Purple and Yellow

      Кнопки контроллера клацали как сумасшедшие, пока Донателло пытался вовремя продавить нужную комбинацию. Было напряжно так, что парень даже вспотел — духота в комнате тут была ясно дело ни при чём; от напряжения хоронилось дыхание, потели руки, отчего выбить чёртовы монетки становилось даже сложнее. Серьёзно, даже зачищать безымянную испанскую деревню с постоянно ломающимся ножом и минимумом патронов от колхозников с кальмарами вместо мозгов было проще; сбегать от того бронированного гиганта с серой кожей было проще, чем выбить эти грёбанные монеты в игре для казуальщиков!       Клац-клац-клац-клац — пальцы почти сводило от напряжения — не сбиться со стратегии, иначе все опять коту под хвост; хотелось пить — Дон быстро метнул взгляд в проход на кухню — но выполнить квест нужно было даже через собственный хладный труп. Становилось жарче — жарче чем обычно; мягкотелый стащил с себя майку, почти не отрываясь, агрессивно игнорируя происходящее в реальности.       Слышались шаги — трионикс отмахнулся от мысли, но отвлечься не посмел, пока победоносный крик не вырвался из горла:       — Я ТЕБЕ ЭТИ МОНЕТЫ В ГЛОТКУ ТАК ГЛУБОКО ЗАПИХАЮ, ЕНОТ НЕПРОГРУМИРОВАННЫЙ —       — Не припомню, чтобы ты что-то пихал кому-то в глотку в последний раз, — хихикнули рядом, отчего юноша чуть к потолку не подпрыгнул. — Я тебе тоже принесла, — Эйприл появилась в области зрения, протягивая ему запотевший стакан с листиками мяты поверх окрашенного в фиолетовый льда. Пахло сладкой цитрусовой свежестью и ягодами, Дон лишь гулко сглотнул, вспомнив о жажде.       Эйприл носила тонкую маечку на бретельках. Её губы изогнулись в тонкое и тугое кольцо, обхватывая соломинку, посасывая, глаза закрылись в блаженстве —       Холод был так к с т а т и.       Дон выхватил стакан сразу же, уперевшись взглядом в экран, пока подруга сидела рядом. На захват контроллера трионикс ничего не сказал, хотя у Эйприл был свой — нежные тонкие пальцы мазнули по его коже, нервный узел внутри парня сжался, заставляя отвести глаза — медленнее чем обычно, — буквально впиться в телевизор и всасываться в свой пурпурный мохито.       …который был божественным, у Эйприл были просто золотые руки. Нежные на вид, с изящными, но маленькими пальчиками. Маленькие, но так стискивают контроллер, буквально массируют выступающие кнопки по кругу —       — Ух ты, ты всё же смог пройти это мини-задание? Кайф, — отозвалась Эйприл, разрушая иллюзорную дымку и вышвыривая Дона в реальность, отчего тот поперхнулся. Ладонь тут же ударила его по карапаксу, пустив волну, Донателло почти взвыл от неожиданности, раскусив попавший кубик льда в труху. — Давай там, хорош прохлаждаться, нам ещё рвы копать — я нашла чит-карту на сундуки, так что скоро мы с тобой дальше можем прокачиваться без каких-либо проблем. Ди, ты там живой?       — …вполне - спасибо — Эйприл, — откашлявшись, Донателло предпочитал смотреть на экран телевизора в гостиной подруги, чтобы не дай боже не сотворить какую-нибудь глупость.       — Какой кретин этот квест вообще сюда засунул, — негодовала подруга, отправив в полёт выбившуюся из-под банданы чёлку. — Он вообще не проходится! Я что — похожа на человека, который задротит днями напролет? Я тут отдыхать пришла, морально расслабляться, твою мать! Трогать траву и тусить с милыми животными, а не пахать как папа Карло! — обменивая задания в списке квестов, отозвалась девушка, как её голос изменился, заставив Дона замереть, постепенно оживая. — Блин, Ди, ты просто лучший! — донеслось блаженное до слуха. — Теперь хватает на постройку ратуши! Теперь жителей будет больше! Господи, я тебе говорила, что я тебя обожаю? И вообще у тебя откуда так скилл вырос, м? Ты без меня играл, да? Говнюк —       «Лучший».       «Я тебя обожаю»       Он мог бы слушать это вечно в исполнении её славных голосовых связок, язычка и пухлых губ. Эта интонация, струящаяся с лёгким выдохом, сам способ произнесения, лишь этой девушке свойственный; похвала, как бы ни странно звучало, имела второстепенное значение.       — …Донни…?       — Ах-ха!.. — он вздрогнул, чуть не пролив к чертям на себя коктейль, который должен был его спасать и охладить мечущийся разум. — Донателло, великий и неповторимый, к вашим услуг —       Золотистый взгляд пронзал.       — …у тебя всё в порядке? — приподняв бровь, поинтересовалась подруга. Слова с трудом собирались во что-то цельное и ясное в голове, будто продирались сквозь войлок. Горячий, удушающий, пульсирующий войлок в его шее. — Ты какой-то… Нервный, что ли. Что-то дома случилось?       — Н-нет! В-всё в порядке, — Дон едва успел увернуться от её рук, чудесных и нежных рук, предпочтя выдуть за один раз остатки газировки. Вкуснейший мохито — абсолютно идеальный, абсолютно такой, как ему нравилось — и утихомирить бешенный жар внутри себя. Резкое осознание прошибло насквозь с тем, как ледяной напиток пронзил ледяным жалом мозг: это невежливо. Наверняка обидно.       Множество социальных историй из детства про мальчика по имени Тони проносились в голове под удары сердца.       — …я — я — эм… Просто — жарко. Я немного посижу и всё будет — мн-н-хех — тип-топ, — отозвался мягкотелый, пытаясь смотреть куда угодно, но не на лучшую подругу. Меж бёдер. Ох нет, не туда — лучше на пол. Просто на пол.       Смотри на пол на пол смотри на пол не смей поднимать глаз       — О. О — эм… Точно всё в порядке?       — Да, абсолютно, — проскрежетал Дон на кое-как смоченное, вновь начавшееся слипаться от жажды горло, забирая жёлтый контроллер, лежащий без дела, пока подруга лобызала пальцами его пурпурный джойстик.       — Так… Значит, у вас скоро тренировки? — ненавязчиво начала девушка, давая гению вновь привязаться к реальности хоть немного.       — … а — да… тренировки, — отстраненно кивнул Дон, подтверждая факт.       …который никогда не был правдой. Ну, в каком-то смысле это были тренировки — он работал так, чтобы просто не чувствовать тела. До тех пор, пока в голове не возникнет пустотелый вакуум, без шума, без мыслей, чтобы просто уснуть. Чтобы каждая его клеточка орала от усталости из-за работы в гараже.       Потому что мысли были губительны в это время года. Весна была отвратительным сезоном: то не умершее черепашье, что в нём осталось, просто вламывались со всех ног, опрокидывая Донателло прочь с ринга, а затем ещё прыгало сверху, чтобы уж наверняка, вколачивая многотонным весом.       Сезон размножения. Самый опасный сезон в году.       С Эйприл… Всё было сложно. Она была единственным членом семьи с поверхности, она была человеком, и что самое важное — женщиной. Никто не хотел её ранить, нечаянно навредить ей из-за гормонов, потому что — видели предки-прародители — всем сносило голову. Да, по-разному, но каждый из братьев становился более отстраненным, себе на уме, территориальным, и…       Конфликты были. Причины: общая раздражительность, повышенная агрессивность на фоне роста тестостерона и половых гормонов — эрго, инстинктивное поведение, — территориальность. Поводы: многочисленны и не поддаются четкой классификации. То есть, да: Эйприл воспринималась как часть семьи, но каждый хотел её внимания. И никто в сезон размножения не хотел делить её улыбку и объятья с другими.       Но… У Дона всё было ещё хуже. Потому что братья не испытывали к подруге чувств, помимо семейных; а мягкотелый — очень даже да. Плюс гормоны, плюс его атипичный мозг ехал в не пойми какую сторону, а черепашьи инстинкты пытались взять своё, настойчиво требуя к себе внимания.       Это… Приводило к последствиям. Например, вероятность словить перегруз уменьшался, но не приступ самоненависти, агрессии к братьям или ненужной эрекции. Потому что Дон заплывал в опасные воды, и —       — А разве твои родители не должны были уже вернуться? — спросил Донателло, обрубая любые мысли: его мечущийся взгляд резко упал на часы у телевизора.       — А, их сегодня нет. Они ж командировку уехали, я одна дома с Бедламом. Так что вот, — отозвалась Эйприл, клацая кнопками, — а ты сегодня же вроде не занят? Было бы круто, если бы ты остался на ночёвку сегодня, — пожала она плечами.       — Да я — в общем-то…       СВЯТОЙ ХОКИНГ, ОН ХОТЕЛ.       Он правда хотел до зуда в хвосте. Причем буквально — хвост начал подрагивать: пока только кончик, но цепная реакция пошла. Кровь приливала — Дон не мог это контролировать — вызывая зуд и набухание. Пульс гудел, тарабаня в каждой клетке, и парень надеялся, чтобы кровь из хвоста по инерции не начала приливать к промежности. Даже не надеялся, Донни натурально молился, опустив взгляд на футболку, лежащую на коленях.       Ещё немного и хвост начнёт вертеться туда-сюда, потому что контролировать этого предателя было чем-то выше сил парня. Да, конечно, Эйприл пару раз видела его мотыляющийся туда-сюда хвост от переизбытка положительных эмоций, но сейчас это было опасно. Но мягкотелому везло, ибо толстовка, повязанная на талии, прикрывала его хотят как-то.       Дон шумно сглотнул, облизнув слипшиеся губы.       — А то мы и так не тусим вместе почти, кроме как на заданиях. А ты вообще отвалишься на месяц, а то и на два. Что у вас за тренировки такие, на которые мне нельзя?       — Ну, как тебе объяснить —       Это была работа ебанного Лео объяснить Эйприл и уничтожить все её вопросы. Дон лгать умел из рук вон плохо; Сплинтер, же рассудил (не без группового прошения), что Эйприл требуется отстранить, пока у всех гормоны сносят голову. Так было справедливо, так было разумно и безопасно. Но вот с объяснениями было туговато.       Потому что могли возникнуть недоразумения, и — кто знает — Эйприл развернулась бы на месте, назвав их всех извращенцами. Но ведь всё было не так! Не так: братья Дона не хотели её.       А он сам бы всё в мире отдал, чтобы не думать о лучшей подруге в таком ключе.       Что-то мягко ударилось: контроллер оказался на её коленях. Донни равно выдохнул, отведя взгляд, как до него дошло осознанием: Эйприл поставила игру на паузу.       — Ди, я знаю, что у вас какие-то экстремальные трени, из-за которых вы все как не в себе. Но каждый год? Что это за сборы весной такие? Тем более хрен пойми где!       Дон с трудом мог различать её речь. Потому что колени, губы, прилегающая домашняя маечка, описывающая хорошенькую грудь, домашний пучок и — Донателло внутренне сжался: запах. Волна негодования выплеснулась запахом, будто туманной дымкой обволакивая разум.       Лишь одна мысль: объяснить. К черту эти детские игры с обманом, с прятками где-то под землёй и в Скрытом Городе. Гений хотел объяснить: обхватить её сладкую шейку и впиться в эти губы, пахнущие фиолетовой ягодной заправкой. Он хотел объяснить: скользить поцелуями ниже, забраться под топик, скинуть к чертям собачьим шорты и просто умереть где-то на её животе, чудесном и мягком, на который ему нельзя было смотреть.       Дон хотел остаться и не отпускать Эйприл ни на мгновение, он хотел скользить по коже и изучать её всем, что у него имелось. Он хотел смуглых рук на себе, что так бесстыдно массировали кнопки до этого, желал больше жизни согреться ею, потому что в ней будет тепло, гарантированно тепло: девушка всегда была теплее, если сравнивать температуру их тел.       Донателло желал расплавиться от жара её тела, стискивать, прикусывать — вожделение становилось жёстче: поставить на колени, стиснуть бёдра, чесались клыки и губы, ибо между не было тепла и запаха кожи. Чудесный ритм, гасящий его пульс в промежности, ибо они двигаются в такт, а затем — Дон поежился — влажное, нестерпимое горячее, как разводы автографа, как печать: Эйприл, счастливо смотрящая на него —       — Алоооо! — на моменте, когда Дон счастливо падал на Эйприл, что-то разорвалось в его мозге. Сильно, жёстко, со звуком щёлкающих пальцев — Эйприл была перед ним. В одежде. Без припухающих меток его любви не ней, с ещё нетронутым пучком. — Ты чего опять завис?       Эйприл двинулась ближе, Дон с трудом ручался за себя. С трудом выдерживал её смелый взгляд, с чем-то вроде озабоченности за его состояние.       — Ди, ты как-то вообще не важно выглядишь. Может, тебе воды?       — Да! — вырвалось у него. — Пожалуйста. Будь добра.       — М, ладно… — отозвалась подруга. Которая уже не была подругой в его сознании, а была той, кого разум выбирал в качестве жертвы. Нет, партнёра, которому Дон бы хоть душу продал, хоть все рудники с ураном. — Посиди здесь, я сейчас приду. Может, тебе анальгин? Голова не болит?       — Н-нет, всё в порядке. Я наверное пойду умоюсь, как-то слишком жарко…       — Тебе точно не нужна помощь?       — Нет. Я — Я в порядке. Извини, — он встал так быстро, что девушка даже не успела ничего заметить.       — Если что, полотенце на полке, если нужно душ принять!       Его ноги с трудом подчинялись — будто из них вытащили все мышцы и напихали вату — мягкотелый едва доковылял до ванной, тут же закрыв дверь, чтобы скатиться по ней вниз.       Какого чёрта.       Приложение в телефоне регистрировало скачок пульса и указывало на высокий уровень стресса. Дон практически был беспомощен без своего панциря с охлаждением, да и технонаруч был в логове, на диагностике.       Пальцы скребли предплечье, на котором привычно был КПК, дыхание сбивалось вместе с мыслями. Дон смотрел неверящим взглядом, но ни его собственная память, ни календарь не лгали.       У него была ещё пару дней в запасе, прежде чем его тело начнёт настаивать на своей мерзкой биологической программе. Скорее одержимости. Пара дней, у него была пара дней в запасе, так почему — пальцы сгребали бандану складками, ногти впивались в скальп — п о ч е м у с е й ч а с.       