно, Дилюк рассказал и ему. Звенящим от энтузиазма голосом поведал о том, кто такие рыцари. Как они важны, храбры и отчаянны, как они любят их край, а край — любит их. И что он очень хочет стать таким… Дилюк бесшумно отодвигает свой стул немного назад. Смотрит вправо. Ветром вольным колыбель Укачал ее рассвет. Хочешь — пой, а хочешь — пей, Не иссякнет её свет. Едва ли по лицу Кэйи можно что-то прочитать. Но Дилюк видит с замирающим сердцем, что он еле заметно беззвучно шевелит губами. В такт Венти, не Барбаре. Мой меч принадлежит тебе. Кэйа, почувствовав его взгляд, поворачивает голову. Также беззвучно продолжает, глядя прямо в глаза Дилюка пронизывающе: Моя кровь принадлежит тебе. Сердце внутри колотится как сумасшедшее. Он приоткрывает губы: Пока не погаснет солнце. Пока не померкнут последние лучи. Мелодия стихает, голоса смолкают, и Кэйа сразу же сжимает челюсти, с ровным лицом отворачивает голову. Но увиденное — не развидеть, а услышанное — даже не ушами — не забыть. Пока не померкнут последние лучи. Если огонь — это я, почему ты заставляешь меня гореть? …в себя все приходят не сразу. Лира смолкает, руша тишину на стол, как топор. Все замирают в своих мыслях, да и сам Венти помалкивает, лишь слегка поглаживая инструмент. Барбара вскакивает с места, скомкано сообщает, что ей пора обратно в город. Фишль, Беннет и Рейзор вызываются идти с ней, заодно проводив. Подоспевшая Аделинда вручает пасторше и подросткам каких-то гостинцев, вокруг стола образуется суета, и Дилюк, попрощавшись, отходит в сторону подышать. Венти появляется рядом неслышно. - По душе ли вам плата, господин Дилюк? - голос снова ровный и звонкий, будто не его пение только что выворачивало души всем присутствующим. - По душе, - коротко отзывается Рагнвиндр, глядя на водную гладь в стороне. Все равно не сможет сказать лучше. - И где же господину барду довелось “искать вдохновение”? - На Драконьем хребте, - лукаво отвечает ему Венти. - Иногда расстроить чьи-то планы — тоже очень вдохновляюще. Дилюк не удивлен. Кэйа же упоминал, что там был какой-то лагерь. А Барбатос — бог беспечный… но любви к своим людям точно не лишенный. - Архонты такое любят иногда. Расстраивать чьи-то планы. Венти смеется: - Меньше информации вслух, господин, что охраняет город в ночи! И вообще, повезло, что на моей земле обитает рассвет, не терпящий несправедливости... - …и повезло, что он довольно мягко относится к количеству алкоголя, которым приходится подпитывать чужие песни, - чуть сердитым тоном осаживает его Дилюк, и Венти смеется снова: - Бесспорно! А уж как отрадно видеть, что его сердце смягчилось не только к бардам… Дилюк встречается с ним взглядом и хмурится. Охранительно хмурится, потому что обсуждать такое с Венти он не собирается. Тот намек понимает: заговорчески подмигивает: - Еще одна маленькая тайна беды не сделает. А вот то, что я снова непозволительно трезв — беда страшная! Спешу это исправить, пока добрый господин винокурни не запретил! Дилюк дает ему уйти первому и только потом возвращается к столу сам. Атмосфера снова неуловимо переменилась. Неподалеку кто-то развел костер, Венти снова бренчит на лире — что-то залихватское и веселое. Кли подпевает дурацкой песенке, то и дело прерываясь на звонкий смех. Дилюк может понять ее веселье: ведь ее в шутливом танце вращает около себя Кэйа. Пластичный, гибкий, он скользит, будто земли не касаясь. Прядь летит вслед за ним, рука крепко сжимает ручку Кли, улыбка освещает лицо. Невыносимо. Как дожить до конца этого вечера? Дилюк опускается за стол около Альбедо, который деловито что-то записывает. - Останетесь на ночь? - предлагает он. - Кажется, Кли была бы рада побыть здесь подольше. - Если мы не затрудним этим, - не отрывая серьезный взгляд от бумаги, отзывается алхимик. - Никаких проблем. - Что, правда можно остаться?! - восторженно пищит услышавшая разговор Кли, сразу возникая рядом. - Как здорово! А завтра можно посмотреть на лошадок? - Посмотрим, - уклончиво отзывается Рагнвиндр. Он слегка переживает за встречу двух излишне холеричных типов существ — лошадей и Искорки. Еще неизвестно, кто кого перевозбудит. Скорее всего, все — друг друга. Впрочем, можно поручить это небезызвестному бывшему