Бессердечные создания (и их создатели)

Алиса выбегает со стороны фонтана, подпрыгивая с каждым новым раскатом грома. Погода ухудшалась; некогда заполненная битком площадь превратилась в тихий пустырь. Продавцы сворачивали свои шатры, распихивая и пряча товары от грядущей бури. Вся обвешанная пластиковыми безделушками, изукрашенная акварелью, девочка разговаривала с Элеонорой. Алиса успевала аккуратными шагами передвигаться между каменными плитами, не ступая на стыки кладки. Её волосы торчали лохматыми прядями в разные стороны; глубокое удовлетворение от этого дня уютно поселилось внутри каждого её жеста. Она была так счастлива, и ничего не могло испортить её хорошее настроение. Что-то при виде здоровых, весёлых детей заставляло Нечаева обретать чувство спокойствия. Наверное, это инстинктивное и древнее виновато. Она ярко улыбается, несмотря на тучи над головой, и Сергею внезапно становится очень тепло и очень хорошо. Элеонора идёт легкой, прыгучей походкой рядом с ребёнком, поправляя что-то в волосах девочки. Сама женщина накинула на плечо сумку и несколько пакетов с неизвестным содержимым. Алиса не отвлекается на сторонние действия, прямым шагом двигаясь к мужчинам. Это вновь заставляет Нечаева задумываться о незаметном подтексте всех их взаимоотношений. Девочка не подпускает никого близко. А в её окружение входит только малое количество людей, которым та способна доверять. Майору такая категоризации людей на «моё — не моё» кажется знакомой чертой характера. Подсознание ему подсказывает очевидное влияние Харитона на такое мировоззрение. Кстати о врачах. Хирург отодвигается от него, и только радость от встречи с Лисой заставляет мозг Сергея не задумываться о разочаровании. Расставание происходит быстро, неуловимо и оставляет отпечаток отталкивающего послевкусия. Мужчина поднимается с места, стряхивает невидимую пыль с халата и легким, неузнаваемым тоном приветствует девочку. Майор слышит их голоса совсем близко; но не может разобрать, о чём они говорят. Наверное, он слишком устал от слов. Элеонора одаривает его быстрым едва заметным взглядом. Всего на секунду её тёмно-серые глаза скользят по его лицу, а потом возвращаются к паре Харитона и Алисы. Элеонора разделяет их, отводя в сторону Захарова; что-то шепчет тому на ухо, в конце дергая мужчину за плечо. Харитон гнётся под её рукой, с сердитым лицом выворачивается, и они продолжают разговаривать. Судя по частым, быстрым взглядам между ними — и в сторону майора — сразу становится понятно, о ком они говорят. Сергей пытается расслышать тему их разговора, хотя бы отрывки, но счастливый гул Алисы перебивает все остальные звуки. Она радостно хвастается ему двумя игрушечными мышками, мягкой плюшевой игрушкой и фигуркой кита, вырезанной из дерева. Чем-то напоминающей ему кита на фонтане. А серые мыши, видимо, предназначены в подарок обожаемым питомцам. Сергей кивает, смирно поддакивая. Порыв ветра бьёт в спину. Воздушный шарик вырывается из ослабевшей руки отвлеченного ребёнка. Надутый он легко вылетает и начинает кружиться в потоке воздуха. Алиса ахает, напугано следя за резиновым шаром. К её счастью, он улетает недалеко, ниткой запутавшись за ветви ближайшего дерева. Девочка подбегает поближе, пытаясь допрыгнуть до ветки и достать свой подарок, но все тщетно. Она корчится, вставая на самые цыпочки. Захаров на заднем плане не шевелится, Элеонора активно отчитывает хирурга. Она тычет наманикюренным пальцем ему в грудь. Харитон неясно отвечает ей (судя по наклону его головы) и поправляет очки на переносице. Они продолжают яро о чём-то спорить. Выходит смешная пантомима. Сергей улыбается и подходит ближе к девочке, предлагая свою помощь. — Помочь? — спрашивает мужчина, и Алиса оборачивается, недоверчиво уставившись на отсутствие левой руки, остаток предплечья. Какой у неё взгляд скептический. Сразу видно, от кого достался. Нечаев не закатывает