Облепиховый чай

      Со всех сторон его окружали голоса, невероятно громкие пронзительные крики, разрывающие его барабанные перепонки. Его молили о помощи, но на этот раз он пришёл слишком поздно. В тот тёмный для города день он потерял гораздо больше, чем остальные могли себе представить. Он потерял уверенность в том, что на протяжении всех этих лет он действительно поступал правильно. Он потерял уверенность в себе, своём прошлом и будущем. На его памяти в мире далеко не раз случались трагедии, но именно трагедия в Сует, заставила его вплотную приблизиться к грани и посмотреть на то, что скрывалось за ней. Ясно услышать уже позабытый им полубезумный женский смех, вспомнить брошенные ему в лицо в порыве ярости слова: - …Это бесполезно. Всё, что ты делаешь. Совершенно бесполезно.       Проснувшись, Сохель резко распахнул глаза, после чего тут же испуганно их закрыл. Его губы еле заметно зашевелились, произнося неразличимые уху слова проклятий. Наконец он медленно выдохнул, вновь с осторожностью приоткрыв глаза. В чужих объятиях ему было неописуемо тепло и удобно, а размеренно бьющееся под его ухом сердце дарило ощущение спокойствия и безопасности. Князь Хвори тупо посмотрел перед собой, с трудом сдерживая очередной тяжёлый вздох. Что он себе накануне пообещал? Стараться держать себя в руках, так ведь? Тогда почему не он себя, а кто-то другой держит его в этот момент в руках.       В этот раз Князь Хвори вольготно устроился, практически целиком навалившись на мальчишку, а тот, если присмотреться, был не так уж и против. Его лицо выглядело спокойным, ни следа того, что ему тяжело или неудобно. Даже больше, одна из его рук уверенно устроилась на плече девушки, заботливо удерживая сползающее с него одеяло. В первое мгновение от осознания этого Сохелю захотелось громко выругаться, но он этого так и не сделал. Вместо этого он осторожно опустил голову на то же место и, ощущая, как слабо приподнимается и опускается его грудная клетка на каждом вдохе и выдохе, всерьёз задумался над тем, что же с ним всё-таки происходит.       Ощущение спокойствия и, что куда более странно и неправильно для него, некоего принятия. Присутствие мальчишки рядом с собой с первой их встречи казалось ему чем-то естественным, что не могло не быть странным. Нет, даже не так. Это было совершенно неправильно. Так могло быть только в том случае, если эта встреча для них была далеко не первой. Да, нечто схожее Сохель прежде ощущал, находясь рядом с теми, с кем был хорошо знаком, что нельзя было сказать об ученике Иасона. Если, конечно, он на самом деле им являлся. Но если юноша обманывал его, то кто он тогда на самом деле?       Стоило ему мысленно задать этот вопрос, как ситуация резко сильно усложнилась. Список людей, которым он мог довериться, был настолько коротким, что для этого ему хватило бы пальцев одной руки, и того, чьё сердце успокаивающе билось у него прямо под ухом, в этом списке точно быть не могло.       Подумав ещё немного об этом, Сохель с осторожностью вывернулся из объятий юноши, после чего сел на край кровати, спустив ноги на пол. Обжигающий холод помог его разуму немного проясниться. Оглядевшись по сторонам, он отыскал у изножья кровати свой шерстяной платок и тут же укутался в него, затем встал и босиком прошёл к двери. Взявшись за дверную ручку, он несколько мгновений задумчиво смотрел перед собой, после чего, решив, что у него неожиданно появилось время, которое грех тратить на ерунду, растянул губы в улыбке. Бросив короткий взгляд в сторону продолжавшего крепко спать юноши и убедившись, что в ближайшее время проснуться тот не должен, он бесшумно раскрыл дверь и вышел из комнаты.       Сохель совершенно не знал планировки таверны, однако это вовсе не помешало ему выйти прямиком к комнате хозяина. Он ведь собирался расспросить кого-нибудь о той старухе с ребёнком, правильно? Как бы печально это ни было, однако он не знал никого, кто мог бы рассказать ему о ней, кроме этого извращенца, любителя хитрый лисиц. Конечно, если тот ничего не будет о них знать, то его полезность в глазах Князя Хвори упадёт ещё ниже, чем сейчас, но Сохель всё равно продолжал верить в него.       