Впуская, вернись

…поцелуй затягивается, потому что Кэйа будто пытается выпить из него жизнь. Дилюк всерьез начинает опасаться смерти от удушения. Старается мягко отодвинуть Альбериха, но в ответ получает плавно утянутую вверх и вжатую намертво в стол руку. А затем Кэйа ловит еще и второе запястье и сжимает их вместе. И пробегается клыками по подбородку Дилюка, чуть царапая — доступ к кислороду вроде бы появляется, но Рагнвиндр задыхается чуть ли не больше, чем было. Воу, таких замашек по контролю он от Альбериха не ожидал. Не то чтобы он буквально не был кинжалом в бархатном чехле по своей сути, но всё же… Кэйа застывает над ним, почти соприкасаясь носом к носу. Потемневший глаз похож на водоворот. Медленно, будто извиняясь, проводит языком по скуле Дилюка. По-кошачьи мягко вылизывает шею. Кровь сладко поет от такого в жилах, Дилюк невольно изгибается, тихо выдыхая через губы — успевает заметить, как Кэйа удовлетворенно скалится в ответ на этот звук. И он тут же ныряет ниже, носом сдвигает в сторону полу рубашки и обводит языком сосок, а сразу после — прикусывает. Стон Дилюка, наверное, такой громкий, что может перепугать лошадей в конюшне. Тело вздрагивает, как от удара током. Кэйа тихо смеется, продолжает играться своим чертовым языком. Жарко. И хорошо. Дилюк чуть выкручивается, давя своим бедром Кэйе между ног, потираясь сквозь ткань. Тот заходится глухим стоном прямо ему в кожу, вызывая сладкие мурашки. Да, вот так правильно. Надо сделать так еще раз. И еще разочек. Кэйа изгибается на нем, хрипло втягивая воздух, пытается и сам втереться в него пахом. Рука на запястьях Дилюка наконец ослабевает, и Дилюк этим коварно пользуется. Перекрутить Кэйю под себя оказывается не таким уж и сложным. Альберих громко ахает, вздрагивая, замирает с широко раскрытым глазом. Дилюк, не давая ему опомниться, накрывает его губы своими. Ловит вырывающееся горячее дыхание, глубже, тесней, рукой придерживает Кэйю под затылок, второй — плавно ведет по его боку. Альберих — всё еще застывший, и покорно дает языку Дилюка подмять и оплести свой, и не издает ни звука. Рагнвиндр нехотя отрывается подышать. Мысль о том, что на Кэйе всё еще как-то слишком много одежды, едва успевает мелькнуть, как его пальцы уже своевольно расстегивают чужую рубашку. Альберих, всё еще с неестественно широко распахнутым глазом, чуть улыбается уголком рта, легонько бодает его головой в плечо. Это почему-то безошибочно распознается как “ну давай же, гладь меня, ласкай меня”, и кто такой Дилюк, чтобы ему в этом отказывать. Так что он, не переставая возиться с пуговицами, нежно ведет пальцами по чужому кадыку, трепетно целует показавший шрам на коже плеча. Кэйа тяжело дышит, как после пробежки до верхней точки утеса Звездолова, неуверенно тянет руку — провести пальцами по губам Дилюка. Тот пальцы ловит и тоже целует, и ликует, видя, как у Альбериха сразу же жадно вспыхивает глаз. Можно и подыграть, думает Дилюк, и приоткрывает губы, и конечно же, Кэйа плавно вталкивает ему в рот два пальца. И Дилюк их ловит, чуть прикусывает, облизывает. Вкусно. Очевидные ловушки — самые прекрасные. Затуманенный мозг сообщает, что есть вещи поинтересней пальцев, которые могли бы оказаться у Рагнвиндра во рту. Затуманенная совесть отзывается, что это, пожалуй, чересчур поспешно, но может, и стоит сделать небольшое исключение. И Дилюк пробегается рукой по телу Кэйи, уже не скованному лишней тканью, и скользит ниже и ниже по животу… …грохот, и скулу чем-то обжигает, а