ℍ𝕆𝕃𝔻 𝕆ℕ

Старая фотография давно измята и раскрошена по краю тонкой рамки. В уголках белизна пошла грязно-желтыми пятнышками, словила крохотную каплю плесени в разводе от воды, но само изображение, ламинированное защитным слоем, остаётся таким же ярким и чётким. На нём мужчина и женщина в белых халатах смотрят в объектив, обнимая друг друга, и устало, но счастливо улыбаются на фоне лаборатории. В семье Андерсон принято отращивать длинные волосы. У Сары они чистого золотого цвета и переливаются в стерильно-белом свете платиновым сиянием, от чего глубокие карие глаза окрашиваются в тёмно-ореховый, почти янтарный. Маленькие пятнышки, рассыпанные по радужке, складываются многогранными оттенками в причудливый узор вокруг зрачка. Салли всматривается в него несколько долгих секунд, а после с нежностью проводит кончиком пальца по ладони матери, лежащей у мужчины на талии. Ей хочется вспомнить ощущение мягкой ласки, замершее мнимым прикосновением на коже, но сколько бы она не старалась, возродить потерянное временем невозможно. С самого детства её поддерживали грубые, мозолистые, сильные руки. Руки не учёного — солдата. Военная служба целиком и полностью завязана на уставе, а в самой армии, в особенности в частных формированиях, нет различий между мужчинами и женщинами. Последним демонстрация своей красоты в условиях жесткой дисциплины и иерархии ни к чему, но Элизабет всё равно верна традициям семьи Андерсон, хоть и по-своему. У неё тоже длинные волосы, но девушка не помнит, когда тётя — вернее мама, — носила их распущенными или хотя бы в косе. Полковник ходит с максимально прилизанными причёсками, но даже так редкий цвет шевелюры выделяет её на фоне сослуживцев или гражданских. Салли всегда удивляло настолько везло их генам в сохранении фенотипа. Почти все мужчины были темноволосыми, но из поколение в поколение в семье всё равно продолжают рождаться дети с золотыми волосами и карими глазами. Вернее, продолжали пока Сара Андерсон не повстречала Тома Салли, столкнув тем самым две наследственные линии с сильно выраженными рецессивными признаками. Так получилась златовласая девочка с серо-голубой радужкой и фамилией отца вместо наследственного имени одной из прабабушек. Это, в общем-то, всё что девушке досталось от мужчины, потому что вживую она его никогда не видела. Том остался призраком ушедшей жизни на их единственной, совместной с Сарой, фотографии. На самом деле с ними была и Салли, только-только начинавшая расти в животе у матери, но родители об её существовании не догадывались. Теперь из-за ушлепка-маргинала, позарившегося на кошелек одинокого прохожего ради пары несчастных баксов, Том никогда о рождении дочери и не узнает. Разговор с Лиз всплывает слишком чётко вопреки желаю выжечь его из памяти. В тот момент девушка не расширяет в растерянности глаза, не качает беспорядочно головой и не обмякает от шока в коляске. Только скользит по женщине изучающим взглядом, в котором плещется подступающее раздражение. — Знаешь, — собственный голос режет слух сталью с нотками сарказма, — в этот раз ты себя превзошла. Элизабет непонимающе склоняет голову на бок, медленно поднимаясь на ноги, и Салли, задирая подбородок, с тревогой и обидой заглядывает той в лицо: — Я понимаю, что моё ранение выбило тебя из колеи, — девушка взволнованно облизывает сухие губы, экспрессивно взмахивая рукой. К чему все договорённости, если взрослые порой ведут себя хуже неразумных детей? — но выкурила бы простые сигареты! Зачем накачиваться чем-то настолько забористым? Полковник не сразу