Облепиховый чай

- Как… Как ты здесь оказался?       Внезапно раздавшийся из-за спины Лукаса мужской голос, казалось, совершенно не имел тона. Отрешённый от всего мирского, абсолютно пустой и даже безжизненный, этот голос оказал на до смерти перепуганного ученика Владыки Целительства подавляющее действие: от волнения все его внутренности будто сжались в тугой комок, а со лба вниз по щеке стекла капля холодного пота. Однако отчего-то в тот миг Лукасу стало не только очень страшно, но и очень… Одиноко?       Вздрогнув всем телом, юноша, смутно понимая, кто именно с ним заговорил, попытался было обернуться, чтобы немедленно низко склонить свою непутёвую голову и от всего своего перепуганного сердца извиниться за вторжение, но внезапно ощутил, что просто-напросто не может развернуться к тому лицом. Нет, не только развернуться, в то мгновение он не мог пошевелить ни одной из своих конечностей, замершей от страха статуей оставшись стоять на месте. - Я… я… - только и мог, что без конца повторять «я», Лукас в тот момент. - Поразительно, - вопреки произнесённому слову совершенно бесцветно произнёс мужчина.       После этого за спиной Лукаса раздались тяжёлые неторопливые шаги, словно человек, превозмогая боль или слабость, силой заставлял свои ноги передвигаться. Приняв этот звук за косвенное подтверждение возникших у него в мыслях догадок, ученик Владыки Целительства внутренне задрожал. Неужели в этот день его удача была настолько «велика», что ему «повезло» столкнуться с тем самым «таинственным пациентом», источником стольких бед, настигших их обитель в последние дни?       И что тот теперь с ним сделает? Не побьёт же, правильно? Пусть Лукас и не мог увидеть лицо этого человека, однако голос мужчины слышал отчётливо. Такой голос… Отчего-то юноша был уверен в том, что такой голос не мог принадлежать человеку, который был бы «одного поля ягодой» с некоторыми соучениками Лукаса. Так что тот навряд ли поднимет на него руку. Впрочем, некоторым могущественным созданиям даже не нужно было поднимать руки, чтобы обратить своего противника в пыль.       Именно в тот момент, когда в голове Лукаса промелькнула столь не обнадёживающая его мысль, их с «таинственным пациентом» взгляды неожиданно встретились. У обладателя этих тяжёлых шагов оказались необыкновенные тёмно-зелёные глаза, тьму в которых будто «разрезали» светло-зелёные прожилки. Словно зелёные листочки молодой берёзы, каким-то чудом затесавшейся средь высоких елей.       У поражённого юноши было донельзя глупое выражение лица, но он просто не мог справиться с переполнившими его при одном только взгляде на «больного» чувствами. Собственное поведение немного смутило Лукаса. Впрочем, его волнения явно были лишними, ведь мужчину это совершенно не волновало. Молча посмотрев на юношу в ответ, тот слегка прищурился и наклонил голову к плечу, будто пытаясь разглядеть в том что-то. На его лице отразилась некоторая задумчивость.       Невольно взгляд Лукаса также оказался прикован к фигуре «таинственного пациента», впрочем, причина его внимания наверняка по своей сути являлась куда более прозаичной, чем у задумчивого мужчины.       Пусть юноша, по большой части, и носил гордое звание «ученика Иасона» чисто номинально, вместо того, чтобы постигать ремесло врачевания, в основном участвуя в приготовлении пищи для остальных своих соучеников и помогая тем во время уборок помещений обители, однако даже так он всё ещё старался соответствовать своему статусу, тщательно соблюдая требования к внешнему виду: лицо умыто, волосы собраны, а одежда постирана и тщательно отглажена.       Стоявший же на расстоянии нескольких шагов от него мужчина, будучи полной противоположностью этого образцово показательного ученика, выглядел, мягко говоря, необычайно потрёпано. Казалось, будто он только-только поднялся со своей постели, в которой провёл большую часть предшествующего их встречи дня. Его длинные тёмные волосы практически полностью выбились из высокой причёски, опустившись по его плечам вниз по спине, а черная заколка, призванная удерживать их, с трудом скрепляла несколько самых крупных прядей, которые, того и гляди, вот-вот также устремятся за своими собратьями. Его бледное лицо было немного помято, помятыми были и тёмные свободные одежды, в которые тот, будто борясь с холодом, тщательно укутался.       Вероятно, ученик Иасона, по итогу, позволил себе слишком пристально смотреть на него. Заметив к себе явное внимание со стороны юноши, мужчина перехватил его взгляд и прошёл вслед за ним до своих беспорядочно лежавших на плечах прядей волос. Лукасу показалось, что тот, осознав, в каком виде предстал перед юношей, самую малость смутился. Встав к нему в пол-оборота, он слегка приподнял руки и потянулся ими к волосам, будто собираясь привести себя в порядок, однако на середине пути те неожиданно замерли. Широко распахнув глаза, мужчина с нескрываемым страхом несколько мгновений смотрел на свои собственные ладони, после чего резко сжал их и, опустив, отвернулся. - Несчастное дитя, - покачав головой, еле слышно произнёс тот. – Тебе следует как можно скорее покинуть это ужасное место. Для твоего же блага, - неразборчиво добавил он в самом конце. - Почему «несчастное»? – тщательно обдумывая вторую половину его фразы, Лукас, однако, отчего-то в тот момент задал ему именно этот вопрос.       Запоздало поняв, что именно он только что произнёс, юноша собирался было рефлекторно вжать голову в плечи, однако тело всё ещё отказывалось ему подчиняться, так что ему оставалось лишь продолжать растерянно смотреть прямо на «таинственного пациента».       