сам Дилюк мгновенно оказывается на полу. Ошарашенно моргает, осознавая, что Кэйа — напротив в добрых метрах трех от него, вскочивший на ноги и в самой что ни на есть боевой стойке. И между ними валяется сметенный внезапной перестановкой сил столик. Дилюк резко оглядывается по сторонам, пытаясь понять, что произошло. Ничего не видит. - Кэйа? - он возвращает взгляд на Альбериха, прижав ладонь к ушибленной скуле. - Что такое? Тот выглядит… нехорошо. Лицо бесстрастное — и пожалуй, слишком бесстрастное для того, кто только что был в весьма пикантном положении. Маска стеклянная, а не лицо. Шумное дыхание, чуть подрагивающая рука, которую тот медленно опускает. И чертовски недоброе выражение расширенного синего глаза. Тишина. - Я что-то не так сделал? - предполагает самое логичное Дилюк. Изнутри подступает мерзкое, кусающее за ребра чувство, которое он всегда ненавидел: чувство провала. Когда ты уже видишь, что где-то ошибся, но еще не знаешь, где. И не знаешь, насколько серьезно. Но что такого случилось? Не понимаю. Кэйа коротко отрицательно мотает головой, приминая встрепанные волосы и одергивая распахнутую рубашку. - Нет, - наконец обретает он дар голоса. А почему, кстати, он молчал почти всё это время? Все идет неправильно. Нет-нет-нет. Почему? Горло сдавливает горькой обидой — пока даже неясно, на кого. - В чем дело? - он произносит это почти требовательно. Потому что ему, бездна дери, нужны пояснения. Кэйа прикрывает глаз и шумно выдыхает, опустив голову. И неопределенно ведет рукой. - Это… неважно, - произносит он самые нелепые в мире слова. - Мне… мне надо подышать. И пытается пройти мимо Рагнвиндра… к двери? Вот теперь Дилюк действительно охренительно зол. - А ну стоять, - резко цедит он сквозь зубы, вмазав рукой по косяку и преграждая путь. - Далеко собрался? Кэйа отшатывается. - Выпусти меня? - голос чуть выше обычного. - В смысле, выпусти? - Дилюк едва не взрывается, каким-то невероятным усилием воли удерживаясь от крика. - Объясни, что это только что было! - Выпусти, говорю, - Кэйа делает еще пару шагов назад, настороженно раздувая ноздри. Ничего не говорит больше. Какой бездны вообще?! Всё же шло хорошо. Всё ведь… За что? Дилюку больно. - Почему, Кэйа? - ох, к горлу подступает горящий ком. - Ты что, собираешься после этого просто вот так взять и… сбежать, не сказав ни слова? Серьезно?! Альберих начинает бледнеть на глазах, зрачок лихорадочно бегает туда-сюда. - Дилюк, пожалуйста, выпусти меня, - он почти умоляюще смотрит на Рагнвиндра — и на дверь за ним. - Я не могу. Я… - он вдруг перебивает сам себя, сбиваясь на приглушенный шепот, будто обращенный к самому себе, - …почему, стоит мне только себя отпустить, я всегда делаю что-то ужасное? Почему? Злость в Дилюке вдруг выгорает минимум наполовину, потому что в голосе Альбериха — такая жуткая тоска и такая лютая ненависть… ненависть к себе. Но это не значит, что он готов остановить свои расспросы. И он в шоке от слова “ужасное”. Надеюсь, это он свое же поведение сейчас называет ужасным, а не..! - Кэйа, объясни, что произошло, - уже более ровным, но довольно жестким голосом требует Рагнвиндр. - Мне нужно знать. Кажется, это ошибка. Кажется, Кэйа принимает это то ли за окончательный приговор и осуждение, то ли еще черт знает за что, потому что бледнеет он еще больше, а взгляд становится совсем лихорадочным, он озирается по сторонам. Снова пытается пройти к двери, но натыкается на Дилюка и буквально отпрыгивает назад. - Выпусти, - шипит он