глаза из вежливости и потому, что очень любит девочку: — Или думаешь, не подниму? — Не знаю, Сергей Алексеевич, вы какой-то щуплый, — замечает Алиса. Нечаев оскорблённо дёргается. Сначала он выдающийся солдат, опытный оперативник, получающий бесчисленные хвалебные отзывы от руководства. Ветеран войны, между прочим, и спецагент элитного отряда! А потом выясняется, что в глазах неизвестного ребенка он — щуплый тюфяк. Вот так рушатся нации, сжигаются города и умирают славные ребята. Его гордость растоптана, его эго лопнуло от унижения, и майор никогда не оправится от этого. — Я?! Щуплый? Кто б говорил, — он обиженно отворачивается к ней спиной. Алиса хихикает. Сразу после этого вся его обида растворяется, и он сгибает колени, присаживаясь. Все-таки нельзя оставлять ребенка в беде: — Залезай, пока добрый. Шустрее давай, «Лиса». — Уроните, я буду жаловаться, — угрожает ему девочка. Лиса недолго колеблется, складывая игрушки на скамейку. Она сажает двух мышей рядом, а за ними пристраивается деревянный кит. Кит распилен на равные части, разделённые бруском дерева: вместе они скреплены подвижными металлическими застежками — как петли на дверях. Это позволяет создать иллюзию подвижности плывущего создания по бескрайним морским полям. В детстве у Сергея было немного игрушек — он помнит. Его охватывает двоякое чувство: одновременно тоски, скрученной где-то у рёбер, и нежного счастья за довольного ребенка. Он рад, что у девочки есть возможность наслаждаться мелочами жизни: игрушечными мышами, китами и воздушными шарами. Алиса тем временем использует его колено как ступеньку и хватается за его шею для поддержки. Сергей медленно встает, обхватив спину девочки правой рукой и поднимается, вытягиваясь во весь рост. Сергей немного наклоняется из-за смещённой точки равновесия, но ему удаётся не упасть мёртвой тушей на асфальт. Майор морщится от вспышек видений, в которых он падает и делает ребёнку больно. Мужчина сжимает ладонь чуть-чуть сильнее, когда слышит надломленный голос. Когда размытые пятна крови всплывают в воспоминаниях, вскружившая ему голову. Сергей сглатывает, прослеживая дорожку из прожилок на листьях. Всё, что он может увидеть, всё, что он может почувствовать. Холодный ветер хлещет, а запах грозы усиливается. Электричество трещит ритмичной мелодией вне поля его зрения. Нечаев слышит материнский голос с упрёком в тоне: «Не урони её!», и как будто видит прямо перед собой чужое лицо. Оно в разы взрослее Алисы. Волосы собраны в тугую косу, хитрая улыбка озаряет лицо, а глаза — зелёные. И имя у лица другое. Сергей несколько раз моргает и замечает, как девочка тянется за шаром. Опять Алиса. Он подходит ближе, не задумываясь о спонтанных галлюцинациях: — Лови, пока не улетел, — Нечаев кивает головой в сторону шарика, и Алиса не без сложностей распутывает зацепившуюся нитку от ветки и радостно заматывает вокруг своей ладони в несколько раз. Для надёжности. Девочка счастливо оборачивается к нему лицом. Она вся сияет от веселья, хихикая. У неё выразительный, беззаботный смех, поэтому Сергей присоединяется к ней. Не в силах сопротивляться ощущению правильности этого момента. Он кружит её вокруг своей оси. Она крепко держится за него и смеётся. Что-то есть очевидное в этих жестах. Что-то яркое, обязательное и необходимое. Нечто ласковое и любовное, твёрдое как свинец; как быстрый поток реки, который стирает твёрдые камни, округляет их и превращает в гладкие овалы. Непреодолимое естественное явление. Что-то прощающие, милосердное и согретое жизнью. Другое, но очень сравнимое с чем-то по-иному близкому. С чем-то пробуждающим его воспоминания и сломанные эмоции. Как затянутые после долгой, утомляющий войны, шрамы. — Алиса, — майор больше чувствует всем своим нутром голос хирурга, чем слышит. Алиса тянет Сергея в одну сторону, пока тот пытается удержаться, балансируя на одной ноге. Девочка прыгает на