After we die

      Иногда Таканори казалось, что он знает наизусть местоположение любого из отелей города. Только дай карту, назови — и он сейчас же тыкнет пальцем. Преувеличенно, как и всё сейчас. Даже здание увеличилось в несколько раз под прицелом глаз молодого убийцы.       «Убийца». Как же давно Таканори не вспоминал об этом слове, ведь оно не дифференцировало никого из тех, кто окружал его эти годы. Дома он вырос, прожил все свои два десятка лет. Во лжи. И теперь, когда Матсумото поднял вторые веки, он сбросил кожу и отрёкся от мира. От ухоженных дамочек с пушистыми шпицами, от бизнесменов, не отлипающих от своих мобильных телефонов, и даже от швейцара, что скалит зубы на входе. Если бы только Таканори волновало, сколько акций было сегодня продано, если бы только его заботил сломанный ноготь или количество купленных особняков и яхт. Если бы счёт его кредитки не был заморожен, он смог бы купить их с десяток, но никому из вершин Организации никогда не приходила в голову подобная мысль.       «Жизнь или смерть» — вот истинная сущность любого из живых существ. Вопрос суицида — коренной. Жизнь — какой ценой; смерть — какими убытками. Зачастую ни одна из ценностей не в силах перебороть стремления попасть за грани бытия. И тогда смерть — высшее благо. Та любимая часть блюда, ради которой на протяжении многих лет ты готов съедать самое мерзкое и тошнотворное.       Балансируя на нитке, едва доступным для понимания Таканори принимал своё израненное «бытие». Вперяясь стеклянными глазами в зеркальные буквы с названием дорогущего отеля, Таканори проходил мимо суеты в холле, словно божество, ступающее по воде. Как мученик, волочащий на себе собственный крест страданий. Он глядел в собственное стылое и искажённое отражение, понимая, что именно таким в первую их встречу… Именно такие глаза смотрели в упор, когда под покровом ночи он взглянул в лицо Юу.       — Доброе утро.       Хостес вздрогнула, отрываясь от монитора с множеством разнокалиберных имён. Наверняка здесь останавливается куча важных персон из-за рубежа, поэтому список пестрит фамилиями, чьи корни уходят далеко в историю чужих национальностей.       — Добро пожаловать в отель «S.», — пролепетала девушка сходу заученную фразу, словно запрограммированная, — чем могу вам быть полезна?       Таканори улыбнулся лениво прямо во внимательные её глаза и мягко произнёс:       — Мария Беккер, номер тринадцать тридцать. У меня с ней назначена встреча.       Девушка вернулась взглядом к списку имён, щёлкнула несколько раз по клавишам, и на мониторе показалось названное имя. Короткая заминка. Хостес опустила взгляд — по всей видимости, разглядывала собственные записи и заметки, — а затем неуверенно вернулась к Таканори, часто моргнув несколько раз.       — Простите… — почти прошептала она, то и дело перемещая свой взволнованный взгляд к двери с именем менеджера отеля, — простите, но Беккер-сан не предупреждала ни о каких визитах.       — Это странно, — глядя всё так же улыбчиво и прямо, произнёс Таканори. — Должно быть, вышла какая-то ошибка.       — Я могу соединить вас с ней и… Простите, как ваше имя? — схватившись за телефонную трубку, поинтересовалась девушка.       — Скажите ей, прошу, что произошла небольшая путаница с двумя номерами. Она должна знать.       В замкнутом пространстве лифта Таканори едва дышал. Парочка девушек перешёптывались прямо перед ним, и от них так разило духами, что Матсумото с трудом сдерживался, чтобы не зажать ноздри пальцами. Шанель ли это, Нина Риччи — ему было глубоко наплевать, потому что этот запах вызывал у него тошноту, и Таканори внимательно следил за табло с цифрами, чтобы поскорей выбраться из железного ящика. Отвратительнейшим из этого служил тот факт, что никакой, помимо тринадцатого этажа, не светился в перечне кнопок, и Таканори сделал вывод: выходить им на одном.       