Облепиховый чай

      Верхние этажи, в отличие от подвала, оказались весьма богато обставлены, полностью соответствуя роскошному фасаду дома Дэйя. На светлых стенах, по которым то и дело мелькали солнечные «зайчики», висело несчётное число картин, принадлежавших кисти различных по стилю и уровню мастерства художников. Объединяло их, пожалуй, только то, что на всех них было изображено бушующее море, чёрные воды которого будто затягивали в себя всякого, кто посмел задержать на полотне свой взгляд. Возникавшее при этом странное давящее чувство немного сглаживалось благодаря стоявшим то тут, то там растениям, большая часть из которых в тот момент бурно цвела, радуя всех окружавших своими яркими цветами и смесью сладких ароматов. К слову, то ли из-за этого «букета запахов», то ли, что вероятнее, из-за удара по лицу, но у Хату жутко разболелась голова, что мешало ему как следует обдумать ситуацию, в которую они с Лукасом попали.       За рассматриванием картин их компания во главе со служанкой незаметно достигла своей конечной цели, одной из множества одинаковых дверей, располагавшихся по одну сторону коридора. Остановившись, они невольно услышали доносившиеся из-за неплотно закрытой двери голоса, один из которых, к искреннему удивлению Хату, показался ему смутно знакомым.       Служанка, быстро проверив свой внешний вид, постучалась, после чего, услышав громогласное «войдите», открыла дверь, пропустив вперёд Хату с Лукасом. В комнате, которая оказалась небольшой, но уютной гостиной, до их прихода находилось трое людей, двое из которых тут же направили свои взгляды на вошедших. И только один из них всё также продолжил стоять, виновато понурив голову.       Встретившись взглядом с обладателем показавшегося ему смутно знакомым голоса, зеленоглазым юношей, с которым они только этим утром договорились встретиться вечером в храме, воин Владыки Войны поднял руку и в обвинительном жесте ткнул в его сторону указательным пальцем. Открыв рот, Хату, впрочем, сразу закрыл его, не зная, что тому, собственно говоря, предъявить в вину. Сирину, прекрасно видевшему это, оставалось только изо всех своих сил сдерживать смех. Ситуация всё же не особо располагала к веселью. - О, так я ещё, оказывается, вовремя вам на помощь пришёл, - слегка приподняв брови, произнёс Сирин, чайной ложкой отделив небольшой кусочек от торта и отправив его в рот. – Как я посмотрю, вас ещё не успели как следует отделать? Хотя вот этот, скажу честно, выглядит как-то неважно, - ткнул тот ложкой в сторону Хату. Клаус, голова которого всё ещё была виновато опущена, тут же всем телом напрягся. – С другой стороны, он всегда выглядел так себе. Может, это его обычное состояние. В любом случае ему же полезно будет. Трудности закаляют характер, правильно я говорю? - Значит, это о них ты мне до этого рассказывал? – басовитым голосом обратился к Сирину мужчина, сидевший напротив него.       То был высокий и довольно-таки грузный мужчина, который, вероятно, не так давно разменял шестой десяток. Дэй, отец на данный момент последней известной пропавшей девушки, мог похвастаться наличием длинной седой бороды, которая, когда тот сидел, достигала его колен. Голос у мужчины сам по себе был громким, а манера общения – жёсткой, отчего при каждом его слове возникало невольное желание для собственной же безопасности отшатнуться от него. Впрочем, на Сирина это будто бы никакого эффекта не оказывало. Тот как ел свой кусок торта, так и продолжал преспокойненько его есть. - Да, они самые, старик, - кивнул тот, вытащив ложку изо рта. – Вот этот неважно выглядящий молодчик, не поверишь, и есть отправленный храмом Владыки Войны воин. Со вчерашнего дня он официально занимается поисками твоей дочери, так что будь добр ответить на все его вопросы, - со с трудом заметным давлением в голосе произнёс Сирин, словно отдавая тому приказ.       Хату тут же бросил в сторону источавшего подавляющую силу господина Дэйя короткий взгляд, ожидая от него незамедлительную реакцию на столь неподобающее поведение, но тот, казалось, и бровью не повёл в ответ на отсутствие и капли уважения в голосе мальчишки. - ...Да что тут вообще происходит? – только и смог пробормотать донельзя удивлённый Хату. - Представляешь, мне сегодня наконец-то повезло вкусить нормальной еды, а то всё похлёбки какие-то да каши неясного происхождения, - Сирин с довольным видом на несколько мгновений прикрыл глаза, после чего нехотя распахнул их и посмотрел на Хату. – Ладно, думаю, ты не об этом хотел узнать. Так и быть, я возьму на себя обязательство объяснить вам обоим, как разворачивались события вплоть до нынешнего момента.       Наблюдая за тем, как Хату с Лукасом всё больше и больше удаляются от храма Владык в сторону дома Дэйя, Сирин чувствовал, как у него в голове без конца звенит внутренний тревожный звоночек. Его не покидало смутное ощущение того, что он забыл что-то важное. Что-то, что могло бы оказаться весьма полезным для тех. Впрочем, раз он не помнил этого, значит, это, по итогу, было не так уж и важно, верно?       Махнув на это дело рукой, Сирин отправился по своим делам. Решив срезать дорогу через рынок, он, конечно же, «чисто случайно» краем уха уловил слова торговца, обсуждавшего с одним из своих покупателей, что нынче в порту как раз проходит разгрузка товара. В этот самый момент юношу и настигло внезапное осознание.       