Не верила, что они действительно не смогли...
Это правда не укладывалось в голове... Буквально каких-то пару дней назад они держались за руки, шептали друг другу слова любви, посылали сердечки в Твиттере, целовались... Буквально пару дней назад она грела его ледяные руки, сжимая в своих, любовалась его лицом, усыпала кроткими поцелуями щёки. А сейчас... А что, блять, сейчас? Сейчас у ней имеется лишь одна возможность: выплакать боль у скудного памятника с настолько, сука, паршивой надписью, что хоть глаза себе выкалывай, но не смотри на эти страшные строчки: «Мин Юнги. Дата рождения: 2004 г. – Дата смерти 2024 г.» Он говорил, что его любимое число 20... Поминальный обед проходил в старой закусочной с плохим освещением. На столах стояла какая-то мало съедобная похлёбка и картофельное пюре с говяжьими котлетами. Мистер Ли сидел в компании Мистера и Миссис Чон, — кажется, они обсуждали произошедшее, отвлекаясь на редкие дискуссии о политики. Лиса и Чонгук сидели в углу, уткнувшись в свои тарелки, а Чеён, расположившись практически вплотную к Ханне, ковыряла заусенцы на своих пальцах, по всей видимости, тем самым пытаясь подавить желание разреветься. — Я ненавижу его за это... — прошептала совсем еле слышно девушка, поправляя воротник своего чёрного платья. — Что? — переспросила Ханна, переводя кроваво-красные глаза на подругу. — Я ненавижу его за это... это он должен был присутствовать на моих похоронах, но никак, блять, не наоборот. Зачем он так со мной? Почему ушёл раньше..? Новый вязкий ком подкатил к горлу. Слёзы застыли где-то глубоко в глазах. Ханна, переведя безжизненный взгляд на окно, вздёрнула брови, заметив на улице Тэхёна. Он, одетый в чёрный пиджак, стоял за мусорным баком, накручивая круги. Кажется, приятеля заметили и остальные ребята. Переглянувшись со всеми, Чонгук поднялся первым со своего места, выходя из забегаловки. Лиса и Чеён пошли следом. Ханна вышла последняя. — Ну привет, — первая заговорила Лиса, отводя Кима подальше от окна, чтобы его не заметили родители. Тэхён колебался. Сильно колебался. Его реальное состояние было видно по его трясущимся рукам и красным опухшим глазам, — он явно не так давно плакал. Ким в открытую грыз свои губы, сжимал и разжимал кулаки. Первой не выдержала тишину вся та же Манобан. Звонко выдохнув, спросила: — Мне кажется, или тебе есть что рассказать, Тэхён? Ханна была действительно удивлена, когда заметила, что Тэ начал плакать, словно по щелчку пальцев. Не выдержав, она заплакала вместе с ним, вытирая ладонью слёзы. Тэхён сотрясался как чёртов младенец от звонких всхлипов, ему было стыдно за проявление такой слабости. — Это мы убили его... — сквозь чувства сдавливающего удушья, сипло прохрипел он, четно стараясь сфокусироваться на неглубокой ямке на асфальте. — Мы: я, Джису и, мать его, Намджун. Господи, как же я терпеть не могу себя за это... Мы хотели просто повеселиться, потешить себя и своё самолюбие. Проклятые наркотики... Вот как всё вышло... Чёртов клан недо-мафиози убил человека... — Нет. — Вдруг резко отрезала Чеён чётким голосом, запрыгивая на закрытую крышку мусорного бака, собирая на себе взгляды. — Судя по твоим словам, это ты убил его, Тэ. — Стреляя в парня взглядом чёрных глаз, в которых не читалось и малейшего намёка на ненависть, произнесла Пак, как-то уж слишком безжизненно. — Ты предал его. Ты предал всех нас. Просто знай и живи с этой мыслью. Живи с мыслью, что он умер только из-за тебя. — Сколько раз он пытался убить себя до того, как познакомился с Ханной? — заговорил вдруг Чонгук, взъерошивая пальцами чёрную чёлку. — Десять? Двадцать? Тридцать раз? Сколько раз мы находили его с верёвкой? Сколько раз видели его изрезанные в кровь руки? Сколько раз вытаскивали ревущего из ванной с горстью таблеток в ладонях? — Чонгук прошёлся взглядом по всем присутствующим, прежде чем выругаться и с досадой заключить: — Понимаете, это просто должно было в один момент