Дверь спальной комнаты мужчины открылась далеко не сразу. После того, как девушка постучала по деревянному полотну в первый раз, она, убрав руки за спину, замерла, терпеливо дожидаясь того момента, когда тот соизволит подняться с кровати и выйти к ней. Однако даже после довольно-таки длительного времени так и не услышав чужих шагов, Сохель, всё ещё не изменяя своего решения действовать вежливо, постучал ещё раз. На четвёртый раз дверь всё-таки открылась.       На лице разбуженного посреди ночи мужчины ясно отражался не особенно-то и скрываемый гнев. Он открыл свой рот, имея прозрачное намерение накричать на настырного ночного посетителя, однако его горло неожиданно будто скрутило судорогой и тот, задыхаясь, невольно отступил обратно в глубину комнаты, испуганно обхватив руками свою шею.       Девушка спокойно прошла вслед за ним, бесшумно закрыв за собой дверь. Оглядев куда более богато и щедро обставленную комнату, Сохель отыскал взглядом стул. Подойдя к нему, он развернул его спинкой к корчившемуся мужчине и, перекинув ногу, оседлал стул, обхватив его жёсткую спинку руками. В следующее мгновение раздался негромкий хлопок, после которого мужчина смог сделать свой первый полноценный вдох.       Подперев голову рукой, Князь Хвори принялся терпеливо дожидаться того момента, когда тот придёт в себя. Покрасневший лицом мужчина поднял налитые кровью глаза на девушку и, медленно отползая от неё в сторону двери, пробормотал под нос перепутанные меж собой слова молитвы к Владыкам. Сохель проводил его фигуру взглядом, с улыбкой на лице наблюдая за тем, как тот, отступая, неожиданно ударился спиной о дверь, после чего с надеждой в глазах резко потянулся к дверной ручке, которая… Исчезла? Князь Хвори, не сдержавшись, прыснул, наблюдая за растерянным взглядом мужчины. Ещё более глупым выражение его лица стало в тот момент, когда и дверь комнаты на его глазах буквально растворилась, сменившись ровной стеной. - Ты… Ты… Ты же с учеником Иасона… Как ты… - растерянно пробормотал мужчина, оглядываясь по сторонам, изо всех своих сил стараясь не встретиться с её глазами взглядом.       Что-то подсказывало ему, что он совершит огромную ошибку, если всё-таки сделает это. Теперь ему точно не удастся спастись. Все выходы из комнаты неожиданно исчезли, даже там, где находились окна, теперь была лишь цельная стена. Это какое-то тёмное заклятье, да? Может, перед ним самая настоящая ведьма? Но тот мальчик… - Поющая дурным голосом старуха и чумазый ребёнок, которые стоят у ворот. Расскажи мне о них всё, что знаешь, - наблюдая за в испуге озирающимся мужчиной, довольно-таки вежливо попросил его Сохель.       Тот же резко отрицательно замотал головой, после чего вновь попытался нащупать рукой дверную ручку. Князь Хвори слабо улыбнулся. Он ясно видел, как рука мужчины то и дело билась о дверную ручку, но сила иллюзии была настолько велика, что тот просто не чувствовал этого. Ему казалось, что ручка пропала.       Сохель шмыгнул носом, чувствуя постепенно подступающее давящее ощущение. Словно кто-то положил свою могучую ладонь ему на лоб и начал медленно, но уверенно давить на голову. Дышать стало самую малость тяжелее, а контролировать тело стало будто немного сложнее, чем прежде. Он всё-таки немного перестарался? Потратил слишком много сил на то, чтобы поиграть с маленьким «любителем хитрых лисиц». Но, Сохель мог честно признаться в том, что это действительно того стоило. Хозяин таверны хотя бы немного развлёк его и позволил отвлечься от странных мыслей, связанных со спокойно дремлющим в комнате мальчишкой. Князь Хвори вздохнул и вновь хлопнул в ладоши.       Хозяин таверны, в тот же миг наконец-то сумевший нащупать дверную ручку, повернул её и с громким вскриком вывалился из своей же комнаты. Развернувшись, он собирался было как можно скорее убежать подальше от девушки, понадеявшись скрыться в глубине ночи, однако, стоило ему только повернуться к ней спиной и попытаться подняться на ноги, как он в тот же миг натолкнулся на спокойно стоявшего перед ним Сохеля.       