В фильмах ужасов, чтобы нагнать эффект присутствия и погрузить зрителя в нервное ожидание чего-то плохого, используют тревожную нагнетающую музыку, плавные наезды камеры, и застывают в одном темном кадре на долгое время. К этому моменту зритель уже чувствует, как его последние нервные клетки разрушаются, а под конец тревожной музыки отваливается жопа, причем это случается и если что-то все-таки плохое произошло, и если ничего не произошло, но обязательно произойдет в следующий момент. Вот тогда-то самое время пожалеть о том, что вообще выбрал смотреть ужастик, а не какую-нибудь комедию категории Б.
Вот именно такое чувство, только без музыки, преследует Сокджина с самого утра, подкарауливая его в офисе за поворотом, в открывшемся внезапно лифте и не вовремя выскочившем из кабинета сотруднике. Казалось бы никаких страшных фильмов на ночь просмотрено не было, но неприятное чувство все равно скреблось, будя при этом и мнительность и тревожность. Неужто его сегодня уволят? Или еще хуже, Кан Хансоль останется с ними насовсем.
В кабинете даже фикус тревожно дрожит, колышась от включенного на минус кондиционера, и Сокджин грозится к нему присоединиться, но теплее нарочно не делает. В холодных условиях мыслится трезвее — заверяет себя он, но все равно не знает, чем занять себя. Ежемесячные отчеты были сданы, а никакой информации по итогам проверки предоставлено пока не было — и это напрягало. Из-за этого даже не получалось сосредоточиться и проверить Намджуна, но по-ощущениям тот переживал не меньше.
В дверь тихо стучатся, отчего Сокджин вздрагивает, не ожидавшийся, что казнь наступит настолько быстро. Он мысленно прощается с несчастным фикусом и выключает кондиционер, когда в кабинет заглядывает девушка-стажер. Она выглядит слегка напуганной, все еще вспоминая тот случай у принтера, и говорит, что директор просил его зайти. Сокджин кивает. Волнение, нахлынувшее так стихийно, быстро исчезает.
Правда гнетущая атмосфера с медленным наездом камеры, пока Сокджин идет к кабинету директора, никак не отпускает, но уже не ощущается так тяжело, будто в следующую секунду выпрыгнет скример. Скорее сейчас это нервозное ожидание конца этой муки, когда ему вновь скажут, что они хорошо поработали, вот ваша премия, идите работать дальше. Но появившееся перед глазами лицо довольного Хансоля несколько портит планы. Сокджин совсем забыл, что проверяющий еще был здесь.
— Сокджин-щи, присаживайтесь!
Директор как всегда в приподнятом настроении, вероятно ничто в этом месте не может его испортить. Кан Хансоль стоит рядом, сверкая своими лисьими глазами, с полуулыбкой на губах, будто сейчас будет происходить казнь, к которой он самолично приложил руку. Пока не совсем понятно, какие он сделал выводы за прошедший месяц, но казалось, что все было достаточно хорошо, если не считать то, что в личную жизнь он лез также настырно, как и в отчеты. Сейчас Сокджину они кажутся похожими на Муфасу и Шрама — и это сравнение ему особо не нравится, если вспомнить, к чему это привело.
Разговор начинается как обычно, директор подводит итоги, читает сводки и поражается результатам как в первый раз. Хвалит их с Намджуном, которого на удивление здесь нет, и постоянно поглядывает на Хансоля, чтобы тот оценил какие тут замечательные сотрудники. Тот впечатленным не выглядит, но согласно кивает.
— Вы же понимаете, Сокджин-щи, что я пригласил вас не из-за отчетности, там все как всегда прекрасно, даже наш господин проверяющий подтвердил, что ваша с Намджуном-щи работа была безупречна, — директор делает драматичную паузу, пока Хансоль кивает и сверкает глазами. — Мы тут обсудили и я решил, что хочу вас повысить до главного управляющего всех отделов, как раз у нас произошел пересмотр кадров и вы подошли бы на эту должность идеально.