Отправившейся в гости к Дэйю компании, вероятнее всего, не удастся отыскать его дома, ведь тот будет находиться в это время в порту, по своему обыкновению, лично контролируя процесс разгрузки. А раз в доме самого хозяина нет, то за главного там, получается, оставили Клауса, несостоявшегося зятя Дэйя и, соответственно, жениха Иларии, который после её исчезновения, казалось, окончательно потерял голову, не уподобившись, а став ещё более жестокой и беспощадной версией своего тестя. А что это могло означать? Для Хату с Лукасом, собственно говоря, совершенно ничего хорошего. Скорее всего, теперь жизни ни о чём не подозревавшей парочки находились в руках Клауса, то есть в, вероятно, ещё большей опасности, чем прежде.       Спеша предупредить худшее развитие событий, Сирин первым делом помчался к дому Дэйя. Сразу поняв, что Хату с Лукасом, вероятнее всего, тем или иным образом, но уже оказались внутри, он тут же помчался в порт к Дэйю, где быстро объяснил тому, как обстоят дела и кого именно собирается пытать жених его дочери. - Как только я вкратце обрисовал всю ситуацию, он тут же направил сюда слугу, который должен был передать Клаусу, что вы вовсе не какие-то там «подозрительные личности», а наши хорошие друзья, - хлопнув ладонями по коленям, окончил свой рассказ юноша. – Ну а мы вдвоём направились следом за ним. Не прошло и получаса, как случилась наша знаменательная встреча в этой чудесной гостиной. - Уважаемые гости, поверьте, Клаус очень сожалеет из-за возникшего недопонимания и приносит вам свои искренние извинения, - с ощутимым давлением в голосе громко произнёс хозяин дома. - Да, я приношу вам свои искренние извинения. Надеюсь, что данный инцидент не помешает нашему дальнейшему сотрудничеству во время поисков Ила... Госпожи Иларии, - после этих слов Клаус ещё ниже склонил свою седую голову, выпрямившись лишь тогда, когда Хату произнёс: - Ваше поведение… В каком-то смысле тоже можно понять. Вы очень волнуетесь за свою, как я смог понять из рассказа Сирина, невесту. Так что мы с Лукасом не держим на вас зла. Так ведь? – обратился он к светловолосому послушнику. - Да, - поспешно кивнул тот. - Обмен извинений на прощение прошёл успешно, так что мы можем наконец-то перейти к следующему этапу нашей беседы. К слову, чего это вы в дверях до сих пор стоите, словно сбежать собираетесь? Садитесь, тут мест для всех хватит, - Сирин с улыбкой на лице похлопал по свободным местам на диване по обе стороны от себя, после чего обратился к Дейю. – А теперь я всё же закончу представлять вас друг другу. Старик, тот, что повыше да более пострадавшим выглядит, это Хату. Пойму, если не поверишь, но, как я и сказал, он действительно послан Владыкой Войны Идвигом. А тот, что помоложе лицом да поприличнее с виду, это Лукас, он послушник местного храма Владык. - Дэй, отец Иларии. Торговец, - слегка кивнув им в знак приветствия, представился мужчина, после чего обратился к Хату. – Прошу вас принять и мои извинения. Вы были ниспосланы нам в помощь самим Владыкой Войны, а мы поступили с вами столь отвратительным образом. В знак нашего раскаяния, я велю преподнести дары в главный храм Владыки Идвига, - опустив голову, пообещал тот. Его взгляд потемнел, мужчина тяжело вздохнул. – …Если говорить о похищении моей дочери… Скажу вам честно, я сильно сомневаюсь в том, что вам удастся выяснить что-либо сверх того, что нам уже известно. Я и мои люди перевернули весь этот дрянной город верх ногами, обыскали каждую улочку, каждый пыльный закуточек, опросили почти каждого горожанина, но так ничего толком и не выяснили, - с каждым словом его грубый властный голос становился всё тише и печальнее. – Боюсь, что даже посланный Владыкой Войны воин тут совершенно бессилен. - И всё же я попытаюсь, - твёрдо произнёс в ответ воин.       Хату уселся на место по одну сторону от Сирина, тут же приступив к расспросу. Сам юноша тем временем молча взял в руки чашку с горячим чаем, от которого исходил лёгкий облепиховый аромат, и бросил в сторону воина Владыки Войны короткий взгляд. Ободок чашки без труда скрыл его слабую полуулыбку. И всё же воины Идвига недалеко ушли от своего недалекого Владыки. Хату оказался недостаточно силён, чтобы ощутить, что отец и жених Иларии были околдованы, и недостаточно умён, чтобы заметить небольшую странность в рассказе Сирина. Как так вышло, что Дэй прислушался к словам какого-то там мальчишки? Лукас же… Может, ему и удалось ощутить что-то странное, однако он явно не мог понять, что именно не так.       Воин Владыки Войны и правда в тот момент совсем не думал о всех этих странностях. Все его мысли были заняты расследованием. Собственно говоря, целостная картина произошедшего, как он думал, более-менее сложилась в его голове ещё после утреннего разговора с настоятелем. Беседа с отцом Иларии должна была лишь подтвердить уже имеющиеся у него догадки. - Начнём с того, появились ли какие-либо изменения в поведении госпожи Иларии незадолго до её исчезновения? – задал свой первый вопрос воин Владыки Войны. - Моя дочь всегда была тихой хорошей девушкой, я ничего необычного за ней не замечал, - нахмурившись, прямо ответил торговец. - Разрешите вмешаться? – неуверенно вклинился в их разговор Клаус. После получения молчаливого согласия от своего несостоявшегося тестя тот произнёс. – Я не знаю, насколько это можно считать прямо-таки изменением в поведении, но… Илария незадолго до того дня стала будто немного более рассеянной: не сразу отвечала на вопросы, порой замирала и подолгу глядела в никуда. Как-то я поинтересовался у неё о самочувствии. Она ответила