Облепиховый чай

      Амэнтиусу, более известному в качестве Князя Празднества и Распутства, принадлежали обширные земли, расположенные немного севернее от Закатной Долины, находившейся во владении у Князя Хвори. Как хорошо было известно каждому из смертных, Амэнтиус, по обыкновению своему, мог пребывать лишь в двух состояниях, соответственно, празднества и распутства. По этому принципу были разделены на две совершенно противоположные друг другу части и его земли. Когда Тэу неожиданно одолевало желание «в одиночестве насладиться сладким, но не приторным послевкусием вина, будучи в окружении напевающих свою меланхоличную песнь птиц, и при всём этом любоваться красотой бледной луны», то он отправлялся на свою винокурню, в которой изготавливали самое известное и, как это не странно, самое дорогое в мире вино. О его вкусе и упоминать не стоило, ни одно вино, изготавливаемое смертными, не могло сравниться с вином Князя Амэнтиуса. Когда же Тэу желал дать волю своему распутству, он в тот же миг отправлялся в Сад Алых Азалий, место, полностью противоположное утопающей в расслабляющей тишине винокурне.       Сад Алых Азалий, пожалуй, являлся одним из самых древних из ныне существующих городов, некогда основанных Князьями и Владыками. Местные за бокалом вина любили делиться с гостями Сада старой легендой, гласившей, что название этому месту когда-то неописуемо давно даровал ещё сам Отвергнутый. Произошло это событие, конечно же, ещё до того, как он выступил против воли Величайшего, за что тот сверг его в мир мёртвых. Возвращаясь к названию города, цветок азалии, упомянутый в нём, вроде как, изначально должен был символизировать опасность. Таким образом, используя его, Отвергнутый хотел предупредить смертных о многочисленных опасностях, которые скрывались за несомненной притягательностью города, однако что-то в его плане сработало неправильно.       Довольно скоро алый цветок азалии изменил своё первоначальное значение, став символом бурной, дикой страсти, которую могли за определённую плату предоставить гостям города многочисленные работницы борделей, коих было не счесть по всему Саду, и лёгких денег, которые клятвенно обещали вручить победителю стоявшие буквально на каждой улочке города игорные дома. Поток людей, стремившихся завладеть и тем, и другим даже по прошествии тысячелетий никак не желал уменьшаться. Смертные до дрожи в коленях боялись демонов и нечисти, на территории которых располагался город, но в то же время щедро отдавали свои последние деньги, чтобы провести с демонами, теми же «хитрыми лисичками», хотя бы одну короткую ночь.       Самым крупным игорным домом Сада Алых Азалий, который располагался на главной улице и имел то же название, что и город, владел сам Амэнтиус. Поначалу Князь с неподдельным интересом наблюдал за тем, как люди в поисках лёгкой наживы играли сначала на медяки, позже, в порыве азарта, они же поднимали ставки до серебряных. Никто и глазом моргнуть не успевал, когда в ход начинали идти золотые. В конце концов, отчаявшись, люди начинали предлагать взамен на ещё одну, последнюю игру свои собственные жизни. Но даже после этого удача не желала одарить их своей благоволящей улыбкой.       Люди не раз слышали печальные истории о тех, кто проиграл всё, что некогда имел, но всё равно продолжали делать ставки. Почему? Потому что не повезло какому-то другому, неудачливому игроку, а они другие, они обязательно выиграют. В ожидании своего выигрыша они заслушивались рассказами о легендарных фигурах людей, которые всё-таки смогли сорвать куш в игорном доме. Говаривали, что, одержав победу, они получали лично от владельца игорного дома столько золота, что на него смогли бы вольготно жить шесть поколений их потомков. Впрочем, ни самих победителей, ни их осчастливленных удачей предка потомков никто своими глазами так ни разу и не увидел. Вероятнее всего, они никогда и не существовали, однако люди не хотели в это верить. Они верили в чудо, но оно с ним так и не случилось.       Постепенно Князю Празднества и Распутства стало надоедать наблюдать за одними и теми же безрадостными картинами, и он со спокойной душой передал управление наскучившим ему игорным домом своему младшему сыну, Рокхану. К слову о том. Рокхан от рождения был несчастным ребёнком, который умудрился вобрать в себя все самые худшие черты своего непутёвого отца. Впрочем, если быть до конца честным, Сохелю довольно часто казалось, что сей факт мало волновал самого родителя.       