Возвращайся, Салли. Твоё время ещё не пришло.
Она правда видела сестру? Настолько велико влияние нейротоксина на мозговую деятельность и нервную систему раз в агонии сознание воссоздало воспоминание из детства? Дженнифер погибла много лет назад. Салли думала, что скорбь, разъедающая душу кислотной чернотой, её отпустила, но нет. Сестра пришла в непростой момент, и девушке хочется верить, что это не бред помутившегося разума или побочный эффект отравляющего вещества. На третью неделю Салли переводят в обычную палату и наконец-то позволяют увидеться с семьёй. Сильная, статная женщина, командир целой инопланетной базы рыдает у больничной койки на коленях, удерживая в своих мозолистых ладонях её бессильные пальцы, и нутро девушки разрывается от того, насколько сильно мама сдала за время её болезни, превратившись в бледную тень себя. Впалые щёки, огромные мешки под уставшими глазами, острые резкие скулы, заметная худоба, а также тусклый блеск светлых волос старят её на десятки лет. Брат выглядит не лучше, дрожит, всхлипывая у Лиз на плече, смотрит на неё влажными, красными от слёз глазами, и Салли притискивает родных ближе, тоже разразившись плачем. Осознание случившегося колет в сердце болезным спазмом и тут же проносится по телу волной облегчения. Она жива. Всё остальное — пустое. К концу месяца доктор Тилдон разрешает ей полноценно встать. Под присмотром медицинского персонала Салли делает первые неуклюжие шаги. Ноги не слушаются, ощущаются чужими, и пробные несколько метров вызывают адское покалывание во всём теле. Она морщится, стискивает зубы, дышит глубоко и рвано, но упрямо продолжает вперевалочку ступать по блестящему полу палаты, чувствуя себя унизительно беспомощной. Натянутые до предела мышцы избавляются от ледяной мороси оцепенения, сбрасывают паралич, вызванный нейротоксином, и вспоминают о своих прямых функциях вспышками боли и ломоты. Медсестра заряжает пистолет заготовленным обезболивающим. По спине, лбу, шее и груди пот струится настолько обильно, что больничная пижама пропитывается им насквозь, но Салли грубо отказывается от анестетика, вцепляется до побелевших костяшек пальцев в локти поддерживающего её врача, и мысленно перебирает свои инструменты для препарирования. Как же хочется найти придурка, пустившего в неё стрелу, и исполосовать на ленточки! К середине второго месяца получается более или менее нормально ходить. Девушка старательно соблюдает водный баланс и становится частым гостем тренажёрного зала службы безопасности, в котором занимается несколько часов в день, возвращая руке и ногам былую силу. Результаты анализов демонстрируют положительную динамику, и медики прогнозируют полноценное выздоровление без необратимых последствий. Это немного глушит в груди обжигающий огонь ярости. — Понимаю, что злишься, дочка, — в один вечер доктор Тилдон, закончив осмотр, присаживается на край её койки, устало потирая острые колени, и снимает форменный чепчик, прикрывающий лысину. Тёмные глаза пожилого мужчины смотрят на неё по-отечески заботливо. Салли охотно подставляет голову под узкую, морщинистую ладонь, вернувшую её с того света, — но тебя не удалось бы спасти без помощи местных. Девушка мнёт губы. Ей про это ничего не рассказывали. Тема ранения в принципе стала негласным табу, да и сама Салли не хочет ничего обсуждать, предпочитая абстрагироваться от случившегося. Левая рука до сих пор висит недвижимым грузом молчаливого напоминания о собственной глупости, и до того момента, пока врачи не убедятся, что нейротоксин полностью выведен из организма, вернуть протезу подвижность не представляется возможным из-за высокого риска рецидива. — Я ведь никого не тронула… Даже спасла одну из них, — воспоминания отдаются глухой теплотой. Салли скучает по искренним объятьям Туктирей, её смешному эмоциональному хвостику и яркой улыбке с маленькими клыками. — Почему со мной так? — Случайность, — доктор Тилдон тяжко вздыхает и переводит взгляд на панорамное