отчаянно. Злости в его голосе нет, только… Только что? Дилюк не понимает. - Только когда ты поговоришь со мной. Кэйа. Кэйа, бездна тебя дери, не молчи! Альберих застывает столбом с паникой во взгляде, а затем… …резким движением бросается к окну и выпрыгивает, мать его за ногу, наружу?! Ты вообще охренел, прыгать со второго этажа с гипсом на руке, придурочный?! Дилюк бросается за ним. Выпрыгивает следом и… …и он не такой ловкий, как Альберих, а тот еще и пиздец какой хитрый, и об этом Дилюк подумать тоже не успевает — заранее, а может подумать только после. Потому что приземляется Дилюк на корку льда, и благополучно растягивается на ней, знатно приложившись затылком. С яростным воплем садится, перекатывается до надежной, незамерзшей травы, вскакивает на ноги и озирается. Только чтобы обнаружить, что Кэйа успел добежать до конюшни. Чтобы увидеть, как тот распахивает дверцу стойла и птицей взлетает на даже не оседланную Ночку. Та, будь она проклята, даже не пытается взбрыкнуть. Дилюк бросается следом, но куда там. Альберих, не оборачиваясь, бьет пятками по вороным бокам, и Ночка сразу срывается с места, вихрем унося беглеца куда-то в ночь. Дилюк останавливается, задыхаясь. Он его не догонит. Ему-то пришлось бы заседлать лошадь, ездить ТАК он не умеет. А пешком и подавно не угнаться. Фениксом бы его в спину догнать, вот что…! Он тут же прерывает себя на этой злой мысли. Потому что она слишком злая даже для пиздецки разъяренного Дилюка сейчас. Стук копыт замирает вдали. Становится тихо. Слышно, как колотится его сердце. Что случилось, почему, какого… За что? Чем он это заслужил? Больно… Ветер колышет траву под ногами. Дилюк, еле шевелясь, медленно возвращается обратно в дом. На второй этаж не поднимается. Думать не хочется, разум в огне, и сердце в огне тоже. Ладно, у него есть средство для таких случаев. Когда надо сразу же заснуть. Дилюк находит в шкафу небольшую бутылочку. Срывает крышку, ощущая расползающийся по комнате запах спирта. Осушает ее, закашливаясь от отвратительного жжения в горле, и ложится боком на маленькую софу почти около двери. Накрывается пледом почти с головой. Тошнит. От всего тошнит. Неужели мне теперь не суждено никогда быть с кем-то близким, зло и горько думает Дилюк, пока его не засасывает гадкое головокружение сна. *** Утро приходит поистине безжалостным. Дилюк чуть не стонет, открывая глаза. Голова пульсирует, виски режет от выпитого алкоголя, затылок — от вчерашнего жесткого приземления. Спина ноет от сна в неудобной позе. А самое жестокое то, что он сразу понимает, что вчерашнее ему не приснилось. - Да гори оно всё, - сдавленно шипит сквозь зубы Дилюк, усаживаясь на софе. Больно, больно каждую секундочку. Как он вообще мог так со мной поступить?! Взять и просто отшвырнуть и уйти?! Будто ему всё равно?! Он медленно ползает по дому, пытаясь одеться и привести себя в мало-мальский порядок. Всё ужасно. Шейный платок колет кожу. Перчатки давят. Волосы не хотят собираться в хвост. Выпитый порошок против головной боли встает поперек горла. Умываясь, он разглядывает себя в зеркале. Покрасневшие веки и мрачнейшая мина. Вид разбитый. Учитывая налившийся фиолетовым цветом участок скулы — разбитый буквально. Дилюк зло скалится и растрепывает волосы так, чтобы прикрыть эту часть лица. Меткий гаденыш. Что он вообще о себе… В дверь стучат. - Господин Дилюк? Всё хорошо? - Аделинда, застывшая на пороге, внимательно его оглядывает. - Уже полдень, я накрыла стол для господина Альбедо и