Тэу был отцом, которого практически не интересовали деяния собственных отпрысков. Только после того, как на пороге его покоев однажды появился донельзя раздражённый Сохель, заявивший, что его достали извечные жалобы на его сына, Амэнтиус, не так уж и много времени потратив на раздумья, решил передать под управление Рокхана свой игорный дом, к которому он сам к тому времени уже успел охладеть. Князь, глядя на замершего от удивления Сохеля, таким образом объяснил своё неожиданное для многих решение: - Такая ответственность хорошо повлияет на этого непослушного ребёнка, подвигнет стать его более серьёзным.       Сохеля ещё тогда не привело в восторг его решение. Он сразу сообщил «чересчур расщедрившемуся отцу», что это никоем образом не повлияет на поведение отбившегося от рук сына, но к его многочисленным доводам так и не прислушались. И, как это чаще всего и бывало, Князь Хвори снова оказался совершенно прав. Без того будучи от природы немного жуликоватым, Рокхан смог в волю разгуляться в игорном доме. Под видом «неумелых» смертных новый управляющий игорного дома не чурался играть с новичками, всеми правдами и неправдами обдирая их буквально до самой последней нитки. Но он никогда не останавливался на этом. Как только он забирал у них последнее, то, не скрывая широкой довольной улыбки, делал разгорячённым от азарта людям своё последнее, чаще всего роковое для них предложение.       Хотите ли вы в качестве ставки предложить мне свою жизнь?       Стоит ли говорить, что многие из них давали своё согласие, но ни один из согласившихся так и не смог одержать победу? Таким образом, с течением времени у Рокхана появилось несчётное число слуг, с которыми он щедро делился как своей безграничной страстью, так и своим неудержимым гневом. Впрочем, ни то, ни другое не являлось для тех даром. Скорее, это можно было назвать смертельным проклятьем, забиравшим у проигравших их жизненные силы.       Его деяния не были тайной. Слухи о не стеснявшемся открыто обманывать людей сыне Князя Амэнтиуса уже давно наводнили город, однако поток стремившихся в игорный дом людей даже после этого не иссяк. Часто незадачливые игроки, которые порой смутно подозревали об истинной личности своего соперника, всё равно вступали с ним в игру. Их вера в собственную исключительность была невероятно сильна. Вдруг они и правда окажутся тем самым человеком, кто выйдет из игорного дома победителем? Сохель лишь молча качал головой. Глупость человеческая была неизлечима.       Князь Хвори за раз осушил целый бокал сухого красного вина и с тихим вздохом откинулся на мягкую спинку дивана. Его вялый взгляд вперился в деревянный потолок. Прикрыв глаза, он сделал глубокий вдох, ощущая лёгкий аромат цветов, смешавшийся с запахом вина и дорогого тёмного дерева. Какая это была по счёту бутылка за сегодня? Кажется, после прибытия в Сад Алых Азалий он только и делал, что без остановки пил. Это было единственное, что помогало ему хотя бы немного заглушить голоса в голове. К его беде, полученное им средство из лунного барвинка оказалось столь отвратительного качества, что практически не помогало ему. После принятия настоя голоса затихали едва ли на час, после чего в его голове вновь начинался непрекращающийся гвалт. Новостей же от Бадре, по прошествии нескольких дней, так и не поступило, хотя он ещё в первый день весьма доходчиво объяснил тому, как сильно ему нужно лекарство.       Порой Сохель, допивая очередную бутылку уже опротивевшего ему вина, всерьёз задумывался над тем, как обернулись бы события, реши он остаться под крылышком у своего смелого цыплёнка? Лукас всё-таки был личным учеником Иасона, вдруг ему всё же удалось бы излечить его? Ладно вылечить, одно то, что голоса не столь сильно беспокоили его, когда он находился в тех покоях, для теперешнего Князя Хвори было достаточно, чтобы сделать его по-настоящему счастливым человеком.       Но в тот момент он всё же решил уйти оттуда, заодно прихватив с собой столь лелеемые Владыкой Целительства цветы. Интересно, тот уже узнал об этом? А если и узнал, то насколько сильно он был на него за это зол? На столе малыша Мати уже лежит длинное полное тщательно скрываемого за словами вежливости возмущения письмо, в котором тот выражает своё недовольство поведением Сохеля и настоятельно просит верховного судью как можно скорее «принять соответствующие меры»? Он очень сильно хотел узнать это. - Мой Князь… - невесомо коснулось его уха тёплое дыхание.       