окно палаты. С высоты медицинского отделения открывается вид на стеклянные оранжереи и нависший над ними лес в подступающих сумерках затмения. Последние лучи Альфа Центавра скользят по шапкам высоких деревьев, подсвечивая глубокую чащу, и Салли с уколом тоски вновь вспоминает про свои яблони. — Они спутали вас с RDA. Девушка громко хмыкает. Дэнни и капитан Аллан, вызвавший их сопроводить, в той вылазке не пострадали. Получается, местные осознали ошибку и дальше разбрасываться стрелами не стали? А в неё первой попали потому, что грудь заметили? Какое благородство! — Когда тебя ранили, полковник подняла в воздух все истребители с тяжёлым вооружением, — продолжает доктор Тилдон, выдержав длительную паузу, и сердце девушки проваливается куда-то в незримую пропасть. Голос пожилого мужчины тих, спокоен, но пронзает душу каждым словом, словно чёртовой стрелой, и вся обида, злость и ядовитый сарказм обращаются никчемной пылью. — Все холостые заменили зажигательными. Пилотам был отдан приказ ударить по деревне если твоё сердце перестанет биться. Салли потрясённо замирает. Когда в сеть слили кадры уничтожения гигантского дерева и умирающих жителей Пандоры, сгорающих в пламени собственного дома, ей было около двенадцати, но отголоски тех ужасных событий ещё много лет транслировались по всем телеканалам на Земле, обсуждались в новостях и блогах. Мировое сообщество взбаламутилось настолько, что протесты простых граждан и организаций «зелёной зоны» вылились в демонстрации и миллионные шествия против монополии RDA на добычу полезных ископаемых, влекущих за собой уничтожение богатого мира чужой планеты. Потом в ходе международных расследований вскрылась коррупция, черная бухгалтерия с нелегальными переводами, а также многочисленные жертвы среди землян-наёмников, погибших в ходе войны с племенем на`ви. Один из генеральных директоров RDA, воспользовавшись ситуацией, подал иск в Международный Конституционный суд, отделил исследовательские подразделения от корпорации и на выплаченную компенсацию создал GORT. — Хорошо, что обошлось без очередной войны, — доктор Тилдон вновь поворачивает к ней голову и поправляет очки-полумесяцы в тонкой позолоченной оправе. — Вождь местных сдался в плен вместе с бывшими учёными RDA. Разработанный ими антидот помог восстановиться твоей нервной системе. — Господи… — Салли прикрывает рот ладонью и тщетно пытается сдержать пробежавшую по телу крупную дрожь. Из-за неё мама была готова повторить судьбу «Адских врат» и погубить десятки, если не сотни других жизней, обратив многие километры удивительной природы в безжизненный пепел. Одно дело знать что случилось в прошлом с незнакомыми людьми, и совсем другое осознать, что смерть снова заявилась на порог твоей семьи, готовая погрузить мир вокруг в полнейший хаос. — Господи… — Я рад, что ты жива, дочка, — скрипуче добавляет пожилой мужчина с притаившимся в уголках тонких губ намёком на грустную улыбку. Его кустистые брови сдвигаются к переносице и тут же взлетают на покрытый пигментными пятнами лоб. Доктор Тилдон чуть наклоняет голову и смотрит на неё из-за оправы очков: — а ещё я знаю, что у тебя доброе сердце, Салли. Не отравляй свою мечту ненавистью. Она заторможено кивает и опускает подбородок. Лиз потеряла любимую старшую дочь, до этого трагедия забрала родную мать Салли, а сейчас едва не лишила женщину и последней памяти о сестре. В каком же отчаянии тонула мама, раз собиралась пойти против собственных принципов, которых придерживалась годами на военной службе даже в самых «горячих точках»? Шаги доктора Тилдона давно смолкли в пустом коридоре медицинского отделения, но отдаются эхом у неё в голове, отмеряя секунды невидимым метрономом. Реальность темноты больничной палаты кажется искусственной и эфемерной по сравнению с плавным изгибом живого сияющего леса за краем силового поля. Салли рассматривает переливы материи полупрозрачного щита, скрывающего базу от чужих глаз в безмятежных ночных