Облепиховый чай

- …Я должен отправиться в зал Истины вместе с тобой! - Фотис приподнялся со своего кресла и горящим уверенностью в собственных словах взглядом посмотрел в сторону Сирина. Последний в ответ слегка приподнял брови. - Кому ты это «должен»? Погоди, не спеши с ответом. Правильный ответ: ты никому ничего не «должен», - подперев голову рукой, Ведающий указал подбородком на кресло, после чего сделал короткий кивок, и Князь Голода тут же опустился обратно на своё место. – Что же, как говорится, наша песня хороша, начинай сначала. Сколько раз я тебе перечислял все причины того, почему тебе не следует появляться на заседании? Я понимаю, как сильно ты хочешь его увидеть. Признаю, что с моей стороны, возможно, неправильно просить тебя об этом, но, в который раз прошу, нет, умоляю тебя, подожди ещё немного. Обещаю, я вот этими вот руками вытащу его из-под стражи в зале Истины, после чего первым же делом мощным пинком под зад отправлю его прямиком к тебе. Пусть он объясняется перед тобой и умоляет о прощении столько, сколько ты сам этого только пожелаешь, однако на само заседание тебе лучше не заявляться. Ты… Фотис, ты ведь, сам того не ведая, можешь стать ещё одним мощным рычагом давления на него. Я и так считаю самым настоящим чудом то, что за столько лет он и словом не обмолвился о том, что… - Сирин резко оборвал свою фразу.       Не мог же он напрямую сказать Князю Голода, что основная и, пожалуй, единственная причина решения Асклепайоса перенять личину Нейрина – это желание стать к тому ближе? Он и так позволил себе рассказать тому слишком много, с оставшимися же недомолвками пусть возьмёт на себя смелость разобраться главный виновник, Асклепайос, когда наконец-то выйдет на свободу. - Фотис, ты ведь и сам понимаешь, что твоё присутствие вовсе не успокоит, а лишь заставит его ещё сильнее волноваться за тебя.       В общем с момента заключения Владыки Благосостояния и Искусств верховным судьёй прошло около двадцати лет. Как бы старательно ни пытался Сирин скрыть от Фотиса сие «неприятное происшествие», однако делать это в течение стольких лет не представилось бы для него возможным в любом случае. И вот в один момент ему всё-таки пришлось взять на себя ответственность, которая изначально должна была возлежать на плечах Асклепайоса, и поведать Князю Голода, как на самом деле обстоят дела с «исчезновением Нейрина».       Безусловно, для Сирина было нелегко сделать это, однако куда тяжелее после этого разговора было Фотису. Человек, с которым, как тот искренне считал, он был довольно-таки близок, оказался вовсе не тем, за кого он себя выдавал. До этого разговора ему вовсе не казалось чем-то неправильным или странным то, что при общении Нейрин не был столь молчалив и угрюм, коим его все описывали, да и его знаменитая «Жадность», о которой так часто упоминали смертные, вовсе не была для него свойственна. Да, Рин всегда был необычайно щедр к нему. К тому же Нейрин обладал поразительными навыками готовки, однако никогда ими не бахвалился, вместо этого каждый раз, приступая к приготовлению еды, принимаясь без конца нахваливать выращенные Фотисом овощи и фрукты. Сколько раз за время их знакомства Рин повторял ему, что у того самый настоящий талант к этому, и сосчитать нельзя. В свою очередь, Князь Голода, которому смертные в вину приводили буквально каждый свой неурожай, был смущён и в тоже время безмерно счастлив, когда тот, глядя на него своими прищуренными из-за улыбки глазами, повторял ему эти слова.       Да только вот неожиданно вскрылось, что говорил все эти тёплые слова ему вовсе не Нейрин, Князь Жадности, а Асклепайос, Владыка Благосостояния и Искусств.       Рассказав ему большую часть правды, Сирин уже было собирался оставить того, чтобы тот в тишине всё тщательнейшим образом обдумал, но в последний момент, прислушавшись к внезапно возникшему у него плохому предчувствию, всё же решил остаться с ним. Как показало дальнейшее развитие событий, это оказалось верным решением, поскольку после долгих часов тяжёлых раздумий Фотис неожиданно вскочил со своего места и уже было бросился прямиком в чертоги Владыки Справедливости, чтобы не иначе как с боем вызволить оттуда ни в чём не повинного Асклепайоса, когда в последний момент оказался остановлен Сирином. Пожалуй, это был первый на его памяти раз, когда Ведающий наблюдал с его стороны такой пыл. Ему пришлось приложить немало сил, чтобы обуздать его, не меньше сотни раз повторив ему, что «сделать это будет не так уж и просто» и что «спасать двоих из чертогов Мата гораздо тяжелее, чем одного». Фотис же, в свою очередь, без конца вертел головой, отказываясь его слушать, и упрямо повторял, что тот «совсем ничего не понимает». - …Ты ничего не понимаешь. Только сегодня мне позволили узнать, в чьей именно компании я проводил все те прекрасные вечера, - Князь Голода тут же смутился из-за собственной же формулировки и, слабо покраснев лицом, мотнул головой. – Узнать, кто именно всё это время готовил для меня, кто дарил мне все те подарки, кто рассказывал мне о всех тех многочисленных местах, в которых ему довелось побывать… Знаешь, он ведь так часто звал меня с собой в путешествие на юг, к океану, а я из-за стеснения и неуверенности каждый раз отказывался, - Фотис обхватил голову руками, произнеся последние слова практически беззвучно. – Я просто хочу узнать у него, почему он всё это сделал. Я хочу, чтобы он мне всё нормально объяснил. Да, пусть расскажет мне всё, а потом я сам решу, как нам быть дальше.       