руки Харитона и обхватывает его плечи, предотвращая падение на землю. Хирург ловит ребёнка, делая резкий вздох от неожиданности и хлопает девочку по голове, пока та виснет на его руках. Алиса весёлыми глазами следит за смущённым лицом Нечаева, прислонившись к плечу Захарова. Легкость этого действия заставляют Сергея задуматься о том, как часто мужчина и ребёнок находятся в состоянии подобной эмоциональной близости. В состоянии непосредственной близости друг от друга. И непоколебимость, отсутствие всякого дискомфорта на лице Харитона говорит о том, что это не первый раз, когда он так ловит девчонку. Они выглядят вместе гармонично спокойно. Харитон действительно не отец Алисы? Сергею в это сложно поверить. — Э, извините, немного увлеклись, — оправдывается Нечаев перед хирургом, виновато опустив голову вниз. Элеонора присоединяется к ним, подбирая детские игрушки со скамьи. Алиса вырывается из рук Захарова, вспомним о чём-то, и оббегает Лену, в попытках что-то найти. Она хватает пакет из рук женщины, начиная рыться в нём с важным, сосредоточенным лицом. Через секунду её потуг, девочка всучивает Сергею красное большое яблоко и зеленое — Харитону. Лиса тыкает в яблоко, а потом на хирурга. Мужчина выжидающе смотрит на неё. — Ты ничего не ел сегодня, — поучающие говорит девочка. Сергей задыхается от возмущения. А хирург поднимает плечи, краснея. — Откуда ты знаешь? Ты просто не видела, как я поел, — пытался оправдаться Захаров, оглядываясь по сторонам. Элеонора покачала головой, явно не одобрив услышанное. — Нет, я все видела. Я целый день наблюдала. Ты утром выпил воды, а потом повел меня в больницу, — она крутится на месте, уводя их в сторону Павлова. Элеонора смеётся над ним за его спиной, и Захаров ещё сильнее хмурится. — Я знаю, что ты ничего не ел! — Спасибо за заботу, — саркастично благодарит Харитон, позволяя увести себя из-под тени деревьев. Сергей задумывается, насколько же это частое явление, если даже маленький ребёнок замечает подобное. Захаров взрослый человек; ему не нужно читать лекции о правильном питании и вредности такого пренебрежения к своему организму. — Скоро дождь, мальчики, — напоминает Элеонора так, словно о чём-то неочевидном. Будто туман не сгущался, а люди медленно не разбредались в стороны. — Домой? Нечаев не знает, что Элеонора имеет ввиду под «домой». Но когда хирург и Алиса загораются узнаванием, ему становится одиноко. Он давно не был в местах, хоть отдалённо похожих на чей-то дом. Сергей примерно осознавал, что при каждом длительном посещении Предприятия-3826, ему выдавали «служебную» квартиру в качестве места прибежища. Только какой в них был толк? Такие места никогда не были настоящим домом; там нельзя было оставлять личные вещи, каждый угол пах стерильным отсутствием человека. Не потому, что там настолько хорошо убирались. А потому, что никто там никогда не жил. Не дольше недели, не дольше месяца. А что осталось от отцовского дома Сергей уже и не помнил. Нечаев знал, в каких условиях они жили в его детстве. Что там были и сырые погребы, пахнущие грибком, нерастущие грядки, сломанные деревянные заборы и весь участок, зараженный лопухами, одуванчиками и толстыми стеблями сорняков. И никогда не было достаточно времени, чтобы избавиться от лишнего мусора, распиханного по углам заднего двора. Потому он и хочет вспомнить. Узнать, понять. Каково это, жить, не беспокоясь о войне. Каково это, быть не солдатом, которого без зазрения совести могут отправить в горячую точку посреди бездонной ночи. Он не жалеет о своем выборе стать военным. Лишь иногда думает, каково всё же это — стать кем-то другим. Но не больше. — К тебе? — уточняет Захаров, раздумывая варианты последующих действий. Он смотрит на небо, а Алиса водит вокруг него хороводы и лепечет о мышах и котах. — К тёте Лене! — она счастливо прыгает на месте. — Сергей Алексеевич тоже с нами пойдет? — с надеждой