На лицо Сохеля легла тень недовольства. Однако не успел он вслух подтвердить его, как очередная полуобнажённая девица перекинула свою ножку через его бёдра и ловко села поверх него. Опершись своей изящной ладонью о его грудь, она преувеличенно сильно выгнулась в спине, гордо продемонстрировав ему своё главное достоинство, пышную грудь, после чего, плавно приблизившись к его лицу, начала еле слышно нашёптывать ему всякие глупости на ухо, второй рукой с осторожностью копаясь в складках его свободных одежд. Сохель, ощущая постепенно нарастающее раздражение, поморщился, мысленно обрадовавшись тому, что накануне ему в голову пришла чудесная мысль облачиться в этот «мешок». Даже при большом желании женщина не смогла бы снять с него одежду, о чём та довольно быстро догадалась. Тогда она, недолго думая, принялась старательно тереться о его тело, пытаясь вызвать у него хотя бы какую-то реакцию. Из-за этого раздражение Князя Хвори начало нарастать заметно быстрее.       Во-первых, Сохель был сильно измождён. Последние несколько ночей он практически не спал, его продолжали мучить голоса, которые день ото дня, как ему казалось, становились лишь громче и громче. Их слова стали звучать особенно отчётливо, и ему совершенно не нравилось то, что они ему без устали твердили на протяжении дня и ночи. Во-вторых, в данный момент его старательно пыталась соблазнить подосланная Тэу женщина, облик которой и в половину не был столь же отрадным для глаз, каким был сам Сохель во время их с Князем Празднества спора. Неужели не по своей воле он поднял слишком высокую планку? Но что поделать. Что сделано, то сделано. Так и быть, он немного поможет ей приблизиться к своему уровню.       Одним плавным движением обхватив лицо девушки руками, он приблизил своё лицо к её. В её жёлтых глазах отразились его, слегка поддёрнутые алой дымкой глаза. Губы Князя Хвори медленно скривились в улыбке. За этой улыбкой скрывалось невысказанное вслух обещание истинного наслаждения, однако в то же время не было и намёка на грубую похоть. Нечто недостижимо прекрасное как для тела, так и для души. Ощутив внезапно возникшую тяжесть внизу живота, женщина с предвкушением заёрзала на его бёдрах.       Князь Хвори был довольно красив. Конечно, ему было далеко до порочной красоты её господина, Князя Амэнтиуса, но не его внешность привлекала всех работницы борделя. Сохель являлся запретным плодом, столь желанный вкус которого каждый мечтал ощутить на своих губах, но никому не было дозволено и на мгновение приблизиться к нему. Важный гость их Князя каждый раз в свойственной ему чуть насмешливой манере отказывал им, но тут, именно с ней, неожиданно решил проявить инициативу. Неужели ей, любимице удачи, доведётся быть первой, кто разделит с ним постель? Она невольно поджала пальцы на ногах, представляя слегка напряжённое лицо прижимающего её к алым простыням мужчины. Крупные капли пота стекали бы с линий роста тёмных волос до его подбородка, где она подхватывала бы их кончиками пальцев, чтобы после медленно слизать вёртким красным язычком. Одному из её постоянных клиентов нравилось, когда она так делала. Его глаза тут же краснели, а движения становились более резкими, отчего не такая уж и старая кровать под ними начинала скрипеть ещё громче. Интересно, смогла бы кровать выдержать напор Князя Хвори? - Поняла? – продолжая улыбаться женщине, неожиданно поинтересовался у неё Сохель.       Столь резко вырванная из плена собственных фантазий девушка немного растерянно посмотрела на него в ответ. - Что «поняла», мой Князь? – тут же пробормотала она вертевшийся в её голове вопрос. Глядя на неё, Князь Хвори тяжело, будто даже разочарованно вздохнул. - Значит, всё-таки ничего ты не поняла, - сделал заключение тот. – Безусловно, большинство «несокрушимых» крепостей падут, стоит им увидеть твою грудь, - не спуская взгляда с её вытянувшегося от удивления лица, кивнул тот. – Но это будет работать не всегда, рано или поздно тебе встретится пресытившееся подобным исключение, которое не будет обращать на твою грудь никакого внимания, а, например, посмотрит на твоё лицо. У тебя настолько глупое выражение лица, что меня буквально разрывает между слезами и смехом. Видела, как я только что улыбался? Одной этой улыбки оказалось достаточно, чтобы у тебя в голове стало совершенно пусто, - он вновь вздохнул и отвернулся от женщины, еле слышно пробормотав, - хотя я и не уверен, что до этого момента в ней что-то было. Прекрати докучать мне и возвращайся вниз, - уже громче произнёс тот, заметив в глазах женщины тщательно скрываемую обиду. – Да и не забудь предупредить всех, чтобы не заходили сюда. Сегодня ваши услуги навряд ли понадобятся, - пока он уставшим голосом говорил ей это, женщина предприняла последнюю отчаянную попытку овладеть его вниманием, положив свою маленькую ладошку на его пах и начав уверенно стимулировать его. Князь Хвори закатил глаза. – Пошла прочь, а, - мрачным голосом приказал он.       