малышки Кли. Не знала, когда вы проснетесь, - она запинается, разглядывая лицо своего выросшего подопечного. - Всё хорошо? - переспрашивает уже другим тоном, мягким и более… личным. - Не знаю, - глухо отзывается Дилюк. Конечно, это неправда. Всё он знает, всё снова плохо, и самое ужасное, что он понятия не имеет, почему. Аделинда, кажется, принюхивается, со вздохом пробегается по нему взглядом и качает головой: - Лучше идите есть, мастер. С пустым желудком будет хуже. А наедине с собой любая мысль в два раза злей. - Спасибо, Аделинда, - негромко отвечает Дилюк и следует совету. Выходит. В конце концов, другие люди не должны страдать от того, что тут… происходит. Тот самый стол под деревом сегодня занимают всего лишь два человека, и один из них увлеченно рисует что-то вареньем по блинчикам. - Добрый день, хмурый дяденька Дилюк! - торжественно приветствует его Кли. - Добрый, - совсем недобро, но сдержанно откликается Рагнвиндр, садясь за стол. Обменивается кивком с Альбедо, пока Аделинда разливает кофе. - Господин Венти и сестра Розария ушли под утро. Я уж не стала беспокоить ради такого, - поясняет главная горничная, вытирая руки о передник. - А где мастер Кэйа? Хорошо, что хоть барда с монахиней нет. Дилюк сейчас не выдержал бы их пустословия и зубоскальства. - Ему пришлось уехать ночью, - ни словом не врет Рагнвиндр. И ни словом не говорит правды. Будто он ее знает, правду эту. - Братик Кэйа уехал? - огорченно отзывается Кли, сразу потеряв интерес к блинчикам. - А когда он вернется? - Не знаю. Интересно, вернется ли он вообще. Альбедо, да хранят его архонты за невозмутимость, хладнокровие и отсутствие всяческих вопросов, одергивает подопечную на стуле: - Сиди спокойно, Кли. Раз ему надо было уехать посреди ночи, значит, что-то срочное. Срочное, думает Дилюк, горько усмехаясь про себя и заливая свою тоску уже второй кружкой кофе. Да уж, сбегал он как с пожара. Почему? Вопросы жгутся в пищеводе и не дают покоя. Он едва съедает пару тостов под щебетание Кли и краткие отклики в ее сторону от алхимика. Альберих на него еще и девочку бросил. Которая буквально осталась здесь ради него. Замечательно. Мудак. - Раз уж наши планы смешаны некоторой степенью неопределенности, может, составите нам компанию в небольшой исследовательской прогулке, господин Дилюк? - выдергивает его из мыслей Альбедо. Рагнвиндр встречается с ним взглядом. Задумывается. Очень хочется зарыться сейчас по самую макушку в какие-то дела, чтобы в голову вообще ничего лишнего не лезло. И компании он сейчас ой как не рад. С другой стороны, из мало-мальски срочных дел сейчас — составление нового контракта для потенциальной торговли с Иназумой. И этой вещью лучше заниматься не на эмоциях. Сорвать злость на каких-нибудь хиличурлах сейчас тоже не получится. Не делать же это посреди бела дня. А Альбедо — спокойный и с чувством такта. - Думаю, можно, - наконец роняет он, скрещивая руки на груди. …они отправляются в путь в течение часа. Диалога как такового не возникает. Тишину оживляет только скачущая по полям и лугам рядом с дорогой Кли, то и дело пристающая к Альбедо с тысячей вопросов. На которые тот терпеливо отвечает, надо сказать. Иногда та, кажется, даже умудряется заставить его думать о чем-то интересном, потому что часть ответов превращаются в этакие рассказы-рассуждения. Дилюк не очень вникает в смысл, но всё же мимоходом отмечает, что алхимик и впрямь привязан к девочке. Им хорошо вместе. И их общение и не такое, как у Кли с… Гребаный