произойти... Каждый грёбаный день я просыпался с мыслью о том, что сегодня я узнаю о смерти своего лучшего друга. Я не ждал, но, быть честным, готовился... Но я и не предполагал, что это будет до того мучительно больно... Одним словом: все мы знаем реального виновника поступка Юнги, — Чон достал пачку крепких сигарет из заднего кармана чёрных брюк, — здесь виновны лишь одни идиотские обстоятельства и судьба злодейка. Некого винить. Только судьбу. Только судьбу... — повторил он шёпотом, хмуря чёрные брови. — Он давно к этому шёл, так что нам только остаётся надеяться на благосклонность Высших сил. Пусть нашему брату достанется лучшее место... пусть небеса будут мягче, чем земля чёртова Прорка... Ранее непоколебимую Чеён начала постепенно охватывать сильная истерика. Сначала она просто сидела на закрытой крыше мусорного бака, часто моргая, но с каждым новым вздохом она начинала понимать, что задыхается. К лёгким будто просто на просто перекрыли доступ. Это было похоже на паническую атаку. Вскочив с места, она рванула до закусочной, за ней сразу же побежали Чонгук и Лиса. Ханна же осталась стоять на месте, буровя Тэхёна тяжёлым взглядом. — К-как ты..? — начал было мятноволосый, с жалостью глядя на девушку. — Я то в порядке, — проговорила на одном дыхании она, — а вот он нет. Думаю, и тебе сейчас явно паршиво. Паршиво от осознания, что ты стал причиной чужого горя.***
неделю спустя:
Чонгук, повидавший много странных и интересных вещей в своей ещё совсем короткой жизни, ожидал увидеть Ли Ханныль везде, где только можно и за абсолютно любым занятием. Чон мог прекрасно представить девушку даже на другой планете, танцующей танго вместе с инопланетянами, но, от чего-то, парень не ожидал от слова совсем, что Ханну можно застать в школьном мужском туалете: растрёпанную и грязную, затягивающуюся некрепкой сигаретой и медленно попивающую дешёвое фруктовое вино прямо из горла стеклянной бутылки. — Мне уже нужно начинать волноваться за тебя? — негромко спросил Чонгук, глядя на убитую своим горем тушу. Девушка не реагировала. Поджав острые колени ближе к своей груди, она лишь устало похлопала рядом с собой, приглашая парня сесть на холодную плитку. Сморщившись, Чон присел рядом, доставая из кармана свою электронную сигарету. — Что мне делать, Чонгук..? — Ну... — парень задумчиво почесал затылок, переводя свой взгляд на грязный унитаз, затягиваясь джулом. — Идти на историю, так полагаю? Сейчас, вроде как, урок идёт, — осторожно взглянул в сторону Ханны, но, заметив её строгие и осуждающие глаза, отмахнулся: — согласен, мне тоже похуй. — Понимаешь... я и до всего происходящего то несильно понимала, что и как мне нужно делать, чтобы уже начать жить жизнь, а не тупо существовать. А сейчас... — девушка закатила глаза, тяжело выдохнув спёртый воздух сквозь сжатые губы. Тонкая сигарета в кривоватых пальцах медленно дотлевала, умирала прямо на глазах, распыляя свой мелкий пепел на грязную поломанную плитку. Дабы не дать ещё и своей «подруге» дотлеть окончательно, Ханна подставила палочку с никотином к своему запястью, туша об собственную тонкую кожу полу-потухший окурок. — Почему мы так зависимы другими людьми? Почему настолько плохо, когда кто-то уходит из жизни, оставляя после себя одно долбанное воспоминание и пустоту..? Почему жизнь так жестока? Почему кто-то должен, блять, жить, когда кто-то другой умирает? Зачем жить, когда умирают близкие... Чонгук потянулся до бутылки, покоящийся в ногах девушки. Не медля, сделал жадный глоток, прежде чем вытереть со лба каплю холодного пота. — Что-то мне подсказывает, что на эти вопросы никто не знает ответа. Типа... Таков смысл, и всего. Мы созданы мучаться. Успокаивает лишь то, что мучаться вместе... Ханна поддакнула, прячась в капюшоне чёрного худи. Она спрятала в карманы и свои исцарапанные руки, сокрушаясь от того, что не может спрятать себя всю целиком и полностью. Исчезнуть полностью... — Неделя прошла... — разрушил