В следующий миг женщина буквально кубарем скатилась с него и в страхе на коленях поползла к двери, поднявшись на ноги лишь тогда, когда ей понадобилось дотянуться до дверной ручки. - Какой же ты всё-таки злой, жестокий человек, - порицая его, покачал головой Тэу, лишь на мгновение оторвав взгляд от книги.       Допив вино из бокала, тот поставил его на чайный столик, после чего продолжил с сосредоточенным видом вчитываться в совершенно ровные строчки, написанные мелким убористым почерком. Проклятье, наложенное на Амэнтиуса Фетой, всё ещё довлело над ним, не давая в полной мере прочувствовать прелести не только жизни, но и девушек, обитавших этажом ниже. У Сохеля на данный момент совершенно не было сил для того, чтобы разбираться с его проблемами. У него и без проклятья Тэу были свои собственные, куда более серьёзные проблемы. Бадре же, который изначально вроде как согласился помочь Тэу, также в последние дни направил все свои силы на поиск решения проблемы Князя Хвори.       Оставленный другими, Тэу оказался один на один со своей бедой. В это тяжёлое для него время, Амэнтиус в полной мере осознал, что его судьба находится у него в руках и только он может её изменить. Поэтому он решил действовать. Взяв стопку каких-то совершенно несвязанных друг с другом книг и надев для большего антуража очки в прямоугольной тонкой оправе, Тэу принялся за чтение. Бросивший один только взгляд на его чтиво Сохель понял, что ничего дельного в этих книгах ему отыскать не удастся, однако и вредного он не подчерпнёт, так что пусть читает. Для него же полезно будет. - Я? Жестокий? Ха, да я милейшей души человек, который по доброте душевной указал ей на ошибки. Если она достаточно умна, то усвоит полученный урок.       Взяв в руки бутылку вина, к тому времени успевшую наполовину опустеть, Сохель до краёв наполнил свой бокал, после чего вновь за раз опустошил его. Если поначалу он действительно наслаждался послевкусием вина, то теперь оно казалось ему лишь разбавленным отвратительным на вкус уксусом. После каждого выпитого бокала его лицо невольно кривилось в недовольной гримасе, отчего порой замечавший это Тэу с сочувствием поглядывал на него, после чего снова возвращался к чтению. - Вот проведёт она с десяток лет за зеркалом, обучится «правильно улыбаться». Вернётся к тебе после этого и продемонстрирует очаровательнейшую из увиденных тобой прежде улыбок. Тогда ты наконец-то позволишь ей оседлать себя? – переворачивая очередную страницу, поинтересовался у него Тэу. Глядевший на свой опустевший бокал Сохель поднял на него взгляд. - Неужели тебя так сильно волнует, когда же я всё-таки с кем-нибудь, да и пересплю? – приподнял он в удивлении брови, поставив бокал на чайный столик и вновь откинувшись на мягкую спинку дивана. После выпитого ему неожиданно захотелось поесть. Он протянул руку и ему тут же в ладонь опустилось брошенное Тэу яблоко. - Ты? Пф. Меня сейчас больше всего волнует, когда уже я сам смогу с кем-нибудь нормально переспать, - опустившись обратно на своё место, фыркнул мужчина. – Но это так, мимолётное ощущение дискомфорта. Надеюсь, когда-нибудь это если не с чьей-либо помощью, то само по себе пройдёт. Волнение же за тебя, мой уважаемый старший брат, - это что-то из разряда вечного. Сколько лет мы с тобой знакомы, я ни разу так и не смог увидеть на твоём лице глупой влюблённой улыбки. Но ладно, так и быть, опустим никому не нужную влюблённость, я не уверен, что у тебя для неё имеется сердце. Я ни разу не видел, чтобы из твоих покоев выбегала раскрасневшаяся от удовлетворения юная красавица, прижимающая к груди своё разорванное платье. - Почему именно разорванное? – вгрызаясь в яблоко, поинтересовался у него Сохель, умело пропуская все остальные слова Тэу мимо ушей.       