В тот раз, потратив на то изрядное количество времени, Сирину, однако, всё же удалось убедить Фотиса, что «с боем пробиться в чертоги Владыки Справедливости, высвободить Асклепайоса и не иначе как чудом выбраться вместе оттуда» - это, конечно, весьма проработанный и надёжный план, однако даже сам Сирин, у которого силёнок явно было побольше, чем у Князя Голода, побоялся бы согласно ему действовать.       Помимо этого, он объяснил Фотису, что «тюрьма», в которой содержали Асклепайоса, совсем не была похожа на те тюрьмы, которые представлял себе Князь Голода. Не стоило забывать, что вина Щедрейшего из Владык и по сей день не была доказана, поэтому он всё ещё пребывал в статусе «подозреваемого». К тому же Асклепайос всё также продолжал оставаться обладателем титула Владыки Благосостояния и Искусств, под началом которого, возможно, ныне числилось более всего активных последователей, готовых стеной встать за Щедрейшего из Владык. Если все они внезапно останутся без его поддержки, то ещё неизвестно, чем это всё обернётся. Таким образом, слово «тюрьма» подразумевало лишь то, что ему запрещено было её покидать, а также встречаться с кем-либо без ведома Мата, условия же в ней должны были быть вполне сносными. В конце он добавил, что «никто даже не подумал бы совершить против Владыки Благосостояния что-либо «дурное» в стенах чертогов», подразумевая под этим пытки.       После длительных уговоров Сирину удалось хотя бы немного успокоить Фотиса, однако, к его большому сожалению, на этом всё не окончилось. Раз в неопределённый промежуток времени в груди Князя Голода всё-таки разгоралось желание немедленно броситься на помощь Асклепайосу, и тот, не ведая страха, устремлялся к чертогам Владыки Справедливости. Удивительно, но даже от рождения скромный характер и тихий нрав Фотиса не мешали ему это делать. У этого довольно-таки замкнутого юноши внезапно появлялась поразительная твёрдость и уверенность в собственных силах, при виде которых Сирин не мог не почувствовать искреннего восхищения. Ведь даже он сам далеко не всегда мог похвастаться тем же. Впрочем, все эти, безусловно, замечательные качества ничем не могли помочь Князю Голода в борьбе с подчинёнными Мата, поэтому Ведающий всякий раз оказывался вынужден прервать его «спасательный поход»: как только срабатывали наложенные вокруг дворца Князя Голода отслеживающие заклинания, Сирин, немедленно бросая поиски Иасона, тут же срывался с места, чтобы уберечь того от поспешных решений.       И вот наступил день, когда Фотису наряду с остальными Князьями также от лица верховного судьи пришло приглашение на заседание в зал Истины, где обвиняемым значился никто иной как «Щедрейший Владыка Благосостояния и Искусств, Асклепайос». Фотис, ясное дело, тут же выразил своё желание выступить в его защиту на суде, чтобы самым тщательнейшим образом объяснить все обстоятельства этого дела Владыке Справедливости, однако Ведающий практически сразу жёстко предупредил все его попытки сделать это.       Для начала, что тот сказал бы Мату в защиту Асклепайоса? Что тот принимал облик Нейрина только лишь для того, чтобы иногда готовить Фотису по вечерам восхитительный ужин? Или чтобы беспрепятственно дарить ему подарки? И, скажите тогда на милость, каким образом бы поменялось мнение верховного судьи, когда бы тот узнал всё это? «История любви», которую, сам того не ведя, собирался рассказать Князь Голода, не помогла бы со всем этим разобраться, лишь подкинула бы Мату повод, чтобы усадить Фотиса на соседнюю с Асклепайосом скамью подсудимых, объявив этих двоих соучастниками.       Исходя из этой простой истины выходило, что самым лучшим решением для Фотиса в данной ситуации стало бы остаться в своём дворце и лишний раз не обращать на себя внимание Владык. Князь Голода, конечно, понимал разумность этого предложения, однако его сердце выступало категорически против этой затеи. Сирин, глядя на того и понимая, что прийти к устраивающему их обоих решению в этот раз не удастся, решил взвалить всё последующее за его действиями недовольство Князя на себя.       Пока Фотис, горя поистине праведным огнём, делился с ним своими планами на грядущее заседание, впрочем, отчаянно при этом запинаясь и густо краснея от смущения, Сирин с невозмутимым выражением лица медленно, но уверенно выстраивал вокруг дворца Князя Голода непреодолимый барьер, который помешал бы тому попасть в зал Истины и наломать во время него знатных таких дров, разгребать которые пришлось бы именно ему, Ведающему. Когда же барьер над землями Фотиса замкнулся, мужчина с винного цвета глазами спокойно поднялся со своего места и с мягкой полуулыбкой на лице подошёл к тут же заметно посмирневшему Князю, после чего положил ему руку на плечо и пару раз во вполне дружелюбном жесте хлопнул по ней: - Знаешь, впереди меня ожидает поистине увлекательное представление, в ходе которого я должен буду спасти одного безнадёжного идиота. Поверь, если идиотов неожиданно окажется двое, возложенная на меня ответственность возрастёт даже не в два, а в сто два раза. Так что, прошу, побудь немного хорошим мальчиком и не заставляй нас с Асклепайосом за себя лишний раз волноваться. Посиди пока, книги, не знаю, почитай. Может, тебе стоит пойти в зимний сад и там поработать? В общем, займи себя чем-нибудь. А как только я приведу этого безвинного негодяя к тебе, можешь хоть две вечности подряд от него не отходить, крича о том, как ты за него волновался и что во всём этом есть и твоя вина. Но не сейчас. Ты хорошо меня понял?       