After we die

      Белые керамические края покрылись розовыми подтёками, и уже несколько долгих минут он пытался совладать с кровотечением. Организм ослабел донельзя. Призрачное головокружение принуждало Таканори собирать в зеркале контуры собственного лица, расползавшегося на части.       Монотонный шум воды стал причинять почти осязаемую головную боль. Таканори закрыл глаза, яростно зажимая ноздри пальцами, и запрокинул голову. Лицо раскраснелось, но босые ноги оставались холодными. В этой комнате, наглухо облицованной сероватой плиткой, было так душно. Вдыхая наибольший объём воздуха, он, казалось, вовсе не дышит, и это пробуждало тревогу.       Сквозь шум воды Таканори уловил посторонние звуки и взглянул на прикрытую дверь. Сейчас она была отворена. Таканори был не один.       Взгляд Аоя с лёгким интересом пробежался по лицу Матсумото. Зрачки остановились на волосах всего на несколько секунд, но Широяму не особенно заинтересовало это. Невесомо коснувшись ребром ладони двери, чтобы отворить шире, он задал вопрос:       — Проблема?       Таканори косо поглядел на брюнета, явно не одобряя его присутствие здесь. Ещё час назад он вёл себя так, словно ему нет дела до сложившейся ситуации. Раздражение завладело действиями Матсумото: он панически опасался предательства. В тот момент он размышлял: может ли что-либо быть серьёзным на губах Юу или же все его слова крошатся в тот самый момент, когда звучат. Тогда Таканори взял холодные металлические ножницы, оставленные кем-то на столе, и сделал то единственное, что мог сделать сейчас, не навредив себе. Небрежно остриг выцветшие светлые концы.       Проигнорировав вопрос, парень склонился над раковиной в очередной раз, чтобы умыться холодной водой. Губы его уже побледнели. Холод снижает кровоток — на это Таканори надеялся. Пришлось повторить отточенные движения снова: крепко зажать нос, запрокинуть голову. Таканори видел, как Аой открывает зеркало и принимается внимательно оглядывать содержимое шкафчика. Берёт одну вещь, изучает, кладёт её обратно. Затем берёт другую. Веки Таканори опустились устало; он не понимал, с какой целью Широяма докучает ему теперь, когда даже не попытался помочь. Не словами — взглядом. Его глаза были непреклонными в процессе их с Майком беседы, и, помимо того, Аой прежде не говорил ни слова о том, что они втроём выдумали. Всего лишь пешка — вот кем ощущал себя Таканори снова. Вырвавшись из-под крыла Организации ценой угрожающих жизни ран, Матсумото попал в очередную иерархию, где он — низшее звено. Немыслимо.       Быть низшим звеном в социальной иерархии вошло в привычку, однако быть низшим звеном в иерархии мыслей человека напротив — это выворачивает наизнанку. Таканори не сможет смириться с этим. Сейчас он бы ударил Широяму, если бы только в его руках остались какие-нибудь силы. Не только его конечности ослабели, но ослабела и подвижность мысли, ослабели стремления. Под дуновением перемен он рассыпался. Потоки воздуха уносили последние его крупицы с собой, истончая.       Пусть для постороннего взгляда он казался совершенно крепким, твёрдым, только вот всё это — гипсовая оболочка, внутри которой — вакуум. Раньше он был подвижен, гибок, и раны на нём затягивались. Но теперь он обездвиженная фигура, ожидающая своей кончины. Малейшая встряска может вдребезги разнести материал, испещрённый трещинами.       — Не запрокидывай голову. — Ладонь коснулась затылка Таканори, жёстких остриженных волос.       — Разберусь, — прогудел Матсумото неприветливо. Аой усмехнулся нехотя и приложил к костяшкам пальцев Таканори лоскут ткани.       — Тебе нужно прилечь.       — Мне ничего не нужно, — прошептал Таканори и, шмыгнув носом, отнял руку от лица. Тонкая красная полоска тотчас же опустилась вниз, расползаясь по контуру губ. Лихорадочно отшатнувшись, Широяма задел ногой плинтус и ухватился за ручку двери, чтобы сохранить равновесие. Свет из ванной комнаты прорывался в темноту просторного второго этажа, рисуя искажённые тени на полу. Таканори потянулся, чтобы коснуться мужчины и обеспечить устойчивость, однако тот отдёрнул руку, заграждаясь ей, раскрытой ладонью заслоняя глаза. Губы Матсумото неуловимо дрогнули из-за этого зрелища — он склонился вниз и взял в руки упавший лоскут белой хлопковой ткани. Кровь на пальцах испачкала его ещё раньше того момента, как Таканори успел зажать тканью нос.       — Майк сегодня дежурит. Ты можешь лечь внизу, в гостиной, или здесь. Комната дальше по коридору, — произнёс Юу бегло, не глядя в лицо.       — Дежурит? — искажённым голосом переспросил Матсумото и тяжело выдохнул. Он глянул на ткань: кровотечение всё же останавливалось понемногу. В зеркале Таканори видел несколько обширных багровых синяков на собственном плече.       — Всем спать нельзя сейчас, — ответил Аой плоско.       В последний раз Матсумото ополоснул лицо и руки. Несколько раз он остервенело натёр их мылом. Он ощущал себя грязным и больным изнутри. Промычав согласие, он намылил руки в третий раз, и Широяма пронаблюдал за этими дёргаными движениями.       — Успокойся. Ступай спать, — произнёс он вполголоса.       — Не имеет значения, умру я выспавшимся или нет.       — Таканори. — Твёрдость, возникшая в голосе Юу, только насмешила Матсумото. Мужчина задержал его руку и перекрыл кран. — Ты не умрёшь.       — Почему?       Ударяясь о твёрдые плиточные стены, звук отражался и звенел. Все они в западне, и Юу знает об этом. Необходимо просто успокоиться, улыбнуться и посмотреть далеко в небо. Туда, за пределы. Существуй в нём вера, вера в перерождение, он убеждал бы себя, что в следующей жизни станет подводным камнем. Тем, вокруг которого лишь бесконечные толщи воды. Камень этот лежал бы так глубоко, что свет не проникал бы туда, и пространство кругом походило бы на чёрную бездну. Со всех сторон сдавливаемый водой, он проводил бы там века.       Конечно же, Аой не ответил, не произнёс ни слова больше. Его утверждение было просто фиктивным, таким очевидно необоснованным, и это не было похоже на Широяму, что только сильнее расшевеливало смуту в сердце Таканори. Лучше бы он, как и всегда, проделал в нём сквозные раны, а не твердил про надежды. Да, надежды. Тогда следовало бы сказать: «Я очень надеюсь, что ты останешься жив». Это совсем не придаёт воодушевлённости. Чудовищно, до шума крови в ушах больно — пичкать себя светлой бессмыслицей, чтобы потом наблюдать, как всё это растворяется в ночи.       — Почему?.. — повторил Таканори шёпотом, лицо его исказилось. Швырнув окровавленную ткань в раковину, он с усилием вытер губы ладонью, потому что опасался, как бы на них не осталось крови. Он не хотел испугать. Чтобы слова, противоестественные, — чтобы они оказались забытыми. Если Широяма бросит его под ноги противнику, как бросает сейчас, ничего не останется для него в пределах между небом и землёй. Юу спас его, помиловал, и теперь Таканори должен умереть рядом с ним, умереть на его глазах. Последний вдох должен принадлежать ему, и он не может отказаться от этого, нет.       — Ты меня выбрасываешь? — Взгляд исподлобья отливал усталостью. Таканори выработал привычку сутулиться, глядеть загнанно и ютиться в тусклых закоулках. Пальцы его дрожали, губы произносили звуки медленно и тихо. Обычно он говорил негромко, но не с Широямой, когда тот вынуждал его выкрикивать проклятья и клятвы.       — Давай, пойдём, — сухие пальцы Аоя взялись за руку Матсумото, и тот попытался противиться.       — Никто из вас не сказал и слова! Как мусор! — прошипел Таканори зло, но руку выдернуть не смог. Более того — другая его рука оказалась окольцованной пальцами мужчины. Несколько раз Таканори дёрнулся обессиленно, но скоро ощутил, как челюсть сводит от боли, растущей в трахее. Губы его задрожали.       — Как мусор, — прошептал он, глотая горечь, когда рука Широямы мягко обхватила его плечи, направляя к коридору, потонувшему в сумраке. Только свет из ванной комнаты разбавлял темноту.       — Пойдём в комнату.       