Ощутив сладость фрукта на языке, Сохель невольно вспомнил об яблоке, которое ему тогда в Сует предложил его маленький спаситель. То яблоко было гораздо слаще и сочнее, тот явно заполучил его в садах Феты. Интересно, как там поживает его смелый птенчик? Сильно ли злился он, узнав об его неожиданном исчезновении? Хотя Князь Хвори не был уверен в том, что подобные ему цыплята умеют по-настоящему злиться. Скорее уже он, заметив его отсутствие, покраснел от возмущения, да на этом и закончил. Ни ругани, ни шума. Навряд ли даже одно-единственно проклятье ему в спину бросил. Он же всё-таки птенчик. - Да, тут я немного ошибся, - тут же признался Тэу, переворачивая следующую страницу. – Это я отношусь к тем, кто «рвёт платья». Да и бельё, видимо, тоже рву. По градации девушек, которые живут этажом ниже, ты относишься к тем, кто осторожно снимает каждый элемент одежды, специально растягивая таким образом прелюдию. Ха, видели бы они, как ты свои сапоги по углам вечно разбрасываешь, когда спать ложишься, - тут же зашёлся тот в смехе. – Вот же, мы об этом заговорили, и мне даже и правда интересно стало, к какому типу ты относишься, - отложив книгу в сторону, серьёзно задумался Тэу.       Уперев локоть в бедро, Князь Празднества и Распутства подпёр голову рукой. На его, безусловно, красивом и мужественном лице отразилась тяжелейшая мыслительная деятельность. Сохель слабо покачал головой. Тот так старательно не думал даже тогда, когда книгу читал. Такими темпами он точно никогда способ снятия проклятья отыскать не сможет. - А какая тебе, собственно, разница, что я с одеждой делаю? – приподнял брови Сохель. – Не тебе же со мной спать. Твои штаны я ни рвать, ни стопочкой складывать не собираюсь. - Ох, мне только что отказали, в какой же я глубочайшей печали. И как мне теперь дальше жить? – фыркнул мужчина, откидываясь на спинку дивана. – Пойду-ка я в свой тёмный уголок и горько поплачу, - он приподнял очки и потёр уставшие глаза. Похоже, сеанс чтения на сегодня был окончен. На целых полчаса раньше, чем накануне. Видимо, запал Тэу понемногу начал гаснуть. – Мне скучно, - в конце концов выдал Князь Празднества и Распутства. - Этажом ниже тебя с нетерпеньем ожидают несколько десятков девиц. Только махни рукой, и весь этот серпентарий в мгновение ока тут же окажется у твоих ног. Поверь мне, наблюдать за тем, как они передерутся, будет очень весело, - Амэнтиус посмотрел на предложившего таким взглядом, которым смотрят на блаженных, после чего тяжело вздохнул, будто Сохель был в шаге от неминуемой гибели. - Вот же, начал за здравие, а закончил за упокой. Такое ведь прекрасное, я бы даже сказал, многообещающее начало было. Представь только, допустим, целых десять девиц, которые с радостью примчатся к нам, стоит мне взмахнуть рукой. Все совершенно разные, не похожие друг на друга. На любой вкус и цвет, так сказать. Ты берёшь половину, я беру половину. Мы разделяемся по разным углам комнаты, и тут начинается самое интересное, - с довольной улыбкой на лице ставшим на порядок ниже и глубже голосом заговорил тот. - Самое интересное, говоришь, начинается? Боюсь, с «интересным» могут возникнуть сложности. У меня в голове прямо сейчас происходит пьяный балаган, а у тебя для «интересного» ничего в рабочее состояние не приведено, - хмыкнул Сохель. На лице Тэу отразилось страдальческое выражение. - Нет, ну что это такое. Мне уже даже помечтать в собственном доме не позволяют, - возмущённо произнёс Тэу, хлопая рукой по дивану. - Что же, тогда поспешу удалиться, чтобы не мешать тебе «мечтать в собственном доме», - вздохнув, Сохель поднялся на ноги.       Мир перед его глазами покачнулся, но довольно скоро пришёл в норму. С самого утра и до сего момента он выпил около десяти бутылок вина. Даже с учётом того, что его устойчивость к алкоголю была необычайно высока, это не могло пройти для него бесследно. Сохель слегка поморщился. Хотя бы голоса стали заметно тише, это уже не могло его не радовать. - Хэй, ты только не подумай, что я тебя выгоняю, - поспешно начал оправдываться Тэу. – Садись-ка ты обратно. Я сейчас же велю ещё вина принести. Ты как себя чувствуешь? Нет-нет, ты лучше сядь. Вот же. Да не собирался я тебя выгонять. Ты же меня знаешь. Голова пустая, а язык - без костей. Слова складывать в мысли не умею, ты же сам мне это не раз говорил. - Успокойся. Я в порядке. По крайней мере, точно бывало и хуже, - Сохель потянулся и размял затёкшие за время сидения на одном месте конечности. В следующее мгновение на его плечи плавно опустился плащ, в который он тут же завернулся, после натянув на голову капюшон. – Пойду-ка