Бессердечные создания (и их создатели)

      Он не помнил дороги по коридорам до самых дверей больницы. Слишком сильно был отвлечен внезапной сменой обстановки. Яркий солнечный свет заливался через окна, распадаясь на осколки; ветер колыхал шторы, а цветных плакатов (к его облегчению) стало меньше. И от всего этого Сергей почувствовал себя перегруженным. Голова почему-то закружилась. Столько видов, запахов и ощущений разом. Сложно было сосредоточиться на чем-то одном. Звуки общающихся людей; родственников, приехавших повидаться с больными, дети, бегающие по этажу, чьи-то тихие беседы внутри палат. Даже медсестры, которые презрительно зыркали на него, теперь казались дружелюбнее и мягче чем раньше. Несколько молодых девушек, возможно приехавших на практику, застенчиво ему улыбнулись. Когда Нечаев неловко улыбнулся в ответ, он услышал, как Захаров цыкнул слева от него. И запахи… Оставшийся налет всего стерильного быстро смылся свежим ветром из приоткрытой двери. Духами работницы стоящий на дежурстве; запахом готовой еды из больничного буфета. Чем-то цветочным, по-правильному чистым (именно чистым, а не выбеленной больничной чистотой). А потом, запахом приближающейся весны. Теперь весь мир — после этой маленькой квадратной палаты — казался таким большим и необъятным. Удивительно, сколько всего он забыл, пока сидел на своей койке в полном одиночестве часами. Забыл все эти ощущения, которые его сознание не запоминало. Потому что все эти вещи обыкновенные и повседневные. А стали такими… Такими необыкновенными и экстраординарными. У него на лице расползлась улыбка, неосознанно. Он был поражен, тем как такие мелочи могут полностью изменить видение мира. Заставить улыбаться, как ненормального. Заставить опять полюбить жизнь. Может быть сиденье взаперти немного ему помогло. Но только немного. Он старается не думать о том, что ему в любом случае нужно будет вернуться в палату. Хирург машет ему в сторону двери, говорит что-то охраннику. Он внимательно рассматривает Сергея с ног до головы и особенно внимательно пялится на больничный халат. Может потому, что на нем висит бейджик врача? Нечаев мнется на месте, но стоит прямо и делает вид, что ему все равно. Он надеется, что лицо у него тоже такое — похуистичное. К счастью, никаких вопросов он не задает, и они без проблем покидают больницу через главный вход. Преодолев преграду из нескольких бетонных ступенек впереди выстилилась целая площадь, окруженная ухоженными деревьями по обе стороны. Там и тут идут дорожки, выложенные из плиток, как муравьиные пути они артериям огибают всю территорию. Люди мирно прогуливаются, исчезая за густыми кустами; отдыхают на скамейках; медсестры ведут под ручку престарелых пациентов. Если бы не халат, он бы выглядел, как несчастный больной на прогулке. Хотя так и есть. — Так и будете стоять тут, товарищ майор? — спросил Харитон, немного обеспокоенно разглядывая его удивленное лицо. Свет падал под идеальным углом, солнце стояло в зените. На улице прохладно, тепло и не жарко. С деревьев уже свисает богатая темная листва, своей тенью укрывая людей и каменные дорожки. Под деревьями кусты, низко остриженный газон, ромашки и клумбы с какими-то фиолетово-синими цветочками. Не обошлось без сорняков: Сергей может увидеть со своего места пару одуванчиков дикорастущих у бордюров. Кстати о свете и невольных разглядываниях. Может это все романтика и адреналин, но он никогда не замечал какого цвета глаза Захарова. Обыкновенные, карие. Но под солнцем они становились ярче, мягче и светлее. Такое освещение и то, как оно отражалось от радужки глаз, подчёркивало вкрапления темного пигмента. Завораживало и выгодно выставляло своего хозяина, делая его моложе. Он еще и очки снял. Нечаев откашлялся и мотнул головой в сторону. Хватит ему на врачей смотреть… — Ну, э-э-э… Пойдёмте что-ли... — Майор указал целой рукой в сторону одной из дорожек. Халат на его плечах дернулся, и он этой же рукой подправил его. — Туда, например. — Пойдёмте, товарищ майор, — Захаров двинулся в указанном направлении. Парк был как множество других парков, только деревьев было больше. Они шли в полном молчании, и Нечаев пытался насладиться этой тишиной. Но тишиной это назвать было сложно. Люди вокруг не исчезли и не оставили их. Тут и там они натыкались