Молодые особы казались не то итальянками, не то испанками. Таканори не мог определить с точностью. Внезапно одна из них, с вьющимися смоляными волосами, обернулась и, обворожительно улыбнувшись, проговорила:       — Hi.       Разве им невдомёк, что здесь не принято заводить разговоры в лифте? Нервы Матсумото трещали по швам, но всё же он выдавил из себя слабую улыбку в ответ. Девушка удовлетворённо улыбнулась, опустив подбородок чуть пониже, и принялась с любопытством сканировать глазами фигуру Таканори, облачённую в брендовый официальный костюм. Тревожные мысли о встрече с Леа вытеснил шутливый взгляд девушки, так бесцеремонно пытавшейся с ним заигрывать.       Внимательно вглядываясь в её наполненные задором чёрные радужки глаз, Таканори сжимал и разжимал пальцы руки, покрытой тонкой чёрной кожей перчатки. Зрачки его глаз были опустошены, затуманены, ведь в этот самый момент он воображал, как туго наматывает на руку густые черные кудри и с силой впечатывает симпатичное смуглое личико в металлические створки лифта. Бьёт один раз, затем второй, третий, пока кровь не принимается стекать вниз. Таканори сглотнул, с трудом борясь с тошнотой и плывущими в металле очертаниями трёх фигур. Вдыхая через раз, он чувствовал, как кожа ладоней начинает потеть, как сердце вздрагивает с коротким замиранием. Нет, он больше не мог находиться так близко с чужаками и их звонкими смешками и шёпотом. Нет, нет, нет…       Но внезапный короткий звенящий звук заставил Таканори опомниться. Створки разъехались в стороны, и девушки, ещё раз оглянувшись, вышли из лифта. На секунду Матсумото прикрыл глаза, неслышно выдыхая, и ступил следом. Он силился идти медленно настолько, насколько это было возможно, но, казалось, и девушки не слишком спешили, то и дело бросая недвусмысленные взгляды через плечо. Их белозубые улыбки, и напомаженные губы, и вульгарная одежда были отвратительны Таканори. Только когда обе персоны удалились в собственный номер, Матсумото вздохнул относительно ровно. Руки его дрожали, тем не менее, до сих пор, но едва ли из-за происшествий в лифте: Таканори стоял перед дверью с табличкой «1330» и не мог поднять руку, чтобы постучаться.       Его сердце норовило встать так много раз за те несколько минут, что девушка у стойки беседовала с Леа. Всё это время он растягивал губы в улыбке, и уголки подрагивали, он ощущал, но не был уверен, так ли легко это заметить другим. Он надеялся, что нет. От этого не избавиться, Таканори в полной мере осознал фатальность собственных ощущений и вынес одно: они продолжают жить. Только вот тебе наплевать. Всё строится на выдержке, на силе духа. Той её стороне, которая называется разрушительной, — она присуща лишь «сильным мира сего». Однако широко известно: чем крепче и выше возводишь строение, тем легче ему пасть. Иногда достаточно лишь лёгкого толчка. Один раз оступиться достаточно, чтобы свернуть шею.       Положив руку на гладкую лакированную дверную поверхность, Таканори нежно провёл по ней подушечками пальцев, и только потом осторожно приложил указательный и средний костяшками к прохладному дереву. С большим интервалом ровно три глухих удара — и этого оказалось достаточно. Матсумото отчётливо услышал шевеление за дверью. В несколько щелчков она отворилась.       — Заходи.       Не глядя девушке в лицо, Таканори переступил порог. Что было весьма неосмотрительно.       Позади него хлопнула дверь.       — Я думала, что никакой путаницы быть не может. Что тебе нужно от меня?       