Облепиховый чай

      Проснулся Сохель от тупой головной боли, а ведь он давно не испытывал ничего, что можно было бы назвать «болью». На протяжении многих лет он был полностью освобождён от этого ощущения, и вот она неожиданно всё-таки смогла настигнуть его. Сквозь сон Князь Хвори слабо нахмурился. Её появление могло означать лишь одно: то, что он увидел во сне, было вовсе не сном, а коротким воспоминанием. Одним из множества воспоминаний, которые он некогда посчитал для «себя» «необязательными». Его попытка вспомнить подробности посетивших его во снах видений оказалась неудачной. В ответ на его попытку, словно ткнув пальцем в точку меж бровей, Князя весьма «вежливо» попросили не тревожить их, ведь это «могло привести к непредвиденным и в то же время весьма серьёзным последствиям». - Какой же ты всё-таки слабый, - еле слышно пробормотал Князь Хвори, опустив руку на свою грудь и пару раз хлопнув по ней.       Сбоку послышалось чьё-то тихое сопение. Приоткрыв глаза, Сохель плавно перевернулся со спины на бок и уткнулся взглядом в расслабленное лицо крепко спавшего юноши. Нет-нет, не юноши, а Милосерднейшего Владыки Целительства, который преспокойно себе спал, лежа на расстоянии ладони от него. Мягкое дыхание Иасона на выдохе невесомо коснулось кожи его лица. Казалось, оно было пропитано запахом лекарственных трав, настоями и настойками, отварами и мазями. Тонкий запах крови, источником которого были принятые тем прежде кровяные таблетки Бадре, был настолько неуловим, что даже находясь столь близко друг к другу, Князь Хвори не мог его ощутить. Может, тот специально в свободное время жевал какие-нибудь листья, чтобы добиться такого эффекта? Всё могло быть.       Как можно менее заметно для спавшего перевернувшись обратно на спину, Сохель, прикрыв глаза, беззвучно вздохнул. Какой это был раз? Четвёртый? Пятый? Как много раз им приходилось делить на двоих одну постель? В этот раз постель даже принадлежала не кому-то там ещё, а ему самому…       Если бы Сохель и правда являлся порядочной девицей с высокими моральными принципами и твёрдым характером, то он после несчётного числа совместных пробуждений обязательно потребовал бы у Иасона жениться на себе. Согласился бы на его требования Владыка Целительства? А если бы внезапно и согласился, то где бы в таком случае происходило торжество? В храме Феты или в Закатной Долине? Первый специализировался на свадебных церемониях, однако столь светлый и радостный для молодожёнов день в стенах храма приобретал облик самой настоящей каторги. Церемония в храме Феты требовала строжайшего официоза и точного последовательно исполнения списка регламентированных церемониальных действий, которые обязательно должны были быть осуществлены во время торжества. В Закатной Долине же довольно часто скрепляли себя узами брака те, кто или не мог по тем или иным причинам попасть в храм Феты, или же желал отдохнуть, а не в поте лица своего трудиться с непробиваемо серьёзным выражением лица в течение всей свадебной церемонии.       И вот провели они церемонию, ясное дело, в Закатной Долине, ибо таково было желание Сохеля и он бы всеми своими силами продвигал бы его, но после свадьбы где бы они жили? В обители Иасона на озере Венета? Но, в таком случае, им нельзя было говорить ни о какой личной жизни, ведь буквально на каждом шагу обители можно случайно наткнуться на потерявшегося больного, решившего «немного прогуляться», или на разыскивающих подобных «гулён» учеников Владыки Целительства. Вот милый сердцу сарайчик Сохеля хоть и не был таким большим, но находился в столь тихом и живописном месте, что и словом описать нельзя. А что до его не внушавших трепет размеров… Если бы для них двоих места в доме неожиданно оказалось мало, то Сохель бы великодушно пошёл на уступки. Он ведь не домашний тиран, правильно? Тем более увеличить размеры дома было для него столь плёвой задачей, что и задумываться особо над этим даже не стоило. - О чём вы… О чём ты думаешь? – раздался возле него тихий немного заспанный голос. - О свадьбе, - задумавшись, честно ответил он на его вопрос.       Сохель и не заметил, как за всеми этими глупыми мыслями на его лице появилась не менее же глупая улыбка. Не спеша прогонять её со своего лица, он тут же повернулся лицом к всё ещё сонному Иасону, после чего подмигнул ему. Тот несколько раз растерянно моргнул, явно не поняв его. - О свадьбе? – переспросил его тот, будто даже немного смутившись. - Не обращай внимания, глупость сказал, - сев на постель, Сохель с довольным видом потянулся и почесал голову, после чего развернулся лицом к юноше. – Прости. Я долго спал, да? – не дожидаясь его ответа, он, чуть приподняв в удивлении брови, посмотрел на заваленный содержимым необъятной сумки Иасона стол. – Так ты уже успел всё сделать? Нужно было меня сразу разбудить. Сейчас же и начнём лечение или мне, как радушному хозяину, следует предложить тебе позавтракать? Думаю, время сейчас как раз для завтрака. - Здесь есть кухня? – приподнявшись вслед за ним, удивлённо спросил Иасон.       