Грубо говоря, бывают добрые, а бывают строгие к детям взрослые. Сирин всегда без раздумий причислял себя к «строгим», однако вся его «строгость» чаще всего оказывалась напускной, однако именно в этот раз он решил действовать предельно жёстко. Перед тем, как заявиться в гости к Фотису для обсуждения столь непростого вопроса, он по очереди обошёл всех остальных Князей, чьё местонахождение было ему доподлинно известно, и убедился в том, что у тех нет особого желания лишний раз мелькать перед глазами верховного судьи в зале Истины. Самое сложное, Фотиса, он оставил напоследок и, как оказалось, сделал это не зря.       При взгляде на него глаза Князя Голода невольно округлились. Он растерянно смотрел на, как ему прежде казалось, хорошо знакомого ему человека, который отчего-то показался ему в тот момент совершенно чужим.       Во время их разговора Сирин пребывал в облике Князя Хвори, не стремясь раньше времени «радовать» всех своим возвращением. Однако в его поведении после воссоединения основной части души с «Сохелем» всё-таки можно было заметить некоторые небольшие изменения, особенно в такие моменты. Впрочем, он и до этого не чурался немного «припугивать» непослушных детей, конечно же, только лишь для их собственного блага.       Сирин с самого начала всё и всегда старался делать для их блага, однако все его намерения отчего-то упрямо не воспринимались ими всерьёз. - Фотис, я обещаю тебе, что всё будет хорошо, - уверенно заявил Сирин, глядя тому прямо в глаза.       Конечно же, можно было бы облегчить себе задачу, немного «повлияв» на того, к примеру, погрузив Фотиса в глубокий сон длительностью вплоть до окончания заседания, но это, по его собственному мнению, было уже крайним шагом. Если бы он всё-таки поступил с тем таким образом, отношение Фотиса к нему, может, и не явно, но всё же изменилось бы. К тому же Сирин уже успел сделать достаточно, чтобы его если и не возненавидели бы, то точно испытывали бы к нему не самые светлые чувства.       Вздохнув, Сирин ещё пару раз хлопнул того по плечу, после чего, выпрямившись, попрощался с ним, посмотрев в сторону окна. Глубокая ночь, нависшая над землями Князей, скрывала за собой раннее утро и медленно расцветающий на горизонте рассвет. Ведающий надеялся на то, что вскоре эта «аномалия» развеется, а если нет, то он позже немного «поможет» ей это сделать. Ну не шутка ли, жить в темноте, зная что где-то там, за непроходимыми лесами, для каждого обыкновенного смертного сияет солнце? Да, в будущем нужно будет обязательно вплотную заняться этим вопросом… ***       Зал Истины, в котором проходили все судебные заседания, касающиеся наиболее высокопоставленных и знатных обвиняемых, представлял из себя огромных размеров атриум со стеклянным потолком, за которым открывался вид на чистое голубое небо, и множеством балконов, на которых в мягких креслах, согласно изначальной задумке, должны были гордо восседать приглашённые Владыки с Князьями. Некоторые из них являлись бы лишь праздными зрителями, в то время как другие - полноправными участниками судебного процесса, призванными верховными судьёй с целью прояснения некоторых непонятных для простого обывателя моментов.       Впрочем, изначальная задумка так и не нашла своего полного отражения в действительности. Увы, ни Владыки, ни уж тем более Князья отчего-то никогда особенно не горели желанием поучаствовать в заседаниях, а те, кто волею судьбы оказывался приглашён лично Владыкой Справедливости, предпочитали отправлять вместо себя своих учеников или же приближённых к ним последователей, которые, как предполагалось, имели достаточную компетентность, чтобы «говорить от имени своего глубокоуважаемого Владыки». Из-за малого количества участников в зале Истины чаще всего было необычайно тихо, лишь голос верховного судьи отдавался эхом от каменных стен да раздавался шум воды со стороны стоявшего в центре зала фонтана, частью которого являлась мраморная статуя Величайшего. Казалось, будто тот внимательно наблюдает за тем, чтобы в зале Истины всегда торжествовал закон.       В этот день, впрочем, всё было иначе, чем обычно. Никогда прежде не было такого, чтобы один Владыка судил другого Владыку, тем более главного любимца смертных - Щедрейшего. Для страдавших в течение многих лет от безделья Владык сегодняшнее заседание, как и говорил Сирин, стало самым настоящим «представлением», которое решили посетить не только те, кто многие годы не являлся на весенние собрания, но даже и те, о существовании которых остальные Владыки даже успели позабыть.       Таковым стал, к примеру, позабытый всеми Владыка Труда. Некогда в прошлом он являл собой главного покровителя земледельцев и простых ремесленников, чинивших инструменты для возделывания полей и сбора урожая, однако постепенно его обязанности переняли на себя Фета и Ициар. Земледельцы стали молиться Владычице Плодородия, а ремесленники – просить Владыку Ремесла ниспослать им озарение для создания какого-нибудь удивительного инструмента, который можно было бы продать за крупную сумму денег. Сам же Владыка Труда с течением времени, казалось, с концами сгинул. Впрочем, порой появлялись сплетни о том, что его видели слоняющимся по свету в компании, подумать только, Князя Лени. Именно на счёт этих двоих было принято возлагать вину за создание поразительных изобретений, появление которых чаще всего приводило к войнам средь смертных за право владеть столь «чудесным механизмом».       Другим примером «неожиданного гостя» на судебном заседании являлась Владычица Лесов. Известная своим мягким, во многом уступчивым характером она редко выходила за пределы своих владений из-за давнего конфликта с Фетой, как-то обвинившей её в том, что она «имеет нечистые помыслы по отношению к Величайшему». Впрочем, в этот раз незадолго до дня заседания стало известно, что Владычица Плодородия не явится на суд в связи с ситуацией, произошедшей с «прекрасной девой Файон», что в тот же миг расчистило для Владычицы Лесов дорогу на заседание.       