Сокджин, конечно, ожидал чего-то поощрительного, но точно не новую должность, хотя об этом трепался весь офис, как только появился проверяющий. Ему и у себя было хорошо, он надеялся на премию, а тут… Хансоль отчего-то скользит взглядом по его слегка обескураженному лицу, спускаясь ниже и оценивая полное состояние. Будто решает, нужно ли ему вставить свое слово или может быть свободен. В голове мелькает «А как же Намджун?..», которое тонет в мурлыкающем «Поздравляю» от Хансоля, и Сокджин кланяется.
— Нам еще стоит обсудить кандидатуру на ваше место, но пока вы можете быть свободны на сегодня. Все бумаги оформим завтра, я попрошу подготовить.
Директор довольно хлопает в ладоши и кивает, что его дорогой сотрудник может быть свободен. Он переводит свое внимание на Хансоля и последнее, что Сокджин успевает услышать, прежде чем покинуть кабинет, звучит как «Ким…».
Только в коридоре, уже вызвав лифт и наблюдая за загоревшейся кнопкой, Сокджин немного осознает, что сейчас произошло. Чувства от этого какие-то смешанные, особенно от реакции Хансоля, будто здесь не все так чисто. Тревожная атмосфера уже отпустила, значит сейчас никто не должен выпрыгнуть из-за угла, но ощущение, что это просто прием с оттягиванием событий и его огорошат чем-то позже, когда он не будет этого ожидать. Двери лифта открываются, и вместе с приятным запахом одеколона появляется Намджун.
— Ты в порядке? — он не выглядит обеспокоенным, скорее как обычно, но фраза звучит уж слишком нехарактерно ему.
— Пока не уволили, — отмахивается Сокджин и ухмыляется, ныряя в лифт, прежде чем он успевает закрыться.
Только вот почему это повышение кажется таким странным и чувство от него граничит с увольнением — он пока не находит ответа в своей голове. Но все же что-то приятное в виде повышенной зарплаты отдается внутри.
В кабинете директора приятно пахнет кофе и ненавязчивым одеколоном, да и в целом атмосфера здесь всегда казалась Намджуну приятной. Портит впечатление только Кан Хансоль, что выглядит подозрительно довольным, будто в помещение вошел не человек, а добротный кусок мяса, который этот хищник собирается слопать. От не самых приятных мыслей его отвлекает директор, прося присаживаться.
Длинный вступительный монолог о хорошо проделанной работе и отличных результатах от директора сопровождается подозрительно довольной улыбкой Хансоля, который чуть с прищуром смотрит на Намджуна, словно настоящий лис. Его глаза сверкают чем-то подлым, будто одно движение и он нападет. Особо не вслушиваясь в базовую речь директора, которую он обычно как по шаблону зачитывает им с Сокджином, Намджун вдруг ловит фразу «особое вознаграждение», обращаясь в слух.
— Намджун-щи, весь прошедший месяц я наблюдал за вашей работой, — начал Хансоль. — И был действительно поражен тем качеством результатов и в целом всем процессом. Вы с Сокджином-щи оказались захвалены вашим начальством не зря. Но и из главного Департамента я прибыл не только с целью проверки, — он слегка улыбнулся. — В штабе не хватает по-настоящему ценных сотрудников, и я бы хотел вас пригласить на руководящую должность в главный Департамент. Мы уже согласовали этот момент с вашим директором, ждем только вашего согласия.
Намджун впервые позволяет себе искренне удивиться в стенах этого здания, что не скрывается от чужих глаз. Директор, заметив это, хохочет и машет на него рукой, мол спокойствие, тебя никто не увольняет, просто повышение, но в другом офисе. Говорит, съездишь в другой город, развеешься, посмотришь, выделим тебе на первое время квартирку. Авось пойдет и переберешься насовсем. А Намджун мало того что к повышению готов не был, так к переезду тем более. У него тут-то жизнь только начала налаживаться.
— А Сокджин? — первое, что озвучивает Намджун, а директор чуть ли ладони не потирает, как довольная муха, осведомленный об их браке (без пометки вымышленного).