Растянув алые губы в многообещающей улыбке, девушка ткнула указательным пальцем ему в лоб. В испуганных тёмных глазах мужчины отразились два ярких зелёных огонька. Князь Хвори, улыбнувшись ещё шире, надавил на его лоб чуть сильнее. Хозяин таверны, будучи не в силах бороться, послушно отступил обратно в комнату. С каждым шагом в его глазах становилось всё меньше страха и всё больше послушания. Мужчина покорно сел на свою расстеленную кровать, а Сохель вернулся на тот же стул. - В первый и последний раз повторяю свой вопрос, так что будь уж добр внимательно выслушать его. Старуха и ребёнок, которых днём можно повстречать недалеко от ворот. Расскажи мне о них всё, что знаешь, - обняв спинку стула, терпеливо произнёс Сохель.       Сказав это, он на мгновение прикрыл глаза. В его ушах постепенно начал нарастать шум, но ему пока что удавалось вполне успешно бороться с ним. Куда сложнее было сохранять ощущение своего присутствия в этой комнате, для этого ему пришлось заставить себя открыть глаза и сфокусировать взгляд на мужчине. Тот вздрогнул всем телом, но всё равно продолжил покорно сидеть на своей постели, словно послушный ученик положив руки себе на колени.       Не прошло и мгновения после того, как Сохель повторно озвучил свой вопрос, как мужчина принялся с жаром рассказывать ему всё, что он знал об этой странной парочке. Сохель, не перебивая, внимательно выслушал его рассказ, практически сразу осознав, что большая часть его слов – чьи-то глупые выдумки, сплетни, а местами, возможно, высосанные из пальца выводы самого мужчины. Однако, из всей этой кучи самых разнообразных домыслов он всё-таки смог откопать интересующие его сведения.       Говаривали, что столетняя старуха, которая пугает своим пением всех честных жителей города-крепости Сует, изначально была не человеком вовсе, а самой обыкновенной чёрной вороной. Проживала она за истоком трёх Великих рек, за Закатной Долиной, в глубине земель, находящихся во владении Князей. Будучи ещё совсем-совсем юным глупым воронёнком, она изо дня в день каркала под окнами Князя-покровителя Тёмных Чар Бадре. Тому из-за её отвратительного карканья в течение нескольких дней совершенно не удавалось нормально высыпаться, поэтому, стремясь освободить себя от этих ужасных звуков, он превратил воронёнка в ребёнка и, схватив за шкирку, буквально вышвырнул его за территорию своих земель. Обратившийся в ребёнка воронёнок, в течение многих и многих лет скитаясь по всем окрестным землям, наконец дошёл до крепости Сует, где и начал мучать своим мерзким карканьем уже не Князя, а честных людей.       Это была первая история, которой поделился с Сохелем хозяин таверны. Было очевидно, что она ему очень нравилась, потому как он уделил очень времени на описание того, как Бадре сначала проводил «тайный, но, безусловно, очень кровавый ритуал» для превращения птицы в человека, а потом изгнал её со своих земель. Немного помолчав, мужчина даже с осторожностью выдвинул предположение, каким именно образом, если не путём кровавого ритуала, она ещё могла быть обращена. Щёки его при этом заметно покраснели, а взгляд смущённо потупился. Но затем, будто вспомнив о чём-то, он тут же резко замотал головой, резко оборвав себя на середине фразы.       Князь Хвори, продолжая внимательно слушать его истории, лишь молча приподнял в удивлении тёмные брови. Услышь эту историю сам Князь-покровитель Тёмных Чар, то с большой долей вероятности на следующий день хозяин таверны очнулся бы с лишней конечностью, которая обладала бы не только своим собственным разумом, но и крайне вздорным характером. Она бы медленно с наслаждением сводила с ума мужчину, пока Бадре сидел бы где-нибудь неподалёку и делал короткие заметки о ходе эксперимента в своей драгоценной записной книжке. Так что хозяину таверны ещё очень крупно повезло, что перед ним в тот момент находился не Бадре, а Сохель.       Поняв, что его история не особенно-то и отозвалась в сердце девушки интересом, мужчина перешёл к другому рассказу, куда более запутанному и местами даже ещё более спорному, чем предыдущая история.       Согласно этой версии истории жизни старухи, в крепости Сует когда-то прежде существовал небольшой храм, который был посвящён, неожиданно, не Щедрейшему Владыке Асклепайосу, который был особо любим в народе, а самому Величайшему. Великому божеству, которое возвышалось над всеми остальными Владыками, самому могущественному существу на целом свете. В этом храме верной послушницей и являлась эта тогда ещё не старуха, а молодая симпатичная девушка. Она со всем присущим ей старанием относилась к служению в храме, изо дня в день проводя за молитвами могущественнейшему из Владык. Вся её жизнь была возложена на алтарь служения ему, она и на миг не допускала и единой мысли о том, что её жизнь может внезапно оказаться отделена от храма.       