на маленькие разбитые группы из молодых студентов, которые тихо беседовали. Встречали одиночек, гулявших рядом. Проходили мимо подметающих Вовчиков. Провожали взглядами семьи с детьми, бабушек с внуками и подростков с книжками. Рафиков, продающих мороженое и пионеров, облепивших эти прилавки со всех сторон. И все это время Харитон молчал. Он не проронил ни единого слова, за всю прогулку. Может быть в начале это было приятно: своеобразный отдых от суматохи больничных разговоров. Всех этих пугающих диагнозов и тем более от надоедливых наставлений медсестер. Но уже через десять минут Нечаев нервно ерзал, поглядывая на хирурга. Че он молчит-то? Сергей искал повод завязать легкую, непринуждённую беседу. Но повод как-то ему не хотел попадаться. Каждый раз, когда он думал, что наконец-то нашел подходящую тему, он сбивался и замолкал. Открывал рот и тут же закрывал. Так несколько раз — как рыба на берегу. В один момент он даже разозлился. Зачем ему вообще завязывать какие-то беседы? Он гуляет, наслаждается свежим воздухом. Он впитывает солнечные лучи и вообще занимается всякими полезностями для больного. От токсинов там очищается и прочая эта херня. Находит гармонию с природой, восстанавливает баланс витаминов в организме, забывает о негативе, открывает чакры… — Вас что-то беспокоит, товарищ майор? — Спросил Захаров, когда они остановились на стыке двух дорожек. Сергей засмотрелся на молодую парочку с маленьким ребенком и дернулся от внезапного вопроса. — Ебучие пироги, — прошептал Нечаев, пожав плечами. — Да, пиздец беспокоит. Ваше молчание, например, Харитон Радеонович. Как партизаны тут гуляем. Мужчина неловко замялся и криво улыбнулся ему, растерянно гуляя глазами. — Я не очень хорошо веду светские беседы. Увы, они мне не интересны. — Пусть они будут не светскими, расскажите… Не знаю… Вот, как вы познакомились с Дмитрием Сергеевичем? Харитон внимательно посмотрел на майора секунду или две. Он что-то искал в его взгляде, в его поведении или жестах. А потом как не бывало отвернулся и начал: — Мы состояли в ассоциации студентов Санкт-Петербурга. Хотя и учились на разные специальности и в разных академиях. Меня пригласили на одно мероприятие, где я и встретил Дмитрия Сергеевича, — Захаров говорил небрежно, продолжая прогуливаться по парку, поэтому у Сергея не осталось выбора кроме как идти следом. Рассказ продолжался не долго, он просто подчеркнул пару моментов их сотрудничества. О том, как ему было сложно общаться с Сеченовым на первых порах и как со временем стало не легче. Говорил о том, каким он иногда бывает заносчивым и слишком требовательным, внимательно следит за имиджем и старается помогать всем, кому может. Сеченов, по словам Захарова, романтизирует людей и всегда ждет от них большего. Пытается побудить «пропащих» на лучшее, а отвергнутых - на борьбу. И его вера всегда пропорциональна его разочарованию. Люди, которым он доверяет, часто разрушают его видение; его идеальную картину, того какими они должны быть. От этого он расстраивается, но не прекращает быть фантазёром и мечтателем. В ответ на это, Сергей рассказал собственную недолгую историю их знакомства. Об организации отряда «Аргентум», как его изначально не хотели принимать в спецподразделение и как слово Сеченова спасло его. Когда они впервые встретились Сергей ругался с каким-то вышестоящим офицером (или генералом?) Тот обозвал его сопляком и сказал, чтобы он топал отсюда. Сеченов успел втиснуться в разговор как раз вовремя: Нечаев уже хотел кулаки расчехлять и украсить чужое лицо синяками и фингалом на оба глаза. Но Дмитрий Сергеевич сказал, что ему нравится его упорство и он будет ждать его в такое-то время, таком-то месте. Мол, посмотрят на его способности и там решат — брать или не брать. Захаров покачал головой и по-доброму рассмеялся. Он прикрыл рот рукой и веселыми глазами уставился на Сергея. Майор остановился и поднял бровь. — Удивительно, товарищ майор. Умеете вы своего добиваться, — смех стих и превратился в нежную улыбку. — Вы мне кое-кого напоминаете. — Ну, да я такой. Хочешь жить — умей вертеться! — он гордо ухмыльнулся. Выдохнул и почувствовал, как кончики его ушей покраснели. Фу, да что с ним такое? Заболел что-ли… Стоп, кого он там напоминает? Они продолжали разговор, просто блуждая из стороны