капитану кавалерии. Он-то точно всё сделает как надо. - Хмурый дяденька Дилюк уже не такой хмурый! - восхищается Кли. - Братик Кэйа был прав: ему понравились цветочки! Дилюк давится воздухом, надеясь, что делает это беззвучно. Альбедо рядом торжественно изображает безэмоциональную статую. Лицо Кли тут же идет рябью сомнения: - Ой. Он же просил не говорить… - Ничего, Кли, - чуть придя в себя, слабо откликается Дилюк. - Я притворюсь, что ничего не знаю. По рукам? - По рукам! Чертов скрытый романтик, бурчит про себя Дилюк, бросая взгляд на застывшую у костра высокую фигуру с очередной бутылкой в руке. Венки подговаривает других плести, интриган. Щеки дурацки теплеют. Как дожить до конца этого вечера? Если огонь — это я, почему ты заставляешь меня гореть? - Чтобы у тебя остались завтра силы на лошадей, надо вовремя лечь спать, Кли, - подзывает к себе подопечную Альбедо. Поворачивается к Дилюку. - Где нам расположиться? - Сейчас придумаем, - поднимается с места тот. Кли огорченно вздыхает с громкостью митачурла. - Братик Кэйааа! - зовет она. - Ты пожелаешь мне спокойной ночи? Альберих тут же оказывается рядом, с мягкой улыбкой на губах: - А как же. Давай их ко мне на первый этаж, может? - предлагает он сразу же Дилюку. - Вариантов не так много, а там хватит места. - Подойдет, - соглашается он. - Проводишь? - Конечно. Выдвигаемся, рыцарь-искорка! - Кэйа протягивает девочке руку, а та вдруг отчаянно грустно вздыхает снова: - Братик Кэйа… - Что такое? - Ты же меня не бросишь? Голубой глаз вспыхивает удивлением: - Почему я должен тебя бросать? Кли мнется, жуя собственную губу: - Братик Альбедо сказал, что ты не можешь вернуться в город. Это значит, что ты теперь будешь пропадать надолго? Как мама? - в уголках больших глаз постепенно начинают накипать слезки. - Кли не любит, когда взрослые ее оставляют и уходят… А ты… А ты… - Нет. Кэйа одним движением подхватывает ее на руку. Прижимает к себе, поглаживая по голове со странным выражением лица. - Нет, - повторяет он чуть резковатым, глухим голосом. - Я не пропаду. Будем видеться здесь, ладно? И с тем, чтобы вернуться в Монд, тоже что-нибудь придумаю, хорошо? Дилюк в смятении наблюдает, как плечи Кли вздрагивают. Звук всхлипа. Альбедо только тактично вздыхает, не вмешиваясь. Может, у них так принято: что Кэйа подхватывает слезы Кли на себя. - Не брошу я тебя, глупенькая. Всегда буду возвращаться. Обещаю, Искорка. И ты же помнишь, что мама и папа тоже обязательно вернутся за тобой? Они тебя любят. Очень сильно. Они тебя не бросили. Кэйа, не меняя позы и покачивая Кли, флюгером поворачивается вокруг своей оси на носках. Лицо застывает, глаз стеклянно смотрит вдаль. Дилюк знает, куда. Большое дерево около развилки. Это было подходящее место, где мог прятаться от жуткой грозы маленький десятилетний ребенок. - Ну что такое, Искорка? Наш прекрасный Альбедо с тобой. И Мона, и Беннет, и Рейзор, и Фишль, и все-все в Мондштадте. Все очень любят тебя, - бережно шепчет Кэйа на ушко девочке. Он улыбается, пусть и чуть скованно. - Всё хорошо. Та что-то сдавленно бормочет куда-то ему в плечо, но плакать вроде бы перестает. Альберих выразительно глядит на Дилюка, потом кивает головой Альбедо, мол, выдвигаемся — и они уходят втроем. Нда, под этим углом о стремлении Альбериха заботиться о Кли он не думал. Дилюк краешком души надеется, что вечер на этом закончится — да и какой уже вечер, на дворе практически ночь — но этого не происходит. Когда он, отлучившийся к Аделинде на тему уборки, возвращается к столу, он застает Венти и Розарию за партией в карты. И стоит заметить, что раздано у них на троих. - Вы играете на раздевание? - бровь Дилюка уезжает вверх, когда он замечает, что Розария почему-то сидит босая. - На желание, - мрачно отзывается та, а Венти пьяненько хихикает. - А этот бард придумывает всякие глупости. Переспросить, что за глупости, Дилюк не успевает. Потому что слышит сзади дробный стук каблуков. Кэйа с завидной ловкостью быстрыми шагами скользит к ним прямо по деревянной ограде. Уверенной такой пружинистой походкой, будто каблуки для него — дело самое что ни на есть привычное. Сапоги Розарии на шпильке делают его ноги еще длинней. Можно подумать, они у него и так