***
— Твой сын проснулся. — До рассвета это твой сын. «Король лев»
В комнате тихо. Миша, мальчик лет семи, старательно читает стих в в учебнике. А Шура пьёт воду, думая, когда же его персональный ад закончится. Ладно, не такой уж это и ад — учить уроки с собственным сыном. Миша — достаточно умный и сообразительный, многое схватывает налету и не ленится. Не всё так плохо, в некотором роде даже хорошо. Миша преспокойно самостоятельно решает задачи по математике, вставляет буквы в текст из упражнения по русскому языку и рисует всяких жучков, траву и яблоки для окружающего мира. С Мишей не нужно сидеть часами напролёт с этими учебниками. Шуре достаточно оставить ребёнка наедине с уроками, отойти и вернуться через час-полтора, чтобы проверить описки, похвалить рисунки и сказать, какой у него замечательный и умный ребёнок. Жаловаться, вроде как, не на что, однако есть одно противное склизкое «но». Оно заключается в уроках литературы. В них самих нет ничего плохого: детям нужно расширять кругозор, учиться правильно формулировать мысли, знакомиться с бытом прошлых эпох и учиться анализу ситуаций. Да и сам Миша нет-нет да сидит с детскими книжками по своему желанию. Вот снова вроде всё хорошо, аж до приторности, но идеальную картину портят домашние задания по литературе. — Ты готов? — Спрашивает Шура, искренне надеясь услышать положительный ответ и поскорее покончить с уроками. Больше детей от бесконечных домашних заданий хотят избавиться только родители. Шура — не исключение из «правила». Он мечтает запустить учебник по литературе в окно, усадить рядом с собой сына и спокойно посмотреть с ним фильм или мультик, а не биться уже второй час с дурацким стихотворением. Оно неинтересное, написано скучно, а ещё в нём нет никакой рифмы. — Ещё пять минут, — бурчит Миша и снова утыкается в учебник, немного помятый от того, с какой силой его сжимают. Эта фраза повторяется уже, наверное, в миллионный раз за день. Шура расстроен, но злиться на сына не может: стихотворение, действительно, препоганое и нескладное. «И не склад, и не в лад, поцелуй кошку в зад!» — вертится на языке Шуры, но произносить это вслух он не решается. Во-первых, это отвлечёт сына от уроков. Во-вторых, если Миша услышит «поговорку» про кошку, то расскажет про это всем и не забудет добавить, что этому его научил папа Шура. — А тебе обязательно учить этот бред? Может быть тебя всё-таки не спросят? — С надеждой в голосе спрашивает Шура, чьё веко уже дёргается. — Ты умный мальчик и оценку у тебя прекрасные. Думаю, что учительница спросит кого-нибудь другого, а ты сможешь отдохнуть немного. — Она сказала, что всех будет спрашивать… Я не могу не учить, она же потом будет ругать, и одноклассники начнут смеяться, и я скачусь до двоек и троек, и буду худшим в классе, — грустно отвечает Миша. Непонятно каким чудом Шура сдерживает громкий нервный смех. Слова Миши похожи на то, как раньше параноил Лёва, и параллель совершенно не радует. Переживать о последствиях важно, но нельзя же настолько себя накручивать. Шура думает, что будет говорить с Мишей об этом подробнее, но не сейчас. Миша и без этого напряжён, благодаря дурацкому стиху. — Миша, ничего такого не случится. Я и Лёва всегда будем на твоей стороне и в случае чего разнесём твою школу. Не переживай ты так, — мягко произносит Шура и треплет сына по волосам. — Даже если не расскажу стих и получу двойку? — Робко спрашивает Миша, поджимая губы и глядя в глаза отцу. — Миш, ты никогда не сможешь получить столько двоек, сколько я и твой отец. Тебе необязательно идеально учиться… Мы ж и так тебя любим, успокойся, — Шура приобнимает ребёнка. Миша радостно улыбается и продолжает читать стихотворение. В Шуре же окончательно умирает надежда на то, что сын пощадит его и свои нервы. Этот стих… Он ужасен! Его даже после сотого прочтения невозможно запомнить чисто физически. Ну зачем такое задавать детям? Не только же они будут познавать «муки», но и их родители. Последним же предстоит пожинать двойной объём. Вообще, Шура не привык учить литературу с сыном. Обычно этим занимается Лёва, но сегодня он ушёл гулять с собаками. Явно не захотел страдать и придумывать множество способов запомнить строчки. Ну или Лёва просто не знал, что по литературе что-то задали, вот и ушёл. «Пока меня нет дома Миша — твой сын, вот и делай с ними уроки сам» — гласило сообщение Лёвы, которое он отправил в ответ на мольбы Шуры вернуться домой как можно скорее. — А сейчас ты готов рассказать? — Шура уже не надеется, но всё равно мечтает услышать заветное «да». Уставший взгляд измотанного сына говорит больше, чем какие-либо слова. И ответ: «Нет, папа, я не готов». Грустно? Определённо, но и орать на ребёнка нельзя: он ничего плохого не сделал. Не виноват же Миша в том, что учительница задала не «складного» Александра Сергеевича Пушкина учить, а непонятный стих. Тут нужно устраивать скандал учительнице, чтобы она перестала всех пытать. Дверь открывается, в квартиру влетают два комка шерсти и вместе с ними Лёва. Вот он по-настоящему счастливый: не знает он мук стихотворений. Миша, отложив учебник спешит встретить любимых собак и папу Лёву. А Шура думает, что переложит «миссию» на супруга, а сам уйдёт готовить. — Чего ты такой мрачный? — Спрашивает Лёва, бегло целуя мужа в щёку, а после снимая обувь. — Миша уже второй час выучить стих не может, — тяжело вздыхает Шура и косится в сторону Миши, вытирающего собакам лапы. — Сейчас всё устрою, — Лёва, не сняв куртку, идёт прямо в зал, берёт из стопки бумажку и ручку (Миша принёс, чтобы считать попытки рассказать стихотворение). — Миша, как там твою учительницу зовут? Миша называет имя и непонимающе смотрит на Шуру. Тот пожимает плечами, совершенно не представляя, что придумал его муж. Вот Лёва вроде спокойный, тихий, а потом его что-то эдакое кусает, и он хрень творит. — Готово! — Гордо заявляет Лёва, с важным видом выходя из зала с бумажкой в руках. — Вот, Миша, отдашь это завтра учительнице, а сейчас собирай учебники и дуй к нам. И не нужно стихов тебе учить. Радостный Миша убегает собирать вещи, а Шура хмуро глядит на мужа. Тот пожимает плечами и говорит: — Я сделал ему записку, мол, мы уезжали, поэтому он ничего не выучил. Делов-то, а ребёнок счастлив, — улыбается Лёва. Шура тихо хихикает.***