Обернувшись, Таканори наткнулся на враждебно сдвинутые брови, и легко улыбнулся. Так неуместно. Ему было странно, что Леа впустила его, несмотря на всё произошедшее, и ещё более странно, что девушка не спросила, как была им найдена. Таканори не воображал этой ситуации, когда ехал на встречу, и единственная, по его мнению, возможная причина таких обстоятельств заключалась в том, что он будет очень скоро убит.       — Скажешь, что у тебя не было выбора? В той ситуации был. Как и Ютака, как и все прочие, ты… — Голос девушки оборвался, когда она поняла, что Таканори не собирается оправдывать себя. Ступив всего на один шаг ближе, брюнет вздёрнул брови, открывая для постороннего взгляда свои усталые, глубоко тревожные глаза. Так глядят только за секунду до катастрофы, но эти глаза Таканори обрёл теперь раз и навсегда: катастрофа обосновалась там, в чёрной глуби зрачка. Блики дрожат в её предвкушении — каждый миг.       Поверхностность. Вот что всегда давало ему такую неимоверную лёгкость рядом с Леа. Она была так изящна и проста, как классицистическая трагедия. Но в разобщённости, противоречии взглядов Таканори проступали яркие барочные мотивы. Совмещение несовместимого: жестокости и нежности, спокойствия и тревоги. И пусть они с Леа имели нити сообщения — целуя друг друга, касаясь, они были так далеко. Всё это время Таканори чувствовал, и всё это время предполагал, что близость и долгие разговоры смогут изменить его. Но нет, это не просто опухоль, эта его глупая драматическая сущность. Это лишь то, что произросло в нём из давно заложенного. Богом. Дьяволом. Кому известно?       — Ты нервничаешь. Разве не я должен? — спросил Таканори полушёпотом. К его удивлению, девушка лишь поджала губы. Матсумото усмехнулся, опустив взгляд. — Я не Ютака, не ищи его во мне. Он не имеет ничего общего со мной. Более того — пусть и без твёрдого намерения, я убил его.       — Тебя вынудили, — произнесла Леа с ясной уверенностью.       — Всё равно что обвинить пистолет в его способности стрелять.       А ведь этими словами он толкал к несчастью себя сам, вместо того чтобы вымаливать прощение, лицемерно изливаясь в нежнейших чувствах. Вместо этого, обернувшись к просторной гостиной люкс-номера, он прошагал к столу и будто бы невзначай коснулся нескольких шёлковых лилий, стоящих в высокой стеклянной вазе. Имитация хрусталя. Будто бы измотавшись, он положил ладонь на столешницу и склонился с шумным выдохом, при этом пальцы его заскользили под столом, сканируя поверхность.       — Ищешь жучки?       Таканори вздрогнул, когда чужая ладонь опустилась на его плечо, и отпрянул, толкнув бедром стол. Ваза тотчас же повалилась на стол, но не разбилась. Только искусственные лилии усыпали пол и часть стола.       Пока ещё белые. Но это ненадолго.       — Они не нужны, Таканори.       Сумасшедшее отчаянье в голосе бывшей партнёрши побудило Таканори заглянуть ей в глаза. Стоя так близко, рядом, они оба замолчали. Матсумото опирался ладонью о стол рядом с собой, и, хотя руки Леа были свободны от оружия, Таканори ощущал и опасность, и раскаяние в её коротком «Таканори». В тоне её голоса сквозила такая непривычная для неё обречённость, но не та, смешливая и завораживающая, какая, бывало, срывалась с языка Юу.       — Прощай.       И когда дверь открылась и девушки вошли в комнату, Таканори уже знал, что идея оказалась провальной в самом её корне. Губы Леа прижались к его иссохшим горячим губам в голодном, рваном поцелуе, и брюнет ощутил пронзительную боль в районе шеи, а затем смуглое лицо вошедшей стало таким мутным. Вина тащила его книзу, в самую глубь Ада, где Дьявол сомкнёт свои несуразные кривые зубы на его теле. Лишь самый отвратительный, прообраз порока, в силах переварить все грехи, плодящиеся в нём. Софиты медленно гасли… Сжимая плечо Леа, её серый жакет, Таканори видел, как глаза девушки со скорбью наблюдают за его падением.       