О женщине всегда отзывались в высшей степени уважительно. Она была весьма трудолюбива и доброжелательна, но в то же время молчалива, отвечая лишь тогда, когда вопрос был адресован лично ей. С ней не было связано ни одной грязной истории, она никогда ни с кем не спорила и не ругалась, даже голоса, казалось, ни разу не поднимала. Она являла собой образ истинной верной служительницы храма Величайшего.       В один год по городу словно пожар в знойное лето неожиданно начали распространятся слухи о том, что одна из послушниц храма внезапно без видимых на то причин… Сошла с ума. Позже Сует потрясла новость, что то была как раз-таки эта «уважаемая всеми, тихая женщина».       Неравнодушные тут же с жадностью принялись откапывать подробности этого дела. Некоторые особо болтливые послушницы храма, понизив голос до шёпота и взяв со своего собеседника слово особо не распространяться об этом, поделились обстоятельствами этой истории. По их словам, поначалу та будто бы даже стала тише, чем обычно, словно специально пытаясь отгородить себя от остальных служителей. Позже кто-то случайно стал свидетелем того, как она разговаривала сама с собой. Сначала это был еле слышный шёпот, будто она рассуждала о чём-то, однако затем её голос начал стремительно становиться всё громче и отчаяннее. Она принялась в голос яростно спорить с чем-то человеческому глазу не видимым, чем очень сильно испугала других людей.       Но вовсе не это маленькое происшествие послужило причиной того, что её начали считать сумасшедшей. То были лишь небольшие странности, немного взволновавшие людей. Самую настоящую бурю в сердцах служителей храма Величайшего вызвал другой случай. Во время очередной ежеутренней молитвы Величайшему женщина, которая прежде считалась одной из самых верных его последовательниц, неожиданно поднялась на ноги и пустым взглядом уставилась на величественную статую Верховного из божеств. Указав сильно дрожавшей рукой на него, женщина срывающимся голосом произнесла: «Чудовище». После этого всё её тело начала бить крупная дрожь, она закрыла лицо руками, сквозь слёзы и надрывный плач вопрошая, как тот может просить её о подобном зверстве. «Как она может поступить столь жестоким образом с ребёнком?»       Находившиеся с ней в относительно дружеских отношениях послушники попытались было успокоить её, однако та с каждым последующим мгновением, казалось, будто лишь сильнее распалялась. Жалобные слёзы сменились яростными криками, за криками последовали полные ненависти проклятья. Не сумев успокоить обезумевшую женщину, остальные послушники были вынуждены запереть её в отведённой для нарушителей порядка комнате.       Оставив её там на несколько часов, по прошествии этого времени те посудили, что женщина должна была успокоиться. Несколько служителей храма с надеждой в сердцах собрались у двери комнатки, вслушиваясь в происходящее внутри. Тишина обнадёжила их, возможно, женщина и правда успокоилась, и теперь им удастся узнать у неё, что же всё-таки послужило причиной её странного поведения. Но к их удивлению оказалось, что комната была совершенно пуста. Женщина исчезла, не оставив и следа.       Этим же летом храм Величайшего полностью сгорел, оставив на своём месте лишь голые каменные стены. Люди погоревали немного, но, собравшись с силами, решили отстроить новый храм, ещё богаче и величественнее предыдущего. Но тут случилось непредвиденное – как бы они ни пытались, как бы много сил они в это дело ни вкладывали, шпили нового храма так и не возвысились над крышами домов. Каждая их попытка отстроить новый храм оканчивалась полнейшей неудачей. То ужасные дожди накрывали город, уничтожая все материалы, то сами материалы для строительства обращались в хрупкий порошок. Постепенно всем начало казаться, будто само божество было против того, чтобы его храм вновь был отстроен в этом городе, слабым людям же оставалось лишь принять и смириться с его волей.       