мге, что плохо в последнее время спит, вот и засыпает на ходу. - В начале осени ей предстояло выйти замуж. Каким бы радостным ни было это событие, однако это всё же повод для волнений, тем более для такой юной девушки, как моя дочь. Так что в этом нет совершенно ничего удивительного, - произнёс Дэй, покачав головой. Впрочем, воин Владыки Войны не поддержал его в этом утверждении. - Значит, она плохо спала, - кивнув своим мыслям, повторил за ним Хату. – Как мне уже удалось узнать, девушка постоянно находилось под охраной, так что вы должны были быть в курсе об её ежедневных перемещениях. Не могли бы вы припомнить, бывала ли она незадолго до своего исчезновения в каких-либо необычных для неё местах? Или, может, она стала посещать какие-то места чаще, чем прежде? - Последние дни перед своим исчезновением она проводила либо дома, уходя с головой в хлопоты по поводу грядущей свадьбы, либо же в храме, молясь за благополучие будущей семьи, - с тщательно скрываемой печалью в голосе ответил на его вопрос Клаус. И всё же по всему его виду было ясно, что он искренне любил Иларию, и теперь всей своей душой скорбел по ней, подавляя свою печаль бурлящим через край гневом и жестокостью. - …Думаю, на этом всё. Благодарю вас за помощь в расследовании, - на этих словах Хату, к всеобщему удивлению, поднялся с дивана.       В следующее мгновение на него оказались направлены четыре пары глаз, взгляд каждой из которых был одинаково растерян. Сирин отвёл взгляд первым, беззвучно хмыкнул и за раз допил остатки чая. Вывод напрашивался сам собой, Хату уже имел на примете подозреваемого. В том, что его подозреваемый и истинный виновник произошедшего являлись одним и тем же человеком, юноша, однако, сильно сомневался. Впрочем, предупредить об этом настоящего преступника всё же на всякий случай стоило. Как бы сильно Сирин ни хотел наказать того, однако он не хотел, чтобы тот очутился в чертогах Владыки Справедливости. Хоть тот и был непослушным ребёнком, но он всё же был своим непослушным ребёнком, а «своих» следовало защищать.       Первым из четырёх людей, однако, не выдержал и заговорил Дэй: - И это… Всё? Вам больше ничего не нужно у меня спросить? Вы… Точно в этом уверены? – в его голосе прозвучало сомнение напополам с горькой усмешкой.       Казалось, по одной только этой короткой беседе мужчина и сам уже сделал выводы о человеке, которого отправили расследовать дело об исчезновении его единственной любимой дочери, и эти выводы ледяной водой только что погасили едва-едва зародившийся огонёк надежды в его душе. - Да, я в этом совершенно уверен, - твёрдо ответил воин Владыки Войны.       Дэй упёрся лбом в кулак и замер. Да, это всё и правда оказалось бесполезно. Ему больше никогда не удастся увидеть свою драгоценную дочь. Только-только у него на горизонте замелькал бледный лучик надежды, что раз его мольбы достигли самих верховьев реки Руадх, то теперь дочь обязательно вернётся к нему. Но луч надежды оказался жестокой иллюзией, место которой немедленно заняла чёрная грозовая туча. Даже Владыки оказались здесь бессильны. - Ишь, какой уверенный выискался, я даже завидую немного, – поставив пустую чашку на стол, Сирин поднялся со своего места и посмотрел в сторону Дэйя. – Ладно, старик. Ты только сразу не начинай сырость разводить, этот с виду ненадёжный парнишка не так плох, как может показаться на первый взгляд. Всё обязательно будет хорошо... И раз разговор окончен, то пора и честь знать. Нам не нужно сопровождение, я сам выведу их из дома. - Хорошо, - не меняя позы бесцветным голосом произнёс мужчина. Голос, казавшийся поначалу громким и внушающим ужас, стал слабым, едва слышным. - Ох, он меня совсем не слушает, - покачав головой, пробормотал юноша.       Сколь тяжёл оказался их путь до этой гостиной, столь же быстро они её покинули. Устремившись вслед за Сирином, Лукас в последний момент обернулся и с лёгкой печалью во взгляде мысленно отметил, как, на первый взгляд, сильный высокий мужчина, коим являлся господин Дэй, в процессе разговора будто бы уменьшился и сжался вовнутрь, став самым обыкновенным немощным стариком, выглядевшим гораздо старше своих лет. Морщины, мелкой сеткой покрывавшие всё его лицо, стали заметно глубже, а седая борода, придававшая ему облик повидавшего и познавшего многое мудреца, стала обычной серой паклей. - Какой же ты, оказывается, бессердечный, воин Хату, - стоило им выйти из комнаты в коридор, с тщательно скрываемой усмешкой в голосе бросил ему Сирин. – Сам-то он, ясное дело, в этом не признается, но в глубине своей души старик явно надеялся, что ты заглянешь к нему под диван и со словами «о, и как вы только умудрились её не заметить, она же буквально у вас перед носом пряталась» достанешь девчонку оттуда. Старик всем своим чёрным сердцем надеялся и продолжает надеяться на чудо, - покачал тот головой. – Впрочем, он же не хуже других знает, что чудес в жизни не бывает. Но ты мог хотя бы для вида задать ему чуть больше, чем два с половиной вопроса. Это хотя бы создало иллюзию того, что ты и правда пытаешься отыскать Иларию. - Иллюзию? Мне не нужно создавать вид кипучей деятельность, потому что расследование уже подходит к своему завершению, - твёрдо произнёс Хату, посмотрев в сторону окна, на скрывшееся за редкими облаками небо. – Зачем мне задавать целую россыпь ничего не значащих вопросов? Чтобы запутать не только его, но и самого себя? Я спросил у господина Дэйя лишь то, что меня действительно интересовало. Мне осталось лишь переговорить кое о чём с настоятелем. Думаю, после этого я буду почти полностью уверен если не в личности похитителя, то точно в месте, где он и по сей день скрывается. - Да неужели? – усмехнувшись, еле слышно произнёс Сирин, голос которого заглушил искренне удивившийся Лукас: - Правда? - Да, - не менее уверенно подтвердил собственные же слова Хату. – К слову, - неожиданно в его голосе прозвучало неприкрытое подозрение. Прищурившись, он перевёл взгляд с окон на вышагивающего чуть в стороне от него черноволосого юношу, - как так получилось, что ты оказался знаком с господином Дэйем? Ещё и так фамильярно его «стариком» называешь? И почему нам до этого не рассказал, что его знаешь? Если бы ты сразу пошёл с нами, то всего этого не произошло бы!       