я, прогуляюсь по городу немного, свежим воздухом хоть подышу. Пойдёшь со мной? – Тэу, узнав, что причина внезапного ухода того связана вовсе не с ним, успокоился и откинулся обратно на спинку дивана. - Нет, ещё немного посижу да почитаю, а потом, наверно, делами наконец-то займусь, - он кивнул головой в сторону громоздкого письменного стола из тёмного дерева, на котором стояли ровные стопки бумаг. – Не всем так повезло, как вам, уважаемый правитель Закатной Долины. Не у всех под боком есть маленький трудолюбивый Градоначальник, который и за городом присмотреть может и с документами, скопившимся, с радостью разберётся. Послушай, можно я его у тебя на недельку одолжу? Обещаю, через годик-другой точно верну. - Так на годик или же на неделю? – хмыкнул Сохель. – Извини, но нет. Не могу же я заставить его одновременно и о Закатной Долине печься, и о Саде? Он ведь, бедняжка, совсем замотается и устанет. И что мне делать, если он попросит меня об отдыхе? Самому начать со всем этим безобразием разбираться? Нет уж, у меня есть дела и поважнее. Ладно, я пошёл. Как только надышусь и нагуляюсь, то сразу вернусь. - Буду ждать, - натягивая очки обратно на нос, сказал ему вслед Тэу, обратно погружаясь в чтение. Сохель немного удивлённо посмотрел на него, усмехнулся и покинул его кабинет.       В Саду Алых Азалий у Тэу не было своего собственного дома, он жил на верхнем этаже самого лучшего борделя в городе. Сохель поначалу не понимал его выбора, однако, в первый раз увидев, какой вид открывался из его окон на город, наконец всё понял. Встав у широкого окна, можно было увидеть никогда не засыпающий Сад, его узкие тесные улочки, над которыми нависали деревянные дома и на которых всегда толпились в той или иной степени пьяные весёлые люди. Освещённый несчётным числом никогда не гаснущих магических фонарей, город был поистине впечатляющим. Не будь он столь же опасным, Сохель, возможно, даже смог бы всем сердцем полюбить его. Однако в его сердце нашлось место лишь для хмурых еловых лесов, которыми была окружена Закатная Долина.       Быстро спустившись по лестнице, Сохель, незаметно пройдя мимо снующих туда-сюда девушек, вышел наружу, поспешно отойдя подальше от входа в бордель. Хотя номинально сейчас и была середина дня, однако после определённых отнюдь не радостных для этих земель событий солнце над территорией Князей не всходило, поэтому на деле ничего кроме вечной ночи у них не было. Благодаря этому игорные дома и бордели, которые избирали своим временем ночь, спокойно работали в Саду Алых Азалий круглые сутки, радуя тем самым вечно подвыпивших гостей города.       Вдохнув полной грудью прохладный свежий воздух, Сохель слабо улыбнулся. В Саду было гораздо теплее, чем близ Сует. Там всё ещё лежал толстый слой снега, в то время как в Саду местами уже были видны первые насыщенно-зелёные листочки. Те, кто был достаточно горяч сердцем, мог даже спокойно прогуливаться по городу в одной лёгкой рубашке. Сохель, впрочем, поправил свой плащ. Ему самому всё же было самую малость прохладно, поэтому он предпочитал одеваться в это время года потеплее. - Ему не оставили ни малейшего шанса, - произнёс невысокий коренастый мужчина, шедший подле другого мужчины, внешне немного постарше первого, проходя мимо Сохеля.       Князь Хвори не мог точно объяснить почему, однако обрывок рассказа мужчины отчего-то заинтересовал его. Предчувствие редко, когда обманывало Сохеля, поэтому он, развернувшись, спокойным шагом двинулся вслед за ними. Он же собирался немного прогуляться, правда же? Вот и прогуляется. - С собой у него было чуть больше золотого, и что теперь? Гол, даже штанов ему не оставили, - сокрушённо пробормотал второй.       Услышав его слова, Сохель беззвучно вздохнул. Очередная печальная история о том, как кто-то проиграл всё своё имущество в игорном доме. Он ожидал чего-то более интересного. С другой стороны, может, он слишком торопится? История только начала раскрываться, самое интересное, возможно, будет впереди. - Хорошо, если бы действительно так. Так его ведь и без самого себя, по итогу, оставили, - качая головой, продолжил говорить первый.       