не слишком… впечатляющие. Дилюк помолился бы архонтам, чтобы его алые щеки не были бы видны в темноте, да что толку, если один из этих архонтов это и устроил, засранец? Он против воли ласкает взглядом подтянутые бедра и узкие щиколотки. - И этот человек говорит, что мечтает вылезти из гипса. Навернешься же, идиот, - рычит Дилюк, не понимая, куда деваться из этой дурацкой западни. - Сомневаться в моих умениях — грешно. Мне идет? - мурлычет Кэйа, застывая спиной к зрителям. Теперь еще и его выдающуюся во всех смыслах задницу, бездна побери, можно рассмотреть. Шею бы свернуть этому засранцу, ух! - Отлично выглядит! - смеется Венти. Розария кривит недовольное лицо, мол, ей-то её родные каблуки идут больше. - Вашу эпатажность бы в бутылки заливать, господин Кэйа, - сердито отзывается Рагнвиндр, ощущая, как и без того весь день свербящий в нем горячий комок наливается новой силой. - Глядишь, обороты винокурни вышли бы на новый уровень. Бесстыжий Альберих стреляет в него взглядом и с подлым хихиканьем прокручивается вокруг своей оси на одной ноге. Это при том, что Дилюк сбился, сколько в том уже бутылок вина. Где ему выдали такое чувство баланса? Жар сжигает изнутри. - Каблук не порть, придурок, - Розария сердито тыкает Кэйю тупым концом копья. Тот уворачивается, но всё же теряет равновесие. Умудряется сделать это так, что просто в прыжке плюхается на изгородь задницей. Заливается хохотом. - Все претензии к Венти! А всё-таки забавно, что у нас почти один размер, - он картинно болтает ногами в воздухе, а затем все-таки начинает стягивать чертовы сапоги. Дилюка тянет сбежать. Потому что оставаться с этим штормом на ножках — невыносимо. Дилюк остается из принципа. Со стороны следит за окончанием карточной партии и поочередным выполнением дурацких желаний друг друга (справедливости ради, самое прекрасное он уже застал). Иногда язвительно комментирует происходящее. Затем, когда Венти снова начинает играть на лире — жаркое и веселое — наблюдает, как Кэйа, самодостаточный и свободный, пляшет вокруг костра, сам себе составляя компанию. Это снова красиво. Будто могло быть иначе. Слишком многоликий Кэйа. Дразнящийся Кэйа в мокрой рубашке, глубокий до дрожи Кэйа, повторяющий слова клятвы, заботливый Кэйа, утешающий ребенка, теплый Кэйа, замечающий его улыбку… Слишком много всего. Сердце идет по швам, сердце идет вразнос. ...Кэйа со смехом приземляется на стул около него: - Скучаете, мастер Дилюк? От него пахнет дымом. Вообще-то даже слишком сильно. Вообще-то… - Ты горишь, придурок! - охает Рагнвиндр, присматриваясь. Быстро сбивает с тлеющей рубашки огоньки перчаткой. Бесстыжий Альберих только скалит белые зубы: - Горю, - хрипло подтверждает он, лукаво щуря глаз. Почему-то Дилюку кажется, что он, возможно, имеет в виду не буквальный смысл слова. А примерно тот, что тлеет в самом Рагнвиндре весь вечер, дымом кружа его разум. - Ты пьян. Завязывай уже. - Стережешь меня? - Кэйа хихикает в сгиб локтя. - И вовсе я не пьян. - Ты вписался в чертов костер и даже не заметил. - Слишком хорошая компания сегодня. Не вини меня! Альберих на секунду склоняется ближе. Архонты, Дилюк пошевелиться не может, ловя чужой лукавый взгляд на себе. Кэйа просто поправляет ему венок — как он опять умудрился забыть его снять? — задерживает прикосновение на бесконечные три-четыре секунды… …снова вскакивает на ноги, о чем-то перешучивается с Розарией. Отбрасывает за спину длинную прядь красивым жестом. Дилюк в жизни так не сочувствовал жертвам Кэйи, на которых тот обрушивал свой флирт ради выведывания информации. Потому что сейчас, когда этот флирт обрушен на него… Это как лавина. Шансов выбраться целым — практически никаких. Если огонь — это я, почему ты заставляешь меня… В бездну принципы. Дилюк не выдерживает, Дилюк сдается, и Дилюк сбегает. Бурчит что-то на прощанье и быстрым шагом идет к себе. К себе — это теперь в еще один бывший хозяйственный домик, недалеко от конюшен. Дилюку как хозяину винокурни достался самый солидный, двухэтажный, с маленькой, но уютной спальней наверху. Раньше здесь жила часть прислуги, но теперь они переселились потесней. Дилюк пытался переубедить всех, что ему будет достаточно и комнаты, но ничего не вышло. Рагнвиндр