Кэйа, уйди из моих мыслей. Он с неудовлетворением ловит себя на том, что периодически оглядывается по сторонам, будто Альберих может внезапно показаться где-то рядом. Куда он мог уехать? Ему же даже деваться толком некуда. Надеюсь, он в порядке… Селестия, Дилюк, ты неисправим. Рагнвиндр сердито встряхивает головой и прибавляет шаг. Альбедо так и не заводит разговора, а Кли аккуратно держится поодаль. Пугает он ее, что ли, своей хмурой миной. Или алхимик успел тихо попросить её не соваться? Впрочем, всё равно. Дилюка всё устраивает. Он просто идет, просто смотрит на кучерявые облака на небе, на переливы ветряных астр в траве. В какой-то момент они останавливаются у небольшой заводи в долине Ветров. Альбедо распаковывает взятый с собой чемоданчик и деловито принимается шнырять вдоль воды, кажется, выискивая какие-то элементальные следы. Кли устраивается на песке и возится сама с собой. Дилюк остается сам с собой тоже и присаживается на здоровенный корень. Прислоняется спиной к дереву и замирает, глядя на текущий мимо него поток. И ладно, он сдается. Он, конечно, имеет полное, блять, право продолжать злиться. Но это ему ничего не даст. Надо подумать. Проанализировать. Он же учится на своих ошибках, не так ли? Стрекоза садится на поросль камыша около него. Дилюк разглядывает серебристые крылышки и пущенный по ним природой тонкий узор. Итак. Что мы имеем. Кэйа пришел ко мне. Сам. Сам ли он двинулся в сторону… интима? Не совсем. Дилюк взял инициативу на себя. Но он же ее поддержал! Откликнулся… очень, можно сказать, откликнулся и сам тоже начал действовать. Нет, ну если есть какие-то вселенные, где расстегивание твоей рубашки, мацанье за задницу и укусы в сосок не считаются однозначными сигналами, то ради Селестии, конечно. Но когда Дилюк последний раз проверял, всё работало примерно так. Стрекоза улетает, а былинка колышется в потоке ветра. Где-то сбоку Альбедо тихо что-то бормочет себе под нос, кажется, сам с собой дискутируя. Ученые — это очаровательно. Но дальше Кэйа скинул его с себя. Резко прервал происходящее. Почему? Точно знает только он сам. Только вместо того, чтобы сказать это словами через рот, он молчал и пытался сбежать. Успешно. Мудак! Так, не горячимся. Мы тут собрались подумать. Кто “мы”, не знаю, но всё же продолжим. Дилюк на секунду дергается, потому что Кли пытается чуть ли не с головой занырнуть в заводь, но Альбедо суровой рукой ловит её и высаживает обратно на берег. Отлично, значит, он не перестает за ней присматривать. Большое облегчение. Итак, Кэйа отшвырнул Дилюка и сбежал. И всё-таки, почему? Версия один: решил сделать Рагнвиндру плохо. Отличная, конечно, но нихрена не верная. С какой бы бездны ему специально причинять Дилюку боль? Это настолько не вяжется… да примерно ни с чем, кроме уже сильно устаревших подозрений, давно опровергнутых, что это совершенно очевидно. И вообще, Дилюк, тебе пять лет, что ли? Мир не замкнулся на том, чтобы делать тебе больно специально. В груди всё равно колет, но в то же время и… становится чуть легче. Дилюк в бессознательном жесте потирает грудину, наблюдая, как Кли начинает строить замок из песка. Ладно. В этом — невиновен. Значит, вчерашнее — не его злой умысел. Значит, случившееся произошло… случайно. Дурацкая тавтология, даже в голове дрянно звучит. Версия два: он вообще не хотел секса. Или секса конкретно с ним. Или секса конкретно в тот момент. Так, это уже три версии. Полный бардак. Версия два точка один. Кэйа не хотел секса. А Дилюк