Кроме того, даже «затерявшийся в мире» Владыка Путей Идан, которого именовали не иначе как тем, «кто указывает путникам верную дорогу», заявился на суд. Идан был по характеру довольно прямолинеен, оттого многим даже показавшись обыкновенным «простаком». Возможно, именно по простоте душевной он тут же, не поздоровавшись, принялся прямо узнавать «кто есть кто» у остальных Владык. Причина этого была проста. В последний раз, когда он поднимался в «верховье», все выглядели совершенно иначе, чем теперь. - Мне кажется или сегодня в зале Истины и правда непривычно оживлённо? - Сирин прислонился спиной к трибуне, у которой стоял поникший мужчина. – Я был абсолютно прав, когда подумал, что соберётся много зрителей. Подумать только, и ведь все они пришли, чтобы полюбоваться тобой. Ты самая яркая звёздочка на этом бледном небосводе, Пай.       Асклепайос практически не изменился за прошедшие годы, разве что его обычно легкомысленный взгляд стал куда более вдумчивым и серьёзным. Длинные светлые волосы были собраны в строгий высокий хвост, а вместо расшитых золотом одежд на нём были куда более простые рубаха да штаны. Однако даже эта умышленная простота не смогла скрыть его внутреннюю силу, которую всем своим телом испускал один из наиболее почитаемых людьми Владык.       Благодаря целому множеству верных последователей авторитет Щедрейшего в течение многих лет оставался непоколебим, однако любовь неожиданно оказалась действительно зла. Тот сделал свой выбор и, по итогу, теперь находился в зале Истине. Жалел ли о нём Асклепайос? Вопреки его поникшему виду Сирин отчего-то был абсолютно уверен в том, что даже знай он, что его будет ждать в дальнейшем, Владыка всё равно избрал бы тот же путь. - Зачем ты пришёл? – губы Щедрейшего еле заметно шевельнулись, его слова прозвучали практически беззвучно, с трудом достигнув того, к кому они адресовались. - Как это «зачем»? Чтобы тебя спасти, ясное дело. Если удача внезапно перестанет стоять к нам лицом, без особых на то причин решив повернуться задницей, то из неоткуда явлюсь я, весь из себя такой прекрасный и всемогущий, и наделаю здесь очень много шума. Собственно говоря, как-то так я и планирую действовать, - широко улыбнувшись, беззаботно заявил ему тот. - А ты-то сам ничего не боишься? Не так давно до меня дошли слухи, что им всё-таки удалось разговорить ту «очаровательную» куклу, к созданию которой ты приложил свою руку, - ещё тише произнёс Владыка Благосостояния.       Смирившийся взгляд Асклепайоса лениво прошёлся по балконам, отведённым для Владык и Князей, после чего он беззвучно, но в то же время с ощутимым облегчением выдохнул. - Не волнуйся, я очень тщательно обсудил с Фотисом важность его отсутствия на заседании, - вложив в слово «обсудил» больше смысла, сказал Сирин, заметив его небольшие движения. – Насчёт куклы… И чего, скажи на милость, мне бояться? Это рано или поздно обязательно произошло бы. Навыки Перта хоть и слабее моих собственных, однако, что ни говори, он всё же необычайно хорош во всех этих делах, так что было только вопросом времени, когда он заставит её говорить. Единственное, что меня сейчас действительно интересует, так это, как много полезного из бесконечного поросячьего визга Нейрина им удалось вычленить. На тот случай, если они решили продолжить продвигать мысль о том, что именно ты был тем, кто убил его, я и пришёл в сие прекрасное место. - …Спасибо. Спасибо тебе за всё, Ведающий, - после небольшой заминки произнёс тот. - О, всемогущие небеса! Если ты ещё хотя бы раз посмеешь мне и единое слово подобным тоном сказать, то я тебя точно по пустой голове ударю, честное слово. Неужто ты уже умудрился смириться с мелькающей где-то там на горизонте церемонией «передачи титула»? Я же уже сказал тебе, дураку, что пришёл тебя спасти… - тяжело вздохнул Сирин.       Труднее всего вести дела с теми, кто потерял всякую надежду на счастливый финал. И ладно бы на стороне Асклепайоса был кто-то другой, но ведь то был именно он, Ведающий, собственной всемогущей персоной. Вздохнув, Сирин недовольно покачал головой. Он, конечно, всё понимает, прошло довольно много времени и не было совершенно ничего удивительного в том, что его авторитет заметно уменьшился, но не до таких же скромных размеров! С этим точно нужно будет в будущем что-то сделать. - Мне уже и поблагодарить тебя нельзя? А ты, как и всегда, в качестве поддержки начинаешь ругаться. Как я посмотрю, что-то даже по прошествии сотен лет остаётся неизменным, – уголки губ Асклепайоса слегка дрогнули в хорошо знакомой Сирину улыбке. - Так-то лучше, Щедрейший, а то я уже начал понемногу разминать свои кулаки, - усмехнувшись, произнёс тот.       Сирин собирался было сказать ему ещё пару слов до начала заседания, когда в зале Истины эхом раздался голос Величайшего: - Прошу всех занять свои места.       По первой могло показаться, что взгляд Перта был направлен на трибуну, за которой стоял Владыка Благосостояния и Искусств, однако Сирин чувствовал, что на самом деле тот смотрел чуть в сторону, где стоял он сам. На лице Владыки Порядка медленно расцвела слабая вежливая полуулыбка, с помощью которой ему некогда удалось расположить к себе многих других Владык. - Я настоятельно прошу всех исполнить мою небольшую просьбу, - со с трудом ощутимым напором в голосе повторил Перт, явно обращаясь конкретно к нему.       