По прошествии нескольких лет у ворот города-крепости Сует вновь появилась та женщина, однако мало кто из горожан смог признать в ней ту миловидную женщину с первого раза. За эти пару лет она, казалось, постарела на несколько десятков лет и отныне выглядела так, будто ей было по меньшей мере восемьдесят или девяносто лет. Кроме того, к своей костлявой груди она заботливо прижимала маленький свёрток, из глубины которого выглядывало здоровое детское личико.       На этих словах на нахмуренном лице Сохеля неожиданно отразилась искренняя растерянность. Его взгляд метнулся к окну, а сам он резко приподнялся со стула. Неужели… Именно сейчас? Спустя так много лет? Так неожиданно? Но почему именно здесь? Почему снова этот несчастливый город?       С трудом, но он всё-таки смог заставить себя сесть обратно на стул. Нет, он слишком поспешно пришёл к столь не обнадёживающим выводам. Где доказательства того, что его мысль пошла в правильном направлении? Рассказ мужчины мог оказаться точно такой же выдумкой, как и предыдущая история про удивительное превращение вороны в человека. Сохель всем сердцем надеялся на то, что в рассказе про ворону правды было больше, чем в рассказе, связанным с храмом.       Величайший… При его упоминании взгляд Князя Хвори заметно потемнел. Ладони сами по себе сжались в кулаки. Ногти плавно вошли в мягкую плоть ладони, отчего редкие тёмные капли потекли вниз, с еле слышным шлёпающим звуком падая на деревянный пол. Однако лицо девушки при этом ни на единое мгновение не изменилось. Сохель совершенно не чувствовал боли.       Лишь спустя продолжительное время он растерянно моргнул и посмотрел на испачканные в крови ладони, через силу заставив себя разжать их. Стойкий металлический запах наполнил собой комнату. Несколько мгновений Сохель пустым взглядом наблюдал за стремительно заживающими ранами на руках. Кровь тоже довольно быстро исчезла, будто её никогда и не было. Оставался лишь стойкий металлический запах. Он остался единственным признаком, указывающим на то, как покачнулось в тот момент его мнимое спокойствие, которое он столь тщательно всё это время старался поддерживать. Вздохнув, он вновь посмотрел за окно. - Может ли быть такое, что тебе удалось отыскать его раньше меня? Ох, и как же так внезапно получилось, что люди посмели ослушаться твоей воли? Ты, наверно, был вне себя от злости, - Сохель хмыкнул.       Завтра ему нужно будет сходить до ворот города и попробовать поговорить с тем ребёнком. Если он и правда окажется им, то… То ему придётся вернуться в Сад Алых Азалий раньше запланированного срока. И, вероятнее всего, прибудет он туда не один.       Хозяин таверны, казалось, и не заметил, что его слушатель перестал быть столь же внимательным, как прежде. Он с упоением продолжал рассказывать девушке о том, какие он, будучи немного моложе, проделки устраивал с другими детьми. Как они утаскивали маленький тканевый мешочек старухи и, вытряхнув из него все медяки, плотно набивал его камнями, после чего возвращали его женщине. Какое же глупое лицо у неё было, когда она под конец дня обнаруживала набитый мелкой галькой мешочек. Мужчина так искренне смеялся, совсем не замечая мрачного взгляда Князя Хвори. Сохель тяжело вздохнул. Да, из-за собственной глупости дети бывают жестоки. Это печально, однако куда печальнее, если они, вырастая, становятся глупыми жестокими взрослыми. - Достаточно, - остановил тот его рассказ и встал с согретого им стула.       Поглубже укутавшись в свой шерстяной платок, девушка плавным шагом двинулась в сторону мужчины. Её тонкое нижнее платье зашуршало, вторя каждому её бесшумному шагу. Подойдя достаточно близко к хозяину таверны, она подняла руку и вновь ткнула пальцем в лоб мужчины. - А теперь ты можешь наконец-то вернуться в свою постель. Запомни мои слова хорошенько, наша с тобой сегодняшняя встреча никогда не происходила. На протяжении всей этой долгой ночи тебе снились… Маленькие хитрые лисички, которые до самого утра творили с собой всевозможные непотребства, на которые только хватит твоей бедной фантазии. Сначала тебе, безусловно, было неописуемо хорошо с ними, ты желал, чтобы они никогда не прекращали отдаваться тебе. Однако за ощущением истинного наслаждения неожиданно пришло чувство жжения, а за ним - боли. Разъедающая твоё естество похоть смешалась с запахом крови. Ощущение наслаждения стало неотделимо от разрывающей боли. Ты почти было утонул в этих противоречивых чувствах, когда долгожданное утро всё-таки наступило. Более после этого сна ты и думать о маленьких лисичках не пожелаешь, ясно?       