ℍ𝕆𝕃𝔻 𝕆ℕ

Авторитет у военных зарабатывается потом и кровью, выгрызается личными достижениями и вкладом в боевое братство, и Тилдон в этом преуспел как никто другой: его уважают и молодые салаги, и бывалые офицеры, и нет ни одного человека в погонах, который бы не знал имени талантливого врача. Мужчина прошёл почти все «горячие точки», успел за время службы вытащить из груди раненных мешок пуль и спасти десятки, если не сотни, жизней — чего стоит одна лишь заштопанная рана от осколка шрапнели на шее, после которой солдат даже остался жив. Тилдон слыл легендой в военных кругах, и Элизабет это напрягало. Она не верила в слухи когда дело касалось репутации и очень хотела посмотреть на именитого доктора в деле. Вселенная, чтоб её, услышала: за два дня непрерывной операции, которые пожилой мужчина провёл на ногах без еды и сна, пытаясь собрать из ошмётков сердце её старшей дочери, Элизабет впору целовать ему ноги. Пусть Тилдон и не спас Дженнифер, но пытался — до её последнего выдоха пытался, — и также до первого вздоха поддерживал жизнь в теле Салли. Он не позволил костлявым лапам смерти вновь лишить её любимого человека, и женщина не знает сможет ли когда-нибудь отплатить ему за это. — Нет, дочка, — кустистые брови пожилого доктора недовольно сходятся на переносице. — Я на такое не пойду. Разменявший седьмой десяток, заметно иссушившийся за последние года, сморщившийся и облысевший, Тилдон, тем не менее, умудряется сиять изнутри силой. Тёмные глаза всегда искрят особенным блеском, и больше всего поражает насколько выразительным иногда бывает его взгляд, брошенный поверх оправы неизменных очков. Мужчина всегда смотрит так, будто видит насквозь — бесстрашно, цепко, строго. Ни в одном человеке женщина не встречала столько стойкости и мудрости, сколько прячет пожилой доктор за неприглядной и неказистой внешностью. Ему плевать на звания когда дело касается чести и человеческого достоинства, поэтому он один из немногих, кому Элизабет позволяет общаться с собой неформально, на равных. — Это всего пара органов, — полковник пытается говорить спокойно, но мольба проскальзывает раздражающими визгливыми нотками. Последние несколько дней она ходит на грани, наблюдая за опустошённой дочерью, и женщине с трудом удаётся держать себя в руках. Из запасов израсходована третья пачка сигарет, и на запрет ей откровенно плевать. — Ей и без того… — Прекрати. Нельзя по прихоти расходовать ценный ресурс, — узкая худая ладонь ложится ей на плечо, настойчиво сжимая пальцами ткань формы. Элизабет заправляет выбившуюся из причёски прядь светлых волос за ухо, заглядывая в непроницаемо серьёзные глаза, прожигающие непоколебимостью до дна души. Рядом с доктором Тилдоном она всегда чувствует себя несмышлёным ребёнком. — Если сейчас мы вырастим Салли руку и новые лёгкие, биоматериала в один момент может не хватить кому-то из ребят. Полковник, помедлив, отрешённо кивает. На базе GORT почти пять сотен сотрудников, и за каждого из них она несёт ответственность. Женщина прекрасно понимает о чём говорит доктор Тилдон, но мысли про долг службы, стоит ей взглянуть на измождённую дочь, растворяются в необъятной глубине материнского волнения. — Она сможет, — пожилой мужчина ласково приобнимает женщину за плечи, и Элизабет хочется позорно разреветься на его узкой, стиснутой возрастом груди. — Салли справится. У девочки сильное сердце. — Ей было шесть, Тилдон, — полковник неприлично икает, вцепляясь в сухой локоть врача, прикрытый медицинской формой. — Она практически ничего не помнит, но сейчас… Спустя полторы недели анализы подтвердили, что нейротоксин полностью выведен из тела. Началась подготовка к подключению протеза. Дочери предстоит сначала отсоединение, а потом и сращивание искусственной и органической тканей практически наживую, и ни один сраный анестетик не способен до конца обезболить процесс кибернетической интеграции. Элизабет видела, как бравые солдаты рыдали и молили о пощаде, когда им ставили протезы запястья или стопы. Сможет ли хрупкая девушка, которой предстоит подключить целый сустав с нервными окончаниями и несколькими слоями мышц, вынести подобное? За минувшие года сработала защитная функция памяти, стирая и приглушая воспоминания о боли, но сейчас Салли намного старше. Выдержит ли её разум и тело повторные муки? — Нельзя убегать от трудностей, — поучительным, жёстким тоном проговаривает доктор. Элизабет тяжко вздыхает, прекрасно понимая, что Тилдон имеет в виду не только предстоящую операцию. — Салли придется это преодолеть. Нам остаётся лишь наблюдать и поддерживать, — ей в ладонь ложится накрахмаленный платок. — Вытри сырость, дочка. Сейчас ты не имеешь права быть слабой. Она промакивает лицо, вслушиваясь в резкий запах старенького одеколона. Рука невольно тянется к кобуре, и пальцы стискивают рукоять пистолета. Полковник оглаживает подушечкой недвижимый курок. С каждым чёртовым днём реабилитации, с каждым плачем дочери, с каждым её болезным стоном и стеклянным взглядом желание всадить пулю в лоб хвостатого мальчишки, а потом сдёрнуть синюю шкурку и использовать как коврик в кабинете, растёт в геометрической прогрессии. Если бы он не был котёнком Джейка, она бы так и поступила. Но Элизабет Андерсон, сцепив зубы, будет держать своё слово до последнего.