Сирин, подняв на того взгляд, усмехнулся. Из-за многочисленных заклинаний, которые он сам на себя наложил, Перт ни в коем случае не мог его увидеть, однако даже по прошествии стольких лет он всё ещё был способен ощутить небольшие колебания, вызванные его появлением. Так что, увы и ах, но его появление смогли раскрыть ещё до начала представления, впрочем, он был не особо расстроен по этому поводу. Он изначально подозревал, что случится нечто подобное, поэтому вполне был готов к вниманию со стороны Величайшего.       Перт официально провозгласил начало «громкого» судебного разбирательства. Тишина поглотила зал Истины. Все, кто в этот день прибыли в суд, вмиг замолкли, устремляя свои полные любопытства взгляды в сторону Асклепайоса, и лишь немногие, с особой скрупулёзностью проследив за взглядом Величайшего, с лёгкой растерянностью посмотрели чуть в сторону от трибуны. Сирин, чья очередь появиться на главной сцене наконец-то наступила, в знак своей поддержки хлопнул Владыку Благосостояния по плечу. Одновременно с этим резким звуком хлопка иллюзия спала, явив всем остальным стоявшего подле обвиняемого мужчину.       Сирин не мог явиться на столь серьёзное мероприятие в облике юноши, так что теперь он выглядел примерно так же, как и во время их первой встречи с Лукасом. Конечно, от привычной ему сделанной на скорую руку причёски тоже, к большому его сожалению, пришлось отказаться. Теперь его длинные чёрные волосы были собраны в высокий строгий хвост, перекинутый через плечо. Одетый в не менее строгий чёрный костюм, он скрестил руки на груди и слегка наклонил голову к плечу, слабо прищурившись. На лице Ведающего появилась слабая вежливая полуулыбка, из-за которой их с Величайшим лица неожиданно приобрели странную схожесть, которую просто невозможно было не заметить. - Увы, у меня не было возможности сообщить уважаемому Владыке Справедливости об этом заранее, но я, чьё имя Сирин и титул «Ведающий», изъявляю своё желание выступить в роли защитника Асклепайоса, Владыки Благосостояния и Искусств, - глядя, однако, прямо на Величайшего, заявил тот.       Сирин чувствовал растерянность и непонимание в глазах остальных Владык, присутствовавших в зале. В этом не было совершенно ничего удивительного, ведь большинство из них не могло вспомнить ни такого титула, ни уж тем более имени, которое даже в далёком прошлом практически не звучало вслух. Конечно, назовись он «Отвергнутым», всё тут же встало бы на круги своя, однако у Сирина не было совершенно никакого желания представляться, используя тот титул, который ему навязали насильно, тем самым грубо вычеркнув из истории всё то, что он сделал для каждого из них. Нет, нужно, чтобы они уже сейчас прекращали ассоциировать его с этим глупым прозвищем. - Мы неописуемо рады видеть на нынешнем судебном заседании столь важного гостя, - Перт и на мгновение не дрогнул под его взглядом. Окружённый мягким солнечным светом он выглядел как никогда непоколебимо и спокойно, даря одним своим видом уверенность и остальным Владыкам. – Значит, вы изъявляете желание стать его защитником? Что же. В таком случае позвольте мне напомнить вам о некоторых трудностях, связанных с исключительным правом, которым вы обладаете в суде, - всё с той же вежливой улыбкой первым решил напомнить ему тот.       Шум от перешёптываний Владык друг с другом наполнил зал Истины. Что это, интересно, за такое «исключительное право»? В чем заключалась его «исключительность» и почему этот неизвестный им обладал? Одновременно звучали десятки, если не сотни, различных догадок, но все они были далеки от истины. Тогда все обратили своё внимание на Владыку Справедливости, который точно должен был знать это. И он действительно знал, что это за право и кому оно изначально принадлежало. Глядя на расслабленно стоявшего перед трибуной Сирина, резко побледневший лицом Мат то открывал, то закрывал рот, ища, но не находя нужных слов. Он никогда бы не подумал, что встретится лицом к лицу с живым обладателем «исключительного права», позволявшего ему влиять на вердикт суда. - Как говорится, исключительным правом нужно пользоваться лишь в исключительных случаях, на то оно и считается «исключительным», - сделал точное замечание Ведающий, после чего еле слышно усмехнулся и слабо покачал головой. – Да и, к тому же, у меня и без пользования «правом» в последние годы далеко не самая лучшая репутация. Если я им воспользуюсь, то меня, помимо всего прочего, могут ещё и в тирании обвинить. Но, право слово, посмотрите на этого доброй души человека, - опустил он руку на собственную грудь, - какой из меня тиран? Тем более я уже давным-давно не участвую ни в каких видах управленческой деятельности. Можно даже сказать, что по воле судьбы я ушёл на заслуженный покой, или же меня на него отправили, - его «судьба», взирая с высоты своего балкона, улыбнулась самую малость шире, тут же уловив его намёк. – Просто так, вероятно, в этот день сложились звёзды, и мне неожиданно пришло в голову явиться на судебное заседание и помочь этой несчастной невинной душе. Владыка, вы же не против, чтобы я выступил в вашу защиту? – обратился тот к Асклепайосу. - Как я могу быть против? – покачал тот головой. В уголках его губ на мгновение промелькнула улыбка, но тут же поспешно скрылась. Сейчас явно было время не для смеха. - Не говори об этом так прямо. Со стороны может показаться, что я тебя всё это время сейчас сидел и запугивал, чтобы ты дал мне своё согласие, - заметив продвижение в настроении Владыки Благосостояния, хорошо различимым полушёпотом произнёс тот. - Как я и упоминал прежде, в последние годы моя репутация чувствует себя не самым лучшим образом. Некто пустил слух, что я, только представь себе, «предводитель» у Князей! Какой абсурд! Эти ребята слишком неорганизованы, чтобы управлять ими! К тому же, зачем мне на старости лет проблемы на голову в их лице? – принялся недовольно бурчать тот, впрочем, именно эти слова и стали главной подсказкой для Владык, кто всё ещё не смог догадаться об его истинной личности.       