Сирин бросил в его сторону короткий взгляд, немного удивившись резкому повороту в их разговоре. Немного подумав, Ведающий утвердился в мысли о том, что Хату вовсе не глупый, он просто медленно соображает. Собственно говоря, юноша познакомился с этим старым работорговцем сегодняшним утром, и сделано это было только лишь с той целью, чтобы слоняющийся за этим никуда не годящимся воином Владыка Целительства по молодости да по глупости не пострадал. Для этого он подавил волю сначала старика, а затем и его зятя, чтобы те спокойно поговорили с этой парочкой начинающих следователей. К слову, из-за продолжающегося и по сей момент на разум жителей всего этого дома воздействия он не мог оставить тех надолго в одиночестве. По этой причине у него было ни времени, ни желания отвечать на вопросы Хату.       Вместо этого Сирин развернулся к ним лицом и продолжил своё движение, уверенно ступая спиной вперёд. Прикрыв рот ладонью, он отвёл взгляд в сторону и часто-часто захлопал тёмными ресницами. На его щеках, казалось, появился с трудом различимый румянец: - Ох, тебя и правда так сильно интересует то, как мы с ним познакомились? Но… Это слишком личная история. Не думаю, что вам двоим будет приятно выслушивать такие подробности.       Развлекая себя этой небольшой игрой, Сирин внимательно наблюдал за реакцией этих двоих. Если Хату тут же невольно смутился, поддавшись двусмысленной интонации его голоса, то Иасон нахмурил светлые брови и пристально посмотрел на него, словно без слов требуя от него продолжения рассказа. Впрочем, стоило их взглядам встретиться, как тот тут же заметно расслабился, будто вмиг поняв, что он лишь развлекал себя за их счёт. Сирин, видя это, слабо улыбнулся, после чего уже куда более серьёзно продолжил говорить: - Мы живём в одном и том же городе. Рано или поздно наши пути бы пересеклись, что, собственно говоря, в один прекрасный или не очень, тут уж как посмотреть, день и произошло. Понимаете, негодяи должны быть знакомы, чтобы не мешать друг другу творить свои злодеяния. - Ты, мелкий… - в тот момент и Хату понял, что тот всё это время лишь играл, и разозлился. – В любом случае твой ответ не объясняет его доверительного отношения к тебе, - высказал тому сомнение в искренности его ответа воин Владыки Войны.       Что означало его «рано или поздно пересеклись»? Хату, между прочим, очень много времени провёл в верховьях реки Руадх, где располагаются главные храмы и дворцы целого множества всевозможных Владык, однако повстречал лично одного лишь своего Владыку Войны Идвига. И то «повстречал» - это слишком громко сказано. Хату стоял далеко не в первых рядах, когда тот внезапно решил навестить своих воинов во время тренировки, потому мужчина мог увидеть лишь его размытые очертания, но и это считалось величайшей удачей. Едва ли многим из смертных довелось увидеть Владык воочию. - Пожалуй, это можно назвать моим «природным очарованием». Что поделать, если при взгляде на меня люди тут же начинают желать со мной дружбы? – совершенно бессовестно улыбнувшись, слегка пожал плечами тот.       Внимательно глядя на того, Хату явственно ощутил, что в этой его улыбке было что-то совершенно неправильное. Говоря о своём «несомненном достоинстве», тот будто был самую малость недоволен его наличием. Но почему? Понять это воин Владыки Войны не мог, а Сирин объяснять не собирался, вместо этого развернувшись к ним спиной и продолжив свой путь в нормальном положении.       На протяжении всего оставшегося пути юноша словно стремился доказать правдивость последнего своего утверждения, дружелюбно здороваясь с каждым встреченным в коридорах человеком. Те тут же стремились перекинуться с ним парочкой-другой слов, но юноша лишь отмахивался от них, указывая на Лукаса с Хату и сообщая остальным, что ему «для начала» нужно отвести их к выходу. Эти слова зародили в сердце светловолосого послушника сомнения, которые он, однако, не стремился подтверждать вслух.       Выйдя на улицу, Сирин провёл их через небольшую, аккуратно убранную придомовую территорию, пока они не достигли тех самых ворот, близ которых на них и напали те двое стражников. Пройдя через ворота, Хату с Лукасом сразу заметили, что Сирин не последовал за ними, остановившись у калитки и подперев её плечом. Встретившись со светловолосым послушником взглядом, он помахал ему рукой на прощание. -Ты… Ты не пойдёшь вместе с нами? – увидевший его телодвижение Лукас замер, после чего невольно сделал шаг по направлению к нему.       