Мужчина, в свою очередь, не отставал от него, в ответ слегка приподняв брови и посмотрев на него с удивлением в глазах. Казалось, будто он не был готов к тому, что юноша сможет сказать аж целых два связанных друг с другом слова подряд. К сожалению, этого всё же оказалось недостаточно, чтобы тот обратил на его вопрос хоть какое-то внимание. Мотнув головой, мужчина развернулся и махнул рукой, отчего Лукас тут же ощутил свободу, после чего медленным шагом направился к расправленной постели. Подняв с пола свалившееся одеяло, он, забравшись на кровать, одним движением укутался в него и, отвернувшись от юноши, замер. Даже его дыхание перестало быть слышным, погрузив «полуночные покои» в полную тишину. - Почему? – после нескольких мгновений тишины внезапно раздался голос юноши.       Спроси его в тот момент кто, почему он не развернулся и не убежал так, что только пятки сверкали, Лукас бы не смог ответить. Мужчина явно не был дружелюбен к нему, честно посоветовав ему убираться из этого места подальше, однако то, как он добавил в самом конце «для твоего же блага», прочно укоренило в сердце юноши мысль о том, что «таинственный пациент» Владыки не был жестоким человеком. Может, он просто не хотел, чтобы Наставник отчитал своего ученика за то, что тот без разрешения проник в «полуночные покои»? Касаемо же его холодного поведения… Возможно, у него просто был не самый лучший день, а тут ещё и Лукас без разрешения вломился в его покои, помешав его отдыху. Если посмотреть на ситуацию с этой стороны, то реакция мужчины становилась более понятной. И если всё действительно так, то теперь юноше следовало извиниться перед ним. Впрочем, он, по итогу, так и не сделал этого.       В ученике Владыки Целительства подняло голову юношеское любопытство. Почему тот молчит, намеренно игнорируя вопрос Лукаса? Своими вскользь брошенными словами мужчина взволновал сердце юноши, после чего замолк, будто язык проглотил. Нет уж, раз сказал «а», то говори и «б»! Конечно же, юноша не имел достаточно смелости, чтобы произнести эти слова вслух, потому слегка подрагивающим от волнения голосом лишь ещё раз повторил свой вопрос. Но и после этого «таинственный пациент» ему не ответил, словно и правда нарочно делая вид, что не слышит его. Лукас, пересилив себя, сделал неуверенный шаг к спрятавшейся под одеялом фигуре, затем – ещё несколько, после чего остановился и осторожным взглядом окинул расправленную постель. - Почему? – прочистив горло, тихо повторил тот свой вопрос.       «Таинственный пациент» явно устал из раза в раз слушать от него одно и то же и потому нехотя выпутался из-под одеяла. Явив миру своё лицо, мужчина выглядел ещё более потрёпанно, чем прежде. Прищурившись, он с нескрываемым недовольством посмотрел прямо на юношу, прижав угол одеяла к груди. - Ученик Иасона, неужели к своим годам ты всё ещё не научился понимать самую обыкновенную человеческую речь? – фыркнул тот, подняв руку и махнув в сторону двери. – Ступай прочь, своими глупыми вопросами ты отвлекаешь меня от лечения. - Так вы и правда тот самый «неизвестный тяжело больной» из «полуночных покоев»? – услышав из его уст ещё одно подтверждение своих догадок, Лукас, если быть до конца честным, порядком удивился.       Его старшие соученики рассказывали, что «полуночные покои» – это особое, можно даже сказать, «заветное» место, в котором свою врачебную практику осуществляет лично Иасон, Владыка Целительства. Конечно, далеко не каждый больной человек удостаивался столь великой чести, как находиться под наблюдением самого Владыки. Самое старшее поколение ныне живущих учеников Иасона, длина бород которых была ничуть не меньше, чем у их Наставника, говорили, что последний случай, когда в «полуночные покои» помещали больного, произошёл ещё до их попадания в обитель. На основе в том числе и их рассказов ученики Иасона дружно сделали вывод, что их нынешний «таинственный больной» должен являться поистине легендарной личностью, которая в настоящий момент времени по какой-то неизвестной причине пребывала на грани между жизнью и смертью…       Грань между жизнью и смертью? Лукас мог отнести эти слова к любому другому больному, проходившему лечение в их обители, но только не к этому человеке. Нехотя выглядывающий из-под одеяла растрёпанный мужчина скорее походил на недовольного своей жизнью лентяя, которого силой заставили подняться со своей постели и отправиться на поиски работы.       …Многим позже Лукас множество раз корил себя за то, что посмел так подумать о нём. В то время до их тихой, отгородившейся от всего остального мира обители ещё не дошла весть о страшной эпидемии, забравшей жизни всех жителей прежде процветавшего города-крепости Сует. Кистна - ужасная болезнь, в устах людей принявшая форму смертельного проклятия. И это проклятие неподъёмным грузом легло на плечи «таинственного больного», проходившего лечение под личным наблюдением Владыки Целительства.       Ни на миг не прекращающаяся борьба с голосами, преследовавшими его и днём, и ночью, к тому времени уже успела порядком истощить его внутренние силы. Сирин устал, и только слабые остатки воли удерживали его от срыва. «Лентяй». Именно этот тихий, с трудом уловимый обрывок чужой мысли внезапно стал той самой последней каплей, сумевшей прорвать плотину, что из последних сил сдерживала бурлившие в нём чувства.       