В зале Истины в тот же миг стало абсолютно тихо, не было слышно ни единого звука. Даже свет солнца, казалось, после его слов перестал быть таким ярким. Или же это просто облако так вовремя прикрыло его собой. В любом случае это произошло как никогда вовремя, создав наиболее подходящую для данного момента немного пугающую атмосферу.       Сирин при взгляде на всех них с трудом сдержал желание рассмеяться в голос. С одной стороны, подобная реакция не сказать, чтобы была для него особо приятной, с другой же, было невероятно смешно наблюдать за их перекошенными от страха лицами. Увы, но то, что он весьма осторожно назвал «не самой лучшей репутацией», можно было смело обозвать «идущей впереди него самого дурной славой». Пожалуй, никто не смог назвать в целом мире фигуру, которой чаще всего пугали не только детей, но и взрослых. И ведь и те, и другие действительно пугались. Особенно взрослые. - К тому же, не иначе как насмешкой судьбы является то, что, если верить стороне обвинения, тот, кого я хочу защищать, повинен в гибели того, кто «находится у меня в подчинении». Ох, бедный-несчастный Нейрин, - покачав головой, преувеличено тяжело вздохнул Сирин. – Однако, вне зависимости от всех наших связей и привязанностей в этот день перед нами, в первую очередь, стоит задача определить, кто же тот отвратительный негодяй, что сотворил с ним подобное, - всё никак не удавалось ему отвязаться от преувеличенно пафосного тона, впрочем, он не очень-то и пытался это сделать. Сирин искренне боялся того, что стоит ему перестать кривляться, как ситуация обострится, и трагедия пошлых лет повторится. - Я глубоко убеждён, что Асклепайос, всем нам хорошо известный Владыка Благосостояния и Искусств, который многие годы назад под моим, - положил он руку себе на грудь, - личным руководством впервые взял в руки кисточку и написал свою первую картину, не мог этого сделать. Да и вступать с кем-то в сговор… Ну не похож он такого человека, - в тоне его голоса зазвучали нотки старого любящего отца, который не мог поверить в виновность своего пусть и ветреного, но честного и порядочного сына.       Вежливая улыбка Величайшего, внимательно слушавшего его пылкую речь, будто стала немного более жёсткой, но заметить это смог только хорошо знавший его Сирин. - Боюсь, что вы раньше времени принялись за его защиту. Владыка Справедливости ещё не успел поделиться со всеми нами обстоятельствами этого, по, как я надеюсь, нашему общему мнению, непростого дела. К тому же мы не выслушали самого пострадавшего, а также всех заявленных свидетелей. Попрошу вас не торопиться. И, - сделал он с трудом заметную заминку, - всё же соблюдайте общепринятый регламент и займите своё место.       Глядя на него, Сирин слегка склонил голову к плечу. Мысленно он продолжал повторять самому себе, что ему нужно продолжать сохранять хотя бы видимость хладнокровия. Длинный язык и трезвый ум – используя их обоих, Ведающий собирался выйти из этого противостояния победителем и вернуть Щедрейшего малышу Фотису. Да, в этот раз он не повторит прошлых ошибок, не позволит неуёмному гневу взять над собой верх. В ином случае он точно расстроит Владыку Целительства. Чего-чего, а этого он явно не хотел. - Да, я, наверно, и правда немного поспешил. К тому же, о регламенте совсем позабыл. Стар, вероятно, стал. Знаете, чем старше становишься, тем более размытыми становятся ранние воспоминания. Особенно хорошо забываются всевозможные скучные правила и не менее скучные регламенты, - с этими словами тот сделал небольшой полушаг и исчез, чтобы в следующий миг, к всеобщему удивлению, занять не одно из пустовавших мест, которые были отведены для Князей, а то, что находилось прямо возле Величайшего. Ещё больше всех удивило то, что Перт на это ничего не сказал, приняв это как должное.       О пустом месте возле Величайшего в течение многих лет ходило несчётное число всевозможных слухов, однако имя его настоящего владельца никто точно назвать не мог, предлагая вместо этого целую россыпь догадок буквально «на любой вкус и цвет». Одно время лично Фета пыталась осторожно распространить слух, что это место многие годы назад было отведено для «Величайшей», возлюбленной Перта, кем она сама, собственно говоря, и являлась, однако природная скромность не позволяла ей занять столь высокое место. К сожалению, как бы она ни пыталась, никто не поверил в её слова. Какая ещё такая «природная скромность», когда Владычица Плодородия буквально на каждом шагу кричит о том, что «Величайший принадлежит одной только ей, и только она имеет право быть подле него»?       