Его удивление было хозяину дома понятно. Из просторной комнаты, в которой из мебели присутствовали лишь кровать да стол со стоявшим в углу пересаженным деревцем, вела всего одна-единственная дверь и, если судить по рядом находящемуся окошку, вела эта дверь наружу. Однако, казалось, этот факт мало волновал Сохеля. - Ох. На данный момент её, допустим, у меня и нет, но в случае необходимости может и появиться, - с лёгкой задумчивостью в голосе ответил он, после чего ещё раз сладко зевнул, в конце невольно причмокнув.       В этом необъяснимом явлении ему ни в коем случае нельзя было признаваться вслух, однако мысленно, хотя бы самому себе, Князь Хвори мог с уверенностью честно заявить, что каждый раз подле Иасона ему невероятно хорошо спалось. Пусть его сны и не всегда были радостными, однако накопившаяся за время их разлуки усталость всегда отступала. Интересно, с чем это могло быть связано? Понять самостоятельно он этого не мог, а задавать вопросы Владыке Целительства не собирался. «Почему рядом с тобой мой сон так спокоен?» Этот вопрос звучал даже излишне двусмысленно, а Сохель и без того позволял себе столько вольностей в его присутствии, что любой другой Владыка уже трижды вышел бы из себя. - Если мы с тобой всё-таки собираемся устроить совместный завтрак, то возникает ряд следующих вопросов. А ты, собственно, знаешь, как готовить? Если не своими руками, то есть ли у тебя в запасе хотя бы несколько подходящих заклинаний? Я таким, если честно, похвастаться не могу. Ладно-ладно. Если быть уж до самого конца честным, то в моём арсенале присутствуют несколько дрянных заклинаний, но результат их использования… А уж своими собственными руками я тем более не смогу ничего достойного приготовить, - признавшись, пожал он плечами.       Сохель, как он сам лично считал, обладал несчётным числом самых разнообразных талантов, на фоне которых его небольшие недостатки были столь несущественными, что их и заметить толком было нельзя. Впрочем, Князь Хвори был хорошо знаком с каждым из них, чтобы никто никогда не смог воспользоваться ими против него. - …Совсем немного умею, - после небольшой заминки произнёс заспанный юноша.       Мужчина улёгся обратно на свою скрипучую, но столь родную мягкую кровать и, повернувшись на бок лицом к Владыке Целительства, подпёр голову рукой, удивлённо приподняв брови. Так его сегодня ещё и накормят? Счастье-то какое. Ведь последние несколько недель он только то и делал, что пил, изо дня в день заедая вино фруктами. - Раз всё обернулось таким образом, то, думаю, всё-таки пришло время устроить небольшое расширение моих хором, - Сохель невольно улыбнулся.       Ещё вчера тот с непримиримым видом считал, что раз дом ему нравится, то менять в нём ничего не нужно. Этим утром он сделал допущение, что в случае свадьбы (какая ещё свадьба?!) он позволит немного расширить свой ветхий сарайчик. Теперь же, когда его решили накормить завтраком, он тут же поспешил подготовить для Иасона кухню. И как это можно было объяснить? Его воля настолько слаба, или же он просто готов сразу пойти на уступки, как только Владыка попросит его о чём-то?       Внезапно в комнате стало очень тихо. Если прежде до них изредка доносилось идущее со стороны леса мелодичное пение птиц, то теперь любой звук, доносившийся из вне, был будто отрезан от них. Беззвучно вздохнув, Сохель прикрыл глаза и еле заметно нахмурился. И всё же он немного переоценил свои нынешние силы. Немного «поиграться» с размерами дома оказалось для него не так уж и просто, как он себе это представлял. От него потребовалась определённая степень… Сосредоточенности.       По этой причине Князь и сохранял неподвижное положение, чем заставил изрядно поволноваться Милосерднейшего. Кажется, не прошло и пары мгновений этой тягостной тишины, как Владыка Целительства предпринял неуверенную попытку отговорить его от столь необдуманного шага. Впрочем, существовала вероятность того, что тот говорил с ним о чём-то совершенно другом. Дело в том, что Сохель не мог понять, что тот говорил, но всё же уловил нотки беспокойства в его голосе. Возможно, тот всего лишь спросил его о том, что всё-таки происходит.       Успешно окончив своё дело, Князь Хвори открыл глаза. На один короткий миг в них промелькнул тусклый зелёный огонёк, который уже в следующее мгновение рассеялся, не оставив и следа своего присутствия.       В комнате, в которой они вдвоём находились, всё ещё было довольно тихо, однако до них всё же начали доходить звуки беспокойного леса. Окно, которое находилось возле потрёпанной входной двери, исчезло, впрочем, как и все остальные окна в комнате, которая стала «ядром» его нового дома.       