спрашивает девочка. Харитон хмурится, растерянность и сомнение мелькает на его лице, прежде чем спрятаться за отрицанием. Нечаев действительно секунду задумывается о визите. Потом вспоминает, что ему нельзя. — Нет, — подтверждает его мысли Захаров. — У Сергея Алексеевича завтра операция. Фантомная боль прогибается, раскалывая левое предплечье. Ему поскорее нужно избавиться от несуществующих импульсов и покалываний в отсутствующей конечности. Между тем, это наводит его на мысль, что завтра действительно операция. А после операции он пойдет на выздоровление. А потом? Будет ли Сергей ждать приказов сразу после выписки. Будет ли это означать, что он больше никогда не встретит Алису, как только покинет стены «Павлова», полноправно лишившись статуса пациента. В конце концов, они ведь незнакомые люди. Они никогда не знали друг друга. — Может, в следующий раз, — довольным мурлыканьем отвечает Элеонора. Нечаев игнорирует попытку флирта и вздыхает, погруженный в свои противоречия. — Идите, — Захаров машет в сторону домов, спрятанных за пышной листвой деревьев. — Я провожу майора до больницы и догоню вас. Алиса не ведет даже бровью, расправляя искусственную шерсть на своих игрушках. Одна мышь серая, другая белая; обе с глазами-бусинками, безбровые и с хвостами из сплетённых ниток. Её деревянный кит выглядывает из сумочки Элеоноры. — Хорошо. — девочка задумывается над ответом, изучающе разглядывая Харитона. Тот ничем не отвечает ей, только рассеянно отводит взгляд, не выдержав гляделок с ребёнком. Девочка прищуривается, заставляя мужчину и все же посмотреть на неё. И Захаров сдается, качая головой и пожимая плечами. Странные у них кодовые жесты. Её настроение полностью меняется, и она смотрит на Нечаева игривыми, карими огоньками: — До свидания, Сергей Алексеевич! Беспокойство переходит от самых плеч, обхватывая грудь, странно неприятным ощущением. Его колени начинают дрожать, а рука колеблится в непонятном диапазоне. Сергей дрожит весь; живот скручивает мерзкое чувство. Лужа растопленного свинца сжигает кишки, а сердце сдавливается от страха. Всё исправимо, но весь организм отвечает на сигналы головного мозга. Майор слепо повинуется всем незначительным изменениям между сдвигами психологического влияния окружения и бессознательными выводами, сделанными его разумом. Он подавляет дрожь и неосознанный страх, позволяя ему омыть себя с ног до головы. Неудачи встречаются постоянно, это неотъемлемая часть любой жизни. Сергей испускает дрожащий вздох, лишь разглядывая красный шар, висящий в воздухе над головой девочки: — Пока, Лиса, — он машет ей рукой, и те вновь удаляются в тишине. Сергей сжимает красное яблоко в ладони, пытаясь спрятать трясущиеся пальцы, ногтями впиваясь в фрукт. Яблоко прогибается, разрываясь под давлением ногтей и сок сочится вниз. На поверхности остаются видимые следы полумесяцев. Это минутная слабость, необдуманная тревога, восходящая из кромки его разума. У его семьи стояла яблоня на заднем дворе. Она никогда не давала яблок. Все они были маленькими, зелёными и кислыми. Такие есть было невозможно. Но сама перспектива наливных сладких яблок под рукой всегда зажигало детскую фантазию рвением. Рвением исправить это, выхаживать тонкое, больное дерево. Найти цель, чтобы больше времени проводить вне стен дома. Его надежды разбивались после ответов родителей. Они говорили, что в дереве толку нет. Что нужно и придётся сажать новое, если он хочет получить от него хоть что-то. И в любом случае это — трудная работа. Это не детские игры. Потому мечты остались мечтами, пока в один день яблоню не пришлось срубить, чтобы растопить печь. Сергей смутно помнит этот момент, и, возможно, всё, о чём он только что вспоминал, было неправдой. Но в его груди бурлилось ощущение очевидного предательства. Они вдвоём идут дальше от фонтана мимо людей. Гром разрывается в небе. Наверное, слишком долго