Выслушав слова девушки, мужчина с небольшим замедлением согласно кивнул, после чего как есть, в халате, полез под своё тёплое шерстяное одеяло. Во время его телодвижений на одно короткое мгновение его нога выглянула из-под полов халата, и взгляд Сохеля невольно зацепился за неё. На коже его ноги красовался обширный тёмный кровоподтёк, словно хозяин таверны совсем недавно сильно ударился ею о что-то.       Казалось бы, кровоподтёк и кровоподтёк, что в нём может быть странного? Кто в этой жизни ни разу ни обо что не ударялся? Однако Князь Хвори, который собирался было вернуться в свою комнату, в тот же миг остановился и прищурился. Развернувшись, он уверенным шагом направился к мужчине, имея вполне определённо намерение. Он собирался стянуть с него одеяло, распахнуть полы его халата и внимательно осмотреть этот показавшийся ему очень подозрительным кровоподтёк. Однако, когда его рука уже коснулась было дешёвой ткани, в дверь спальни неожиданно постучали.       Стук не казался нервным или чересчур резким, наоборот, он был спокойным и даже в каком-то смысле размеренным. Стоявший за дверью человек терпеливо дожидался того, когда ему откроют дверь. Сохель резко повернул голову в сторону двери и, отвернувшись, смачно выругался, всего за несколько слов сумев пару раз проклясть небо, землю и самого себя заодно. В этот самый момент за дверью с большой долей вероятности стоял его проснувшийся маленький смелый спаситель.       Князь Хвори действовал необычайно быстро. Не успел он и моргнуть, как оказался на первом этаже таверны. Резко ударив себя по обеим щекам, он сделал глубокий вдох и выдох. На его губах появилась знакомая чуть ироничная улыбка. Окончательно придя в себя, девушка, поправив шерстяной платок на плечах, практически бесшумно двинулась в сторону лестницы, которая вела на второй этаж. Наступив на первую ступеньку, она услышала далёкий стук в дверь, который довольно скоро прекратился. Когда Сохель находился уже на середине лестницы, на втором этаже появилась неясная фигура другого человека.       Ночью коридор второго этажа таверны освещали лишь несколько свечей, потому тот был погружён в мягкий полумрак. И в этом полумраке на одно только мгновение, но Сохель ощутил что-то неправильное, что-то пугающее в глазах стоявшего немногим выше его юноши. Однако спустя этот миг перед ним вновь был хорошо знакомый ему маленький смелый цыплёнок. Теребя ткань своей светлой рубашки ученика Иасона, в которой он спал, Лукас неуверенно улыбнулся девушке. - Понимаете… Я проснулся, а в комнате темно, и вас нет рядом, - немного неразборчиво начал объясняться тот. – Я… Испугался. Понимаете, тот наш разговор о хозяине таверны. Я… Я подумал, как бы с вами чего ни произошло, - с каждым последующим словом его речь становилась всё тише и тише. Чтобы услышать его последние слова, Сохелю пришлось подняться ещё на несколько ступеней выше, чтобы стать к нему ближе. – Я пошёл к его комнате. Мне… Когда я подошёл к двери, мне показалось, что я услышал из-за двери ваш голос, - приблизившись, Князь Хвори понял, что лицо мальчишки было насыщенного пунцового цвета. Казалось, он из последних сил боролся со своим смущением. – Я постучался, но там была лишь тишина, мне никто так и не открыл дверь… - Неужели ты испугался, что я в ночи сбежала от своего маленько спасителя в постель к другому мужчине? - усмехнувшись, произнесла девушка, положив руку на его светловолосую голову и тщательно растрепав его и без того растрёпанные волосы. – Ну что за глупость? Как я могла сбежать от тебя? У меня ведь за душой не осталось ни единого несчастного медяка. Как я и предупреждала тебя прежде, пока что я временно целиком и полностью нахожусь на твоём содержании. А зарабатывать монеты иным способом, - девушка скривила недовольное выражение лица, после чего скрестила руки на груди. – Скажи мне, разве я похожа на тех девиц, что околачиваются вдоль улиц, бросаясь на первых попавшихся мужчин и раздвигающих перед