Убедившись, что всё и правда прошло успешно, Сохель с неприкрытым самодовольством на лице широко улыбнулся, посмотрев на взволнованного Владыку, который явно не собирался вслух восхищаться результатами его тяжёлого труда. Разочаровавшись в реакции Владыки, тот махнул рукой. Кряхтя, Князь Хвори поднялся с постели и, вновь потянувшись, размял затёкшее после сна тело, после чего направился в сторону одиноко стоявшего в углу комнаты деревца. - Теперь нам нужно найти для тебя новое место. Понимаю-понимаю, ты весьма болезненно воспринимаешь неожиданные переезды, но тут совершенно нет света. Как ты собираешься жить в комнате без окон? Понимаю, тут вообще нигде нет солнечного света, но лунный-то свет тоже весьма хорош. Как говорится, лучше с ним, чем без него… Ну же, не будь глупцом. Прекрати строить недовольные гримасы, ты сразу начинаешь выглядеть глупым, - обхватив глиняный горшок и подняв его, практически беззвучно пробормотал Сохель, после чего обернулся к юноше. Ещё до того момента, как он успел что-то ему сказать, Иасон поднялся со своего места и поспешил вслед за ним, лишь в последний момент обернувшись и посмотрев в сторону стола. – Не беспокойся, с твоим добром ничего не случится. Сначала поедим немного, наберёмся, так сказать, сил, после чего приступим к моему лечению, - произнеся эти слова, он развернулся и направился к двери.       Подойдя к ней, Сохель за неимением у себя дополнительной свободной руки, собирался было молча кивнуть, призывая ту открыться, однако в последний миг сбоку от него показалась рука юноши. Он поспешно повернул дверную ручку, после чего плавным движением толкнул дверь, открывая проход наружу. Князь Хвори слегка повернул голову и кивнул Владыке в знак благодарности, первым выйдя из комнаты.       За дверью находился просторный, но довольно-таки скупо обставленный коридор, в конце которого открывался удивительный вид на застеклённую террасу. Тёмно-зелёные ветви елей, окутанные полупрозрачным молочным туманом и освещённые холодным сиянием луны, соударялись друг о друга, а стволы древних деревьев жалобно поскрипывали, вкупе создавая немного пугающие, подавляющие звуки. Дом Князя Хвори находился в самой глубине елового леса, который плотным кольцом окружал Закатную Долину, являясь естественным барьером, отделяющим земли, находившиеся под защитой Владык, от земель, что пребывали под властью Князей. Мало какой смельчак был способен пройти через эти леса, не потеряв при этом ни одну из своих конечностей, поэтому пересечение границы и происходило только лишь через относительно безопасную Закатную Долину.       Сохель на миг коснулся взглядом приятного сердцу пейзажа за окном, после чего с заметно более унылым видом оглядел представший пред ним коридор. На одном слегка аляповатом комоде да нескольких бездушных картинах его талант к украшению комнат, собственно, и окончился. Впрочем, о том же самом не говорила, буквально кричала и обстановка изначальной комнаты Князя Хвори, которой некогда занимался лично он сам. Но ничего, ему самому и так было довольно неплохо. По крайней мере, он себя в этом старательно пытался убедить. А если пододвинуть комод немного дальше по коридору, а сверху на него поставить что-нибудь яркое и необычное, цветок там какой или статуэтку, то станет ещё лучше. Да, для этих унылых серых стен один несчастный цветочек действительно мог показаться чем-то необычным.       На похолодевшем лице Князя Хвори вновь расцвела довольная улыбка, после чего он посмотрел на деревце, которое всё это время продолжал держать в своих руках. Пробормотав себе под нос что-то о том, что «после всех его стараний, оно должно отплатить ему, послужив во благо красоты его милого дома», он с серьёзным видом направился в сторону комода, намереваясь пристроить деревце сбоку от него, но в последний миг остановился и в голос рассмеялся, после чего обернулся к Владыке Целительства. На лице того, как он и предполагал, наблюдалась некоторая растерянность и полнейшее непонимание ситуации. - Кажется, я наконец-то разобрался, где находится кухня. Пойдём, я отведу тебя.       Вновь поудобнее обхватив глиняный горшок, Сохель двинулся дальше по коридору, еле слышно продолжая подкалывать растение, чьи зелёные листочки, казалось, на мгновение затрепетали несколько сильнее, чем должны были бы.       Получившаяся у него кухня оказалась довольно просторной, и, в отличие от бездушного унылого коридора, куда более обжитой и светлой. Может, потому что в основу её создания Князь Хвори положил уже хорошо знакомую ему кухню? В любом случае, выглядела она вполне достойно. К тому же, в ней находилось всё, что могло пригодиться во время приготовления еды. Кроме того, к ней ещё и примыкала кладовая, которая была до самого верха набита всевозможными овощами, фруктами, приправами и мясом с яйцами, даже для каш место отыскалось. Да, над кухней Сохель действительно постарался.       Немного подумав и решив на некоторое время пристроить деревце на подоконнике кухни, Сохель с шумом отодвинул табурет от стола и удобно устроился на нём, тут же подперев голову рукой. Он собирался наблюдать за тем, как Иасон пару раз плавно взмахнёт руками, после чего произнесёт вслух какое-нибудь кулинарное заклинание: кладовая тут же откроет им своё нутро, чтобы в следующий миг из него наружу вырвались ровные ряды овощей, в это же время вспыхнет яркое пламя печи, словно первая звезда на ночном небе, а ножи и кастрюли бодро загремят, призывая как можно скорее дать им задание. Сохель ожидал возникновения суматохи, шума, однако действительное развитие событий его неожиданно удивило.       