Хансоль реагирует раньше, сверкая глазами и припечатывает резко:
— Сокджин-щи отказался. Я, по правде говоря, был настроен, чтобы забрать вас обоих в главный Департамент. Приехал с целью проверки вашей компетентности и оценки навыков, тщательно наблюдал за вашей работой и был полностью доволен, — Хансоль от чего-то будто расстроенно вздыхает, кидает взгляд на их директора и вновь переводит на Намджуна. — Но Сокджин-щи отказался от перевода в главный Департамент, поэтому…
— Поэтому Сокджин-щи будет повышен в должности у нас! — вставляет свое слово директор и почти незаметно кивает Хансолю. — Можешь не волноваться, вы оба проделали прекрасную работу.
Сомнения и чувство обмана будто подкрадываются со спины, налегая на плечи и на давая сделать шаг назад. Но ничего явного, что могло бы дать ему подсказку на верный ответ, он не находит. Сейчас все кажется слишком приятной картинкой: назойливый проверяющий сладко улыбается и расхваливает ему новую должность в главном Департаменте, их директор кивает и говорит о том, чтобы Намджун не волновался ни за себя ни за Сокджина, а впереди ему пророчат новую жизнь, новую работу в новом месте. И все это новое — отталкивающее, пугающее и чужое. Неизведанное и привлекательное — да, но не то, что он бы себе хотел сейчас.
Пытаясь зацепиться хоть за что-то, Намджун спрашивает про свой университет, ведь он еще не закончил, хотя и близится получение диплома. Его успокаивают, говоря, что выделят ему отпускные на период пар, и Намджун теряет ту последнюю ниточку, которая могла бы его вытянуть. Всплывает в голове вопрос, ответа на который не находится. Почему Сокджин отказался? Он что-то знает, подозревает или же у него иные планы? Но ведь повышение и тем более такая должность — это то, к чему они стремились с самого начала, еще даже не встретившись здесь.
— Решение оказалось не из простых, да? — директор наклоняется к нему, сочувствующие улыбаясь. — Подумай до вечера. Я уже запросил документы, думая, что сомнений не будет, но не учел некоторых моментов.
Намджун замечает, с какой интонацией звучит эта фраза «некоторых моментов», и мысленно усмехается, но на деле только кивает и покидает кабинет. Да, директор в этой ситуации волнуется только за супружеские отношения четы Ким, которых сейчас жизнь собирается развести не только по разным офисам, но и городам. Намджун тоже думал об этом, но ведь они и до этого с Сокджином расходились, а потом оказывались рядом вновь и вновь. Этой судьбе ничто не преграда, она вгрызается в свою победу зубами.
Остается только поверить, что это действительно так и есть.
•••
В кафе в это время почти безлюдно, занято всего пару столиков где-то в глубине. Сокджин сидит у окна, залипает куда-то в сторону пешеходного перехода, концентрируясь на свете светофора, и периодически помешивает свой безбожно сладкий латте, не особо понимая, как он к этому пришел. Это было какое-то странное желание сделать еще одну перемену в жизни, вкупе с повышением, но количество сладкого на 300 миллилитров было катастрофически огромным, поэтому оставалось только грустно поглядывать на потраченные впустую деньги. Можно считать, что в его жизни может идти только одно нововведение за день, но кофе с сахаром он больше пробовать не собирается.
До того, как в кафе звякнет колокольчик на двери, сообщая о новом посетителе, Сокджин замечает знакомый длинный плащ, яростно развивающийся от быстрых движений. А потом в дверях появляется тот, на кого все присутствующие оборачиваются. Темные чуть длинные волосы уложены назад, открывая лоб, а на лице как всегда темные очки. Сокджину даже не нужно уметь читать по губам, чтобы знать, что он сейчас закажет айс-американо. Его внешний вид холодный и дерзкий, но в тоже время стильный. К таким людям обычно не подходят даже время узнать, потому что боятся, что им либо руку откусят, либо смерят холодным взглядом. Но на самом деле это не так.
Стоит ему только развернуться к залу и снять очки, чтобы найти нужный столик, за которым его ждут, так сразу из холодного судьи модного приговора превращается в испепеляющее солнце, отчего солнцезащитные очки теперь нужны всем присутствующим.
— Хен! — яростно машут Сокджину и тот поднимает руку в ответ.