В том числе и по этой причине куда более широко была распространена другая версия, о которой, правда, предпочитали говорить вслух куда меньше и куда тише. Предполагалось, что это место изначально принадлежало верному соратнику Владыки Порядка, который позже попытался свергнуть того, за что, по итогу, и поплатился, оказавшись запертым по ту сторону грани между жизнью и смертью. То, что теперь произошло во время заседания в зале Истины, подтвердило эту смелую догадку. По глазам Владык, только-только оправившихся после первого потрясения, было видно, что им не терпелось тщательнейшим образом «обсудить» это с остальными, однако что-то всё же удерживало их от этого. Возможно, этим «чем-то» была высокая вероятность того, что каждое их слово отчётливо услышит главный объект их сплетен. - Годы идут, а сидения кресел в зале Истины всё такие же жёсткие. И вот как, скажите мне на милость, мне теперь сесть, чтобы не отсидеть себе всё? – крайне недовольно пробурчал Сирин, перекинув ногу на ногу и подперев голову рукой. - Сообщи ты мне о своём появлении раньше, я бы велел подготовить всё заранее. Мне приказать немедленно заменить кресло на более удобное? – понизив голос, предложил Величайший, скосив на того взгляд. Ведающий не сдержался и, скривив лицо, невесело усмехнулся. - Ох, какой ты, Перт, оказывается, добросердечный, добродушный и добропорядочный человек. Моё отцовское сердце при взгляде на тебя всё никак нарадоваться не может. Моя ты гордость, не иначе, - не повышая голоса, ответил ему Сирин, чьи слова сопроводили начавшуюся речь Владыки Справедливости, которого, казалось, ни один из них и не собирался слушать. - Главной задачей младшего поколения является забота о старших, когда пробьёт час, и те не смогут сами о себе позаботиться, - ответил ему Перт, при этом без особо труда делая вид, будто внимательнейшим образом слушает слова Мата.       Сирин с самого начала даже и не думал о том, чтобы тратить на столь бесполезное занятие свои силы и потому просто посмотрел на профиль Владыки Порядка, пытаясь вытянуть из него хотя бы что-нибудь полезное. В процессе этого он краем глаза случайно поймал спокойный взгляд Лукаса, за внешней отрешённостью которого скрывалось волнение. Стоило Сирину понять это, как его улыбка невольно чуть дрогнула, став немного мягче, однако уже в следующий миг он вернул себе прежнее выражение лица. Однако это не укрылось от внимания Перта: - Пожалуй, мне стоило бы извиниться за тот «несчастный случай», который произошёл с Владыкой Иасоном во время церемонии «передачи титула». Впрочем, не знаю насколько корректно называть нынешнего Владыку Целительства именем нашего общего друга. Эта душа… Полагаю, тебе известно, что она никоем образом не связана с изначальным Владыкой. Тебе не кажется этот факт поразительным? Мне пришлось потратить немало сил, чтобы проверить и подтвердить, что первый Владыка Целительства никогда не проходил через церемонию. Но тогда кто вместо него управляет обителью? И, главное, как он смог заполучить себе его силы? - …Ты уверен, что это единственное, за что ты хочешь передо мной извиниться? – намеренно пропустив всю его речь мимо ушей, приподнял тот брови. – Не спеши с ответом, Перт, и тщательно всё обдумай. Я не собираюсь торопить тебя, но я совру, если скажу, что мне неинтересно услышать твой ответ. - Да, думаю, что да, - стало ему ответом. - Перт, ну я же просил тебя не торопиться. Вот я, к примеру, никуда и никогда не торопился. В своё время, подумать только, целых сто лет горел, все леса Нейрину «собой» закоптил. Зато сразу стало ясно, что спешка – это точно не про меня, - криво усмехнувшись, произнёс Сирин. - Не про тебя? Смею напомнить, что ты всё же поторопился, когда явился на то весеннее собрание с явным намерением убить меня, - мягкая полуулыбка Величайшего стала ещё мягче, будто тот говорил ему о чём-то приятном, вроде описания цветения деревьев в его знаменитых сиреневых садах. Любопытные Владыки, которые то и дело украдкой бросали в их сторону взгляды, и в жизни не смогли бы догадаться, что именно они в тот момент с ним вдвоём обсуждали. - Скажешь тоже, «убить». В тот момент я был очень и очень зол, просто в бешенстве, это точно. Я бы без зазрения совести избил тебя до невменяемого состояние, чтобы силой вложить в твою пустую голову то, что не удалось вложить словами. На этом всё. Тебя, Перт, я бы точно никогда и не подумал убивать. Ты ведь и сам меня прекрасно знаешь, - слабо покачал тот головой. – А вот я тебя, как оказалось, никогда толком и не знал. Ты смог не только придумать такой «чудесный» план, но и претворить его в жизнь. Ты без зазрения совести наговорил каких-то гадостей несчастному Сохелю, довёл его до самого края и тем самым вызвал высвобождение Кистны. Скажи, ты с самого начала планировал, что я возьму удар на себя, и умышленно ослабил меня, или это стало для тебя маленькой, но весьма приятной неожиданностью? Так ещё и с тем существом в какой-то момент связаться успел... Это ведь именно оно принесло с собой в наш мир «негаснущий огонь», я прав? Не представляешь, как сильно я удивился, когда понял, какую судьбу ты, мой самый близкий друг, мне уготовил. Ты хоть понимаешь, что благодаря тебе, Перт, мою плоть на протяжении почти что ста лет пожирало пламя, - в конце своих слов он резко замолк и через силу слабо улыбнулся. Вот, худшее вновь чуть было не произошло. Он незаметно для самого себя начал злиться. И эта постепенно закипающая злость чуть было не переросла в гнев, но глубокий вдох и медленный выдох смогли его немного успокоить. – Это, между прочим, было очень больно. - Поверь, тогда мне тоже было очень больно, - услышав его заявление, Сирин поражённо уставился на него, после чего отвернулся и закрыл рот рукой, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь откровенную гадость. Больно, да? – Ты… Не пытайся сделать вид, будто тебе есть до всех нас хоть какое-то дело. На самом деле тебя вовсе не волнует ни произошедшее тогда, ни то, что происходит сейчас в зале Истины. Даже судьба Владыки Целительства тебя на самом деле не волнует, - Сирин с непониманием в глазах посмотрел на него. – Тебя всегда волновала и волнует лишь «мировая стабильность», да? Жизнь, что настолько спокойна и неподвижна, что почти не отличается от смерти, - Перт прекратил играть роль внимательного слушателя и посмотрел на него в ответ. - Я уверен, что ты не помнишь, что ты мне как-то однажды сказал. «Этот мир нашёл своё равновесие и потому больше в тебе не нуждается. Теперь я наконец-то могу его оставить». Правда, экая оказия, весь тот крепкий фундамент, на чём держался «твой» мир, на деле оказался хрупким как хрусталь. Всего пара слов, и мир пришёл в движение. Получается, всё, что я сделал, всё-таки открыло тебе на это глаза, и ты решил попробовать всё с начала? В таком случае мне и правда не за что перед тобой извиняться. Я… Я рад, что ты всё ещё останешься здесь, с нами.       