сумерках, и устало откидывается на подушки. Если отбросить эмоции и обдумать ситуацию, истина до банальности проста: для племени на`ви люди всегда делятся на «своих» и «чужих», иначе говоря, на тех, кому позволили остаться, и тех, кого силой затолкали в шаттл и вернули обратно на Землю. Жадная до прибыли RDA никогда не оставит в покое Пандору, поэтому столкновений и локальных войн не миновать. Как местные должны были понять, что очередные гости с другой планеты не имеют никакого отношения к знакомым захватчикам и убийцам? И те, и другие — «небесные люди», однажды уничтожившие их дом и продолжающие отнимать невинные жизни ради своей выгоды. Вряд ли на`ви кто-нибудь рассказал про международный скандал, так что ситуация требует прояснения. И для этого нужен миролюбивый первоначальный контакт, но никак не холодное напряжение в ожидании неизвестного. Салли подтягивается к краю койки. Сил испытывать свои мышцы на прочность у неё совсем не остаётся, в голове полнейший раздрай, вновь окутывает апатия, но девушка заставляет себя пересесть на инвалидную коляску. Мать хотела её защитить, дать ей время, но откладывать разговор дальше глупо и недальновидно. Проблему нужно решить пока она не разрослась до точки невозврата. И пора бы уже нести ответственность за свои идиотские поступки — как оказалось, в их семье не только Алекс находит приключения на одно место. Девушка удручающе кривится. Брат в отличие от неё хотя бы стрелы грудью не ловит.***
Гладкая поверхность армейской стали привычно скользит по коже. Элизабет прокатывает меж мозолистыми подушечками пальцев металл, накручивает на фалангу тонкую витую цепь и медленно открывает глаза. Выскобленные строчки истёрлись от времени и прикосновений, покорёжились огнём и осколками, оставив после себя лишь призрачные контуры, но навечно отпечатались в воспоминаниях. Привычно глухо и колюче ноет сердце. — В племени почти сотня аборигенов, — капитан Грегсон щёлкает кнопкой лазерной указки, и его ровный голос вырывает женщину из раздумий. В командном пункте выключен свет, опущены матовые вставки на окнах, глушащие безжизненный блеск прожекторов и сияние леса, поэтому изображения временного лагеря на`ви на голографическом экране кажутся слишком яркими, почти режут глаз, расплываясь кругами. Лиз несколько раз трёт переносицу и жмурится, фокусируя взгляд. — Около шести десятков взрослых мужчин, три десятка женщин, остальные все дети разных возрастов. Есть ещё несколько человек из бывшего исследовательского состава RDA. Они вродь операторы аватаров. Синие тож с ними. — Что по пирамидам? — Элизабет вглядывается в мелькающие лица местных. На одной из фотографий Джейк откровенно косится в сторону замершего среди листвы дрона-разведчика, но всем своим видом выражает невозмутимость. Ему она даётся нелегко судя по напряжённым плечам и настороженно вытянутому вверх хвосту с распушённой кисточкой. — Автоматов штук десять, — мужчина листает галерею фотографий. Знакомая ей винтовка мирно лежит на контейнере, накрытая ветхой тряпицей, из-под которой выглядывает краешек оружейного пояса с тремя магазинами патронов, парой гранат и газовых баллонов. — В основном луки, стрелы, копья. Ну и расходники. — Покажи детей, — под спиной скрипит кресло. Элизабет устало откидывается на него и поднимает ноги на заваленный документами стол, прижимая пятками листы пожелтевших старых докладов. По запястью привычно скользит холодная цепочка жетона. — Пацанов двое, — капитан Грегсон выводит на экран фотографию берега у мелкой каменистой речушки. Один на`ви, присев на колени, удерживает прижатой к плоскому камню только что пойманную рыбину, а второй, щурясь на яркое утреннее солнце, набирает воду в большой бурдюк, сшитый из кусочков разномастной кожи. — Погодки. Последнее время они шпрехают только на своём, так что наседки не вдупляют. Элизабет внимательно рассматривает мальчишек и через пару секунд довольно хмыкает. — Это Ло`ак, — женщина указывает на на`ви в воде. В