понимает что имеет в виду дочь, но когда осознание ситуации оглушает её, издаёт смешок за смешком вместо ожидаемого раскаяния. Губы растягиваются в сумасшедшей шальной улыбке, и Салли всерьёз беспокоится за психическое состояние матери. Смерть Дженнифер её сильно подкосила, а теперь Лиз едва не лишилась и второй дочери, и если отчаяние в критический момент абсолютно закономерно, то более глубокие последствия обычно проявляют себя гораздо позже. — Травка? — предполагает Салли, раздражённо дёргая уголком рта, пока женщина плюхается на диван, пытаясь сдержать смех. На быстрое мотание головой и последующие шлепки ладонью по подушкам девушка тяжко вздыхает, упирая взгляд в потолок, и усиленно трёт пальцами переносицу. — Прошу, скажи, что это не какая-нибудь синтетическая гадость или чего потяжелее! Несколько долгих секунд проходят в попытках Элизабет успокоиться. Салли всё это время недовольно поджимает губы и ждёт окончания нервной истерики, нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотнику коляски. Нужно будет посоветоваться с доктором Тилдоном по поводу сеансов у психотерапевта. — Прости, милая, — сипло произносит Лиз, давя несколько последних смешинок, и глубоко вздыхает. Салли никогда не забудет, как плещущийся в карих глазах матери азарт резко сдавливается тяжестью сожаления, а улыбка безжизненно сползает с губ, — но это правда. В голове звенит. Однажды она наткнулась на старый мультипликационный сериал про желтых человекоподобных существ с выпученными глазами. У главного героя в момент громкого шума включался своеобразный защитный механизм. Примерно такую же обезьянку, остервенело бьющую в металлические тарелки внутри черепной коробки, Салли и представляет, пока Элизабет сумбурно и отрывисто пересказывает ей историю Турука Макто. За время своей жизни на Пандоре тот успел стать великим вождём, объединить кланы, сразиться с землянами и выгнать их с позором обратно на умирающую планету, а потом и счастливой семейной жизнью зажить, родив детишек. Легенды, истории и сказки Салли, конечно, обожает, но какое это имеет отношение к ней и абсурдной фразе, сказанной матерью? Стоп, что? Турука Макто на самом деле зовут Джейк Салли, и он когда-то был оператором аватара, человеком? Его брата-близнеца звали Том? У неё, получается, есть дядя? Нет, это, конечно классно и круто, но не когда этот самый дядя синего цвета и ростом метра в три. Погодите. Её двоюродный брат пытался её убить? Почти преуспел, между прочим. Так себе встреча родственников. Через какое место должна была свернуться и распрямиться обратно Вселенная, чтобы случилось это? Сколько составляет статистическая вероятность подобного совпадения? Примерно… ноль без запятых? Какого, мать его, хрена. Тонкая пенка какао пузырится у края, оставляя округлые оттиски на плотном пластике. Салли сверлит пространство потерянным взглядом, пытаясь выловить среди хаоса мыслей хоть одну адекватную и цензурную, но мама, кажется, решает, что потрясений ей на ночь недостаточно, поэтому, когда провожает её в палату после вороватого визита на общую кухню, вновь опускается на колено перед коляской. — Он хочет встретиться с тобой, — тихо произносит Лиз и ловко подхватывает горячую кружку, когда та едва не выпадает из ослабевших пальцев. — Нет, — Салли сцепляет зубы и вжимается в подспинок до болезненного покалывания в лопатках. Тщательно собранное по крупицам за время реабилитации спокойствие осыпается мелкой крошкой где-то внутри, оставляя после себя зияющую пустоту, и добавляет к звону в ушах невыносимый гул. — Нет!