Никакого шума не было, было лишь сосредоточенное лицо юноши, который своими собственными руками бесшумно достал с полки небольшую кастрюлю и, наполнив её водой, поставил греться. После этого он, задумчиво посмотрев перед собой, направился в сторону кладовой и скрылся внутри неё, явно решив лично набрать ингредиенты для их будущего завтрака. Князь Хвори пододвинул свой табурет ещё поближе к столу и, поменяв одну руку на другую, вновь подпёр голову рукой. Его задумчивый взгляд неотступно следовал за фигурой юноши, который спокойно, но в то же время уверенно совершал каждое своё действия. - Так ты кашу на завтрак собрался готовить? – осмотрев то, что принёс с собой Иасон, немного удивлённо спросил тот.       Прошло так много лет с тех пор, когда он завтракал кашей. Чаще всего Сохель и вовсе пропускал утренний приём пищи, просто закусывал чем-нибудь лёгким днём и лишь на ужин позволял себе наесться досыта. Конечно же, если у него для этого находилась подходящая компания. Правда заключалась в том, что Князьям и Владыкам вовсе не было обязательно есть каждый день. Без еды они могли ощущать некоторый дискомфорт, неясное ощущение голода, однако точно уж, в отличие от смертных, не умерли бы. Поэтому Сохель был немного удивлён, когда тот всё-таки проявил желание что-то приготовить им на завтрак. - … - услышав сложные эмоции в его голосе, Владыка Целительства поднял взгляд и несколько мгновений молча смотрел на него, после чего отвернулся, продолжив в своём спокойном, но уверенном темпе готовить для них завтрак. – …В твоём и без того ослабленном состоянии тело нужно стараться держать сытым, но в то же время не есть что-то слишком тяжёлое. Каша будет в самый раз, - спустя недолгое время всё-таки произнёс тот. - Что ты! Ты только не подумай, что я будто ребёнок маленький из-за каши капризничать начну. Как мой уважаемый лекарь скажет, так всё и будет, - выпрямившись, замахал тот руками. – Я просто немного удивился, - почти сразу же продолжил говорить тот. Иасон на миг обернулся, слегка приподняв светлые брови. – Просто я до этого момента и не подозревал, что светоч медицины, написавший несчётное число всевозможных трактатов, на которые молится каждый уважающий себя целитель, умеет готовить, - с улыбкой на лице пояснил тот, кивнув в сторону их активно готовящегося будущего завтрака. - … В этом ничего странного. До становления Владыкой Целительства я в течение долгого времени был самым простым учеником своего Наставника, который должен был сам для себя готовить, - коротко пояснил ему Иасон.       Стоило ему услышать его слова, как улыбка Князя Хвори стала самую малость шире, однако в то же время она полностью покинула его глаза. Интересно. Очень интересно. Значит, по прошествии всех этих лет Иасон всё ещё помнил о тех днях, которые он провёл, будучи простым учеником предыдущего Владыки Целительства? Знал ли об этом удивительном факте кто-либо ещё помимо них двоих?       Церемония передачи титула по своей сути была куда более зловещим процессом, чем это могло показаться на первый взгляд. На самом деле это вовсе не было добровольным уходом Владыки на тот свет, в процессе которого происходит передача «предыдущего поколения» всех своих полномочий «следующему». Во время этой церемонии в каком-то смысле умирал не только сам предыдущий Владыка, но и его ничего не подозревающий преемник.       Душа каждого из Владык или Князей состояла из трёх равноправных частей: силы, воспоминаний и чувств. Считалось, что во время церемонии передачи титула Владыка иль Князь передавал своему преемнику «силу», а также определённую часть своих «воспоминаний», которые были связаны с исполнением ими их обязанностей. Свои же «чувства» они целиком забирали вместе с собой в могилу. Однако на деле всё происходило несколько иначе.       Все три части души предыдущего владельца проникали в тело своего избранного преемника, объединялись с его душой, после чего постепенно «разъедали» её. Не только чужие воспоминания, но и чужие чувства постепенно вытесняли изначальные чувства и воспоминания человека. Занявший место своего предшественника преемник, по итогу, ничем не отличался от того. Накопленная же с годами жизни душевная усталость, главная причина принятия решения участвовать в церемонии, никуда не девалась, неподъёмным камнем ложась на плечи новоиспеченного Владыки. По этой причине с течением времени церемонии передачи титула постепенно начали проходить всё чаще и чаще. Взять хотя бы в качестве примера Владыку Справедливости. Нынешний преемник первого Владыки был уже шестым или седьмым по счёту. Предыдущий верховный судья исполнял свои обязанности на протяжении отрезка не больше пяти-шести десятков лет, что было невероятно мало для них.       