Лентяй. Он не сделал ничего, чтобы предотвратить случившееся. Он виноват в их гибели. Он виноват в том, что произошло с Сохелем. Он… Он…       Лукас вздрогнул и отшатнулся в сторону, когда мужчина, словно услышав его мысли, резко развернулся к нему лицом. Неожиданно он широко улыбнулся ему, однако его улыбка вышла кривоватой, явно натянутой, а угрожающе прищуренные глаза ясно показывали, в каком гневе тот пребывал. Ученик Владыки Целительства почувствовал, как по его спине пробежали крупные мурашки. Страх буквально пригвоздил его к полу, словно с насмешкой в голосе интересуясь: «Ты же хотел услышать ответ на свой вопрос? Вот, стой и внимательно слушай. Возможно, это последнее, что ты услышишь в своей никчёмной жизни». - Ты спрашиваешь меня, почему я назвал тебя «несчастным»? Что же, я отвечу на твой вопрос. Я ведь должен знать ответы на все вопросы, правильно? Я просто не могу чего-то не знать, чего-то не замечать… – его зелёные глаза судорожно заблестели, ещё больше испугав Лукаса. Прежнее ощущение безопасности окончательно развеялось, дав юноше понять, что он явно пристал со своими вопросами к неподходящему человеку в неподходящее время. – А ты сам-то знаешь? Знаешь, где прямо сейчас находишься? Да ничего ты, ребёнок, не знаешь. А раз так, то позволь мне тебе объяснить. Это всё, - махом руки очертил он границы комнаты, - вовсе никакие не «полуночные покои». Даже больше, это вовсе не обитель твоего седобородого наставника. Эта комната находится за пределами озера Венета, целого континента, да и всего этого проклятого мира. Ты, ребёнок, находишься в старом-добром, абсолютно непостижимом «нигде».       Услышав его слова, Лукас, ни на мгновение не усомнившись в их правдивости, замер. Если это действительно так, то каким образом он здесь оказался? Он ведь всего лишь на всего прошёл через самую обыкновенную дверь, через которую до него проходили сотни, если не тысячи людей… И как ему отсюда теперь выбраться? Пока тот искал ответ на последний вопрос, мужчина, согнув ногу в колене, подпёр голову рукой и, глядя на растерянного мальчишку, заговорил, понизив голос: - Каким образом ты здесь оказался? Давай вместе порассуждаем, - слегка приподняв брови, предложил тот. – Мне доподлинно известно, что сюда могут проникнуть лишь три типа людей, - мужчина продемонстрировал ему три пальца на руке, тут же согнув безымянный палец. - Те, кто сильнее и могущественнее меня. В этом мире существует лишь один такой человек. Я знаю его лично, и ты на него ни капли не похож, - дальше оказался согнут средний палец. - Следующими идут те, кому любовь ко мне затмила разум, а страсть – сжигает сердце изнутри. Чувства для них – путеводная звезда, что проведёт через все иллюзии, - тот слегка приподнял уголки губ, произнеся эти слова так, что у юноши невольно быстрее забилось сердце. Ученик Иасона не знал, с чем это могло быть связано: со страхом или же… - Но, увы и ах, это определённо наша с тобой первая встреча, так что этот вариант тоже отпадает, - мужчина направил оставшийся указательный палец на юношу. - Последними идут те, в чьём сердце совсем не осталось никаких стремлений. Эти люди, что лодки без вёсел в бушующем океане, плывут туда, куда их ведёт ветер. Нет, ты даже не лодка, ты оторвавшийся от дерева листок, попавший в воду, - покачал тот головой, на мгновение прикрыв глаза. Когда он открыл их, то уже не было никаких «молодых зелёных листочков средь тёмной хвои», его глаза были почти полностью чёрными. - …Как я и сказал, ты точно не можешь быть сильнее меня, так что мне составит особого труда прихлопнуть тебя, словно мелкого назойливого комара, за твой отвратительный писк… - понизив голос, произнёс он так, словно и правда мог в любой момент его «прихлопнуть». - Да кто ты вообще такой?! Что ты знаешь обо мне и моих делах, чтобы так думать обо мне?!       Мгновением ранее давая тому донельзя развёрнутый ответ на его вопрос, мужчина неожиданно сорвался. Подавшись всем телом вперёд, он, казалось, намеренно сжал в руках одеяло, чтобы действительно не ударить юношу. Лукас, стоявший около постели, перепугался настолько, что желание спасти свою жизнь пересилило сковывающий его страх, и тот отшатнулся. Он искренне не понимал, что в его вопросе могло так задеть мужчину. Юноша ведь просто спросил у него, почему тот назвал его «несчастным». - Недовольный жизнью лентяй?! Работа?! Ты, даже не подозревающий ни о чём ребёнок, живущий в этом проклятом мире и спокойствии, даже представить себе не можешь, как много в каждый проклятый момент этой проклятой жизни мне приходится делать, чтобы вы могли спокойно смеяться и радоваться обычных вещам? Сколько всего терпеть, от чего отказываться?! Я мог просто уйти, оставить всё, как есть и тогда… Тогда… Мне бы не пришлось всё это переживать, - его глаза покраснели.       Поначалу мужчина кричал, пока его голос на последних словах не сорвался. Ощутив это, мужчина будто тут же пришёл в себя и, склонив голову и обхватив её руками, заговорил куда тише и спокойнее. - Нет-нет, так ведь нельзя. Это всего лишь ребёнок, ученик малыша Иасона, он ни в чём не виноват. Тогда почему я накричал на него? Что он такого сделал? Он и правда ничего не знающий ребёнок. Я точно идиот. Надо успокоиться. Мне просто нужно немного успокоиться, - бессвязно пробормотал тот. – Ты всё ещё тут? Пошёл прочь отсюда, - громче произнёс мужчина. - Я… - Лукас, повинуясь его требованию, сделал несколько шагов в сторону выхода, после чего остановился и неуверенно посмотрел на мужчину. Он собирался было извиниться перед мужчиной, но тот тут же перебил его: - Пошёл прочь отсюда! – на этот раз тот не кричал, лишь слегка приподнял голос, однако его слова буквально оглушили ученика Иасона.       