Сирин в растерянности приоткрыл рот, после чего, не находя слов, закрыл его, и так несколько раз. Это был первый раз, когда он был настолько потерян. Ведающий и правда не помнил, чтобы он говорил те слова. Но Перт их помнил. Нет, он не только помнил их, так ещё и использовал их против него, пытаясь тем самым оправдать свои действия. Получает, он хотел сказать, что это Сирин был во всём виноват? Виноват в своих же будущих страданиях? Нет уж. На его плечах лежал груз вины за многие другие его проступки, но этот грех был не его. Не он, а Перт стал тем, кто решил нарушить мир, что они вместе с таким трудом построили. - …Подумать только, такой большой лоб, как ты, и правда говорит словами недолюбленного ребёнка, отец которого решил бросить его, - Сирин, слабо покачав головой, нахмурился. Как бы он ни пытался, ему не удалось придать своим словам шутливости. – Ты ведь мог просто прийти и прямо поговорить со мной, а не идти на столь отчаянные шаги. Перт, неужели ты не представляешь, как много людей погибло во время первой трагедии в Сует. Ладно, отпустим те далёкие события, кроме нас двоих никто уже и не сможет точно вспомнить, что именно тогда произошло. Вторая трагедия в Сует. Я уже «всё понял», осознал, насколько хрупкий наш мир, и потому уже не мог покинуть его. Так ради чего ты это сделал? Неужели настолько сильно хотел со мной встретиться?.. Скажи ещё, что все эти годы скучал по мне. Если ты это сделаешь, то я точно не выдержу и своим смехом перебью очередное жалкое подобие нашего Мата. - Спрашиваешь меня, знаю ли я, сколько человек тогда погибло? – взгляд Величайшего бесцельно побродил по залу Истины, лишь на мгновение остановившись на Владыке Справедливости, который в свойственной ему во время заседаний эмоциональной манере рассказывал о «зверствах», которые произошли с Князем Жадности, после чего перешёл на Сирина, да так и остановился на нём. Его улыбка стала немного шире, в ней появилось нечто пугающее. – Ты ведь и без меня знаешь, что никто на самом деле не «погиб» окончательно. Те, кто умер, уже не один десяток раз возродились и прямо сейчас проживают очередную полную тягость и невзгод жизнь. Потом они по той или иной причине вновь умрут и возродятся вновь. Так будет продолжаться вечно. Так какая разница, если кто-то уйдёт раньше, а кто-то - позже? В конце концов все они вновь войдут в круг перерождения, после чего вернутся в этот мир. Нет, не только они, но и мы. Это то, на что все мы обречены. Прекрасный мир, запечатанный сам в себе, - в это мгновение улыбка Сирина треснула, как и подлокотник кресла, на котором лежала его рука.       Речь Мата резко оборвалась, и все те, кто всё это время украдкой бросал в их сторону взгляды, наконец-то получили повод для того, чтобы посмотреть на них открыто. - Прошу нас извинить. Владыка Мат, продолжайте, мы вас внимательно слушаем, - всё с той же вежливой улыбкой обратился к тому Перт.       Владыка Справедливости с небольшим замедлением кивнул, после чего продолжил говорить, однако взгляды остальных Владык ещё долго были прикованы не к нему или обвиняемому, а к Сирину, который, разжав руку, со спокойным видом отряхнул её. - Значит, ты меня и в этом хочешь обвинить? – тихо спросил с трудом, но всё-таки вернувший себе спокойствие Ведающий. - Нет, конечно. Никто из нас не виноват в том, что всё так, как есть. Это произошло независимо от нас, - Сирин бросил в его сторону и промолчал, сделав вполне определённые выводы. Перт что-то знает, но далеко не всё. - Я уверен в том, что будь у тебя такая возможность, ты бы предотвратил это, но никому более, как мне, известно, что даже ты далеко не всесилен. Благо, справиться в прошлом с Кистной мы смогли, а благодаря тому, что мы всё это время жили «тише воды ниже травы», о нисхождении второй кары речи пока не шло, - точно так же тихо продолжил говорить тот. - Думаешь? Ты призвал в наш мир существо, которое смогло принести с собой в наш мир «негаснущий огонь», который выжег почти все леса на севере. Тебе самому не кажется, что это подозрительно сильно напоминает ту самую «вторую кару»? Только её инициатором были уже не те проклятые старикашки, а ты, Перт, - сжав и разжав ладонь, перевёл на него взгляд Сирин. - Ох, ты такого высокого мнения обо мне, что поставил меня на одну ступень с «ними»? – слегка приподнял тот брови. – Нет, это, конечно, большая честь для меня, но всё же… Всё, что я сделал, было совершено для общего блага. Нет и никогда не существовало никакого созданного тобой «порядка», есть лишь с трудом сдерживаемый нами в рамках нормы хаос. Стоит тебе только исчезнуть, как эти рамки сломаются. Нет, и не может быть такого, что этот мир сможет существовать самостоятельно. Просто хотя бы раз пойми это и перестань противиться мне. Дети… Разве не бывает такого, что дети разумнее своих родителей? В любом случае тебе следует просто опереться о моё плечо и через «не хочу» продолжать делать то, что делал прежде. Я же позабочусь о тебе. Да и этот Владыка Целительства… Если он так мил тебе, то хотя бы ради него сделай это. - А теперь предлагаю выслушать пострадавшего, - прервал речь Перта голос Владыки Справедливости.