в сторону. Темы плавно переходили из одной в другую, а на душе оставалось приятное послевкусие. Такое, какое свойственно только хорошему общению. И люди находят общий язык, даже несмотря на разность их происхождения, образования и базовых увлечений. В какой-то момент он вспомнил о детях, когда маленькая девочка шустро пробежала мимо них и погналась за улетающим шариком. Нечаев остановился и нахмурился. — У вас есть дети? — спросил он, моментально прерывая речь Захарова. Он вроде говорил об архитектуре, а вроде нет. — Нет, никогда не было. Почему вы спрашиваете? — хирург остановился и болезненно сморщился от этого предложения. Майор пожал плечами. — Мне просто показалось, когда я еще лежал после операции. Вы приходили проверить меня и… Я как будто видел с вами девочку, темноволосую, — Сергей пытался вспомнить максимум из того, что мог. С другой стороны, Харитон, напряженно поджав губы смотрел на него в ответ. — Вы ее вроде «Лизой» называли? — А, — Харитон замялся. — Лиса, не Лиза. Это… Я присматриваю за ней, я не могу вам сказать большего, товарищ майор. В каком-то смысле это засекреченные данные, — он опустил глаза, о чем-то задумавшись. — Лиса? — Сергей знал, что ему лучше замять тему, но что-то в его груди не позволяло. Почему-то ему показалось необходимо важным узнать о ней, все что он может. — Алиса, да. Послушайте, товарищ майор, это деликатная тема. Я не хочу показаться грубым, но я не имею право обсуждать это с вами, — быстро отрезает Захаров. Вся эта секретность только подпалила интерес Нечаева, но он позволил всему этому соскочить и забыться. На какое-то время. Они проболтали еще несколько часов, пока сумерки не начали активно сгущаться, а говорить становилось сложнее. Под конец у него опух язык и невозможно болели ноги от длительных прогулок. Харитон проводил его до больницы. — Спасибо, что составили мне компанию, товарищ майор, — они стояли на пороге его палаты. Большинство уже ушли спать, часы посещения давно закончились. Коридор был освещен настенными лампами, которые придавали крашенным стенам желтоватый оттенок. Сергей слышал приглушенный кашель, звук проснувшихся сверчков и скрип дверей. Он вцепился в больничный халат. — Можно вопрос? — Когда это я не разрешал вам задавать вопросы? — ерничал мужчина. Сергей закатил глаза. — С чего это вдруг вы прогуляться решили со мной? Получили разрешение сверху? — отшутился майор. Раньше его никуда не пускали, а на просьбы прогуляться Харитон не отвечал. Он тактично уходил от этого, а иногда просто прямо игнорировал. Захаров замолчал и сцепил руки в замок. Он скрёб один палец об другой, каким-то странным движением, словно пытался оторвать ноготь с пальца. Постоянные, последовательные щелчки раздражали Сергея, но он молчал. — Вы начали меня нервировать своим поведением и постоянным нытьем, — усмехнулся врач. Его лицо оставалось таким же пустым и сосредоточенным, поэтому Сергей продолжал молчать. — Вам… Полезно выходить на прогулки. Тем более, общаться с вами не так сложно, как с другими. Они снова погрузились в тихое молчание. Никто не сдвинулся со своего места, ожидая чего-то от своего собеседника. Нечаев сразу вспомнил романтические фильмы: Катя заставляла ходить в кино, и Сергей безвольно подчинялся желанием своей бывшей жены. Сейчас он не думает о Кате, он думает, как в этих фильмах в такие моменты главные герои целовались. На пороге между домом и следующим днем. Мягкое освещение, тихий вздох и неловкое молчание. Затянувшийся момент, а сразу за ним легкий, целомудренный поцелуй в губы. Поцелуй на прощание, обещание на продолжения. Да, что с ним творится? Они же знакомы… Три недели, не больше! Одиночество действительно сведет с ума любого. — До свидания, товарищ майор. Увидимся завтра, — ход его мыслей прервал чужой голос, прорезавший тишину коридоров. Сергей моргнул пару раз и кивнул, ничего не ответив. Нечаев заметил тяжесть тепла чужого халата, только когда хирург махнул ему, прежде чем исчезнуть за поворотом. Он почувствовал тошноту, и унял дрожащие ноги. Ненормальный. Сергей зашел в палату и сел на койку, с неумолимой силой цепляясь за этот халат. Так и заснув с ним в обнимку. Ночью ему снились сны о девочках, с лисьими хитрыми глазами; о хирургах со строгим вежливым голосом: поцелуи в лоб и безмордые коты.