Лукас вздрогнул и, резко развернувшись, выбежал из «полуночных покоев». Казалось, этот сорванный голос преследовал юношу вплоть до того мгновения, пока его нога не ступила на землю аптекарского огорода. Остановившись, ученик Иасона тяжело задышал, уперев руки в ноги, после чего с волнением оглянулся, отчётливо услышав, как дверь в покои захлопнулась. Неясно, чего именно он ожидал, но за ним никто так и не пустился в погоню. Да и кто бы побежал за ним? Тот больной мужчина? Он ведь и был тем, кто выгнал его…       Вспомнив, что теперь он уж точно находится на территории Владыки Целительства, с которым мог в любой момент столкнуться, Лукас выпрямился и быстрым шагом направился прочь от этого места, уверяя себя в том, что для собственной же безопасности он более никогда не приблизится к «полуночным покоям».       …Впрочем, уже на следующее утро ученик Иасона, мысленно ругая самого себя, вновь ступил на винтовую лестницу, ведущую к «полуночным» покоям. На этот раз, правда, никто из соучеников ему не угрожал, не говорил ему о том, что он «обязан кому-то там помогать». В этот раз он, к беде ли к радости, отправился туда по своему желанию. Переступая через подавляющий его волю страх, он продолжал упрямо спускаться всё дальше и дальше вниз по лестнице.       Всю предыдущую ночь юноша провёл за обдумыванием слов того человека. Его слова занозой засели в его сердце, упрямо отказываясь отпустить его и вызывая постепенно нарастающее неприятное ноющее чувство. Если так подумать, то мужчина и правда ничего ему не сделал, а юноша его оскорбил, пусть ученик Иасона и не знал, как тот мог узнать, о чём он в тот момент подумал. В любом случае он должен перед ним извиниться. Да, именно так он на этот раз поступит. Поставит перед ним поднос с кашей и облепиховым чаем, после чего от всей души принесёт ему свои извинения. Принимать их или же нет… Пусть это решает сам больной, Лукас был готов принять любое его решение. ***       В тот раз он и правда умудрился его обидеть. Лишь парой-тройкой случайно промелькнувших в его мыслях слов оказалось достаточно, чтобы ударить по его самому больному месту столь точно и столь беспощадно, что многим позже, вспоминая и обдумывая обстоятельства их первой встречи, Владыка Целительства искренне удивлялся тому, что его тогда действительно не «прихлопнули», вместо этого лишь выставив за территорию «полуночных покоев». Причём последнее было, скорее всего, вызвано волнением за безопасность юноши, ведь в тот момент Ведающий находился под влиянием болезни и оттого не всегда мог полностью контролировать себя и свои силы. Собственные вспышки гнева не столько пугали его самого, сколько заставляли бояться за тех, кому не повезло в тот момент быть рядом с ним. И так вышло, что большую часть болезни его, по итогу, сопровождал именно этот юноша.       В дальнейшем, когда ему стало заметно легче, принявший извинения юноши мужчина старался вести себя с ним как можно более отрешённо, практически не разговаривая со стремящимся к общению учеником Иасона. Впрочем, в то же время он не выпроваживал того из «полуночных покоев», позволяя ему находиться внутри столько, сколько тот только захочет.       Во время их коротких редких разговоров мужчина невольно смог пробудить в юноше желание серьёзно заняться обучением лекарскому мастерству, за что потом понёс полную ответственность, поначалу больше по привычке, чем умышленно давая тому пояснения по особо сложным вопросам. Конечно, погружаясь в собственные мысли, он довольно часто не отвечал на его вопросы, однако, стоило ему услышать по-настоящему дельный вопрос, мужчина будто просыпался и начинал основательно ему всё объяснять.       Постепенно ученик Иасона понял, что таким необычным образом «таинственный больной» на самом деле проявлял свою заботу. Мужчина, который категорически не соглашался это признавать, был необычайно заботлив, что проявлялось, в первую очередь, не в его словах, а в его действиях. Особенно ярко это проявлялось, когда тот залечивал раны юноши, полученные от других соучеников…       Ему было так грустно, когда «таинственный больной», не сказав ему и слова, неожиданно исчез, однако то, чему тот его научил, навсегда осталось вместе с ним. Осталось и взросло, после чего сначала дало прекраснейшие всходы, а с течением времени - и удивительные по своей красоте цветы.       На самом деле Лукас немного лукавил, когда уверял самого себя, что не знает, в какой конкретно момент испытываемые им в юношестве благодарность с восхищением переросли в нечто большее. Вероятнее всего, это произошло именно в тот момент, когда темноволосая девушка, лицо которой было покрыто целым множеством постепенно зарастающих ран, в том тёмном переулке с улыбкой на устах схватила за руку своего «спасителя» и повела в сторону таверны, чтобы в знак благодарности накормить его. По сути прежде именно он приносил в «полуночные покои» еду для «таинственного больного», но тогда, в Акте, Сирин сам проявил инициативу, тем самым, сам того не ведая, всколыхнув покрывшиеся толстым слоем пыли воспоминания в сердце Владыки Целительства.       При мысли об этом Владыка невольно слабо улыбался. Если рассказать об этом кому, то можно по незнанию сделать вывод, что путь к его сердцу лежал через сытый желудок… ***       Резко распахнув глаза, Лукас в первые несколько мгновений искренне не понимал, кто он и где он, собственно говоря, находится. Собственная кровать казалось ему непривычно жёсткой, а потолок - слишком низким. Верно следовавший за ним в течение многих и многих лет запах лекарственных трав куда-то исчез, из-за чего в глубине его души поселилось необъяснимое волнение.       Однако, стоило этим коротким мгновениям промелькнуть, как это странное наваждение сразу рассеялось. Его постель непривычно жёсткая? Но он спал на ней столько, сколько себя помнил, так откуда ему быть знакомым с более мягкими кроватями? Непривычно низкие потолки? Но они никогда прежде и не были особо высокими. Запах лекарственных трав? Причём тут запах трав, и почему он должен следовать за ним? Лукас, самый обыкновенный послушник храма Владык в городе Бадархан, находился в своей комнате, и в том ничего странного не было и быть не могло. Правильно, да?       