ними ноги по первому их желанию? Нет, ты мне честно скажи, похожа или нет? - Нет, совсем не похожи, - покачал головой тот. Девушка с довольным видом улыбнулась и, подхватив его под руку, уверенно повела юношу в сторону их комнаты. - Правильно говоришь, я совершенно на них не похожа. Моё драгоценное целомудрие всё ещё при мне, - с некоторой долей гордости в голосе заявила девушка. – Оно продолжает дожидаться того самого, единственно любимого, кто проявит своё чистое искренне желание разделить со мной эту полную всевозможных глупостей жизнь, - подойдя к двери, она толкнула её своей рукой. – А насчёт того, куда я подевалась… Скажу тебе по секрету, но ты только не смейся. Я в ночи есть внезапно захотела, - Сохель прикусил язык.       И с чего это он ещё и оправдываться перед ним начал? Хотя ему в любом случае следовало хотя бы попытаться поддерживать видимость дружеских отношений с ним. По крайней мере, до того момента, как он убедится в личности того малыша, что находится под крылом у бывшей последовательницы Величайшего, да и в личности самого его юного спасителя, Лукаса. - Я крутилась-вертелась в постели, но так и не смогла справиться с голодом. В ночи меня особенно тянет совершать рисковые глупости, поэтому-то я решила осторожно прокрасться вниз и посягнуть на запасы этого наглого тайного последователя Князя Жадности, но у него кладовая на замок оказалась заперта, так что мой поход официально был объявлен мною же безрезультатным. Эх, как же есть хочется, - преувеличено печально вздохнул Сохель.       Зашедший вслед за ним в комнату ученик Иасона несколько мгновений смотрел на девушку, после чего поспешно подбежал к своей сумке, принявшись что-то в ней старательно искать. Князь Хвори, удивлённо посмотрев на него, прошёл мимо того к кровати и сел на неё, после чего положил ногу на ногу и, подперев голову рукой, принялся с интересом ожидать, что же всё-таки тот так старательно искал. Прошло не так много времени, как Лукас достал что-то из своей необъятной сумки и с неуверенной полуулыбкой на лице протянул это девушке. Сохель чуть приподнял в удивлении брови, принимая из рук мальчишки большое красное яблоко. Без задней мысли тут же откусив от него небольшой кусок, он невольно улыбнулся юноше в ответ. Какое сладкое.       Хорошо знакомый ему сладкий вкус растёкся по его языку, вызывая странное кисло-сладкое чувство в груди. Сохель на мгновение прикрыл глаза. Яблоки из прихрамовых садов Феты, Владычицы Плодородия и Семейного Счастья. Они, вероятно, самые сладкие во всём мире. Как давно в последний раз он посещал её сады? Стоило ему вспомнить о Владычице, как перед ним всплыло измученное лицо проклятого «бессилием» Тэу.       В будущем ему всё-таки стоит хотя бы попытаться разобраться с этой небольшой неприятностью, как и со всеми остальными скопившимися за последнее десятилетие «грешками» за душой у Князей. Дошедшие до него сведения о новом Владыке Справедливости были не самыми обнадёживающими. Ему оставалось лишь надеяться на то, что тот не решится на глупость, как можно скорее переняв воспоминания предыдущего Владыки и вспомнив об их небольшой, даже скромной договорённости.       За невесёлыми мыслями Сохель довольно быстро съел яблоко, пока Лукас так и продолжал сидеть на холодном полу, будто не находя для себя места. Девушка поставила огрызок от яблока на небольшой прикроватный столик, который выглядел так, словно способен в любой момент пасть под оставленной на нём «неподъёмной» тяжестью, и с ногами забралась на кровать, тут же спрятавшись под одеяло, всё ещё хранившее тепло их тел. В следующий миг её рука слегка выглянула из-под одного из плащей и в приглашающем жесте похлопала по светлым простыням. - Ты чего на полу сидишь - время тянешь? Гаси свет и ложись-ка побыстрее спать, - произнесла она, после чего, немного подумав, добавила, - маленьким птенчикам давно пора спать, и храбрым спасителям тоже нужно спать, и даже личные ученики Милосерднейшего тоже обязаны немедленно лечь в постель, - протяжно зевнув, девушка вновь хлопнула ладонью по кровати.       