его не так понял. Это звучит более-менее правдоподобно, но есть пара моментов. Гребаный Альберих пришёл к нему САМ. И поддержал все… художества. И не прекратил всё раньше. А когда прекратил, сделал это не словами или, на худой конец, просто остановив Дилюка. Нихрена. Он резко его сбросил. На что это похоже? На чрезмерную эмоциональную реакцию. А вот почему… Ладно, запомним эту мысль и пойдем дальше. Прежде чем “идти дальше”, Дилюк нехотя выныривает из своей головы и жертвует Кли свой чистый носовой платок, потому что ее песочный замок внезапно начал перестраиваться в корабль, а тому нужен парус. Девочка неуверенно улыбается и забирает подачку, тут же взявшись прилаживать его в дело. На чем мы остановились? Версия два точка два: Кэйа не хотел секса именно с ним, с Дилюком. Тут приходится призадуматься. Да, Альберих почему-то (опять же, почему?) чего-то явно опасался в развитии их отношений, но после того, как Дилюк увидел его лицо… ощутил, НАСКОЛЬКО жадно тот приник к нему, точно Рагнвиндр — последний колодец в пустыне Сумеру… Он невольно вздыхает, вспоминая. И так же невольно краснеет. Нет, дело тут явно не в том, что Кэйа его не хочет. Да Дилюк буквально ощущал его стояк, бездна его подери! Ясно, что ничего не ясно. Так, не отчаиваемся, идем дальше. По списку. Версия два точка три: Кэйа не хотел секса именно в этот момент. Точней, счел, что это будет… неправильно (насчет желаний мы уже разобрались в два точка два). Ну, звучит в меру разумно. Кэйа был пьян. Не вусмерть, но всё же. Мог счесть, что это слишком для первого раза. Или неуместно. Или что-то там еще в этом духе. Пока это кажется наиболее близким вариантом. Но всё же вернемся к подпункту “чрезмерно эмоциональная реакция”. Так вот, какого беса он просто не сказал “Стой, давай продолжим как-нибудь в другой раз, у меня в глазу двоится?” Дилюк страдальчески вздыхает и роняет лицо в ладонь. Альбедо, как раз вынырнувший рядом, делает вид, что ничего не видит. И идет хвалить потрясающий корабль Кли (ему, потом, видимо, тоже придется). Нет, вот тут, на этой стадии рассуждений, он пас. Разве что Рагнвиндр действительно что-то очень не так сделал, а дурацкий Альберих не смог это признать. Узнать, что там у этой задницы в мозгу коротнуло, он не может. Ну… ну и ладно. Он вернется, и я просто спрошу его. Надо будет постараться помягче, хоть он и мудак. Не вернуться из-за такого он не может, это бред. А значит, мы сможем поговорить. Мы уже снова научились, и мы, блять, поговорим, с мрачным торжеством заключает Дилюк, поднимаясь на ноги и топая хвалить монструозный корабль Кли. Ну и всё. Никаких драм. Разберемся. Я — не вспылю, и я — молодец. А Кэйа — мудак, но надеюсь, это тоже поправимо. Он же не полный мудак. Так, чуть-чуть. Свой мудак. Ох, ну и заело его на этом слове. Они еще пару раз перемещаются вдоль реки, Дилюк всё так же находится в сторонке и не отсвечивает, а Альбедо всё так же деликатно отмалчивается. А потом они долго-долго идут назад, и размеренное продвижение под показавшимся солнцем и с весело болтающей что-то на заднем плане Кли уже не кажется таким ужасным. Дилюк действительно немного успокаивается. Они доходят до развилки на Мондштадт, и Альбедо аккуратно заговаривает с девочкой: - Нам пора возвращаться в город. Раз Кэйа нас не нашел, значит, всё ещё занят. Сходим к нему как-нибудь в другой раз. Кли с безграничной грустью во взоре смотрит на Дилюка, и тот вздыхает, и кивает, и скрещивает руки на груди: - Мы всегда вам будем рады. Но