И тут Иасон, Владыка Целительства, который принадлежал ко «второму поколению» Владык, неожиданно заявляет ему о том, что он всё ещё помнит свои ранние годы. Он каким-то образом смог сохранить свои собственные воспоминания? Но как ему это удалось? Взгляд Сохеля еле заметно потемнел, но он довольно скоро отогнал от себя мысли об этом. Нет, этого просто не могло быть. Мальчишка, скорее всего, за такими громкими словами попытался скрыть своё необычное для Владык увлечение. И почему он только постеснялся честно признаться ему, что любит в свободное время готовить? Потому, что они всё ещё были недостаточно близко знакомы? Но ведь они уже спали в одной постели не один и не два раза, так что это звучало глупо, впрочем, в случае юноши, это вполне могло оказаться правдой. - Знаешь, а ведь я как-то пару раз случайно наблюдал за тем, как готовил один мой очень хороший знакомый, - задумчиво произнёс Князь Хвори, посмотрев в сторону окна, за которым слабо покачивались старые скрипучие ели. – Этот знакомый во время готовки любит без конца повторять, что приготовление пищи – это тоже своего рода искусство, что в каждом блюде, которое он готовит, находится маленькая частичка его души... А после этих слов он как-то раз добавил, что у меня ничего не получается приготовить потому, что души у меня нет, - Сохель фыркнул, вспомнив тот их разговор. – Но, знаешь, мне кажется, что тогда он немного лукавил. Однажды я заявился к нему сильно не вовремя, он тогда старательно готовил для человека, которому… Которому отдано его сердце, его самому дорогому в целом мире человеку. Так вот, это нужно было видеть! Никакого искусства, никакой лёгкости в движениях и насмешливого тона в голосе. Он был таким сосредоточенным, так сильно хмурился из-за напряжения, отмеряя точные соотношения ингредиентов, хотя раньше делал всё на глаз. Он так хотел порадовать дорогого человека, поэтому вложил в готовку всю свою душу, но, по итогу, получилась такая пресная гадость, что это трезвым есть было невозможно. Так что, думаю, души тоже должно быть в меру, - подвёл он итог, после чего еле слышно пробормотал, - должно же у меня хотя бы немного её наскрестись? - …А тому «самому важному для него человеку», для которого он готовил, понравилось? – неуверенно подал голос юноша. Сохель тут же усмехнулся, повернувшись к тому лицом. - Ему-то? Тот человек совершенно всеяден, так что да, конечно, - коротко кивнул он. – Даже и слова о том, что у него какая-то бурда в этот раз получилась, не сказал. Сидел, уплетал себе за обе щёки и смеялся, до нельзя довольный. - Тогда нельзя говорить о том, что ужин был испорчен. Самое главное, что «тому самому человеку» всё понравилось, - убеждённо произнёс юноша. – Значит, старания твоего знакомого не были напрасными и его душа всё-таки смогла достигнуть через еду душу другого человека.       Князь Хвори приподнял в удивлении брови, после чего неожиданно рассмеялся так громко, что чуть не свалился с табурета. Схватившись за столешницу и всё-таки сумев удержаться, он сквозь смех выругался, после чего с широкой улыбкой на лице посмотрел в сторону растерянного глядевшего на него Иасона. - После того ужина мой знакомый сидел и половину вечера плакался мне о том, что он своими собственными руками всё испортил. Я тогда успокаивал его точно такими же словами, после чего осторожно намекнул об этом же «тому человеку». Кажется, тот после этого в течение нескольких месяцев без остановки нахваливал тот «испорченный» ужин, - вытерев проступившие из-за смеха слёзы рукавом своей рубашки, рассказал тот. – В любом случае, хочу тебя предупредить, что если ты попытаешься вложить в эту кашу свою душу, то делай это умеренно, не испорть её. Я, конечно, едок отнюдь не привередливый, но и не сказать, чтобы совсем уж всеядный.       Рука юноши на мгновение остановилась, после чего вновь продолжила помешивать медленно варившуюся кашу. Довольный тем, что ему удалось слегка поддразнить юношу, Сохель снова посмотрел в сторону окна. Интересно, как там они поживают? Давненько от них не приходило весточек. Конечно, среди жалоб, принесённых Матом, было несколько, посвящённых им, но ничего особого в них не было. Может, это даже неплохо. Возможно, у них настолько наладились дела, что посторонним в их тихом, полном счастья мирке места уже не осталось.       Тем временем каша продолжала медленно вариться. Иасон кружил вокруг маленькой кастрюльки, то и дело что-то подбрасывая, а после помешивая кашу. Сохель задумчиво смотрел в окно, слегка притоптывая ногой и от нечего делать негромко напевая какую-то песенку себе под нос. Вовсе не бойка, она скорее могла показаться медленной и тянущейся. В ней не было слов, а если когда-то те и существовали, то они уже давно растворились в истории, оставив лишь протяжное «ммм» на своём месте.       