На лице у юноши отразилось лёгкое недовольство. Ему явно не нравилось, когда та называла его «птенчиком», однако, по итогу, он так ничего и не сказал на это в ответ. Вместо этого Лукас послушно встал и отнёс свою сумку на место рядом с котомкой девушки, после чего подошёл к освещавшей комнату свече и, коротко дунув, погасил её. Комната вмиг погрузилась в темноту, лишь тусклый свет луны, проникая сквозь тонкие полупрозрачные занавески, позволял хотя бы что-то разглядеть в этой тьме.       Раздался звук его шагов. Сохель ощутил, как одеяло чуть приподняли, и его ног тут же коснулся ледяной воздух. Он невольно пробормотал что-то недовольное, но сказано было это не лично юноше, а зиме и её жестоким холодам в целом. Кровать с протяжным скрипом прогнулась, ученик Иасона поспешно забрался под одеяло и, притихнув, лёг на самом краю постели. Лишь его тихое дыхание раздавалось в тишине комнаты. Сохель прикрыл глаза, постепенно погружаясь в сон. На следующий день ему предстояло разобраться с множеством разных дел, а для этого ему следовало хотя бы остаток ночи нормально проспать… - Сестрица Хель, - стоило ему только подумать о том, что в этот раз мальчишка решил вести себя прилично и сразу лечь спать, как раздался неуверенный голос юноши.       Вздохнув, девушка резко развернулась к нему лицом. В темноте было практически ничего не было видно, однако они лежали настолько близко, что если не каждую мельчайшую черту, но так или иначе лицо разглядеть всё-таки можно было. Девушка схватила край покрывала и потянула его наверх, после чего накрыла мальчишку с головой. - Что сестрица Хель тебе только что сказала? Она сказала тебе немедленно ложиться спать! А-ну быстро глаза закрыл и заснул. Ты никогда не вырастешь, если так и продолжишь по ночам не спать, - продолжая удерживать покрывало, строго сказала она, после чего хлопнула его по голове и вновь отвернулась, прижав краешек одеяла к груди. - …Хорошо, - невнятно пробормотал тот, всё-таки осторожно выбираясь из-под плена одеяла. - Вот и молодец, - пробормотала девушка, сразу после этих слов погрузившись в сон. ***       Ему не тепло и не холодно, в этом месте как будто нет таких понятий. Он сидит на чём-то, и это «что-то» не мягкое и не твёрдое, оно просто есть. Точнее, оно появилось, когда он ощутил, что стоять на ногах у него больше нет сил. В этом месте также не было ничего известно и про свет. Даже маленькие зелёные огоньки сияют так тускло, будто тьма каким-то образом способна поглотить их свет за мгновение до того, как они его испустят. Пусть даже если этих огоньков неожиданно станет в десятки раз больше, они всё равно не смогут осветить ему путь наружу. Дорог так много, однако ему из всего этого множества нужна только одна. Впрочем, он и не особенно-то и пытался её отыскать. Возможно, если бы он приложил немного больше усилий к этому, то перед ним тут же задребезжал бы тусклый свет, но он этого так и не сделал. Буря в душе лишь совсем недавно утихла, он желал немного дольше насладиться покоем.       Близ его раздался еле слышный звук жужжания, будто маленькая муха задержалась в воздухе неподалёку от его головы. Он слегка приподнял руку, и в тот же миг послышался тихий звон маленьких колокольчиков. Его рука замерла, а сам он опустил взгляд вниз, но ничего разглядеть в окружавшей его тьме так и не смог.       Некоторое время сохраняя подобное положение, он, в конце концов, тихо вздохнул, однако в полнейшей тишине этого места его вздох прозвучал, что гром в ясное тихое утро. Жужжание возле его уха усилилось, но так и не двинулось со своего места. Тогда он поднял руку и поймал маленький светящийся тусклым зелёным светом шарик, «светлячка». Он провёл по светлячку рукой, и тот тут же успокоился. Если бы у него были глаза, то этот светлячок наверняка смотрел бы на него полным обожания и радости от встречи взглядом. Мужчина улыбнулся ему в ответ, но в этой улыбке было слишком много печали.       Скрыв светлячка в своих руках, он в скором времени выпустил его. Тот в последний раз ярко загорелся, заставив мужчину слегка прищуриться. На мгновение он смог увидеть свою собственную бледную руку, будто тянувшуюся к этому неяркому свету, но уже в следующий миг её снова поглотила тьма. Он сжал ладонь в кулак. Ногти впились в кожу. Он слегка поморщился. Пусть он и находился за гранью жизни, однако даже в этом месте боль не покидала его. В этом отношении здесь он был гораздо ближе к жизни, чем «там».