сейчас лучше так. Рыцарь-Искорка отчаянно пытается разжалобить их взглядом, но сердце Альбедо, похоже, из камня, а Дилюк слишком устойчив к различным манипуляциям, даже от таких очаровательных существ. - Я с вами до города, - решает он спонтанно. Вспоминает, что хотел провести переучет в Доле Ангелов, а момент сейчас — вполне подходящий. И он уже спокоен. А Альбедо просто кивает, и Дилюку он нравится всё больше и больше. Когда уже на площади перед лестницей приходит время расходиться, Дилюк жмет ему руку и неожиданно даже для себя благодарит алхимика: - Спасибо. Тот, ожидаемо, демонстрирует, что понимал гораздо больше, чем показывал: - Мне тоже было приятно пройтись. К тому же ходьба в чем-то сродни медитации для мозга. Очень помогает размышлять. Кли тоже пищит что-то вежливое и доброе, и Дилюк находит силы слегка улыбнуться этому маленькому веселому кошмарику на ножках. И уходит в сторону своей вотчины. Освобождается он затемно. Дела, как обычно, потоком утянули его за собой. Внезапно выясняется, что Чарльзу надо отлучиться, и Дилюк подменяет его за стойкой на пару часов. А потом вспоминает, что забыл об одном из заказов на готовящуюся в городе свадьбу, и судорожно его собирает. В Мондштадте — какой-то свадебный бум. Все внезапно перестали после прошедших событий откладывать чувства на потом, что ли? Впрочем, неважно. Потом — вспоминает про переучет. Находит ошибку в записях и поднимает всё за последние полгода. В общем, ничего нового. Когда он наконец выбирается наружу, на улицах тускло горят фонари, ветер стоит сильный и довольно холодный по сравнению с всё ещё летним дневным. Луна расколотым блюдцем низвергнута на небе. Пора возвращаться. Интересно, Кэйа уже… Вдруг режущими осколками наваливается вся тревога, несмотря на так старательно обдуманные мысли. А что, если Дилюк неправ? Если их… разлад серьезней, чем кажется? Если Кэйа действительно сбежит, или всё-таки врал в чем-то, или вот возьмет сейчас и заявит, что Дилюк ему вовсе не нужен? Дорога домой оказывается безнадежно омраченной, и скинуть эту пелену тяжелых мыслей, высверливающих ему череп, Рагнвиндр не может. Просто старается идти побыстрей. И всё еще оглядывается по сторонам. Домчав до винокурни, он почти сразу сталкивается с Аделиндой. - Кэйа тут? - сразу спрашивает он, не будучи в состоянии изображать безразличие. - Нет, - аккуратно откликается та, и в Дилюке сразу распахивается черная дыра — еще шире, чем было. - Я думала… Я думала, вы вернетесь вместе. Что-то случилось? - …надеюсь, что нет, - мрачно бросает Дилюк. - Я буду у себя. Если вдруг заявится — скажи ему, что… Что я его искал. Он зло распахивает створку входной двери, сбрасывает сюртук на софу. В комнате всё ещё пахнет спиртом, призрачно и гадко, и это нашептывает ему всё более тяжелые мысли. Он ведь сбежал, буквально сбежал через окно, как от чумы. Как Дилюк мог днем решить, что всё нормально? Всё ненормально. Кэйа обычно так себя не ведет. Что было с его лицом? Почему он не смог или не захотел всё объяснить, разве разговоры — не его специальность? Всё плохо, думает Дилюк, поднимаясь по лестнице. Он не хочет видеть теперь эту комнату, ставшую свидетельницей хрен пойми чего между ними, но ладно уж. Не ночевать же второй раз на идиотской софе. Он входит внутрь, и там по-прежнему рассыпанные по полу лепестки, и опрокинутый стол, но всё это тут же становится неважным, хоть и режет ему сердце на мгновение. Дилюк входит в комнату, да, и застывает. На его кровати сидит Кэйа.