Он просто хотел как следует провести время с подругой, пока разум не двинулся окончательно, Дон просто хотел побыть с ней рядом, по-дружески, наслаждаясь каждой минутой, проведенной в видеоиграх. Не просто сидеть и слушать её через микрофон, не просто сидеть где-то в холодном бетоне логова, пока Эйприл сидела в пижаме где-то у себя в квартире. Видеть её реакцию, вызывать спонтанные шутки и шутить в ответ — игра вживую с ней так отличалось от того, что представлял из себя игровой процесс порознь.       Но нет, чёрные велосипедные шорты ощущались горячим и влажным — не критически влажным — выделилось немного смазки, пульс гулко отбивался по становящейся чувствительной коже, эрекция была на начальных этапах, но —       Главное не трогать пальцами и не сжимать бёдер.       Его фантазии — первый звоночек. Их было невозможно остановить, невозможно было контролировать: они были настолько живыми и яркими, что всё происходящее будто было реальным. С каждым годом качество образов становилось более и более пугающим. Потому что с каждым годом мозг выкручивал реалистичность всё дальше. Трионикс с трудом мог понять, где реальность, единственное, что он понимал — для Эйприл это было опасно, потому что последнее, чего Дон хотел — расстроить или разочаровать её. Если бы он навредил ей хоть как-то — он бы умер бы на месте, он бы не смог жить после.       А его тело хотело кусать, вколачиваться и подминать под себя её маленькую хрупкую фигурку.       Нет, ему просто надо умыться. Просто подумать о том, что играть — в прямом смысле — с Эйприл гораздо приятнее, чем что бы то ни было. Просто в совместных играх была своя магия. Своё невероятное дофаминово-адреналиновое очарование. Дон чувствовал себя причастным, равным и необходимым, он дополнял Эйприл и мог её подстраховать. Он мог протянуть ей руку помощи; с ней погружение в мир игры было таким иным и обрастало чем-то поистине мистическим, даже интимным.       Потому что это было лишь для них двоих. Эйприл разделяла с триониксом схожие вкусы в играх, чего даже братья не могли. Сам тот факт, что что-то столь простое, но приносящее ему удовольствие сближало его с Эйприл… Грело сердце.       Холодная вода ощущалась раем. Дон тёр лицо, понижая температуру, чтобы остыть. Вероятно, в этом году был какой-то гормональный сбой, впрочем, Эйприл тоже… похорошела. И, к сожалению или к счастью, она Донателло не стеснялась. Она ходила в том, что ей удобно, будто совсем не замечая, что мягкотелый всё ещё оставался парнем. Парнем, которому нравились человеческие девушки.       А ещё он был трусом и слабаком, потому что не мог ей в этом признаться. Потому что мягкотелый испытывал облегчение и в то же время — колкое разочарование, потому что Эйприл не видела, не замечала, трактовала как-то иначе. Его возбужденность была для неё лишь перегрузом (они правда похожи в какой-то степени, вернее, в способе облегчения), который снимался душем. И подруга всегда оставляла ему зазор для побега, всегда —       Нет, надо просто с ней поговорить. Может, она поймёт, Эйприл ведь не зверь какой-то! Она знает его с детства, он знает её, на многие странные штуки подруга реагировала спокойно и адекватно, но —       Дон вытерся. Проверил состояние. Пульс. Немного ускорен, но уже стремящийся к норме. Парень мог выйти, и спокойно…       «Было бы здорово, если бы ты остался на ночёвку»       Дон хотел не просто спать с ней рядом, как обычно, деля кровать. Он хотел заставить грёбанный каркас с к р и п е т ь как его челюсти.       БЛЯТЬ!       Трионикс натурально шипел, обернувшись обратно к раковине. Чёрт-чёрт-чёрт, так нельзя. Ни в коем разе. Нельзя было оставаться один на один, без её родителей, нет, Донателло, фу!       Плохой трионикс.       Никаких Эйприл.       Но ведь он НЕ был занят. Может, всё пройдет гладко, и —       ТЫ ДЕБИЛ ИЛИ ДА, ДОНАТЕЛЛО, КАКОЙ ГЛАДКО?! КАКОЙ ГЛАДКО!       Ты завёлся с полпинка, ускакав чуть ли не к финишной прямой за 0.1 секунды! Имбецил!       Оправдание. Надо было придумать оправдание. Потому что если Донни не придумает чего-то убедительного и солидного, Эйприл найдёт способ его убедить. Раньше бы, года два назад, Дон бы высокомерно посмеялся бы в ответ: кто? Эйприл? Да убедить? Его?       