тишину Гук, глядя на поломанный грязный пол школьного туалета. — Сейчас виню себя, что не интересовался твоим самочувствием всё это время. — Всё в порядке. — Заверила Ханна. — Прекрасно понимаю, что все потрясены и у каждого собственный груз на душе. Что касается меня... — она смахнула слезу с ледяной щеки, прежде чем содрать зубами с разбитой губы засохшую корку, — меня... меня будто съедает изнутри... я не знаю, что это за хрень такая, но я не чувствовала подобного даже после смерти мамы. Понимаешь, будто внутри кто-то сидит и высасывает всю энергию. Высасывает жизнь, ещё и вдобавок что-то активно нашёптывая... я... — она вновь прикусила искусные в мясо губы, — мне кажется, что я медленно приближаюсь к чему-то неизбежному... — Эй! С дуба рухнула!? — Чонгук вскочил с места, хватая девушку за воротник и поднимая с пола, со звонким ударом прижимая к порушенной стене. — Что за фигню ты несёшь!? Думаешь, он этого хотел? Серьёзно, блять, думаешь, что он хотел, чтобы после него ещё и ты в след!? Ты идиотка!? На грязном лице Ханны промелькнула насмешка. Кровавые губы растянулись в усталой улыбке, а мокрые глаза прошлись по чонгуковому лицу. — Теперь я понимаю, что это просто неизбежно, — негромко засмеялась она, даже не пытаясь вырваться от стальной хватки. — Теперь понимаю и никакого не осуждаю. Это действительно больно. Больно, когда... — Что!? Что «когда»!? — Когда молитвы не помогают... — улыбнулась она, — иногда, нам просто предначертано не иметь лучшего будущего. Не иметь будущего вообще... Чонгук неотрывно смотрел в поникшее лицо Ли Ханныль с больше минуты, вжимаясь пальцами в воротник кофты заплаканной обладательницы. Постояв ещё немного, отпрянул резко, а следом вновь притянул девушку к себе, уже обнимая и просто сжимая до хруста рёбер. — Мне тоже больно, Ханна. Тоже больно! — Вдруг заскулил Чонгук совсем по собачьи, чувствуя, как руки девушки точно также вцепились в его спину. — Мне будет больнее в двойне, если после смерти моего друга уйдёт ещё кто-то, ты понимаешь? Мы не должны терять родных людей! Не должны! Не смей повторять чужих ошибок! Мы: Лис, Че и я – мы не выдержим ещё одной потери! Ханна не могла вымолвить и слова. Она просто стояла и плакала в плечо Гука, чувствуя, как Чон также стоял и просто ревел ей в макушку, сдавливая руками её хрупкие кости. Не о такой юности они мечтали, когда смотрели на старшеклассников в детстве. Не мечтали думать о смерти, не мечтали реветь в обнимку напротив школьного унитаза, не мечтали хоронить друзей и свою первую и самую настоящую любовь...Досадно, что некоторые дети уже рождаются с трагедией в своей крови...
***
На макушках тёмно-зелёных сосен спали говорливые вороны. Воздух был тяжелым и влажным, пропитанным гнилым запахом. Когда Ханна ступила в глубину леса, окутанного ночной тьмой, по ее коже побежали мурашки. Деревья возвышались над ней, словно гигантские стражи, их ветви простирались когтистыми руками. Луна, одинокая и бледная, пробивалась сквозь покров, отбрасывая призрачные тени на землю под ней. Уйти из дома без чьего-либо ведома не составило огромного труда. Отец даже в такой ситуации оставался отстранённым по отношению к дочери, не проявляя нужного сострадания и необходимого внимания. Сжимая в руках почти пустую зажигалку и крестик Юнги, Ханна подошла к старой белой церкви, — её стены были покрыты плющом. Ханна сделала глубокий вдох и толкнула скрипучую дверь, которая всегда оставалась открытой. Холодный, затхлый воздух ударил ей в лицо. Она шагнула внутрь и оказалась в темноте. Только лунный свет проникал через трещины в заколоченных окнах, бросая слабый свет на пыльные скамьи и почерневший алтарь. Она села на старую деревянную скамейку. Прикрыла глаза. Заплакала. Заплакала, ведь только здесь она могла почувствовать присутствие Юнги, как будто он все еще был рядом с ней.Она больше никогда не увидит его, не услышит его голоса. Боль ее потери была невыносимой.