За их ничего не значащими разговорами время прошло на удивление быстро. Не успел Сохель и глазом моргнуть, как перед его лицом появилась тарелка с горячей кашей, в которую спустя мгновение опустилась ложка. Князь Хвори пару мгновений посмотрел на свою миску, после чего поднял взгляд на юношу и кивнул ему в знак благодарности, приступив к завтраку лишь тогда, когда тот занял своё место напротив него. Отправив первую ложку в рот, Сохель оказался приятно удивлён. - Знаешь, а ведь не так уж и плохо получилось, мне нравится, - искренне похвалил он того, после чего принялся куда охотнее отправлять полные каши ложки в рот. Пусть пища не так уж и важна для них, однако ощущение горячей вкусной еды на языке и приятной тяжести в животе куда лучше, чем ничего. - Рад, что тебе понравилось, - кивнул ему Иасон, после чего тоже принялся за еду.       Спустя несколько мгновений до постепенно опустошающего тарелку Сохеля донёсся хорошо знакомый ему аромат облепихи. Резко подняв голову, он, не выдержав и повернувшись словно пёс на запах, увидел небольшой чайничек, в котором тем временем заваривался чай. На его лице вновь отразилось лёгкое удивление, после чего его взгляд переместился в сторону юноши. - Я заварил чай с облепихой, - неуверенно сказал тот. – Ты не против? – Князь Хвори мотнул головой, после чего вновь вернулся к поеданию завтрака.       Каша и чай. Стойкий запах облепихи. Из-за сквозняка тот постепенно выветривался, а каша становилась холодной и невкусной. Когда это было? Посмотрев на ложку с кашей перед собой, Сохель слегка нахмурился. Вероятнее всего, эта часть воспоминаний также не была ему доступна, поэтому он мог сколько угодно пытаться поймать это смутно знакомое ощущение за хвост, но так и не вспомнить, где и когда это происходило. Но раз он этого не помнит, значит, это воспоминание не такое уж и важное, правильно же? Всё, что ему нужно было для полноценного существования, ему предоставили, излишек же не был столь важен, чтобы лишний раз тревожить «ту сторону».       После завтрака, вдоволь наевшись, они вернулись в комнату, которая за время их отсутствия приобрела более аккуратный и обжитый вид. Вдоль стен выстроилось несколько одинаковых шкафов с одеждой, а старая скрипучая кровать, которая совершенно не выглядела так, словно на ней действительно мог спать Князь, сменилась на довольно просторную мягкую постель. Возле кровати стоял всё тот же крепкий деревянный стол, на котором аккуратно были расставлены подготовленные Иасоном лекарства.       Пройдя к кровати, Сохель опустился на неё и вытянул ноги, после чего выжидающе посмотрел на юношу. И что теперь ему нужно делать? Поев, прежде невероятно непослушный больной решил в знак благодарности стать более покладистым. Этим его решением Владыке Целительства нужно было как можно скорее воспользоваться, пока его отвратительный характер вновь не поднял свою голову. - Раздевайся, - коротко произнёс юноша с необычайно серьёзным выражением лица. Сохель тут же усмехнулся. Извините уж, но он просто не мог промолчать. - Совсем? Полностью, то есть? – растянув губы в улыбке, поинтересовался он, слегка наклонив голову к плечу. - Полностью не нужно, по пояс будет достаточно, - мотнул тот головой.       Пока Сохель послушно стягивал с себя светлую льняную рубашку, тот подошёл к кровати и сел рядом с ним. Сняв рубашку, мужчина бросил её на другую половину кровати, после чего повернулся юноше: - Так, задание выполнено. Что мне делать дальше? – он выпрямил спину и выжидающе посмотрел на своего лекаря. Отчего-то его переполняло благодушие и лёгкое любопытство. Что же тому всё-таки удалось придумать? Может, ему всё-таки удастся вылечить его? - Нет, ничего. Больше ничего тебе делать не нужно, я сделаю всё остальное, - покачал головой юноша.       После этих слов Иасон, повернувшись к нему лицом, поднял руку и осторожно прикоснулся к щеке мужчины. Сохель почувствовал, как задрожали наложенные на лицо иллюзии. Сообразив, что они могут помешать процессу лечения, он тут же послушно их снял. От его щеки вниз по шее и до района проекции сердца на груди «ярко цвёл» поистине огромных размеров тёмно-бордовый кровоподтёк. Множество крупных и мелких тёмных точек, то исчезали, то появлялись, в каждое мгновение то увеличивая, то уменьшая насыщенность этого «пятна». Несчётное количество неразборчивых слов рождалось и умирало в районе его сердца, желая, но не находя в себе сил пробиться внутрь, под кожу, чтобы разорвать его душу на мелкие кусочки.       Пожалуй, Князь стал первым за многие годы серьёзным противником болезни Кистны. Как бы сильно она ни пыталась пробиться, ей не удавалось проникнуть глубже, тем самым отравив собой не только его плоть и кости, но и душу. Поэтому она, сгорая от гнева, рвала его мышцы изнутри и исступлённо сдавливала внутренние органы, вызывая ужасающую по своей силе боль, но тот совершенно её не чувствовал. Тогда пришла очередь голосов, которые оказались куда действеннее.       