Сейчас он просто хотел биться головой о стену, потому что уязвимее и слабее, чем его воля перед Эйприл объект было трудно отыскать. Он и раньше не мог ей отказать: «Для тебя — всё что угодно» срывалось с его губ бездумно, даже когда ему было четырнадцать. Спесивое четырнадцать, снобское, высокомерное четырнадцать, когда сила его чувств ещё не имела над ним контроля в такой степени. Когда он ещё даже он подозревал о том, что его телу нужно. Эйприл всегда умела его убеждать, даже когда он был заносчивым говнюком, а сейчас — тем более. Ей стоило лишь надавить чуть сильнее, посмотреть на него чуть дольше — отказать бы он не смог. Не посмел.       И потому надо было искать убедительную отмазку и —       Горло пронзило удушливое кольцо: уйти. Уйти от Эйприл. Потому что он не хотел, Фибоначчи, не хотел! Донателло жаждал остаться и подольше растянуть момент пребывания с этой девушкой, но всё было слишком шатко, слишком опасно, и… Он ведь облажается. Эйприл видит в нём лишь друга, всегда видела, потому доверяла без задней мысли. Покажи Донни хоть каплю интереса, она может закрыться, и самое ужасное: отвернуться от него навсегда. После такой правды дружба рушится, Донателло.       Отмазка.              Без неё — никак. Пока всё не полетело в тартарары. Что-то… Естественное. Убедительное. Плавное. Что-то случилось дома? Избито, нужна конкретика. Шеллдону нужны почесушки? Да, но слишком мелко. Майки вызвал ради пиццы? Да, но когда Дона это останавливало… Мозг плавился и не выдавал вообще никаких ответов. Позвали на тренировку? Тогда Эйприл точно расстроится, тогда всё прикрытие полетит к чертям, потому что «не такие уж тренировки и сложные, раз ты пришёл к ней поиграть часик-другой».       А что если —       Всё гениальное всегда просто.       Нужно просто вести себя уверенно — выпрямиться и вдохнуть полной грудью и нырнуть прямо с головой. Лео так делал, а он самый бестолковый близнец из них двоих, так в чём проблема —       Пальцы дрожали, когда Донателло схватился за ручку. Нутро лихорадило, а мышцы в бёдрах вновь мелко подрагивали.       Он сможет. Он же не в пасть акулы прыгает, верно?       Но поджилки мелко тряслись — вдох — выдох, — парень рывком открыл дверь, столкнувшись лишь с тишиной.       Не было звуков. Ни звуков игры, ни чего бы то ни было ещё. Эйприл тоже не было видно, лишь размытая дорожка запаха осознанием закрадывалась в мозг: Эйприл была тут недавно. Сомневалась. Ушла с ничем. Пока он там сходил с ума.       Мягкотелый прикусил губу, направляясь в зал — подруги не было. Игра всё ещё стояла на паузе, но звук был отключен.       Может, ему не нужно ничего объяснять. Если он уйдет так, будет гораздо проще им двоим.       Дон не сорвётся. Гарантированно.       Но блеклый запах переживания всё ещё покалывал в памяти, распускал свои когти. Если он уйдет, вот так, ничего не сказав?..       …было ли бы честно по отношению к Эйприл?       К нему самому?       Потому что его пальцы опять дергались, а дыхание становилось отрывистым.       Он — мужчина, а значит должен хотя бы попрощаться.       Не может же он быть настолько трусом?       Когда он моргнул, Дон не понял, каким образом зал сменился на кухню. Впрочем, не нужно было далеко идти: в студии подруги почти всё было взаимосвязано друг с другом.       Эйприл лежала на кухонной банкетке, перелистнув страницу. Что-то об искусстве, кажется, один из её факультативов — трионикс с трудом различал буквы.       — Кхм… я…       Эйприл указала жестом на стол. Стакан воды.       Мягкотелый благодарно кивнул. Такое тёплое, пьянящее чувство: её понимание его особенностей кружило голову, подбрасывало сердце в воздух, как при американских горках. Адреналин был слабостью мягкотелого, всегда был, ибо он позволял ощущать себя живым и полным.       И большая часть адреналина была разделена с Эйприл, бок о бок. Неважно на миссиях ли или просто в играх.       Стук стакана о столешницу. От воды правда становилось легче, но тишина давила войлоком. Эйприл опустила книжку ниже, чтобы видеть напрямую — Дону хотелось спрятаться.       Приглушённо работающий светильник. Она, расслабленно лежащая, согнула одно колено. Волосы, подвязанные банданой, но всё ещё струящиеся мягкостью и пушистостью на плечи. Блеск на коже от высокой температуры — батареи сбоили, а починить кондиционер Дон без запчастей не мог. Нимпо решили не использовать в целях безопасности.       Её брови изогнулись, затем — кивок в сторону.       — Я… В порядке. Меня не грузит твой голос, — отозвался мягкотелый неловко, потирая заднюю часть шеи.       Никогда не грузил, Эйприл.       