***

Аватар едва заметно шевелит кончиками пальцев на руках и дёргает кисточкой хвоста, паря в суспензии. Джейк опирается локтем на одну из балок крепления аомнибака и всматривается в черты лица женщины. Последнее воспоминание о ней под раскидистым Древом Души колет тонкой иглой под дых, возникая туманными очертаниями в сознании. Не молодая для своего статуса мисс Огустин с первых минут встречи напомнила ему Элизабет Андерсон, только последняя руководила военной базой, а новая знакомая — научным модулем, но вела себя, как и бывший командир, словно хозяйка в стенах «Адских врат». Грейс боялись и подчинённые, и солдаты. Паркер Селфридж, возглавляющий гражданский персонал, в минуты их словесных баталий и вовсе напоминал сопливого мальчишку, особенно когда учёная, не стесняясь выражений, поясняла за жизнь. Джейк сейчас отдал бы всё, чтобы подруга ещё раз его пропесочила и вправила мозги на место. — Она бы сказала что-то вроде «чё пялишься, солдафон», да? — шепчет в пустоту бывший морпех. — Я тебя не узнаю, — разводит руками Норман, рассматривая осунувшееся лицо. — Ты никогда не был таким… — Подавленным? — невесело подсказывает на`ви после минуты тактичного молчания. — Разбитым, Джейк, — аватар подходит к нему вплотную и по-дружески похлопывает по плечу, окидывая взволнованным взглядом. — Ты целыми днями загоняешь икрана, почти не ешь и не спишь. Так нельзя. — А что мне ещё делать? — ему с трудом удаётся не сорваться крик. На`ви поджимает губы, недовольно хлеща себя хвостом по бедру. — Что ты предлагаешь? — Отпустить ситуацию, — Норм пытается говорить как можно спокойнее и тише — хватило того, что весь лагерь слышал их семейный скандал с Нейтири. Если и он ещё масла в огонь подольёт… Джейк и без того готов сорваться с разбегу в пропасть. — Сейчас она отказалась с тобой встречаться, и это ожидаемо. Просто дай ей время всё обдумать и принять. — Меня столько лет не было рядом, — бывший морпех качает головой. — Я даже не знал, что у Томми… Понимание некоторых вещей приходит со временем. Может пройти и десять, и двадцать лет прежде, чем слова обретут смысл, а суть вгрызётся в череп и стечёт по горлу отравляющим ядом прямо в сердце. Каждый из на`ви рождается дважды, но Джейк не принадлежит народу Пандоры — до конца не принадлежит. И дело вовсе не в пяти пальцах на руках и знании английского. Теперь до него наконец-то доходит о чём говорила Грейс. «Ты можешь выучить их язык, жить по их законам, даже вселить себя в тело аватара, — серьёзный голос женщины из глубин памяти дрожит скрытой болью и смирением. Он так и не узнал что произошло и куда вдруг подевался Н`де, вечно ошивающийся рядом с учёной. Скорее всего, тот и был отцом Кири, — но ты останешься человеком, Джейк, что бы ты ни делал. Ты был рождён и воспитан человеком, и человеческое сердце, пусть и в иной оболочке, будет биться в тебе до последнего вздоха». Нейтири не понимает почему муж так уцепился за девочку и готов подставиться под пули или добровольно сдаться в плен. Для неё слова «Том Салли» не более, чем набор звуков, но для Джейка это имя родного человека, благодаря которому безногий кусок никчёмности смог не только переродиться, но и обрести счастье, смысл жизни. Салли — единственная память о брате и единственная осязаемая связь с далёкой Землёй, которую он когда-то называл своим домом. Оставить только-только найденную племянницу всё равно, что уничтожить Древо Души. Кровь гуще воды, но на`ви этого не понять, ведь Салли все эти годы не была частью его семьи. — Не мучай себя, — Норм ободряюще приподнимает уголки губ. Он не просто хороший друг, но и очень прошареный во многих отношениях человек, который даёт иногда весьма дельные советы. И почему Джейк раньше считал его странным? — Вам с