с облегчением захлопывает за собой дверь. Взлетает по лестнице на второй этаж, входит в комнату, медленно присаживается прямо на небольшой чайный стол, сжимает пальцы на висках. Сбрасывает на пол растрепавшийся венок из волос. Лепестки укоризненно белеют под ногами. Жарко. Жарко, душно и нестерпимо хочется… Проклятый Кэйа. Всю душу разбередил… Или не душу… Дилюк отрешенно проводит рукой по лицу. Затем по шее, по груди. Раз за разом пытается примириться со своим состоянием, но это тем верней превращает всё в отстраненную ласку для себя самого. Он стягивает шейный платок, сбрасывает сюртук. Ладно, он умеет с таким справляться, думает Дилюк, проводя пальцами по своему бедру, по паху. Это будет не первый раз. Но насколько же иначе, когда он рядом. Когда Дилюк обещал не торопить его. Если огонь — это я, почему… Если огонь — это я… Если огонь… Сбоку, от двери, раздается скрип. Кэйа движется так плавно, призраком, как если бы боялся спугнуть. Выражение лица, никогда Дилюком не виденное: он будто смотрит на что-то… очень манящее, притягательное. Расширенный зрачок, приоткрытые губы, взгляд — жаждущий и чуть потерянный, точно он утратил контроль и бабочкой на свет летит. Как завороженный. Дилюк ловит на себе разные взгляды. Если не говорить о негативном, бывают и одобрительные, и восхищенные, и даже немного экзальтированно-жаждущие, как у той же Донны, но… ТАК на него не смотрели никогда. - Я могу… - Кэйа замирает буквально в полушаге от остолбеневшего Рагнвиндра, облизывает губы, глядит отчаянно, - …я могу до тебя дотронуться? Заносит руку над щекой Дилюка. От него тянет алкоголем и дымом от костра, но под этим кроется холодная мята, цитрусно-кисловатый запах пота и что-то такое, отчего внутри Рагнвиндра сжимается узел. Вместо ответа… Вместо ответа Дилюк одним движением сгребает Альбериха за талию и махом сажает на свои бедра, впиваясь поцелуем в податливые губы. Он может обхватить его талию руками, это сносит ему голову… как дышать-то теперь?.. - Ди…люк… - Кэйа судорожно вздрагивает, задыхаясь. Стонет прямо в рот, приникая всем телом. Дилюк не может остановиться, не может оторваться, требовательно врывается языком, вызывая еще один тяжкий стон. Бедра Кэйи сжимаются вокруг него так сильно, что Дилюк сам не сдерживает горячечный выдох. - Кэйа… Срывается ниже. Исцеловывает шею. Глухо рычит от возбуждения, вцепившись в чужие плечи, потому что Кэйа впивается пальцами в его волосы, ерзает на его коленях, с силой проводит рукой по ребрам, а затем по пояснице, поднырнув под рубашку. Совершенно бесстыдно скользя всё ниже. Безумие. - Кэй… - он плотно сжимает его за бедра, вылизывает точеные ключицы. Если огонь — это я… - Будь со мной ласковым, мастер Дилюк, - хриплым, подорванным голосом просит Альберих. Сжимает за плечо и толчком роняет на спину, на стол, нависает сверху. Стол мучительно скрипит, но выдерживает. Дилюк чувствует, как его волосы соскальзывают за пределы столешницы, рассыпаясь. Дилюк не помнит, как его рубашка оказывается расстегнута. Кончик холодной серьги скользит по коже груди и живота — следом за сладкими губами, что его ласкают. Дилюк вплетает пальцы в синие пряди, отрывисто дыша. Второй рукой горячо проводит по шее Альбериха, ниже, по выступающей сквозь ткань рубашки острой лопатке… Кэйа издает короткий тонкий стон, ломающийся на его губах, змеей вьется по телу Рагнвиндра. Сошлись две бури — ледяная и огненная. Да, Кэйа — это буря, как бы он не маскировался. У него внутри — вихри и хлесткие удары снега, хаотическое безумие. Метель с чужих земель… Дилюк тянет его к себе, ловит его лицо в свои ладони. Кэйа, с потемневшим зрачком и горящими щеками, потирается об него скулой, пристально смотрит поплывшим взором. Дилюк ощущает, как соприкасается с его пахом собственным бедром, как оттянута ткань безобразно-узких штанов Альбериха. Ему, впрочем, тут тоже похвастаться нечем. Он возбужден так же сильно. Они целуются снова, Кэйин прохладный язык проходится по зубам Дилюка, вызывая у него глухой смех. И очередную волну жара по жилам. Дилюк не знает, как далеко они зайдут сегодня. Но он хочет Кэйю до звона в ушах. До мерцающей огнями темноты под веками. Он тонет. Он тонет, и не желает, чтобы его спасали.