Не скрывая своего интереса, Сохель наблюдал за тем, как сидевший перед ним юноша с крайне серьёзным видом разглядывал огромное пятно, покрывавшее почти всю его грудь. Передумает ли тот лечить его? Отступит ли? Это явно не было самым началом болезни, это уже больше походило на этап исхода. Печального, утратившего всякую надежду на лучшее исхода. Если бы сила его воли оказалась хотя бы немного слабее, а голоса в его голове на протяжении всего этого времени были бы всё такими же громкими, то он бы уже давно сошёл с ума и своими собственными же руками свернул себе шею. Но он не испытывал физической боли, а голоса были каким-то чудесным образом заглушены Владыкой Целительства, поэтому-то он и смог вполне успешно продержаться вплоть до сегодняшнего дня. - Сейчас будет больно, - подняв на его лицо взгляд, предупредил его юноша. - Ничего страшного, - махнул рукой Сохель. - Голоса тоже вернутся, - добавил тот тут же. -… А вот это уже куда менее приятная новость, - он натянуто улыбнулся и покачал головой.       После этого Сохелю велели лечь на кровать, и он тут же послушно лёг, продолжая внимательно следить за действиями юноши. Он мысленно отмечал каждое его движение, сравнивая со всеми уже известными ему ритуалами. Если бы хотя бы одно из его действий немного совпало с теми ритуалами, которые не были связаны с лечением и которые могли бы хоть как-то задеть или потревожить его душу, то мальчишку бы не спасло то, что он прежде накормил его вкусной кашей и напоил любимым чаем с облепихой.       Однако ничего подозрительного Владыка Целительства так и не сделал. Разобравшись с разложенными мисками, он взял в руки одну из них, после чего достал из воздуха кисточку. Обмакнув её в сильно пахнущую карминового цвета жидкость, Иасон потянулся к Сохелю и принялся медленно очерчивать на его лице, шее и груди границы кровоподтёка. В первое мгновение Князю Хвори стало чуть-чуть щекотно и самую малость холодно. Не сумев сдержать смех, он еле слышно усмехнулся. Однако его веселье довольно скоро подошло к своему концу.       Сохель услышал постепенно нарастающее шипение. Казалось, будто огромная змея проникла в его голову и обвила его мозг. Это странное шипение не было однородным. Постепенно оно становилось всё более и более разрозненным, до него начали доноситься отдельные слова. Это были всё те же голоса, которые преследовали его прежде, но в этот раз их было так много, что они слились в единое низкое шипение. Его проклинали, ему от всей души желали мучительной смерти, но в то же время его умоляли, его просили умерить свою жестокость. Он был тираном, которому в голос желали смерти, но в то же время его боялись свергнуть, потому что только он один мог поддерживать столь хрупкий мир.       Охваченный этими кричащими голосами, Сохель, выругавшись сквозь плотно сжатые зубы, убрал руки назад и упёрся ими в постель, с силой сжимая в ладонях холодную ткань простыней. Слишком много, слишком громко. Ему казалось, что за всеми этими несмолкающими голосами он потерял самого себя. Кто я? Где я? Но даже эти вопросы он не мог осознать в полной мере. В тот момент, казалось, нечто всеми своими силами пыталось сломать его волю. Её сминали и подавляли, сладко нашёптывая на одно ухо слова мольбы, в то время как в другом звучали яростные слова проклятий.       Он не мог точно сказать, как много времени провёл, продолжая вести неравную борьбу с этими голосами. У него даже не было под рукой бутылки-другой вина, которое смогло бы хотя бы немного заглушить эти нечеловеческие крики. В конце концов в какой-то момент он и вовсе позабыл о том, что его лечат. Стремясь как можно скорее скрыться от голосов, он попытался уйти, забиться куда-нибудь в самый дальний угол, чтобы там вновь попытаться справиться со всем этим, однако его неожиданно крепко схватили за руку и, навалившись сверху, прижали к холодным простыням кровати.       В тот миг он вслух выругался. Проклятья Сохеля были ничуть не мягче и не добрее проклятий, которые в тот момент наперебой звучали в его голове. Наоборот, они были куда более злыми и яростными, предупреждающими, что другому человеку точно более не найдётся места на этом свете, что ему следует как можно скорее самому лишить себя жизни, если он не хочет в страшных муках пасть от его руки. Но другого человека это, казалось, совсем не волновало. Он просто продолжал крепко удерживать его.       Каждый раз, когда Сохель крепко зажмуривал свои глаза, то видел несчётное число ярких вспышек, а когда открывал их, то окружавший его мир становился каким-то мутным, будто размытым. Кажется, он всё-таки не выдержал и расплакался, так ещё и на глазах у ребёнка. Какой стыд, какой позор… Но как много лет прошло с тех времён, когда он в последний раз давал волю своим слезам? Кажется, тогда он был ещё совсем-совсем ребёнком, гораздо меньше этого юноши. Маленький глупый ребёнок, который искренне считал, что его любимый чай с собранной на заднем дворе облепихой сможет помочь ему приободрить отчего-то поникшую мать. Мать. Та ужасная женщина…       Его помутившееся сознание прояснилось всего на несколько мгновений, когда до его носа неожиданно донесся запах горелого мяса. Сохель с трудом приоткрыл крепко зажмуренные глаза и увидел перед собой лицо мальчишки, который сидел на нём верхом. Слабый внешне, он неожиданно оказался удивительно сильным. Юноша умудрялся одной рукой удерживать над головой его руки, а второй наносить на кровоподтёк на груди Князя какую-то дурно пахнущую кашицеобразную субстанцию. Она-то и была тем, что буквально выжигало его кожу, заставляя её гореть в прямом смысле этого слова. Наверняка, это должно было быть невероятно больно, но Сохеля совсем не волновала физическая боль. Его просто удивило, что этот запах горелой плоти исходил не от кого-то ещё, а именно от него.       