Отчего-то ему крайне не нравилось то, что тот решил уже второй раз за день отделиться от них. По какой-то причине его охватило ощущение того, что на этот раз их расставание продлится дольше, чем несколько часов. И этому ни в коем случае нельзя было позволить случиться. Во-первых, юноша всё ещё не смог понять, каким образом тот связан с его снами. Кем, в конце концов, Сирину приходились люди из его снов? Во-вторых, Хату успел задать тому вопрос, который на протяжении всего разговора терзал и самого Лукаса, однако ответ юноши оказался ему не по нраву. Сирин точно увиливал от ответа, юноша прекрасно это видел. В-третьих... Собственно говоря, он мог придумать ещё несчётное число всевозможных поводов, чтобы объяснить своё недовольство, однако причина у всего этого была всего одна. Он хотел быть рядом с ним. - Прости уж, но мне тут неожиданно сделали весьма щедрое предложение, от которого я просто не посмел отказаться, - видя, как нахмурился юноша, Сирин не выдержал тёплого чувства, наполнившего его грудь. Плюнув на всё и вся, он оттолкнулся от калитки и за пару шагов приблизился к Лукасу. Его ладонь осторожно опустилась на его светловолосую макушку. – Ну же, прекращай строить такие обиженные мордашки, не ребёнок же. Пойми меня, тут кормят лучше, чем в храме. Да и постель, даю голову на отсечение, мягче. Так что я подумал и решил немного поддержать старого друга в момент горести. Не волнуйся, на днях я обязательно загляну в храм, чтобы навестить тебя, - всё же посчитал своим долгом пообещать Лукасу Сирин, после чего перевёл взгляд на Хату. - Удачи тебе, воин Владыки Войны. И будь осторожнее, отчего-то у меня крайне дерьмовое предчувствие, а предчувствие никогда меня раньше ещё не подводило. - И по этой причине ты так неожиданно решил нас оставить? – приподнял бровь Хату. – Из-за предчувствия? - Ух, какие драматичные обороты за время нашего знакомства ты успел разучить. «Оставить», - юноша слабо покачал головой, и не было ясно к чему относился этот жест. – От того, что я некоторое время проведу с вами порознь, ничего не изменится, мы же всё-таки не друзья «не разлей вода». А если всё-таки и соскучимся друг по другу, то отыскать друг друга всяко сможем. Да и если во мне возникнет какая надобность, то обращайтесь. Вы знаете, где меня найти. Но, уверяю вас, вы ещё сокрушаться будете, что ваши тихие деньки без меня так скоро подошли к своему концу.       Напоследок Сирин одарил их своей широкой улыбкой. Хату, глядя на него, лишь фыркнул, после чего отвернулся, а вот Лукас продолжил пристально смотреть на того. В глубине его светлых глаз будто плескалось целое море тщательно скрываемых чувств. Мальчишка явно был недоволен его решением, но не мог ни себе, ни уж тем более окружающим в этом признаться. Сирин в который раз внутренне умилился тому, насколько очарователен Владыка Целительства. - Я… Буду ждать тебя в храме, - спустя некоторое время с небольшой отстранённостью в голосе произнёс светловолосый послушник, после чего они окончательно распрощались. Сирин проводил их удаляющиеся фигуры долгим внимательным взглядом, после чего посмотрел в сторону дома старика Дэйя, слегка при этом нахмурившись. - Значит, говоришь, что расследование уже близится к концу, - еле слышно пробормотал он, сделав широкий мах рукой. Такие сложные заклинания нужно было снимать куда бережнее, но у него совершенно не было на это времени. Теперь не пройдёт и нескольких мгновений, как обитатели дома вернутся в своё обычное состояние. Конечно, позабыв о произошедшем. – Что же, тогда мне и правда пора приступать к подтиранию чужих задниц, - развернувшись спиной к улице, он сделал шаг и в следующий миг исчез, не оставив и следа. ***       Дорога до храма для Лукаса и Хату прошла в полной тишине. Когда же они достигли конечной точки, встав у дверей храма, воин Владыки Войны повернулся и сказал юноше, что ему необходимо поговорить с настоятелем, а тот пусть будет пока что свободен, после чего поспешно скрылся в глубине храма.       Оставшуюся часть дня Лукас провёл будто пребывая в лёгком оцепенении. Он не сообщил об этом господину Хату, однако на самом деле он разделял ощущение «зловещего предчувствия» с Сирином. И с неуклонным приближением вечера это предчувствие лишь крепло, заставляя юношу испытывать необъяснимое волнение.       Пытаясь хоть как-нибудь справиться с ним, Лукас принялся блуждать по храму, буквально бросаясь помогать то одним, то другим послушникам. Когда они, не выдержав его искреннего, но всё же излишнего желания помочь, выпроводили его следить за главным залом, юноша с готовностью вцепился в это задание. Там он перекинулся парочкой слов с добрыми женщинами-прихожанками, которые тут же в унисон принялись причитать о том, как им не хватает такого же покладистого сына или зятя. Одна из женщин и вовсе начала предлагать познакомить его со своей младшей дочерью, которая «как раз была одного с ним возраста». Немного смутившись из-за напора женщины, юноша пробормотал что-то о том, что ему нужно помочь другим послушникам с приготовлением ужина, после чего поспешно ретировался в сторону кухни.       Собственно говоря, Лукас любил готовить, однако в последнее время его всё реже и реже стали отправлять туда. Объяснялось это по большей части тем, что Лукас «очень ответственный и способный юноша, для которого наверняка найдётся куда более серьёзная работёнка, чем бдение за котелками». Вот и теперь ему собирались было сказать нечто подобное, однако в этот раз он проявил несвойственное ему рвение, и, сдавшись под его напором, ему всё же разрешили остаться.       