У Хосока с Чимином просто невероятная способность играть на два фронта своим внешним видом. Когда они работают или просто ходят по улице, то ощущаются по меньшей мере как самые токсичные и стервозные люди (Намджун обычно использует слово «дивы»), которых только можно встретить. Одеваются они бесспорно стильно, но входят в категорию людей, которые слишком хороши, чтобы к ним даже подойти. Но стоит им только оказаться в своей компании или вот так встретить друга (стоит промолчать, что бывает, когда эти двое остаются наедине), то от их образа не остается ни следа, а под ногами распускаются цветочки от их тепла. Так и сейчас Хосок уже довольной ланью скачет к столику, чтобы поставить туда кофе и затискать Сокджина до потери сознания.
— Я так рад, что у тебя нашлось времечко для меня в твоем плотном графике трудоголика, — Хосок скидывает свой плащ, оставаясь только в светлой кофте, и довольно тянет кофе из трубочки, будто это не он устроил эту встречу, а пришел по первому зову.
Честно признаться, такую фразу про трудоголика приходится слышать часто, ведь работы и правда много, а увидеться с друзьями не всегда выходит, отчего Хосок ему высказывает все в двойном объеме (за Чимина тоже, потому что тот не хочет ругаться и просто не комментирует очередную отмененную встречу).
— А Чимин где? Я думал, что вы вместе придете, — решает перевести тему Сокджин, чтобы узнать в чем была такая острая необходимость встретиться посреди рабочего дня, и не важно, что его сегодня отпустили раньше.
— Не, Чимини мучает детей, — Хосок усмехается, зная, как это бывает. — Сегодня без него.
— А я думал, вы любите детей.
— Любим, — соглашается, но тяжело вздыхает. — Но сезон не ждет. Тренировки, тренировки и еще раз тренировки.
Академия искусств не прошла для них бесследно, где они и встретились с Чимином, чуть не подравшись после удивительного совпадения номеров на вступительном экзамене. Хосок тогда уже давно танцевал, поставил себе хореографию и продумал номер, совершенно не сомневаясь, что сможет поступить. А вот Чимин только начинал и от волнения совсем ничего не шло в голову, связки были дурацкими, а общая картинка не привлекательной. И вот именно в нужный момент его соулмейтство сработало как надо. Танцующий парень, которого он увидел в зеркале, причем очень даже недурно танцующий. Тогда Чимин впервые учился танцевать с закрытыми глазами. А потом чуть без них и не остался, когда его соулмейт-конкурент на отборочном увидел свою хореографию у другого. Просто невероятно.
Позже они поладили, но учиться пошли по разным направлениям. Чимин предпочел отдаться современному танцу, забегая и на занятия балетом, а Хосок пошел дальше развивать свой уличный стиль, отдавая предпочтения хип-хопу и прокачиваясь в поппинге. А потом после выпуска они встретились в детском театре, где сначала проходили стажировку во время учебы, а теперь стали хореографами. И преподавателями они были строгими, хотя очень любили детей, но в моменты отечностей или приближающегося сезона выступлений все поблажки сходили на нет.
— Почему ты тогда не с ними? — интересуется Сокджин, пододвигая свое кофейно-сахарное извращение ближе к другу.
— Так это ты детей не любишь, раз спрашиваешь такое, — смеется Хосок. — Пряника с васаби им хватит.
Сокджин невольно вспоминает, как Чонгук воодушевленно рассказывал о двух хенах с танцевальных занятий, и как они холили и лелеяли его, хотя порой и оценивали своим профессионально-строгим взглядом. Но это был милашка Чонгук, которого эта парочка чуть ли не усыновила, а вот с настоящими учениками история была другая. Сокджину как-то довелось это лицезреть, и если Чимин и правда был пряником, хоть и с васаби, как выразился Хосок, он мог спокойно повторить сотню раз, но взгляд его всегда был холодным, когда доходило дело до оценки, а вот Хосок был настоящим кнутом, у которого не забалуешь. В межсезонье и на первоначальных тренировках он позволял многое, да и никогда не был деспотом, но вот на важных репетициях ошибка могла караться смертью от его испепеляющего взгляда.