Именно в тот момент, когда ему удалось наконец успокоить себя, Лукас неожиданно ощутил запах гари.       Пожар? В храме пожар? Отбросив странные мысли в сторону, он вскочил с кровати и, быстро накинув на себя одежды послушника, буквально выскочил из своей комнаты, тут же принявшись оглядываться по сторонам в поисках источника возгорания. Вместе с ним из соседних комнат начали потихоньку выглядывать всё ещё сонные, помятые спросонья лица послушников. Учуяв, откуда шёл запах гари, Лукас, сорвавшись с места, побежал в сторону его источника, одновременно пытаясь понять, насколько сподручно ему с остальными послушниками будет носить воду из колодца и откуда им взять столько вёдер. По сильному запаху он подозревал, что пожар был отнюдь не маленьким.       Пробежав мимо обеденной, он краем глаза заметил следы погрома, но, не задерживаясь, побежал дальше. Драка? Кто-то с кем-то подался на территории храма?       Его самый большой страх, по итогу, подтвердился, горел главный зал храма. Стоило юноше перейти порог зала, как что-то тяжелое в тот же миг полетело в его сторону, но Лукас в последний момент успел увернуться. Его взгляд сразу устремился в том направлении, где разворачивалась самая настоящая битва. Хату, подтверждая своё звание воина Владыки Войны, с поразительным мастерством сражался с какой-то большой чёрной тенью, которая словно маленький мячик отскакивала от стен, вновь и вновь нападая на того. Воин же, в свою очередь, явно всеми силами стремился оттеснить фигуру к выходу из храма, но та, заметив его намерения, с невероятной ловкостью уходила от его атак, удерживая и его, и себя в охваченном огнём зале. Она прекрасно понимала, что в храме Хату был вынужден сдерживать себя, и это было той на руку.       Под звуки многочисленных ударов пал очередной подсвечник. Хрупкий с виду огонёк довольно быстро перекинулся на принесённое в дар храму красное дорогое полотно, которое лежало у ног Владыки Войны Идвига. Мгновение и оно вспыхнуло. Вскоре пламя перекинулось на куски ткани, лежавшие у соседних статуй. Весь главный зал целиком шаг за шагом оказался поглощён бушевавшим огнём. - А ну быстро пошли прочь отсюда! – только и успел крикнуть Хату, краем глаза заметив стоявшие в дверном проёме фигуры. Помимо Лукаса к главному залу устремились и остальные проснувшиеся к тому времени послушники.       Появление посторонних в зале было замечено и тенью. Хотя ей всё ещё удавалось уворачиваться от ударов воина Владыки Войны, однако было всего лишь вопросом времени, когда она ошибётся и попадёт под удар его меча. Вероятно, стремясь отсрочить неизбежное, она ринулась к толпе послушников, собираясь воспользоваться ими то ли в качестве заложников, то ли сразу в качестве живого щита.       В любом случае отвлечься от своего основного врага стало для неё главной ошибкой. Меч Хату, тут же решившего воспользоваться предоставленной ему возможностью, насквозь проткнул тень. Та, не издав ни звука, уже менее ловко отпрыгнула в сторону, оказавшись довольно близко к стоявшему в первых рядах Лукасу. Юноша тут же невольно отступил, как и остальные послушники. Неизвестная тварь оказалась достаточно близка, чтобы он смог внимательно её рассмотреть.       То оказалось вовсе не обыкновенная бесформенная тень, а нечто, укатанное в множество чёрных тряпок, из-под которых была высунута одна-единственная бледная рука, крепко вцепившаяся в меч, который с трудом могла поднять. Покрепче сжав эфес, нечисть, осознав своё незавидное положение, уже сама попыталась было вырваться из главного зала, но на выходе получила мощный пинок в спину от воина и кубарем скатилась вниз по лестнице, распластавшись на пыльной дороге. Хату, держа наизготове своё оружие, вышел из храма на улицу. Лукас вместе с остальными послушниками невольно последовал за ним.       Поверженная фигура недвижимо лежала на земле, однако, заметив, что к ней приближается Хату, меч которого в любой момент мог сделать роковой для той удар, она попыталась было приподняться, но за время их сражения воин Владыки Воины тщательно постарался над тем, чтобы для этого у неё попросту не нашлось сил. Она пошатнулась, и из-за этого резкого движения капюшон её самодельного одеяния сполз с головы. При свете луны в бликах разгорающегося пламени Лукас смог ясно разглядеть бледное, сильно сморщившееся лицо Шоры, который горящими ненавистью, алыми глазами пристально смотрел на них, тяжело при этом дыша. Хату лишь слегка поморщился в ответ.       В следующее мгновение на улице чётко прозвучало каждое его слово: - Именем Владыки Войны Идвига, я Хату, храбрый воин Его войск, арестовываю тебя, нечисть, за убийство восьмерых девушек в городе Бадархан. В дальнейшем ты будешь доставлена во дворец Владыки Идвига, который распоагается в верховьях реки Руадх, где ты подвергнешься тщательному допросу. После тебя отправят в темницы зала Истины, где тобой займутся последователи Владыки Справедливости.       С каждым словом Хату всё больше и больше приближался к поверженному противнику, чётче различая изменения, коснувшиеся лица твари, посмевшей под видом человека проникнуть в храм Владык. Притворявшаяся человеком нечисть на самом деле оказалась поистине отвратительна.       