Князь Хвори в тот же миг нахмурился. Ему было совершенно всё равно, как много золота проиграют в игорном доме люди, однако он всегда выступал категорически против того, чтобы смертные закладывали свои жизни или, что ещё хуже, жизни своих близких, которые, чаще всего, даже и не подозревали об этом. Сохель не раз и не два серьёзно обсуждал эту проблему с Амэнтиусом, но тот всякий раз отмахивался от него. На самом деле Сад был для Тэу «нелюбимым ребёнком». Поэтому, устав от шума города, большую часть времени Князь Празднества и Распутства всё-таки проводил на своей винокурне, возвращаясь в Сад Алых Азалий лишь тогда, когда количество накопившихся дел переваливало за критическую отметку. - В голове совсем пусто у человека, - заговорил второй, что постарше. – Ведь сразу было ясно, какие намерения у того мальчишки были. Первое правило при входе в Сад – с подозрением относиться ко всем молодым хорошеньким юношам, которые предлагают тебе сыграть. Сто к одному, что перед тобой никто иной, как младшенький сынок Князя Амэнтиуса, - Сохель нахмурился ещё сильнее.       Так, значит, разговор шёл о ситуации, которая произошла в игорном доме, находящемся под руководством Рокхана. А ведь Сохель не так уж и давно наведывался к нему, в который раз проведя с тем серьёзный разговор. Тот со столь искренним выражением безграничного поклонения на лице утверждал, что он не посмел бы обмануть доверие своего дяди и вновь свернуть на кривую дорожку, и что теперь? - Отвратительное создание, - пробормотал негромко первый, видимо, боясь, что кто-нибудь из слуг хозяина игорного дома случайно услышит его слова. – До меня не так давно слухи доходили, что он лезет ко всем, кто хотя бы немного симпатичнее коровы. Обыграв же их в игорном доме, он получает в качестве выигрыша их жизнь. После этого он… Он приковывает их в своей спальне к кровати с железными изголовьем и там… Говорят, что лучше решиться и перекусить себе язык, чем оставаться с ним один на один. Так смерть будет более… Более приятной. - Тьфу, даже представлять себе этого не хочу, - замотал головой второй. - Один раз кто-то из его слуг увидел, как из спальни Рокхана после трёх дней подобных страстных «игрищ» вынесли мальчишку. Это произошло тогда, когда он уже не дышал. По одному только его внешнему виду было ясно, что куда радостнее для него было оказаться в руках у Отвергнутого, чем продолжить «нежиться» в постели со своим хозяином. Да тот, изверг, издевался над ним, после чего все раны его залечивал. Понравился, вероятно, сильно, вот и пытался «растянуть удовольствие», - оба мужчины одновременно скривились.       Вслед за ними скривился и Сохель. Он очень хорошо помнил эту отвратительную историю, помнил и несчастного ребёнка, которому пришлось это всё пережить. Тот юноша умер в ужасных муках. Испытанной им перед смертью боли могло оказаться достаточно, чтобы его душа не смогла обрести покой. Опасаясь того, что в городе объявится жаждущий отмщения свирепый дух, Князю Хвори пришлось срочно упокоить душу мальчика, на что, по итогу, у него ушло довольно много сил и времени.       В тот раз Сохель, не выдержав расхлябанности Тэу и отвратительного отношения к людям Рокхана, со скрытым удовольствием подтвердил, насколько вздорный у него характер. Он позволил своей душе поистине вдоволь разгуляться. Тогда игорный дом оказался закрыт для посещения на протяжении целых трёх дней и ночей, в течение которых из-за плотно закрытых дверей то и дело раздавались голоса.       Громче и чаще всех остальных звучал переполненный праведным гневом голос Сохеля. Прохожие каждые раз дружно вздрагивали, стоило его голосу пробиться через толстые стены дома и громом прокатиться по всей улице. Изредка на его проклятья отвечал тихий тоненький голосок заметно присмиревшего Рокхана, речи которого неуверенно подхватывал другой более зрелый голос. Да, Тэу был отчитан наравне со своим младшим сыном. В каком-то смысле для них это даже оказалось благом, потому что пока Князь Хвори отчитывал одного, другой мог позволить себе незаметно вздохнуть. К исходу же третьего дня, когда голос не прекращающего на них кричать Сохеля начал понемногу пропадать, он махнул рукой и, повернувшись к ним спиной, устремил свой взгляд к потолку, слегка при этом нахмурившись. - Дядя, что вы там… - Рокхан прокашлялся и поднял взгляд вслед за ним.       Глаза молодого мужчины резко в ужасе расширились. На потолке самого крупного зала в игорном доме появилась огромная печать, над которой эти несколько мгновений так усердно трудился Князь Хвори. Нахмурившись, Сохель указал пальцем на потолок. - Каждый раз, когда меня будут беспокоить из-за тебя, я буду запечатывать тебя прямо в этом зале. Сначала на день, потом на неделю, потом на месяц, - начал перечислять тот, после чего, прищурившись, посмотрел на того. – А на четвёртый раз, обещаю, я своими собственными руками тебя удавлю, потому что трёх раз для того, чтобы понять свою ошибку, должно быть достаточно. Всё ясно? – тот, с трудом сглотнув, тут же активно закивал головой.       