Ханна, сжимая крестик и зажигалку, стала молиться. Она просила о знаке, что он все еще с ней, что его любовь все еще жива. Она шептала его имя, ее голос дрожал от боли. Она хотела знать, что он здесь, с ней, прямо сейчас укрывает своими руками её от этого ужаса. Тихие всхлипы эхом разносились по церкви. Её слёзы не усыхали всё время с того дня, как она узнала о смерти Юнги. Только здесь, в их церкви она могла почувствовать его присутствие рядом. Открыв глаза, Ханна подняла зажигалку. Пламя слабо мерцало в темноте, напоминая ей о недолгом времени, которое они провели вместе. Поднявшись на ноги, она перекрестилась свободной рукой и, подойдя к подножью алтаря, произнесла, прежде чем поднести зажигалку к ступеням, и крошечное пламя разрослось, охватив сухой пол и деревянные скамьи: — Скоро мы будем вместе... Ханна с измученной улыбкой наблюдала за тем, как церковь медленно превращалась в море огня. Пламя пожирало воспоминания, которые они создали вместе, превращая их в пепел. Но в глубине души она знала, что любовь Юнги будет греть её душу вечно. Она смотрела на ревущий огонь, чувствуя, как боль и горе постепенно уступают место оцепенению. В гуще дыма она видела силуэты, которые манили к себе. Пламя было очищающим, оно сжигало ее скорбь и оставляло только память о любви, которую они разделяли...— Осудит лишь тот, кто никогда не любил.
***
Тэхён со всей силы стучал по старой двери, долбился руками и ногами, наровясь выбить этот чёртов полусгнивший кусок дерева. Когда ему наконец-то открыли, закричал, тяжело дыша и уже толком ничего не соображая: — Мистер Ли... там! — Что такое, Тэхён? — не понимал мужчина, держа в свободной руке помятую газету. — Что-то случилось? Ты выглядишь болезненно. — Там! Там церковь! — Тэхёна колбасило, как ненормального. — Она... она горит! — Ким никак не мог отдышаться. — Там... там Ханна! Всё было как в бреду: пожарная машина с мигалками, скорая, разбор руинов церкви... И даже после, в старых потушенных чёрных обломках, мёртвое бездыханное тело сжимало зажигалку и серебряный крест. Надежда не покидала до последнего. Надежда жила до последнего. Надежда на светлое будущее. На их будущее... Как минимум, в совершенно иной вселенной......
Юнги от Ханны:
(посмертные записки звучат отвратительно)
«Я до сих пор не могу смириться и принять это. Ты был сильным. Всё это время ты был сильным, преодолевая боль и стараясь тушить внутренний огонь прошлого. Больно ли мне? Нет. Мне не больно. Мертвецы не могут чувствовать боли. Я умерла вместе с тобой, об этом не может идти и речи...
Знаешь, единственной отдушиной для меня стали ребята. С Лисой мы плакали на тех идиотских качелях, заедая горе пиццей из твоей любимой закусочной. С Чеён мы ревели в обнимку в трейлере, лёжа на раскладушке и запивая утрату паршивой водкой. С Тэхёном мы, сказать честно, пересеклись лишь один раз. На твоей могиле, когда я только пришла, а он уже уходил, пряча кроваво-красные глаза в сырую землю. Миссис Ким говорит, что он пропадает на кладбище целыми сутками.
Я ненавижу этот мир без тебя, понимаешь? Стало невыносимо просыпаться по утрам. Стало смерти подобно осознавать, что ты больше никогда не залезешь ко мне через окно. Мы больше никогда не встретимся в церкви. Я больше не обниму тебя. Ты больше меня не поцелуешь... Меня нельзя осуждать. Осудит тот, кто никогда не любил в своей жизни! Я ощутила это чувство на собственной шкуре, и, знаешь, лучше уж и в правду сдохнуть, чем проживать каждый день без осознания того, что твой любимый человек находится в целости и сохранности. Когда любишь, важно лишь понимание, что твоя половина в порядке. Как мне жить, если ты далеко не относишься к этому?
Любить тебя не трудно. Трудно не любить.
Любовь живёт в других вселенных. И, уедь мы даже в землю, то и там будем обречены, чтобы скитаться в поисках душ друг друга...
в поисках светлого будущего...нашего будущего»