На кухне за приготовлением ужина Лукас случайно разговорился с одним из более старших послушников храма. Тот, понизив голос, поведал ему свежие слухи о том, что одну деревеньку, располагавшуюся в двух-трёх днях пути от Бадархана, оказывается, захватила какая-то могущественная нечисть, возможно, даже лично сам Амэнтиус, печально известный Князь Празднества и Распутства. Впрочем, с деревенскими наверняка всё будет в порядке, ведь всяко по приказу Владык туда уже кого-нибудь направили. А если это действительно был Князь, то могло случиться и такое, что сам Владыка Справедливости отправится по его душу.       Лукасу, как и остальным послушникам, далеко не раз доводилось слышать о всевозможных «грязных» делишках Князя Амэнтиуса. О нём, возможно, говорили в народе едва ли не чаще, чем о Величайшем. Связано это было, в первую очередь, с тем, как часто тот мелькал средь простых людей. Впрочем, по какой-то неизвестной причине он казался юноше наименее опасным средь остальных Князей. Но, что бы Лукас о том ни думал, его личное мнение никоем образом не принижало тяжесть многочисленных проступков Князя.       Как говаривали в народе, не было от Амэнтиуса спасения молодым и красивым девушкам, больно уж тот был по своей натуре любвеобилен. Нравилось ему к ним во сне и наяву являться, после чего всячески их... развращать. Некоторые даже рассказывали, будто тому, на самом деле, не так уж и важно мужчина перед ним или женщина, главное, чтоб глазу приятен человек был, но правда то была или с умыслом сочиненные выдумки, ясно не было. Те же, кому как-то «посчастливилось» встретиться с ним лично, рассказывали, что тот особо любил хорошенько выпить, так ещё и в большой компании, а потом начать рассказывать различные похабные шуточки. Оканчивалось всё, однако, всегда одним и тем же. Всё же он был Князем не только Празднества, но и Распутства.       Правда, что именно Амэнтиус забыл в той небольшой деревеньке, никто толком не знал. Да и мог кто-нибудь, помимо самого Князя Празднества и Распутства, это знать? Князья никогда ни перед кем не отчитывались, вместо этого разбавляя свою праздную жизнь всевозможными «увеселениями», доставляющими местным жителям одни только неудобства. Наверняка причина пребывания Амэнтиуса в той деревеньке была самой что ни на есть банальной.       Во время ужина воин Владыки Войны так и не появился, Сирина рядом тоже не было. После двух последних дней, которые тот провёл в их компании, Лукас ощутил лёгкую тоску. Не имея иного выбора, он присоединился к другой компании послушников, которые тут же обратили на него всё своё внимание и завалили его целым ворохом всевозможных вопросов. Каждому довелось услышать о прибытии воина Владыки Войны, но едва ли нескольким людям повезло с ним поговорить. В числе этих немногочисленных счастливчиков оказался и Лукас, который после этого стал действительно «нарасхват».       Юноша по мере своих сил пытался отвечать на их вопросы, однако на большую часть вопросов он не знал ответа, меньшая же - касалась деталей расследования, и он не считал хорошей идеей раскрывать им столь важные сведения. Впрочем, довольно скоро вопросы о расследовании подошли к своему концу, и послушники принялись со смущением на лице и любопытством в глазах расспрашивать того о личности самого Хату. Для многих обычных людей приближенные к Владыкам последователи, к которым относились в том числе и подчинённые Владыки Справедливости, воины Владыки Войны и ученики Владыки Целительства, были фигурами ничуть не менее далёкими, чем их уважаемые Владыки. Лукас, конечно же, старался как можно ярче описать положительные стороны мужчины, вызывая всеобщие завистливые, но чаще восхищенные вздохи.       После ужина Лукас вновь вызвался проследить за главным залом. Прихожан ближе к наступлению ночи стало не особо много, и были они, в основном, не многословны. По этой причине юноша большую часть времени был вынужден разглядывать уже выученные им наизусть складки на одеждах Владык, либо вспоминать различные мифы и легенды, повествующих об их подвигах. Конечно же, больше всего историй было посвящено Владыке Войны Идвигу, который чаще всех участвовал в масштабных битвах, от которых у многих захватывало дыхание.       За всё то время, что Лукас провёл в главном зале, он так и не увидел Хату. Юноша уже начал всерьёз задумываться над тем, не случилось ли чего с воином Владыки Войны. К тому же давящее на него предчувствие надвигающейся беды так и не отпустило его. Но что он мог с этим сделать? Обратиться за помощью к настоятелю? Но что он, в таком случае, должен был ему сказать? Что его не отпускает предчувствие надвигающейся беды? Но что это за беда? Где и когда она произойдёт? Лукас и сам прекрасно понимал, насколько размыто и невнятно звучит его предупреждение, поэтому предпочёл просто промолчать.       Впрочем, его предчувствие не успокоилось и с наступлением ночи. Умывшись и переодевшись, Лукас улёгся на свою кровать и прикрыл глаза. Обычно он засыпал если не сразу, то вскоре, однако теперь на него, казалось, снизошла мучительная бессонница. Юноша без конца переворачивался с одного бока на другой, пытался заснуть без подушки, а потом и вовсе кинул ту в ноги и развернулся, однако и это ему не помогло. На мгновение в его голове вспыхнула мысль. Может, ему чего-то не хватает для того, чтобы заснуть? Но он сразу отбросил её в сторону. Лукас спал в одиночестве в этой комнате на протяжении последних нескольких месяцев, так чего же ему могло не хватать?       