Всё чесалось. Чесалось от переизбытка эмоций и чувств, от недостатка слов, хотелось отвести взгляд, но он бесстыдно прилип к области ниже топика, на мягких очертаниях практически кроткого живота. Это было выше всех волевых способностей гения — оторвать глаза сейчас от молочно-кофейной кожи, от тёплого перламутрового отблеска от лампочки.       Дон неловко проглотил слюну.       — Ты точно в порядке? — тихо отозвалась подруга, оседая и убирая книгу прочь.       — Я… Я должен уйти.       — Ди, мы же договаривались. Если у тебя перегруз — не надо себя насиловать ради меня.       У МЕНЯ НЕТ ГРЕБАННОГО ПЕРЕГРУЗА, ЭЙПРИЛ!       — Мне не всё равно, если тебе плохо, как ты не поймёшь?       — Я… Мы и так не видимся почти. Я просто хотел… — пальцы тёрлись друг о друга, пытаясь высечь умные мысли из уст. Но получалось лишь что-то скомканное, отстраненное, совсем не то, что он хотел сказать. — Я хотел…       — Не надо, Ди. Я поняла, — улыбнулась девушка, вставая. — Тебе нужно домой?       Скрепя сердце, он кивнул.       — Эх, — вырвалось у Эйприл. — Видимо… В другой раз, — хоть она и улыбалась, но Дон знал, что неискренне. Потому что губы немного поджаты от сожаления, да и запах примешивался, такой удушливый, крепкий. — Ничего страшного, — продолжала заверять Эйприл. — Глубокие рвы и узкие канавы подождут, намучаемся с ними ещё…       Глубокие рвы.       Глубокие…       — Кхм. Понял.       — Ди, глубже! Глубже, ну! Глубже, вот так… Ну! Ну же! — Донателло зажмурил глаза, потому что ассоциация была так не вовремя. — Сундук, ну он глубже, ну ёпрст!       — Прости, — прочистив горло, отозвался парень, сглотнув в очередной раз. — Я — я пойду. Прости.       Это было инстинктом: отстраниться и сжать ноги. Хвост скрутился от напряжения — Донни прилагал неимоверные усилия, чтобы не дать своему телу выкинуть фокусов.       — … ты не виноват, Ди. Все хорошо. Отдохни, ладно?       Он что-то прожевал в ответ, развязывая с пояса толстовку, остервенело запихивая себя в неё, пока Эйприл смотрела.       Гений неосторожно обернулся, застыв: её взгляд. Погрустневший, потому что она задумалась и забылась.       Просто одно слово, Эйприл       Почему ты такая понимающая?       Почему ты такая хорошая почему ты такой хороший друг почему       На её фоне Дон выглядел жалко, извращённо и одержимо. Он ощущался как озабоченный, мерзкий и грязный, его шаловливые мысли и развращенный ум хотели лишь одного слова, даже не трёх. Заветное «останься» сделало бы его самым счастливым парнем на Земле.       — Но ты — ты будешь одна —       — А? — отозвалась подруга. — Не переживай! Уж одну ночь переживу как-нибудь.       Дон отвернулся прежде, чем какая-нибудь отвратительная мысль определенного содержания успела вырваться. В капкан их, резануть ножом сверху — запихнуть поглубже.       Он не имел права.       Поэтому он агрессивно поднял ставни, быстро переваливаясь наружу.       — Ди!       Он замер, почти вывалившись из её окна. Что-то мягкое уткнулось в торс. Пальчики сжали толстовку, пуская по коже карапакса трепетную волну.       — Напиши мне, как доберешься. И… — она прижалась теснее, потираясь головой о верхнюю грань пластрона. — Удачи на тренировках. Я буду скучать, — она улыбнулась. Не то в полумраке и далёких отблесках города, не то от его воспалённого воображения, но глаза Эйприл казались такими… Манящими. Зовущими. — Пиши мне, ладно? Не отваливайся сильно —       — Ну, если не умру —       — Умереть вздумал? А обо мне ты подумал? — её хохот был таким живым, что это гипнотизировало.       Дон остановил себя вовремя, просто сжав её в объятьях вместо того, что он хотел сделать, зарылся куда-то в ключицу.       — Я тоже буду, — едва слышно пробормотал он, сводя от горечи губы в единую линию. — До встречи, Эйприл.       Она обняла крепче, вырывая сердце. Трионикс едва мог соображать под таким натиском, но блаженство окончилось так же быстро, как и началось.       — Извини за тактильность. Но мы долго не увидимся, так что… Давай, удачи тебе, — Донни кивнул, натягивая капюшон. Эйприл не торопилась закрывать ставни.       Для вечера начала апреля воздух был слишком горячий, чтобы остудить его пыл.