После этого случая до Сохеля дважды доходили слухи о деяниях его «племянника». На второй раз Князь Хвори, вновь увидев искалеченное тело ребёнка и не сдержав охвативший его гнев, запечатал непослушного мальчишку сразу на целый год, чтобы тот как следует подумал над своим поведением. Однако, вероятно, тот потратил всё предоставленное для раздумий время на то, чтобы придумать как можно больше способов утаить от дяди сведения о своих деяниях. И правда, с того раза до него лишь раз доходил слух о Рокхане, но тот был столь размытыми, что Сохель решил не тратить свои силы и время на то, чтобы разбираться с этим, и просто напомнил Тэу о том, что за своими детьми нужно следить. Но у Амэнтиуса, вероятно, уже в тот момент отыскались дела поважнее.       Болтавшие меж собой мужчины тем временем отошли от темы и принялись обсуждать проигранные накануне деньги. Это Сохеля уже не интересовало, поэтому он, развернувшись, направился в сторону игорного дома. Ставшее для него столь привычным чувство лёгкого опьянения постепенно начало развеиваться. Голоса в его голове стали громче, а его настроение из-за этого – хуже. На ходу Князь Хвори задумался над тем, что раз в прошлый раз он запечатал племянника сразу на год, то в этот раз можно и на десять? Или же сразу на сотню? Хотя бы этот срок поможет мыслям в голове у непослушного мальчишки встать на своё место? Отчего-то Сохель в этом сильно сомневался, однако хотя бы несколько десятков лет спокойствия того стоили.       Возле главного игорного дома Сада Алых Азалий людей столпилось даже больше, чем возле многочисленных, стоявших бок о бок борделей. У людей, ожидавших момента наступления игры, с предвкушением горели глаза. Их всех уже охватила пьянящая атмосфера города, запах дорогого вина, которое они за бесценок могли приобрести в этом месте, но никогда не увидели бы за пределами этих земель, и звонкий женский смех, раздающийся из-за приоткрытых окон. Их тела и души полыхали ярче фонарей, освещавших вход в игорный дом «Сад Алых Азалий», щедро украшенный никогда не вянущими красными рододендронами, чей аромат заставлял людей пьянеть лишь сильнее.       Входом в главный игорный дом города служили огромные украшенные золотом двери. Когда смертные видели их в первый раз, то невольно задерживали на них свои полные алчности взгляды. Ничего страшного в том, чтобы сделать небольшой скол, ведь нет, да? А поток желающих попасть внутрь столь огромен, что никто и не заметит остановившегося близ дверцы человека. Да и кому замечать? Ни одного грозного стражника в округе видно не было, некому было за ними наблюдать. Охваченные жадностью посетители игорного дома и не подозревали, что «Саду Алых Азалий» не нужна была защита, а все те прекрасные красные цветы, что окружали вход, ещё с месяц назад были точно такими же жадными людишками. В процессе наложения защитного заклинания Сохель отчего-то решил, что именно такого отрезка времени будет достаточно, чтобы осознать собственное поведение. Чаще всего так и было, однако всегда находилось пустоголовое исключение, которое всё портило.       Проходя мимо ярко цветущих цветов, Князь Хвори ощутил обдавший его лицо холодный ветерок. Страх. Пусть то и дело врезавшиеся в него люди и не понимали, кому именно им довелось наступить на ногу, то красные цветы, которые были вынужденными свидетелями этого, вздрагивали каждый раз, когда очередной глупец бросал в спину Князя Хвори пару грубых слов. Некоторые из цветов со злорадством усмехались, предполагая, что их ряды в самое скорое время пополнятся. Однако их радость была совершенно беспочвенна. У Сохеля никогда не появлялось особого желания развлекать себя подобным образом. Ему предстоял крайне унылый процесс воспитания непослушных детей, до остальных ему дела не было.       Когда мужчина уже вошёл внутрь, то за его спиной на мгновение блеснула яркая вспышка света. Люди тут же принялись испуганно оглядываться по сторонам и, ничего странного не заметив, зашептались между собой. Никто так и не понял, что произошло, однако стоявший недалеко от цветочной арки Князь заметил, как на одном из кустов распустился новый, испуганно подрагивающий на ветру, насыщенно-красный цветок.