Его бесцельно блуждавший по комнате взгляд случайно остановился на соседней кровати, после чего упрямо вперился в каменный потолок. Накануне, казалось, Лукас тоже долго не мог заснуть, но потом… Что же произошло с ним потом? Юноша слегка приподнял светлые брови, после чего лёг на бок, глядя на ныне пустующую кровать, временный хозяин которой столь бессовестно променял её на более мягкую и удобную постель.       Спустя мгновение Лукас стыдливо спрятал голову под одеяло. Неожиданно его посетила немного смущающая мысль о том, что днём, взвалив на себя так много дел, он совсем забыл о том, что неплохо было бы снять постельное бельё и отнести его в стирку. Таким образом, на соседней кровати всё ещё было расправлено бельё, на котором спал его вчерашний сосед… Борясь с сумятицей в мыслях, юноша, не вылезая из-под одеяла, с силой затряс головой, пока резко не остановился.       Пав в собственных глазах так низко, что ниже и быть не может, Лукас поднялся со своей кровати, босяком преодолел расстояние между кроватями и лёг на чужую постель, тут же оказавшись в плену хорошо знакомого ему запаха облепихи. Обладатель этого аромата часто приходил к нему во снах, этот же запах исходил и от тела Сирина. Запах, дарующий ему чувство сладкого умиротворения. Ему очень повезло, что запах не успел выветриться за день. Пожалуй, Лукасу следовало поблагодарить за это Владык, потому что иначе он в ту ночь, возможно, и не заснул бы. *** - Мы же с тобой друзья, правильно? Помнишь, что нам говорил Владыка Иасон? Мы все являемся соучениками, поэтому должны помогать друг другу. Понимаешь, у меня неожиданно появились невероятно важные дела, с которыми срочно необходимо разобраться, так что можешь помочь мне отнести эту еду для личного ученика Владыки в «ту самую» комнату?       Слушая заливистое враньё другого человека, Лукас молча смотрел на стоявшего перед ним здоровяка. К сожалению, хотя тот и был немногим младшего его самого возрастом, однако ростом был заметно выше, а его кулаки – сильно тяжелее. Да, Лукасу уже не раз довелось на своей собственной шкуре ощутить, насколько тяжёлые у того кулаки. И если он не хотел удостовериться в этом снова, то ему следовало немедленно согласиться на «вежливую просьбу» своего соученика. Правильно, Владыка Иасон действительно не так давно сказал им, что они «должны стараться помогать друг другу», но только подозревал ли Милосерднейший, как сильно извратят те, казалось бы, простой смысл слов своего Наставника. У юноши не было и, вероятно, никогда не будет шанса спросить у него об этом. - …Мне просто нужно оставить его у двери? – перенимая из чужих рук поднос, спросил Лукас, опустив взгляд на еду. На подносе стояла миска с ещё горячей кашей и чашка с чаем, от которого исходил слабый облепиховый запах. - Если так хочешь, то можешь и внутрь заглянуть. Посмотрим, что из этого выйдет!       Так и не дав тому ответа, здоровяк с видимым дружелюбием хлопнул его по спине, отчего юноша чуть было не выронил поднос из рук. Благо, в этот день удача оказалась на его стороне, и Лукасу всё же удалось не только устоять на ногах, но и не расплескать горячий чай. Здоровяк же тут же в голос загоготал, ленивым развязным шагом направившись в сторону своих друзей, которые всё это время стояли немного в стороне от них. Лукас на мгновение коснулся их компании взглядом, подумав о том, что если бы он попытался отказаться, то тяжесть своих кулаков ему показал не только сам здоровяк, но и сопровождавшие его юноши. Вздохнув, он развернулся и медленно поплёлся в противоположную от них сторону.       Последние несколько недель в обычно тихой обители Владыки Целительства было крайне неспокойно. Средь учеников Милосерднейшего быстро распространился слух, что прежде пустовавшие «полуночные покои» неожиданно оказались заняты одним не только необычайно важным, но и очень тяжёлым больным, лечением которого их Наставник занялся лично. Последнее особенно сильно взволновало учеников, ведь, как всем было хорошо известно, Владыка Иасон брал покровительство над пациентами лишь в исключительных случаях. Кроме того, лечением этого «неизвестного тяжело больного» Владыка занимался не один, ему помогали ежедневно сменявшие друг друга личные ученики, одному из которых Лукас и нёс завтрак.       Конечно, всех учеников буквально переполняло любопытство. Кем являлся тот таинственный больной, который занял «полуночные покои» и лечением которого занимался лично Владыка Иасон? Конечно, спросить об этом прямо у Наставника никто позволить себе не мог, поэтому ученики решили отправиться по более длинному и извилистому пути, принявшись расспрашивать об этом личных учеников Милосерднейшего.       Средь них, как это обычно и бывает, встречались, как и не особо общительные люди, так и те, кого принято называть «душой компании». Однако в этот раз реакция на расспросы у всех этих, безусловно, очень разных людей была совершенно одинаковой. Чаще всего, они начинали хмуриться, качать головой или даже отводить взгляд в сторону, после чего искренне просили простых учеников «ради своего же спокойствия не лезть в это дело». Конечно, их предупреждения не только не умерили чужое любопытство, но и ещё больше распалили его. Ученики начали с ещё большим жаром пытаться докопаться до истины, а некоторые, собрав волю в кулак, по ночам даже предпринимали попытки пробраться в «полуночные покои», чтобы «всего лишь одним глазком» взглянуть на этого гостя. Впрочем, все попытки резко прекратились в тот день, когда из крыла Владыки Целительства с воплями ужаса выбежал один из учеников.       