отличие от брата у парнишки более выражены человеческие черты, начиная от наличия бровей и заканчивая пятью пальцами на руках вместо привычных для местных четырёх, да и по росту он, наверно, заметно ниже своих ровесников. — Младший. — Как поняли, полковник? — мужчина сцепляет руки в замок за спиной, переводя удивлённый взгляд на экран. — Они довольно похожи. — Характер явно не сахар. Точно бунтарь, — Лиз с теплотой вспоминает вечно поджатые губы бывшего подчинённого. У мальчишки они именно такие: четко очерченные, недовольные, с характерной глубокой ямочкой на подбородке. Виски тоже бритые совсем как у отца в пору юношеского максимализма, а оставшиеся волосы туго стянуты шнурком. Джейк когда-то обожал эту причёску. — Тот тоже вечно шипел на всех и огрызался. Не зря котом переродился. Она смотрит на второго паренька. Хватка на рукояти кинжала, приставленного к горлу несчастной рыбёхи, довольно твёрдая и решительная. Разворот плеч широкий, почти мужской, и взгляд серьёзный, по-взрослому острый и спокойный, но что-то в золоте глаз отдаёт пустотой. На`ви стеклянно смотрит не на свою жертву, а будто сквозь — явно о чём-то задумался. Элизабет даже догадывается о чём. — Нетейам, — кресло вновь натужено скрипит. Женщина упирает ноги в пол, поднимается и медленно подходит к голографическому экрану. Бровей у подростка нет, на руках пальцев по четыре и выглядит он совсем как местные. Мальчишка кажется уверенным, стойким и отчасти даже невозмутимым, но уголки смятых губ слишком сильно опущены, занесённая над рыбиной рука будто замерла в сомнении, уши прижаты к голове, а хвост лежит на траве безвольной плетью. Из-за обострённого чувства справедливости Джейк часто вешал нос когда чувствовал себя виноватым, и его старший сын сейчас именно этой незримой тяжестью и фонтанирует. — Это он стрелял. — Убрать? — спрашивает капитан Грегсон. На экране смарт-браслета подчинённого высвечивается соединение с командным центром. — Отставить, — она сжимает безымянный жетон до белеющих костяшек на пальцах и подносит руку к лицу, касаясь лба ребром ладони в кулаке. Мужчина тут же смахивает резким жестом вызов, завершая звонок до ответа оператора. — Раз моя дочь жива, мальчишка тоже будет жить. — Есть. Грегсон заканчивает доклад парой нескладных общих фраз, втыкает в моноблок накопитель с подробными снимками лагеря на`ви и, спешно отдав честь, понимающе оставляет Элизабет наедине. Женщина цепляет безымянную сталь на шею, щёлкая покорёженной застёжкой. Пластинка прячется в вырезе форменной майки, с тихим звоном ударяя по начищенному металлу именного жетона с чётким оттиском из букв. К пропахшим пылью отчетам из старых баз RDA полковник возвращается с неохотой, периодически поднимая подбородок и вглядываясь в лица юных на`ви. Джейк вроде говорил, что старшему недавно исполнилось шестнадцать — мальчишка по человеческим меркам. Как бы не хотелось содрать с пацана его синюю шкурку, он ещё ребёнок, да и она обещание дала. Элизабет Андерсон никогда слов на ветер не бросает. — Мам? Женщина резко поворачивается в сторону прохода. Автоматические двери закрываются за спиной девушки, и Салли, нажимая на педаль, подкатывает ближе к заваленному документами столу, выдавливая из себя вымученную, но тёплую улыбку. — Куда смотрит начмед? — Лиз мгновенно подрывается со своего кресла, обходит остановившуюся коляску и хватается за ручки у спинки. Колёса тихо скрипят, проезжая по отполированному полу кабинета. — Тебе же нельзя вставать! И так ходила целый день! — А я и не вставала, — дочь вновь растягивает в улыбке чуть синеватые губы. В свете экранов её лицо кажется крахмально-белым, веки под глазами зияют темнотой, и грудь женщины сдавливает казалось бы канувшее в небытие чувство тревоги. — Я сижу. — Сидишь, — соглашается Элизабет, медленно опускаясь на диван напротив девушки. — А надо лежать под капельницей. Салли поворачивает голову в сторону на`ви, замечая голографическую фотографию. Без очков или линз