***

Крупная рыбина показывается из-за редкой поросли цветастых камышей и, собирая на чешуе яркие солнечные блики, осторожно проплывает меж камней у низовья реки. Нетейам смотрит на добычу в упор, не отводя взгляда, и оттягивает тетиву с едва уловимым скрипом. Оперение щекочет щёку тонкими ворсинками и, когда рыба замирает на расстоянии выстрела у мелкой гальки, пуская маленькие бисеринки воздуха, стрела срывается к цели. До того недвижимо стоящий в воде Ло`ак издаёт довольный вскрик, резво выходит из глубины, разрезая спокойную гладь волнами, и поднимает воткнутое в тушку древко. Гладкий камень на берегу покрыт блестящим жиром, мелкими чешуйками и алыми разводами от крови. Нетейам забирает из рук брата бьющуюся в конвульсии рыбину, беспомощно дергающую хвостом и плавниками, и бросает ту на импровизированную разделочную доску. Ло`ак подхватывает бурдюк и, недовольно щурясь на стоящий высоко в небе диск Альфа Центавра, вновь заходит в реку, пока старший брат погружается в свои мысли. — Мне теперь звать тебя Кири? — вдруг раздаётся из-за плеча встревоженный голос. Нетейам оборачивается, вопросительно изгибая хвост. Брат снова стоит на берегу и снимает с плеча кожаный мешок. И когда только успел закончить сбор воды? — Ты уже минут десять тупо пялишься в пустоту. Парень переводит взгляд на мёртвую добычу, отнимает от полосы недвижимых жабр острое лезвие, а потом вгоняет кинжал обратно в ножны на поясе и упирается ладонями в камень, роняя голову на грудь. Лёгкие заполняет спёртый душок сырой рыбы, пропитавший рассветное утро. — Ты в норме? — Ло`ак встревоженно качает хвостом. Нетейам судорожно вздыхает и вскидывает взгляд исподлобья. Бусины на волосах перекатываются, ударяясь друг о друга, а потом рассыпаются по плечам, соскользнув на ключицы. Брат всматривается в его лицо и поспешно добавляет: — Глупый вопрос, согласен. Нетейам абсолютно точно не в порядке. Совесть выгрызает в груди огромную дыру размером с необъятный океан, заполненный сумбурной смесью из всевозможных оттенков эмоций, и парень совсем не знает куда себя деть и чем заняться чтобы избавиться от этого чувства. Он не хочет есть, не может нормально спать и боится даже смотреть в сторону Древа Души, не говоря уже о связи с Великой Матерью. Почему один из самых юных охотников, с первого раза прошедший икнимайю, смог совершить чистое убийство крупного стурмбиста во время Большой Охоты, но не сумел опустить чёртов лук в нужный момент? Мало того, что стрела сорвалась вопреки атокирине, нарушив тем самым волю Эйвы, так ещё и насквозь прошила его, как оказалось, двоюродную сестру. Он не знает, как Салли выглядит, но сердце подсказывает, что в девушке должно быть что-то особенное помимо приятного голоса. Она вытащила маленькую, напуганную девочку из незнакомой, жуткой чащи, искренне позаботилась об её ранах, наверняка накормила и уложила в постель, а после подарила памятный подарок и беспокоилась добралась ли её подопечная домой. Салли добрая и ласковая. И как Нетейам отплатил? Нейротоксином в сердце. Он всегда ровнялся на Джейка. Турук Макто великий вождь и воин, когда-то объединивший кланы в войне против небесных людей, а Нетейам — его старший ребёнок, первенец живой легенды, о которой народ сложил множество песен, и должен соответствовать статусу и имени. Этому юного на`ви учили с детства: растили в нём заботу о младших, прививали гордость за семью, показывали что значит быть преданным сыном, любящим братом и истинным воином клана оматикая. Честь, долг и ответственность были его девизом все шестнадцать лет жизни. А теперь что? Он подверг опасности не только себя и Ло`ака, но и сотню жизней тех немногих, кто последовал за Туруком Макто в неизведанные земли. Нетейам почти развязал очередную войну между новоприбывшими небесными людьми и племенем. Спасибо Великой Матери, что антидот учёных сработал, а Элизабет Андерсон оказалась знакомой Джейка и не выжгла дотла их временный лагерь в отместку за ранение дочери. Толку, что отец читать на английском научил, если он безнадёжный skxawng и своим умением вовремя не воспользовался? — Слушай, бро, — рука Ло`ака ложится на плечо, и Нетейам накрывает ладонь своей. Тепло