Несложная, но стремительная битва подошла к своему завершению. Воину оставалось лишь доставить виновного к своему Владыке, но неожиданно для всех сделать это Хату не удалось. Когда до нечисти оставалось не больше десяти шагов, внезапно буквально из воздуха возникла невысокая вёрткая фигура, с ног до головы укутанная в тёмный дорожный плащ. С поразительной лёгкостью подхватив смирившуюся со своей незавидной участью тварь, она перекинула её через плечо и не менее легко запрыгнула на крышу ближайшего дома, издав короткий полный издёвки смешок. Воин Владыки Войны растерянно посмотрел на её спину, после чего, покраснев от ярости, ринулся в погоню за ней. - А ну стоять! – крикнул им вслед Хату, запрыгнув на дом следом за ней.       Расстояние между ними было едва ли больше нескольких десятков шагов, хорошо тренированному воину не составило бы особого труда преодолеть его, но тут случилось непредвиденное. И нечисть, и её таинственный спаситель внезапно исчезли, буквально растворились в воздухе, не оставив и единого следа. - Вот же ж, упустил! – сквозь зубы прошипел Хату, с силой сжав руки в кулаки и притопнув ногой. – И как мне теперь объяснить это Владыке? ***       Стоило им очутиться достаточно далеко от храма, как поскуливающую нечисть, выругавшись сквозь плотно сжатые зубы, совсем не ласково сбросили со своего плеча на пыльную дорогу. Та с жалким стоном навзничь упала, после чего сжалась, боясь даже посмотреть в сторону того, кто её «спас».       В тот момент они находились в одном из множества узких неосвещённых переулков Бадархана, и даже те, кто прожил в городе всю свою жизнь, навряд ли могли с точностью сказать, в какой именно части города они оказались. Собрав последние остатки сил в кулак, нечисть приподняла голову, чтобы, вопреки охватившему её страху, всё же узнать, кем являлся её внезапный спаситель. Сам спаситель же, до этого момента напряжённо смотревший куда-то в сторону, встретившись с мужчиной взглядом, тут же с силой пнул теперь уже бывшего послушника храма Владык, после чего, наступив на него, сапогом прижал голову нечисти к дороге. - Что. Это. Такое? – отделяя каждое слово, угрожающе протянул Сирин, постепенно усиливая оказываемое сапогом давлением. Казалось, не будь у него необходимости в том, чтобы продлить существование этого нелюдя, он бы попросту раздавил его голову. - Я-я-я… - посчитав, что обратились к ней, попыталась было ответить на его вопрос нечисть, однако уже в следующее мгновение её лицо буквально вдавило в твёрдую землю под ней. Существо явственно почувствовало, как жалобно затрещали кости его черепа. Ещё буквально совсем чуть-чуть и тот действительно лопнет. - Закрой свой мерзкий рот, не с тобой разговоры ведут, - бросив на ничтожество под своим сапогом быстрый взгляд, Сирин принялся оглядываться по сторонам, внимательно всматриваясь в каждую неподвижную тень. – Ну и где ты? Испугался и решил спрятаться? Неужто бросишь своё «прекрасное создание»? Не притворяйся, я всё равно в это не поверю. Скажи мне, Бадре, сколько раз я говорил тебе о том, что свои эксперименты тебе следует проводить с большей осторожностью и вниманием? Ты мои слова совсем всерьёз не воспринимаешь или как? Мало того, что в этот раз твоё создание умудрилось привлечь к себе внимание Владык, так ещё и ты сам решил пренебречь моим советом и участвовать во всём этом безобразии лично! - Знаю-знаю, моя дражайшая матушка, можешь ругать меня, пока твой чудесный язычок окончательно не отсохнет, но сапожок свой с его бедовой головушки всё же убери, лопнет ведь ещё ненароком, - раздался неподалёку от него тягучий голос.       Одна из теней, в которые так внимательно всматривался Сирин, действительно дрогнула. От неё отделилась поначалу бесформенная фигура, которая постепенно начала приобретать всё более и более узнаваемые очертания. В грязном переулке в паре шагов от юноши остановилась светлая фигура лысого настоятеля храма Владык. Глядя на Сирина, он растянул губы в неестественно широкой улыбке. Уголки его тонких губ, казалось, почти достигали ушей, создавая поистине пугающее зрелище. Увидь его кто из смертных, они тут же перепугались бы до смерти, однако юноша лишь фыркнул, впрочем, не собираясь послушать того и убрать ногу с головы существа. - Тц, - не переставая улыбаться, цокнул «настоятель». - Ты даже представить себе не можешь, как много сил и времени у меня ушло, чтобы взрастить это, тут я соглашусь, «непутёвое дитя». Пойми, будучи мертворождённым, ему было суждено немедленно отправиться на следующий круг перерождения, однако мне удалось запереть его душу в теле и заставить то развиваться, следуя законам живых созданий! Ох, только не закатывай глаза. Лучше посмотри, что за очаровательный ребёнок у меня, по итогу, вырос! – приподняв полы своих светлых одежд, мужчина, присев на корточки, лёгонько похлопал Сирина по сапогу, после чего почти что ласково погладил нечисть по плечу, будто пытаясь её успокоить. – Прекращай, не строй такое страшное выражение лица, ты его пугаешь. - Бадре, - на удивление послушно убрав ногу, обратился к нему Сирин. Князь-покровитель Тёмных чар, явно удивившись его покорному поведению, тут же перевёл на того взгляд и, не переставая неестественно улыбаться, слегка приподнял тонкие, с трудом различимые тёмные брови. Юноша опустил руку на его лицо и большим пальцем слегка потёр его щеку. - Это лицо… Оно ведь принадлежит настоящему настоятелю, правильно? Я ведь окажусь прав, если скажу, что настоятель и есть его родной отец? – не глядя, кивнул он в сторону нечисти.       