Нейтири нужно успокоиться. Кризисы в отношениях абсолютно нормальны. Нормальны для людей, но ненормальны у на`ви. Для Нейтири любая ссора между избранными тсахейлу сродни катастрофе, и по началу жене было непонятно и удивительно, что можно просто подойти и обнять, даже если вы пару минут до этого истерично друг на друга голосили. К счастью, за долгие годы совместной жизни они многому научились, поэтому Джейк искренне улыбается, когда его женщина показывается в операторской, куда обычно терпеть не может приходить даже по делу. Норм, махнув на прощание рукой, оставляет их наедине, и Нейтири сразу утыкается носом мужу в плечо, обнимая за талию со спины. Пока хвосты привычно переплетаются и льнут друг к другу, завязываясь почти что в узел, он накрывает ладони женщины своими и делает глубокий вдох, улавливая расцветающий в груди аромат её кожи и волос. Прошло семнадцать лет, а он всё так же манит и будоражит нутро. Они молчат. Нейтири ничего не говорит, только жмётся к нему и окутывает своим присутствием в непростой момент. Для бывшего морпеха это сильнее и важнее всех существующих способов утешения. Только благодаря жене давящее чувство потери отступает, сменяясь теплотой и лаской прикосновений. Когда-нибудь Джейк обнимет и свою племянницу. Нужно лишь немного подождать.

***

Надежда — самое лживое чувство во Вселенной. Так уж устроен человеческий разум: если существует ничтожный процент вероятности, что всё могло произойти иначе, и объективная правда кажется лишь попыткой исковеркать действительность, сердце цепляется за эту мнимость, сжимается в невидимых тисках несбывшегося и не отпускает пока не перестанешь сопротивляться. Салли собирала информацию по крупицам: цитаты из статей, отпечатанные фотографии с цифровых журналов и газет, интервью коллег и научные доклады. Все они стали частью толстого безымянного тома личного дневника, который девушка вела с первых лет сознательной жизни. Там, среди шелеста страниц, родители были всё ещё живы. Религиозные догматы, игнорируя объективную теорию атомов, твердят, что давным-давно мир создала некая высшая сущность, слепившая из глины или земли первого человека по своему образу и подобию. Из пепла невозможно сотворить тело и вдохнуть в него душу — это не под силам науке и вряд ли когда-нибудь будет, — но, как оказалось, можно при помощи разума управлять искусственно выращенным организмом. Никто не властен над смертью, но… вдруг отцу удалось перенести сознание? Что, если он выжил, умерев на Земле, но открыл глаза в теле своего аватара? Он же столько лет над этой программой работал, так тщательно готовился к полёту на Пандору… Неужели всё стало напрасным? Салли отказывается верить в случайность обстоятельств. Почему гениальный учёный, создатель одной из самых прогрессивных научных теорий нейронных импульсов, должен был умереть просто потому, что какому-то ублюдку не хватило пары баксов на выпивку? Почему из-за идиота-лаборанта, не выучившего технику безопасности, в пламени сгинула первооткрывательница растительного гена плодородия и глава программы по восстановлению флоры? Почему из всех именно Том Салли и Сара Андерсон? Почему не кто-нибудь другой? Почему у кого-то любящая мать, строгий отец, куча братьев и сестёр, а у неё остались только давние, почти угасшие, словно круги на спокойной глади, следы, оставленные мёртвыми? Вопросы требуют ответов. Скрипя сердцем, Лиз разрешает отправиться к покинутой базе RDA под благовидным предлогом поиска и копирования данных исследований. Она прекрасно понимает, что Салли интересуют не столько научные наработки, сколько подтверждение несбывшихся надежд, но всё равно соглашается. Это её способ защитить дочь, иначе дальше будет только хуже. С высоты полёта «Адские