Сколько времени прошло? Несколько эпох? Может быть, кто-то подменил планету, пока он пребывал в неведенье? Здесь отвратительно воняло бензином. Таканори вдохнул и сейчас же закашлялся — к его подбородку протянулась влажная полоска слюны, а мутный взгляд всё ещё не мог уловить ничего путного. «Какой же отвратительный запах», — только это приходило в его голову раз за разом, прежде чем он смог увидеть длинноносые ботинки и попытался поднять голову на слабой шее.       — Как спалось?       — Уруха… — прохрипел Таканори смеясь. Даже находясь в полусознанном состоянии, он мог узнать этот голос. Мог смеяться. Запах сигаретного дыма ударил в ноздри.       — А здесь холодновато вечером. Вы не находите, ребят? — обратился к кому-то Кою, и Таканори мог видеть, как он трёт ладони одна о другую. С титаническим усилием Таканори поднял голову и мутно взглянул в лицо Такашимы, казалось, ничуть не изменившееся с того дня, как он предал всех и разом. Теперь Леа на его стороне, ведь ей больше некуда пристать. Понося его, Леа никогда не повернётся спиной к нему, кто запросто может воткнуть в неё нож. Таких людей не зовут идеалистами, такие люди не умирают по пустякам. И пусть.       — Вы со своим дружком думали, что всех обвели вокруг пальца? Нет, мои люди преданны мне. А если что-то случится — я заставлю их быть преданными.       Стук каблуков оповестил о приближении очередной проблемы. Обернувшись налево, Таканори увидел, как по лестнице холла торжественно спускается Джоан. Чёрные локоны, бордовые губы, величавые глаза. Такашима взглянул на неё с улыбкой, но девушка не улыбнулась в ответ, продолжая снисходительно хранить холодный тон. Свет люстры играл с бриллиантовым колье, обосновавшимся на её шее и ключицах.       — Девчонки пока поиграют с Сильвией. Я не могу пропустить похороны, просто формальность, — на подходе произнесла она и угодила прямо в объятья Кою.       — О, не стоит смотреть так загнанно, мистер Пушечное-Мясо. Я уже стал сомневаться, что кому-нибудь будет не плевать на то, что сегодня ты будешь сиять, — смеясь, проговорил Уруха. — Знаешь, в чём твоя проблема, Матсумото?       Видя эти лица, Матсумото ощущал пустоту. Весящую с десятки тонн пустоту. Это не он здесь, связанный, на стуле, а эти люди ему не знакомы. Будьте так добры, переключите канал, этот сериал уже порядком изъезжен.       Так многозначительно Юу смотрел вслед отъезжающей машине, по какой-то причине Таканори не было больно от мысли, что он оказался бракованным продуктом, выброшенным на свалку.       — Матсумото, знаешь, в чём твоя проблема? Послушай, друг, — снова напомнил о себе Такашима. Джоан стала чуть поодаль, наблюдала. Именно в этот момент Таканори видел, как она режет морковь к обеду, пока Майк вынимает пули из разорванной плоти. Она обращалась с ножом слишком искусно для программистки. В конце концов, у таких людей не бывает всего одного навыка.       — Авторитеты. Матсумото, если ты не умеешь вовремя примкнуть к врагу, не умеешь быть в нужное время и в нужном месте, ты глупец. Времена самураев и рыцарей прошли, глупышка. Ради кого ты стараешься? Ради этого ничтожества? Неужели он лучше? Ты видишь его лидером? Такого, как он? Помешанного, беснующегося, трясущегося? Жалкое зрелище. Аутсайдер.       — Мне не нужны лидеры, Уруха. Ты смешон.       И правда: подняв взгляд, Таканори улыбнулся.       — Как правило, те, кто так думают, умирают первыми. — Ответная улыбка, полная уверенности и запала. — Да ты только глянь на себя! Хочешь? Зеркало? Я собирался дать тебе шанс, второй шанс осознать свои ошибки, но теперь ты сгоришь, как чёртова д’Арк. Ты уже начинаешь слышать голоса святых, ха?