Метод «кнута и пряника» работал на Бадре безотказно. Князь-покровитель Тёмных чар, услышав его вопрос, улыбнулся ещё шире, отчего его глаза превратились в две абсолютно чёрные щёлочки. Никто из послушников храма не захотел бы в тот момент признавать в этом существе настоятеля их храма, но того изменения в своей маскировке совсем не волновали. Куда важнее было то, что у него неожиданно появилась возможность поделиться с кем-то результатами почти двадцати лет своих стараний. А Бадре очень любил ими делиться. Ему неописуемо сильно нравилось, когда о результатах его экспериментов говорили. Пожалуй, любовь к этому находилась у него на втором месте после любви к познанию мира вокруг себя. - Да-да, местный настоятель - действительно его отец. Представь себе, когда его сын погиб, он, доверившись слухам, пересёк почти весь континент с юга и по самый север и добрался аж до моих скромных земель, чтобы пасть к моим ногам и слёзно умолять о том, чтобы я спас его ребёнка. Ох, когда я увидел его сына, меня, представь только, самого меня, повидавшего столь много всякого, почти вырвало. Путь до моих земель занял у него больше полугода, так что тело его сына сначала сгнило, а потом и иссохло. Запах, конечно, стоял чудесный, мне потом пришлось довольно долго проветривать ту комнату, - с лёгкой обидой в голосе протянул тот, явно напрашиваясь на сочувствие. Сирин, беззвучно вздохнув, второй рукой погладил мужчину по абсолютно лысой голове. – Мне невероятно повезло, материал для эксперимента мне попал на удивление хорошего качества. За полгода душа ребёнка могла сотню раз ступить в круг перерождения, однако горе отца оказалось столь велико, что буквально привязало душу к телу. Подожди я ещё месяцок – другой, и тот обязательно бы переродился в нечисть, однако на этот раз удача оказалась на моей стороне, и я смог создать поистине удивительное сущест… - не успел тот договорить свою фразу до конца, как в тёмном переулке раздался громкий хлопок.       На земле рядом с ними образовалось тёмное дурно пахнущее пятно. Капли крови разлетелись в разные стороны, задев в том числе и мужчину с юношей. Сирин убрал руки от Князя, и Бадре, медленно переведя взгляд на то место, где прежде лежало его очередное «величайшее творение», тяжко вздохнул, не прекращая при этом, однако, широко улыбаться. Разве что тьма в его глазах стала ещё гуще, чем прежде. - Ой-ёй-ёй… Скажи мне, настолько ли обязательно было давать мне надежду на то, что в этот раз исход будет иной? Я уже было успел понадеяться на то, что хотя бы этот эксперимент поживёт немногим дольше… - Проживёт? Бадре, он был мёртв, - слабо покачал головой Сирин. - Смотря, что ты воспринимаешь под «жив» и «мёртв». Мне удалось вырвать эту душу из круга перерождения и запереть её в этом теле. Затем не без моей помощи тело преуспело в осваивании обмена веществ и за его счёт смогло вырасти и развиться. Оно питалось и дышало, чем тебе не «живой»? – глядя на него снизу верх, принялся уверенно перечислять тот. Сирин, прищурившись, внимательно посмотрел на того в ответ. Бадре всегда был таким, крайне несносным ребёнком. - Не давай мне повод задуматься о том, чтобы ты немедленно присоединился к своему замечательному эксперименту. Да, немедленно, - слегка склонив голову к плечу, строго произнёс тот.       Бадре некоторое время пристально смотрел на него в ответ, после чего отвернулся и тяжело вздохнул, будто именно Сирин был тем, кто ничего не понимал, так ещё и его учить пытался. - Я уже было смел надеяться, что с годами твой характер хотя бы немного смягчится. Знаешь, моя надежда трагически погибла этой звёздной летней ночью вместе с моим экспериментом. Бесчувственный и бессердечный, впрочем, как и всегда, - поднявшись на ноги, заявил тот ему.       Сирин, выслушав его обвинения, слегка приподнял брови. Кому-кому, но точно не Бадре, осуществляющему эксперименты над людьми, следовало обвинять его в бесчувственности. По этой причине он предпочёл пропустить его слова мимо ушей. - Не трать время на детские обиды. Между прочим, у тебя прямо в этот момент горит храм. Боюсь, если послушники заметят отсутствие настоятеля, то, убереги небо от поспешных решений их непутёвые головы, ещё решат броситься в огонь, чтобы спасти тебя. Раз взял на себя роль настоятеля храма, то с честью исполняй её до самого конца. Как только всё уляжется, мы с тобой ещё раз всё обсудим, - Сирин перевёл взгляд с мужчины на землю, после чего однократно хлопнул в ладони. Не прошло и мгновения, как пятно рассеялось, не оставив и следа в знак того, что они находились в этом месте. - Пойду-пойду, куда уж я денусь? Если потеряюсь по пути, то ты мне сразу покажешь верное направление, - улыбка на его лице стала немного кривоватой. Оттряхнув полы своих одежд, Князь-покровитель Тёмных чар поднялся на ноги, перед своим уходом неожиданно обратившись к Сирину. – Пока не ушёл, у меня к тебе один-единственный вопрос. Как ты обо всём этом прознал? Мы с тобой в храме едва ли раз встречались, ты точно не мог меня узнать. Это ведь не магия, это настоящая человеческая кожа, - Бадре поднял руку и кончиками пальцев потёр свою щёку. - Ты меня явно недооцениваешь, - Сирин слегка приподнял левую бровь. – Время нашего с тобой знакомства исчисляется веками, лучше меня тебя и твои привычки никто в целом мире не знает. Мне хватит одного случайного взгляда, чтобы разглядеть тебя за всеми этими личинами, кроме того… - намеренно оборвал он свою фразу и хитро улыбнулся. - Что? – тут же взыграло любопытство в тёмных глазах Бадре. Любопытство всегда было его слабой стороной. - Накануне кое-кто поведал мне о всех твоих похождениях, - с улыбкой на лице закончил Сирин, а вот лицо настоятеля неожиданно скривилось. Причём, казалось, скривилось оно так сильно, что кожа на его лице чуть было не лопнула, и лишь в последний момент, вспомнив об этом, мужчина заставил себя успокоиться. - Та чересчур болтливая парочка. Ха, они всё ещё не бросили свою детскую привычку чуть что сразу жаловаться тебе на меня. Что же, я это запомнил, - фыркнул тот, после чего, развернувшись, скрылся в тенях.       