***

      Собственные владения были слишком мрачными. Включать подсветку не хотелось. Настроения не было. Донателло привычными движениями включил экран, приставку, взял геймпад в руки — нужно было выпустить пар. Нужно было выпустить всё напряжение, все эмоции, что клокотали в нём, пока он мог думать о чём-то ещё, помимо мягкой груди Эйприл и тонкой обворожительной спине, что ему удалось обнять, не скончавшись на месте.       Руки помнили её гибкую тонкость. Манящую мягкость и тепло её оголённого животика, отпечатавшихся на пластроне. Это фантомное ощущение кралось прямо к сердцу, потому что к нему Дон смог прижать Эйприл, хоть на мгновение оказавшись пробитым их взаимным пульсом в унисон. Память прокручивала кинестетические ощущения, обоняние было раздражено и удерживало запах в ноздрях.       «Я буду скучать, Ди. Пиши мне, ладно?»       Он с трудом удержался от того, чтобы просто не поцеловать её. Красивую, безумно красивую, знойную как солнце Эйприл.       Нет. Нет-нет, сосредоточиться на игре. Дон блуждал взглядом по своей коллекции, почти давясь: каждую из этих игр он трепетно делил с Эйприл.       «Атомная детка: космокадет», первая и вторая части. Игра их детства, пошаговая стратегия с элементами песочницы. Один из первых шедевров, что Донателло познал — не без подачи Эйприл. Фанатский патч — ультрахард — найденный где-то на просторах пиратских гаваней — Дон не мог не разделить эту жемчужину ностальгии с Эйприл, насладиться этим мягким, немного вяжущим вкусом меланхолии и обожания уже ушедшего прошлого, когда всё было проще.       Джейвелин. Столько времени потратили на прокачку и турниры… Дон усмехнулся.       Биохазард. У Донни был зоркий глаз, математические загадки он решал легко, в то время как у Эйприл была острая реакция. У бедных заражённых не было шанса — подруга разносила их в пух и прах, даже будучи зажатой в угол с одним ножом. А ещё Дон знал, где лежат все сокровища и как их продать выгоднее.       Маггет. Он же «Чашкомордый кусок дерьма», прямая и изящная цитата с уст О’Нил. Будто в детство погружались: рисовка мультиков 50-х, музыка, антураж и… Совместный игровой режим. Полноценный. Не просто смотреть за тем, как Эйприл играет и вести её, не просто ловить на себе её заинтересованный взгляд и получать прикосновения, вскрики и вопли. Не просто быть шкипером, но вторым пилотом. Вторым игроком. Прикрыть подруге спину, более реально, более значимо…       Взгляд переместился дальше по списку. Копия игры про Лу Джитсу: той самая, за который Майки бегал.       «Сейврум» — игра преимущественно для перегрузов. Спокойный эмбиент, по настрою и мотиву напоминавший материнский проект «Биохазарда», забравший часть механик и — тетрис. Складывай себе патроны, ружья и ножи в кейс, гранаты и лечебные травы. Квадрат к квадрату, лишь единое совершенство было приемлемо. Дон задержался, но этот симулятор — прямая дорога в ад меланхолии; а мягкотелому требовалось что-то по серьёзнее… Пожестче. Игра, на которую Донателло мог выплеснуть свою фрустрацию, негодование, кипящие гормоны и агрессию. Взгляд стремился дальше: кучка инди-хорроров — дань уважения прошлому, до которой они так и не добрели. Эйприл любила сидеть и смотреть, как играет Дон, как он чинил аниматроников, как ругался на нереалистичность и сама отвешивала шутки.       — Инди-хорроры на «Юнити», — негодуя, отозвался трионикс. — Это же низшая цепочка геймдева, Эйприл, и ты это предлагаешь ко мне установить?       — Ну, у тебя железо мощное -       — Негодую и фыркаю, юная леди: моё «железо» оскорблено одним лишь желанием твоих уст! Ничего, папочка такого не допустит -       — Сказал мне чел, который притащил мне игру про Кучиёши.       — Кхм, справедливо.       Взгляд Дона перемещался от одной игры к другой, и каждая — будто шип прямо в сердце, загонялась в мягкотелого до боли в челюстях. Каждая игра, все моменты, всё…       Раньше тут была даже «Пурпурная игра», хмыкнул Донателло, приподнимая контроллер ко лбу, когда губы начало парализовать и кривить. Он просто не мог сидеть спокойно, когда сердце разрывалось на куски от пульсирующей боли, будто тромб разорвался — Дон смотрел на осколки своего прошлого, счастливые и радостные, пропитанные самыми лучшими часами и минутами жизни, и просто с т р а д а л.       Потому что он не понимал, какого цвета контроллер — он казался просто чёрным — не то из-за темноты, где единственным источником света был лишь экран, не то потому, что Дон не хотел видеть иначе. Он смотрел на экран и с трудом узнавал цвета.       Горечь подкатила к горлу. Перекрыла связки будто узлом грязных тряпок, а пальцы подрагивали, совершая привычные дерганные движения в костяшках, клацая о контроллер ногтями. Потому что последние сезоны размножения были до оскомину похожими, до зубовного скрежета. И второй сезон подряд Донателло хотелось вырвать сердце, ему хотелось просто умереть, чем ощущать раздрай, что преследовал его несколько весенних месяцев.       