задумывавшись, он едва заметил движение вокруг себя. Красное яблоко исчезло из его руки, и чья-то ладонь аккуратно вложила ему вместо этого зелёное. Сергея выводят из ступора, и он моргает, по-глупому уставившись на Захарова: — Я знаю, вам зелёные больше нравятся, — легко отвечает ему мужчина. Во второй раз Нечаев успевает поймать невидимый призрак ожога на правой руке. На тыльной стороне ладони, как выпуклые, распухшие вены раскиданы словно ветви сгоревший кожи. Они давно зажили, затянулись, по большей степени сливаясь с остальной поверхностью кожи. Издалека точно не увидит, если не обращать внимания. Или намеренно скрыть существование под длинными рукавами рубашек и белыми медицинским халатами. Сергей склоняет голову, делая вид, что не рассматривал чужие руки: — Всё вы знаете, — колко отзывается майор. Мужчины дальше следуют по знакомому пути, среди рослых тополей, елей и неопределенных видов растений. Нечаев уже не увлекается; для него все деревья это всего лишь деревья. Ну, есть ёлки и березы ещё, пальмы всякие. Но это другое дело. Ветки скрипят, небо синеет, розовато разливаясь за видимой частью. Висячие пуховые облака пугают своими масштабами. В его голове шевелятся шестерёнки, как в ржавом механизме. Думать не хочется. Нечаев едва передвигает ногами, разглядывая зелёное яблоко в руке. Импульсивно ему хочется выкинуть его в сторону высоких кустов. Видимо, это отражается на его лице, потому что следующие слова перебивают грохот сильнейшего раската: — Вы чем-то недовольны, Сергей, — проницательно замечает хирург. Майор собирается уходить. День был долгим. Утомляющим сложным, и оставил после себя так много вопросов. Он отчаянно грезил о белой койке, о белых шторах, белой плитке и агитплакатах. Сергею срочно нужно было вернуть какую-то стабильность в свою жизнь. Не думать, как звучит его имя через призму голоса врача, каково быть пристальным объектом изучения. Он утомлен, до смерти. Потому он не отвечает на вопрос Харитона. Если это вообще был вопрос. Он не недоволен. И даже если бы был, то он не знает, по какой причине. Долгие прогулки и злые разговоры делают Нечаева капризным. Майор успевает только сделать один шаг в сторону больницы. Его хватают за запястье единственной руки и тянут назад. Будто не было другого способа привлечь его внимание. — Стойте, товарищ майор, — мужчина вздыхает. — Я хотел бы извиниться. Сергей молчит. Извинения от Харитона — прямо сон какой-то. Мужчина продолжает, выпрямляя спину и выдыхая через нос: — …за то, что упомянул вашу жену… — неспешно заканчивает Харитон. Его жена… Если бы Сергей мог поговорить с кем-то. О ком-то, кроме Катерины. Кроме прошлого, кроме друзей, которых нет рядом. О чём-то другом, о чём-то абстрактном, о чём-то непонятном и, дай, господи, бессмысленном. Рассказать, что он помнит, как его мать верила в бога и молилась за их отца. Сбивчивым шёпотом просила спасти его от недугов и врагов. Рассказать кому-то, как ему одиноко. Как он один во всём белом свете. Как он никому не нужен и никогда не будет нужен. Рассказать, что ему снятся ужасные кошмары, парализующие само его яство. От которых он даже не может кричать или плакать. Сергей просто просыпается и смотрит на белый потолок, в ожидании рассвета. Ждёт горячего солнца и окончания неиссякаемой холодной ночи. Он взрослый человек. Ему больше тридцати лет. Сергей Нечаев прошел войну и прошёл сотню сражений. Был при смерти бессчётное количество раз и никогда не умирал. Или он умирал, постепенно теряя с каждым разом часть себя. Он взрослый человек, и ему всё равно кажется, что он не умнее маленького ребёнка. Ему всё равно кажется, что он одинокий, злобный и дикий, как брошенный младенец на произвол судьбы. Как иждивенец, выкормленный стаей диких волков. И это неправда, но Сергей так себя чувствует. Всё, чему он научился — это зубами впиваться в протянутые руки. Научился скалиться, рычать и нападать