Мысленно пожелав детям удачи, Сокджин все же предлагает Хосоку свой латте, который тот принимает, догадываясь, что сладкого там явно больше одного процента, который позволяет себе старший. Сокджин еще интересуется, что за постановку они ставят сейчас и как идут успехи, потом речь опять перетекает к Чимину и как-то касается Намджуна, но постепенно они возвращаются к сути встречи.
— Так что случилось, что ты меня слезно умолял о встрече?
Хосок с громким «О!» откидывается на спинку стула, разворачивая свою поясную сумку и начиная греметь ключами и чем-то еще. Спустя пару секунд, что ощущались как вечность, ведь сумка крошечная, а выглядело так, будто он копался в Тардис, Хосок достает небольшую бархатную коробочку черного цвета и громко ставит перед Сокджином. С такими обычно предложения делают, но как-то более романтично, чем посреди дня в безлюдном кафе.
— Я не выйду за тебя, — спокойно отвечает Сокджин, скрещивая руки на груди, но внутренне смеется с этой ситуации.
— Да хен, — Хосок отмахивается и открывает коробочку, демонстрируя длинную сережку с красивой капелькой на конце. — Это Чимину.
— Жаль не кольцо, я уж понадеялся, что вы одумались, — притворно вздыхает Сокджин и берет коробочку в руки, рассматривая сережку.
— Ой кто бы говорил, — Хосок смеется, когда друг показывает ему язык. — Ты можешь пока подержать ее у себя до его дня рождения? От Чимина вообще ничего не спрячешь! Я будто с Нюхлером живу, он всегда находит украшения. Вспомнить хоть тот подарок на рождество, который он нашел на следующий день после покупки!
— Может кто-то не умеет прятать? — невзначай бросает Сокджин вполголоса, но соглашается, убирая коробочку к себе в карман пиджака. — Сделаю все, что в моих силах.
Напряжение дня постепенно отпускает, особенно с появлением друга в его суматошном графике жизни. Благодаря этой встрече, Сокджин успевает отвлечься и забыть про то, что сегодня было, уже погрузившись в представления празднования через пару месяцев. Точнее, лично у него планов никаких не было, зато Хосок описывал все красочно и в подробностях из того, что распланировал сам, что хотел Чимин и что они вдвоем хотят устроить для друзей в тот день.
За обсуждениями время летит незаметно. И даже разговоры о его повышении, с дальнейшими бурными поздравлениями и подколами от друга, уже не приносят того странного ощущения надвигающегося хаоса. Камера в его личном фильме больше не двигается с медленным зумом, а в голове не звучит тревожная музыка, ожидая засады. Сейчас скорее он в той самой расслабленной части фильма, когда играет непринужденная фоновая музыка и вроде все идет своим чередом. Ничего же плохого не произошло, так чего опасаться?
•••
Намджун в сотый раз прокручивает свой телефон на столе, раздумывая над весьма странным поступком для себя. Весь день ему не дает покоя не только сложившаяся ситуация со спонтанным переводом, но и главным образом тот факт, что Сокджин отказался. Почему? Этот человек никогда не был из тех, кто отступает и не вгрызается в предоставленную возможность. Все выглядело так, будто он что-то знал, из-за чего отказался, или же…
Мысль, что Сокджин остался в их офисе из-за него, впервые за вечер промелькнула в его голове, да так стремительно и быстро, что оставила после себя только легкий след надежды и удивления, тут же покрываясь разного рода «нет» и «на него не похоже». Статус их отношений все еще был размыт, гранича между «мужья» и «мы почти поцеловались», но не останавливаясь в какой-то определенной точке. Между ними вроде бы заключился мир, но на этом пока все.
Разблокировав телефон в очередной раз, Намджун открыл чат с Сокджином, но, просидев над ним с минуту, закрыл и отложил окончательно. Если он отказался, значит на то были причины, и вряд ли с ним связанные. Да и судьба двадцать с лишним лет их сталкивает не для того, чтобы сдаться. Они ни о чем не договаривались и не обещали друг другу, а соулмейство от них все равно никуда не денется, как и они сами.
Уже в кабинете директора, подписывая бумаги на перевод, Намджун впервые почувствовал, что совершает ошибку.