Сирин, замерев, ещё некоторое время задумчиво смотрел на то место, где тот до этого стоял. От старины Бадре, конечно же, не стоило ожидать особой радости в честь их первой за многие годы личной встречи, однако тот мог хотя бы как-то на это отреагировать вместо того, чтобы приняться всячески бранить «ту парочку», которая столь вовремя сообщила ему о тех делах, которые тот проворачивал у него за спиной. Впрочем, Бадре – это всё-таки Бадре. Эксперименты и их успешность всегда стояли для него на первом месте. - Чувствую, совсем скоро храм лишится своего настоятеля, - пробормотал Сирин и беззвучным шагом покинул переулок. ***       Той ночью в храме Владык по вине безжалостной нечисти произошёл сильнейший пожар, на тушение которого послушники бросили все свои силы, однако даже этого явно оказалось недостаточно. С каждым мгновением огонь только больше разгорался. Вскоре не только проживавшие в храме послушники, но и неравнодушные местные жители ринулись тушить его, но даже так у них не получалось это сделать.       Лукас, покрытый с макушки и по самые пятки сажей, бегал с ведром в каждой руке, старательно помогая остальным носить воду из ближайшего колодца. Держа в руках очередные вёдра с водой, он от усталости запнулся о собственную же ногу и неловко повалился на землю. После бесконечной беготни туда-сюда у него, казалось, уже совсем не осталось сил, чтобы подняться на ноги. Однако, упрямо собрав остатки всех своих немногочисленных сил в кулак, он всё же смог встать и вновь побежать за водой.       Внезапно мимо него на полном ходу проехала карета, остановившись прямо напротив входа в горящий храм. Из неё в тот же миг выпрыгнули двое: одной из них являлась невысокая девушка, которая, встав напротив храма, в странном жесте развела руки в сторону. После этого она открыла рот и пропела своим высоким голосом что-то на неизвестном послушнику языке. Вскоре луна скрылась за тучами, и с небес на землю обрушился дождь. Причём, что показалось Лукасу особенно удивительным, тот дождь, казалось, в большей степени лил именно что над храмом, чем над всем остальным городом, благодаря чему пожар в скором времени подошёл к своему концу. - Это… Это ведь одна из последовательниц Княжны Бурь? – раздался удивлённый голос откуда-то сбоку от юноши.       Лукас, молча наблюдая за тем, как дождь прибивает бушующее пламя к земле, без сил упал, выпустив вёдра из рук. Поначалу все послушники удивлённо посмотрели на стену дождя, спускавшуюся на храм с небес, однако, осознав, что именно происходит, принялись радостно подпрыгивать на месте, издавая всевозможные возбуждённые возгласы. - Эй, Лукас, ты как? Почему на земле расселся? Задницу ведь свою отморозишь, – раздался неподалёку от юноши хорошо знакомый ему голос. – Ох, да ты ещё и весь непонятно в чём измазался! Давай-ка я тебе помогу хоть на ноги подняться, а то негоже на земле валяться.       Не удосужив себя тем, чтобы услышать от него согласие или, что было маловероятно, но всё же отказ, в следующий миг его руку перекинули через свою шею, после чего Лукаса будто бы без особого труда приподняли. Не успел послушник повернуться к тому лицом, как до него донёсся приятный аромат, в то же мгновение успокоивший его. Улыбнувшись в душе, Лукас поднял голову, и его взгляд остановился на профиле искренне обеспокоенного Сирина. - Чего это ты на землю повалился? Ноги ослабли? Точно себя нормально чувствуешь? – скосив на него взгляд, поинтересовался юноша. Лукас слабо покачал головой, невольно приваливавшись к нему ещё больше. – Вот и замечательно, - будто не замечая этого, обрадованно отвечал тот. - Как ты… - с лёгкой растерянностью в голосе заговорил послушник, но замолк, не зная, как правильнее будет сформулировать свой вопрос.       В то же мгновение Сирин, поняв, что тот хотел спросить, тут же пришёл к нему на помощь, основательно принявшись за разъяснения обстоятельств своего появления у храма в столь позднее время. - Наверно, тебе не терпится узнать, как так получилось, что я оказался тут? Представь себе только, проснулся я ночью, понял, что воды хочу выпить. Пока шёл до кухни, а дом, сам знаешь, у старика большой, пока дойдёшь, сам безвозвратно постареешь, случайно посмотрел в окно, а там алое марево на небе. Я тут же прикинул, что где-то в том же направлении и ваш храм находится, ну и первым делом побежал к старику за помощью, - врал и совершенно не краснел тот. – Он-то сначала и не понял, зачем это я к нему посреди ночи наведался. Нервным таким спросонья был, даже хотел тапком своим огреть, а нога-то у него, между прочим, нормальная такая по размеру, его тапком и убить случайно можно... Лукас, ну и почему у тебя взгляд, как у побитой собачонки? Не видишь, я тут всячески стараюсь, всеми силами пытаюсь тебя развеселить, - утерев тому слегка покрасневший нос своим рукавом, пробормотал Сирин. – Так, на чём же я остановился?.. Так вот. Объяснил я всё Дэйю, ну и мы начали вместе кумекать над тем, что же делать. Внезапно старика осенило, что накануне в порту он как раз повстречал одну примечательную девицу, которая оказалась из числа последовательниц Пэвэти. Извини, что мы так поздно объявились. Понимаешь, пока искали её по всему городу, пока то, пока сё, вот мы только сейчас и добрались... Ну всё? Как ты? Хотя бы немного легче стало? - Спасибо тебе, - опустив голову, искренне поблагодарил его Лукас. - Рано благодаришь, да и не я тут благодарностей твоих заслуживаю, - покачал головой тот. – Ох, смотри, нас уже кое-кто ждёт. Давай не будем заставлять их ждать и как можно скорее присоединимся к ним?