чужого прикосновения ненадолго выталкивает его из пучины самобичевания, — что сделано, то сделано. Хорош себя грызть. — Отец разочарован, — одними губами шепчет старший, прижимая уши к голове. От признания вслух становится совсем невыносимо. — Добро пожаловать в клуб позорников, — Ло`ак хлопает брата по изгибу предплечья. Вопреки словам в его тоне ни намёка на едкость, и говорит парень непривычно для себя тихо и серьёзно. — Освобожу ненадолго для тебя непочётное место главного родительского разочарования. Ток не засиживайся, ладно? — Постараюсь, — кисло усмехается Нетейам. Они спешно возвращаются в лагерь, сгружают бурдюк и корзину с рыбой у полога дома, а после заходят в хижину. Брат, едва не споткнувшись о наставленные друг на друга тарелки, с удивлением рассматривает разбросанные пожитки. Корзины с одеялами и личными вещями семьи отодвинуты от спальных мест, на стол с отцовскими ноутбуками и приборами выпотрошена шкатулка особо ценных украшений матери, а у ящика с боеприпасами лежит смятым комом холщёвка, обычно скрывающая винтовку. — А где папа? — спрашивает на на`ви вернувшаяся следом за ними Кири. — Улетел к дальним скалам, — мать ласково улыбается им, откладывая в сторону треснутый кувшин из хукагурда, а потом тянется к миске перед собой, подносит ту к глазам и изучающе щурится на крупный скол у края. — Хочу навести порядок. Младшие Салли переглядываются. В понимании женщины «навести порядок» означает выбросить всю негодную утварь и побыстрее чтобы не успел заметить Джейк, которому потом предстоит мастерить новую. Шататься по лесам, полям и болотам в поисках подходящих растений ни отец, ни сыновья терпеть не могут, но слово Нейтири в отношении быта, как жены и матери, закон. Выбора нет. — Когда вернусь, будем готовить обед, — она довольно сгребает всю отобранную утварь в большую корзину и исчезает за пологом хижины. Кири, вздыхая, со смирением на лице осматривает беспорядок и направляется к пучкам сухих лекарственных трав, подвешенных над тлеющим очагом. Ло`ак сворачивает несколько плотных шкур-лежанок, аккуратно складывая их в корзину, а Нетейам прибирает гамак Тук, собирая деревянные фигурки. За небрежно свисающим к полу одеялом обнаруживается маленький свёрток. На`ви отставляет игрушки сестры, подносит тот к лицу, тянет за тонкий шнур, приоткрывая край, и всматривается в ткань. Не в этой ли одежде вернулась с базы небесных людей младшая сестра? — Тук прячет, — Кири с сожалением косится на пушистые кисточки, украшающие накидку. Она похожа на те, что носят на`ви, но сделана из разноцветной материи невообразимо яркого цвета. Голубые, жёлтые, бежевые, зелёные, красные и синие — линии различных оттенков смешиваются в незнакомый, красочный узор. Нетейам мнёт пальцами плетение, перекатывая нити на подушечках пальцев. Он никогда раньше не трогал что-то настолько мягкое и приятное. — Боится, что мама выбросит или в костёр кинет. Нос невольно втягивает воздух, и парень наклоняется совсем близко к ткани. Накидка впитала в себя запах Тук, веет свежей, выделанной кожей, в которой хранилась, но всё равно оставила в себе след металла, пыли и отдушки человеческого быта. Вдруг Нетейам вздрагивает всем телом, улавливая незнакомый аромат. Почти выветрившийся, он оседает в лёгких флёром невидимого, нежного облака, пускает искорки по позвоночнику, покалывает кончик языка чем-то терпко-кислым с нотками пряности, и собирается в животе в тёплый ком, проходясь мурашками по коже. Горло само собой издаёт утробный хрип, а следом и приглушённое урчание, отдающее вибрацией в груди. Хвост, взметнувшись, обвивает ногу. — Ты в порядке? — Кири переводит удивлённо-встревоженный взгляд с его лица на распушонную кисточку, ластящуюся к колену. Нетейам прижимает уши к голове, смущённо прокашливаясь в кулак, и с трудом, но заставляет себя отстраниться от одежды. — Да, — голос всё равно сипит. — Просто запах… странный. — Люди пахнут иначе, чем мы, — девушка как можно равнодушнее пожимает плечами, пряча от братьев улыбку в уголках губ. Нетейам сглатывает, отворачиваясь. — Эту накидку носила Салли прежде, чем отдать Тук. Сердце замирает, отбив глухой удар о рёбра. Так это… её запах?