врата» сливаются рваными контурами с рельефом леса. Заросший мхом плацдарм, истерзанный воронками от снарядов и осыпанный обломками техники, встречает их пустынной тишиной и подбрасываемой ветром пылью по проплешинам из асфальта. Альфа Центавра едва-едва показывается из-за спутника, разгоняя сияние дремучей чащи, обступившей бывшую колониальную базу, но температура сразу заметно подскакивает на десяток градусов. Девушка переключает фильтр на максимум, однако дышать чужим воздухом всё равно тяжело, а по ощущениям почти невыносимо. Её будто бы душит невидимая удавка, и каждый глоток в переполненном привкусом горечи горле даётся через силу. Научный модуль в отличие от остальных помещений выглядит почти не тронутым, хоть и опустевшим. Солдаты проверяют генераторы и вентиляцию, а потом запускают процесс разгонки системы жизнеобеспечения, фильтруя воздух. Спустя несколько минут Салли снимает маску следом за матерью и медленно поворачивает голову то влево, то вправо, осматриваясь. Вместо мобильных блоков в операторской голые стены и пол с осыпавшейся краской и полусгнившим каркасом, на столах в лаборатории, исключая слой грязи, почти стерильная пустота, а в жилых комнатах от кроватей остался только металлический обод и изъеденная ржавчиной сетка-подпорка. Жестокая правда настигает словно гончие, загоняющие добычу в угол, и то тут, то там всплывают детали самой несправедливой аферы судьбы. Салли подходит к шкафчикам для личных вещей, безошибочно натыкается взглядом на безымянную дверцу, с которой сдёрнута опознавательная гравировка, а потом направляется к двухъярусным кроватям, среди вереницы незнакомых имён отыскав дорогие сердцу буквы у изголовья. Нижняя койка у стены, крайняя слева. «Том Джейк Салли» Зачёркнуто неровно, наискось. Накарябано сверху размашисто, крупно, и от этого в груди искрой, а после и обжигающим пламенем вспыхивает ярость. Девушка бьёт кулаком по тяжёлому металлу кровати, потом ещё и ещё, пока примчавшаяся на звук Элизабет не перехватывает её ладонь. Боль отдаёт сначала в запястье, потом доходит до локтя и пульсирует травмированной, начинающей краснеть кожей, но Салли её совсем не замечает, потому что внутри, в глубине развороченной души, куда в темноту проваливается всё сущее, гораздо больнее. Она вцепляется в плечи матери и прячет лицо в вырезе форменной майки, зажмуриваясь до чёрно-белых пятен перед взором. Джейк, чтоб его, Салли. Турук-и-кто-он-там-ещё-Макто. Это не он разработал и создал программу аватаров! Это не он столько лет готовился отправиться на Пандору! Это не он должен был помочь на`ви одолеть подонков из RDA и стать героем! Это должен был сделать Том Салли! Мало того, что ублюдок по чистой случайности попал сюда вместо близнеца, так ещё и в теле своего брата спокойно разгуливает, будто оно его полноправно! Подделка пытается убедить всех, что здесь ему место? Нет! Это место её отца! Салли чувствует себя стеклом: хрупким, исчерченным множеством трещин, будто декоративными узорами, но почему-то всё ещё не разбившимся на крошево из осколков. Надежда — самое лживое чувство во Вселенной, и она убивает вернее стрелы в сердце, выжимает тебя досуха, пока от человека не останется только жалкая пародия на жизнь, и существует лишь одна эмоция, которая заставляет измученное тело подняться и встать на дрожащие ноги. — Мам, — Салли давит какие-никакие, но связные слова между хрипами и всхлипами, — ты научишь меня… стрелять? — Научу, милая, — Элизабет тяжело вздыхает в макушку дочери, зарываясь пальцами в мягкие золотые волосы. Салли усмехается. Как только доктор Тилдон подключит протез и закончится реабилитация… — но для стрельбы хорошо бы иметь обе руки. Лучше бы подонку и его выводку больше никогда не попадаться ей на глаза.