С одной стороны, его тело тосковало. По теплу голоса, ладоней на лице и панцире, по потираниям карапакса и скромных объятьях. В тоже время физическая оболочка жаждала ещё больше, больше, чем мягкотелому позволяли. Его тело тосковало по любовнику, непонятливому и ласковому, по… Эйприл.       Потому что она вызывала искры, звёзды, разряды, импульсы и прочую белиберду; она была мощнее химии и сильнее физики. Подруга делала Дона одержимым против его воли, она творила с ним что-то, что заставляло его предавать дружбу, потому что он был сыт по горло своей жалкой позицией.       Эйприл была его дражайшим другом. Это делало его сильнее, он не был слабым!       Он не хотел этой дружбы больше. Мягкотелый не хотел других. Он бы с радостью, но он н е х о т е л.       Дон хотел попробовать на вкус вишневый блеск с её губ, сделать из её самой большой футболки для сна наволочку для своей подушки. Взять за руку и переплести пальцы. Прижать. Отдаться ей — всего себя без остатка. Целоваться до потери памяти, или пока не лопнет терпение. Стискивать. Притягивать. Таять. Преодолевать натяжение между ними… Умереть меж ее бёдер, истекая, сочась, плотно набиваясь до отказа, до убитого дыхания.       С другой — тоска разума. Разум, который видел в Эйприл больше, чем манящий запах, вкус и образ. Красивые осколки блестящего витража: Дон будто маленький вертел кусочки на свету, любуясь цветными переливами и солнечными зайчиками. Шутки и чувство комфорта. Способность Эйприл заземлить и сделать шум в голове легче. Её объятья, в которых было уютно. По-настоящему уютно, что он всё забывал. Забывал, какой он неправильный, отличный и не такой. Будто… Дома. Даже с братьями было иначе, не всегда так спокойно, но с Эйприл —       Она понимала. Она протягивала ему руку. Она пыталась тянуть его к свету, а он тянулся вслед за ней.       Это было пыткой. Адской пыткой длиной в весну. Дон был военнопленным в собственном теле, комнате и доме, был в плену у весны и собственных желаний, которым не давал свободы. И пока он держал их на коротком поводке, они держали его и на поводке, и в наморднике.       От горечи хотелось плакать и сжиматься. Хотелось свернуться в калачик в этой темноте, в этом ахроматическом мире, где весь смысл вымылся с оттенками цвета.       Без неё всё блекло и пустело, становилось каким-то стерильным, безвкусным…б е з ц в е т н ы м.       Дон уже скучал и тосковал по ней. По совместному времени, когда он мог спокойно, не боясь, жить и радоваться по большей степени, не опасаясь самого себя. Он тосковал по простым мелочам как улыбка и хлопанье по плечу, по скрипу кнопок и заливистому смеху. По переписке на ночь, по прогулкам по крышам и ночёвкам.       Всего этого он был лишён. Лишён до конца весны, пока ему не станет лучше. До тех пор, пока его разум страдает от спермотоксикоза и вожделения, пока он был отвратительным, он был вынужден практически на вечность, как жалкий горбун, не меньше, прятаться в своей келье.       Донателло скрючился, опуская лоб к полу. Обнял себя за живот, горящий живот, который ещё не получил чётких распоряжений и образов, но уже был готов пылать.       Дон просто хотел, чтобы всё было как раньше. Играть с Эйприл. Без задних мыслей и грёбанного желания, что жгло его до зуда, до пепла, до сдавленных стонов, попыток сжать бедра и пульсирующего набухания промежности. Просто играть, как подростки, просто…       Как раньше.       Он хотел, как раньше — шмыганье само сорвалось, приглушаясь о бетонный пол.       Дон плакал, впиваясь рукой в почти каменную поверхность, пытаясь не то скрошить её в пыль, не то сорвать себе ногти.       Без второго игрока всё было не тем. Без второго игрока он не был цельным, он не был командой. Он был разбитым, слабым и постоянно жаждущим. Жадным. Диким. А его мысли прокручивали возможность вырваться из логова, чтобы обрести для себя Эйприл.       Нет.       Дон шмыгнул, подбирая контроллер. Глаза видели мало из-за слёз, но была игра, которую Дон проходил, когда всё становилось особенно тяжко.       Мягкотелый невесело улыбнулся, когда мрачный, но эстетичный мирок жучьего подземелья вновь встретил его маленьким неугомонным солдатиком.       Пятый пантеон. Сияние.       «Я дома. Всё хорошо»       Вновь ложь на кривившихся губах.       Сияние требовалось побороть как заразу. Что Дон и собирался сделать.