Кажется, Иасон всё-таки смог заметить, что его сознание немного прояснилось. Владыка Целительства что-то сказал ему, но Сохель так и не откликнулся. Он продолжил молча смотреть на прожигающее его кожу вещество, его зрачки резко расширились. В его широко распахнутых глазах был виден с трудом сдерживаемый страх. Если бы перед ним в тот миг появились всполохи пламени, то он наверняка бы не выдержал и всё-таки скинул бы с себя юношу, но огня не было. Был лишь отвратительный запах горелой плоти.       В следующее мгновение этот отвратительный запах был заглушён ещё более отвратительной горечью какого-то средства, которое юноша неожиданно влил ему в горло, после чего с силой заткнул его рот своей ладонью, не давая ему возможности тут же выплюнуть его, хотя тот так отчаянно мотал головой, пытаясь это сделать. С трудом, но всё-таки проглотив его, Сохель открыл рот по шире и уцепившись за мякоть ладони юноши с силой укусил её, ощутив в следующий миг вкус его крови во рту. Это ощущение немного отрезвило его. Замерев и будто бы даже успокоившись, мужчина в растерянности распахнул глаза, глядя в удивлённые глаза юноши. В следующий момент тот, улыбнувшись, слегка покачал головой, но руку так и не убрал.       Следующая волна голосов накрыла его неожиданно, и в этот раз она оказалась куда более жестокой. Если прежде все звучавшие в его голове голоса были ему незнакомы, то теперь средь них Сохель неожиданно услышал знакомый смех. Такой звонкий, такой искренний. Он ласкал слух и вызывал невольную улыбку, если не знать, что в тот самый момент делал её обладатель. Болезни всё-таки удалось проникнуть немного глубже, с наслаждением вырвав из его сердца самые болезненные воспоминания и теперь ловко ими орудуя. - Ты злишься? Почему ты так сильно на меня злишься? Разве я где-то не прав? Или, может… Неужели настолько тяжело посмотреть правде в глаза? Так увлечённо строить воздушные замки, чтобы те под тяжестью ожиданий в самом конце упали прямо на своего создателя. Мне действительно тебя жаль. Но ведь это ещё не конец. Просто доверься мне и в этот раз. Прежде ты ведь всегда доверял мне, правда же? - холодное дыхание на мгновение обожгло его ухо. И вновь его окружил тот звонкий смех. Смех и запах горящей плоти, его собственной плоти.       Его горло неожиданно сжалось из-за холодной чуть сладковатой жидкости, которую влили ему в горло. Сохель вновь попытался тут же её выплюнуть, но сделать ему это опять же не позволили. Поморщившись и приоткрыв глаза, он с удивлением увидел лицо мальчишки прямо перед своим лицом. Слишком близко. Почему он так близко к его лицу? В следующее мгновение он ощутил на своих губах чужое, немного влажное, чуть сладковатое тепло. Оно вовсе не было мягким, скорее даже жёстким, даже в каком-то смысле подавляющим. Что… Что Иасон прямо в этот момент с ним делал?       Князь Хвори вынужденно проглотил и это лекарство, после чего неожиданно ощутил сильную слабость. Всё его тело внезапно начало казаться ему каким-то ватным, совершенно обессиленным, однако в то же самое время его сознание начало стремительно проясняться. Сохель понял, что Владыка Целительства теперь удерживал его уже обеими своими руками, а его губы были крепко прижаты к его губам, не давая лекарству вылиться из его рта. На лице юноши красовался стремительно темнеющий кровоподтёк, на заживление которого у того явно не было времени. Так он всё-таки успел в какой-то момент ударить Иасона?       Одна очень странная мысль неожиданно посетила его стремительно угасающее сознание. Можно ли теперь считать, что они квиты? Один распустил свои руки, а другой – свои губы. У одного на лице теперь красовался яркий кровоподтёк, а у второго из-за этого странного «недопоцелуя» постепенно начали неметь губы. Так странно, так необычно. Ему столько раз приходилось целоваться с другими людьми, но от всех тех поцелуев ощущение у него было отвратительным, а от этого… Ему отчего-то стало так смешно, что он, продолжая ощущать его губы на своих губах, еле слышно усмехнулся. Юноша, почувствовав это, тут же оторвался от него, но так как он всё ещё продолжал удерживать его руки, отстраниться от мужчины на большое расстояние ему не удалось.       Сумев немного приподняться, Сохель слабо улыбнулся ему в ответ и неожиданно для того вновь поцеловал его. Он почувствовал, как напряглось тело Иасона, однако он не отшатнулся от него, вместо этого с осторожностью ответив на поцелуй, немного усилив силу своего захвата на его руках. Немного настороженный, но постепенно углубляющийся, с одной стороны, и в то же время томительный и тягучий, с другой, поцелуй длился ровно до тех пор, пока Князь Хвори окончательно не погрузился в сон, с еле слышным вздохом опустившись обратно на влажную от слёз и пота подушку.