дочь плохо видит, щурится, пытаясь рассмотреть лица, но кроме размытых синих фигур среди природного пейзажа ничего не различает. — Ты подняла в воздух истребители, — нарушает тишину вибрирующий укором голос. Дочь вновь поворачивается к ней лицом, пронзая серьёзным, мрачным взглядом серо-голубых глаз насквозь и поджимает губы. Пресловутый тест ДНК уже кажется бесполезным и ненужным — что у девушки, что у пацанов очень схожее выражение недовольства. — Не собираешься же… — Старикашка Тилдон проболтался? — девушка чуть кивает, наклоняясь вперёд. Лиз тяжело вздыхает, обхватывая холодные, тонкие руки дочери своими ладонями. Нейротоксин постепенно покидает её тело, но оставляет за собой незримые следы. К счастью, человеческий организм, тем более молодой девушки, по словам всё того же Тилдона, достаточно живуч не смотря на внешнюю хрупкость. — Это было в день твоего ранения. — А наблюдение зачем? — девушка продолжает буравить её взглядом. — «На всякий случай»? — Да, — придушенно отвечает женщина. — Каждые три дня? — иронично вздёргивается светлая бровь. И как она раньше не замечала в собственной дочери всех типичных черт саллиевской породы? — Милая… — Мам, — девушка устало опускает веки и с заметным трудом не даёт себе погрузиться в полудрёму, хоть после лекарств и морит сон, — ты дала обещание. — Я не собираюсь его нарушать, — достаточно твёрдо отвечает Элизабет, сжимая тонкие пальцы дочери в своих. — Я хочу голову того придурка, который проткнул меня стрелой, — резко и с заметно злостью цедит Салли сквозь стиснутые зубы. Женщина потрясённо делает глубокий вздох, приоткрывает было рот и тут же его закрывает, когда дочь меняется в лице и раздражённо дёргает уголком губ, пригвоздив её к дивану безмолвным, но красноречивым «я же говорила» во взгляде. Выразительность эмоций ей досталась от Сары: — Мам. — Хорошо-хорошо! — Элизабет взмахивает руками, сдаваясь. — Я отзову наседок. Тишина тянется над ними уютным, но продолжительным молчанием. Девушка мнёт пальцами ткань больничных штанов и в нерешительности изучает взглядом пол под педалями коляски. Голографический экран с фотографией на`ви гаснет, не дождавшись отклика, следом за ним затухает моноблок и виртуальная клавиатура. Остаётся только приглушённый свет настольной лампы, играющий жёлтыми бликами искусственного пламени на их фигурах. — Что-то не так, милая? — заботливо спрашивает женщина, замечая неловкость дочери. — На самом деле… — Салли опускает голову, закрываясь спутанными золотыми волосами, выбившимся из низкого хвоста. — Это моя вина. Я не должна идти на поводу… — Ну-ну, хватит, — тёплая рука матери касается её щеки и ласково скользит по коже. Элизабет встаёт, притягивает дочь к себе, и та порывисто оплетает её рукой за талию, прижимаясь теснее. Женщина вновь вздыхает, но с оттенком смиренной обречённости. Неделю назад ей хотелось устроить Салли головомойку по полной программе, но вид болезненных попыток девушки сделать первые шаги оставил лишь желание облегчить реабилитацию. Дочери и без нравоучений досталось. — Все однажды ошибаются. Плечи девушки надрывно вздрагивают. Она прижимается к матери совсем-совсем тесно, и Лиз наклоняется, касаясь губами макушки дочери. От копны золотых волос несёт лекарствами, чем-то едким вроде хлорки и душком пота. Женщина вслушивается в учащённый стук чужого сердца и прогоняет из мыслей ужасающую картинку сплошной белой полосы на чёрном фоне. — Я должна тебе кое-что сказать, — Элизабет мягко отстраняет от себя дочь и садится на корточки у коляски. Салли поспешно стирает с уголков глаз дорожки от слёз растянутыми рукавами кофты и смотрит на неё внимательно, выжидающе. Женщина сглатывает невольно подкативший к горлу ком. Время не подходящее, но бывает ли когда-нибудь идеальный момент? — В тебя стрелял сын вождя. Девушка недоумённо моргает. — И? — Он твой двоюродный брат, — выдавливает из себя полковник, собирая последние крупицы мужества в один протяжный импульсивный выдох.