Давясь собственными слезами вперемешку с соплями, он дрожащим голосом поведал остальным, что после того, как он лишь слегка приоткрыл дверь и заглянул внутрь «полуночных покоев», его тут же охватили ужасающие ведения. Его без конца пытали и убивали, исцеляли, а потом вновь пытали и убивали. Он помнил, как его тело ярко вспыхивало, словно факел, от огня, который тот не мог потушить. Казалось, его плоть горела до тех пор, пока от него даже костей не оставалось, а потом всё неожиданно резко прекратилось.       В его голове зазвучало множество незнакомых ему голосов. Все они в унисон называли его «убогим», «ничтожным выродком своих ничтожных родителей, который за все годы, проведённые в обители, так ничего и не смог добиться». Поначалу ученик пытался спорить с этими голосами, даже обзывал их в ответ, однако постепенно им всё же удалось сломить его волю, и тот уже сам было начал подумывать о том, чтобы… А потом он неожиданно оказался вытащен из этого мира бесконечных страданий седобородым Наставником, который в самом прямом смысле этого слова дал ему пинка под зад и велел больше никогда не лезть в «полуночные покои».       После этого случая в коридорах поначалу только крыла Владыки Целительства, а затем и всей обители начали появляться различные «аномалии». Прежде короткие коридоры внезапно становились бесконечными, и ученикам приходилось по несколько часов преодолевать путь, на который прежде у них едва ли уходило пару мгновений. Впрочем, вскоре оказалось, что потратить несколько часов на дорогу – это не такой уж и плохой вариант, ведь, по итогу, ты всё же достигнешь конечную точку своего пути. Как показало дальнейшее развитие событий, такого были удостоены далеко не все и далеко не всегда. Всё чаще начали происходить случаи, когда, открывая дверь в коридор, ученики неожиданно отказывались совершенно в другом крыле обители. Или, как гласили слухи, исчезали вовсе.       Довольно скоро связав эти пугающие события с появлением таинственного больного, ученики Милосерднейшего более не смели приближаться не только к «полуночным покоям», но и в целом к крылу своего Наставника, всячески стараясь спихнуть свою работу по доставке еды для личных учеников Владыки Иасона на менее удачливых или же не способных дать им отпор соучеников. Одним из таких «менее удачливых» являлся и Лукас.       Будучи в крыле обители, принадлежавшем Владыке Целительства, напряжённый юноша остановился напротив крайней левой из трёх деревянных дверей, после чего оглянулся назад. За его спиной располагался пребывавший в самом цвету аптекарский огород его Наставника, однако, к большому сожалению Лукаса, никого из людей, кто мог бы ответить на его вопрос, поблизости не оказалось. Ему силой навязали исполнение этого поручения, но даже толком не объяснили, где ему оставить этот проклятый поднос с едой. Перед этой дверью? Или за дверью находится коридор, который оканчивается ещё одной дверью, перед которой он и должен оставить еду? Лукас никогда прежде не бывал в «полуночных покоях», поэтому совершенно не имел представления ни о том, как они выглядят, ни о том, каким конкретно образом они располагаются.       Немного подумав и придя к решению, Лукас неуверенно толкнул деревянную дверь, с внутренним содроганием заглянув внутрь. Перед его глазами тут же замелькали пугающие видения, которые в тот раз описывал заглянувший внутрь соученик, но неожиданно сам юноша ничего так и не увидел. За дверью находилась длинная винтовая лестница, освещённая тёплым сиянием фонарей, в которых плавно парили безмолвные огненные сущности. Не ощущая и тени опасности, Лукас неуверенно зашёл внутрь и двинулся вниз по лестнице, растерянно размышляя о том, что, вероятнее всего, в самом низу и правда будет находиться дверь, у которой он и должен будет оставить еду.       Так, собственно говоря, и оказалось. Винтовая лестница плавно переходила в короткий коридор, в конце которого располагалась простая деревянная дверь. Довольный своим решением юноша подошёл к ней и, согнувшись, поставил поднос с едой возле двери. Вероятно, когда личный ученик устанет и захочет есть, то сам выйдет и заберёт поднос. Остановившись на этой мысли, Лукас выпрямился и развернулся было спиной к двери, когда та неожиданно совершенно беззвучно приоткрылась. Юноша тут же низко склонил свою голову, готовясь к тому, что из «полуночных покоев» выйдет если не сам Владыка Целительства, то точно его личный ученик. Однако даже по прошествии некоторого времени никто так и не вышел из комнаты. Дверь же очень медленно распахнулась, являя любопытному взгляду юноши то, что находилось внутри.       Так и не столкнувшись с Наставником, Лукас медленно облегчённо выдохнул, невольно залюбовавшись представшим перед ним видом. Даже посреди светлого солнечного дня в «полуночных покоях» продолжала безгранично властвовать луна, освещавшая своим холодным сиянием центр комнаты, где располагалась кровать, которая была густо оплетена находившимся в самом цвету лунным барвинком. Однако, стоило юноше присмотреться немного внимательнее, как он неожиданно понял, что увиденная им картина была вовсе не такой мирной и спокойно, какой показалась ему на первый взгляд. Тёмно-синие простыни постели были смяты, одело было сброшено на пол. Часть прекрасных цветов была вырвана с корнем и бесцельно разброшена по округе, а другая по какой-то неизвестной причине начала гнить, отчего в покоях повис сладковатый запах гниющих растений. - Как… Как ты здесь оказался?