на людей. Научился глотать горячую кровь — свою и чужую. Выплевывать выбитые зубы, смотреть без страха и дрожать от ужаса внутри. Убивать без сожаления, спасать людей, которые этого не заслужили, и любить. Любить бесцельно, любить по злому. Любить не зная, что такое любовь на самом деле. Сергей такой. Он был таким и будет: бесчеловечным, беспомощным, слабым, бесконтрольным простаком. Жизнь ему ничему не учит. Он с двояким отвращением смотрит на яблоко в руке. Замечательное яблоко. Не такое гнилое, как он. Майор поднимает брови, пожимая плечами: — Бывшую, — уточняет он. — И она мне не жена. Она моя невеста. Бывшая. Хирург раздражённо покачал головой, снимая очки. Когда его глаза не были спрятаны за стёклами, то сразу становились проще. Сразу было видно, как сказались на лице годы, проведённые в этом мире. Как работа отразилась в глубоких морщинах вокруг. Столько лет утекает в непонятные вещи. Столько моментов остаются недосказанными, потерянными в круговороте непрекращающегося потока жизни. Иногда Нечаеву хотелось останавливать время, запечатлять и посещать их в любой момент. Иметь возможность согреться в лучах нынешних воспоминаний, а потом вернуться в предстоящее будущие. Но будь всё так, и будь у него эта возможность — он бы не ценил мир таким, какой он есть. — Мне жаль, что я заговорил о вашей бывшей невесте, — Харитон тихо извиняется перед ним, сплетая пальцы. Голова хирурга опущена вниз, а взгляд отведен в сторону. Сергей знает — Захаров нечасто извиняется. Возможно, вообще никогда не проявляет такой щедрости по отношению к людям. Ладно, может, он не так сильно зол на него за этот разговор. — Я вас прощаю, — безмятежно отвечает майор. Он оборачивается назад, чтобы рассмотреть «Павлов» за собой. Больница так и стоит, высоко и раскинуто на территории Предприятия. Казалось, ничего не изменилось, но при этом все поменялось. Сергей вздыхает: — И я больше не злюсь. Он расправляет плечи и делает шаг на ступеньку, двигаясь в сторону входа. Через стеклянные двери и облупившуюся краску видно тёмные коридоры клиники. Пустующие залы ожидания и слабый свет в дальнем углу. Дежурные медсёстры призраками несутся по верхним этажам. Охранный пост стоит в одинокой тишине, прерываемый рассеянными звуками включенного радио. — Спокойной ночи. Майор чувствует движение за спиной. Словно кто-то пытался последовать за ним, но передумал. Когда тот оборачивается, хирург стоит, сложив руки в замок. Одна его нога зацепила ребро ступеньки. — Спокойной ночи, товарищ майор, — Захаров возвращает очки на место, практически моментально начиная хмурится. В темноте вечера карие глаза приобрели глубокий оттенок, отражая слепящий свет горящих звёзд. — Спокойной ночи. Нечаев заходит в вместе с закрытой дверью. Мир погружается в сюрреалистический перформанс. Сергей самостоятельно ковыляет до второго этажа и самостоятельно заходит в палату, падает на кровать. Бросает зелёное яблоко на тумбочку. Он слышит, как оно катится по поверхности дерева и падает на пол. С глухим стуком оно разбивается об кафельную плитку. Сжимает рукой смятый старый халат. Он даже больше не пахнет хирургом; он теперь пахнет Сергеем. Но ему больше нечего делать, больше негде быть и больше нечего держать. Майор хочет повернуться на другую сторону, чтобы в тёмной комнате разглядеть, куда упало яблоко. Куда оно укатилось. Всё-таки это подарок Алисы. Но сил нет даже пальцем шевельнуть. Вскоре солдат впадает в дрему, беспокойно, всё ещё в одежде. Пару раз просыпается, но даже не пытается очнуться полностью. Через минуту разворачивается весенний вечерний ливень. Даже гром и барабанная дробь дождя о стёкла окон не заставляют его сдвинуться с места. Сергей неосознанно морщится, когда гремит очередной звонкий раскат грозы, и не может думать о том, как хирург добрался до дома в такую погоду. Не хочет. Да, и не стоит ему о таком думать. Прока в этом немного.