Аой отворил следующую дверь у противоположной стены и вошёл первым, чтобы включить свет. Потерявшись в самой глубине комнаты, он дёрнул за нитку прикроватного светильника, и пространство заполнил мягкий оранжевый свет. Разогнувшись, Юу выжидающе поглядел на Матсумото, всё ещё стоящего у порога. Взгляд его был неуступчивым, а волосы — сплошь чёрными.       — Мы поговорим завтра, — ответил Широяма снисходительно и даже попытался изобразить улыбку, но выражение лица Таканори не изменилось. Старший брюнет терпеливо облизнул сухие губы и медленно прошагал к упрямцу. Таканори же, уловив это, поспешно ступил вперёд и захлопнул за собой дверь, придавливая спиной остуженное пустотой дерево.       — Нет. Мы поговорим сегодня, — прошептал он спешно и впился в глаза Широямы своими.       — Майк всё объяснил тебе, — осторожно ответил Аой, но в глубине его мутного зрачка зародился намёк на раздражение. — Пропусти меня и ложись спать. Пожалуйста. — Уголки губ мужчины чуть дрогнули в попытке приподняться.       — И ты не хочешь сказать мне последнее «прощай»? — усмехнувшись нервно, спросил Таканори. Глаза его были покрасневшими и казались одержимыми. Юу оглядел бледное лицо пристально, затем беззвучно коснулся ладонью поверхности двери рядом с этим самым лицом. Пусть крошечная родинка на его щеке была такой трогательной, а контур губ — бледным и ровным, как и прежде, всё же глаза его вынуждали Широяму признать ужас, затаившийся в их глубине.       Тяжёлое дыхание Матсумото было медленным, и Юу видел, каких сил ему стоит обуздать собственную ярость с вкраплениями апатичной слабости. Выдохнув прерывисто, Аой вкрадчиво прошептал:       — Думаю, «прощай» в её устах прозвучит лучше.       Улыбнувшись, он прикрыл глаза — так, словно произнёс что-то до ужаса забавное.       — Что? — пробормотал Матсумото ответным шёпотом.       — Не вижу в тебе твёрдости, Таканори. — Когда веки мужчины открылись, улыбка всё ещё держалась на его лице, однако глаза, что увидел Матсумото, в такой степени не вязались с этой улыбкой, что ладони Таканори вспотели помимо воли. — Она наш враг. Наш с тобой. Ты ведь сможешь провести её? Одурачить.       Самым прекрасным в Широяме он считал те моменты, когда мужчина выходил из себя. Тогда глаза его, словно открытые переломы, являли собой всё внутреннее содержимое. Такое отвратительное и, тем не менее, уникальное в своей неукротимой мерзости.       — Потерпи ещё немного. Я верю в тебя.       Сморгнув недоумевающе, Матсумото ощутил, как пальцы мужчины легко убирают стриженую чёлку с его лба.       — Я… — Таканори проглотил звуки вмиг, услышав слова, адресованные ему. Твёрдость его глаз ослабла.       — Сейчас не время для слабости, Таканори, поэтому будь в форме. Майк обещал достать медикаменты — он сделает всё, что в его силах. И ты. Сделай.       Последние слова были произнесены, потому Аой легко оттолкнул Матсумото от выхода, однако тот, обескураженный таким поворотом событий, задержал мужчину снова. Наверняка Широяма прекрасно знает, что ему нужна эта отметина, и всё-таки практикует своё болезненное воздержание. Так Матсумото мог прочувствовать откровенность и доверие. Сердце, будто бы восковое, растекалось по рёбрам, каждый раз, когда воздух в их лёгких становился обоюдным.       Нетерпеливо Таканори протянул руку к скуле Широямы, но тот вмиг снял её. Он улыбнулся, понимающе щуря глаза, и, возвратившись к своему железному спокойствию, повторил:       — Не время для слабости.       Матсумото нахмурился враждебно и дёрнул руку обратно, оскорбившись, однако Аой не отпустил его. Несколько секунд выражение лица мужчины было задумчивым и колеблющимся.       — Разожми пальцы, — наконец сказал он сипло, обратившись к застывшим глазам Таканори. Парень открыл ладонь нерешительно, и уже через секунду, звучно шикнув, дрогнул всем телом. Горячая кожа губ прижалась вплотную к влажной от волнительной тяжести коже его ладони. Веки Широямы опустились медленно, и он выглядел таким увлечённым в этот момент, что линии бровей Таканори преломились, а пальцы двинулись, желая сомкнуться в плотный кулак снова. Сделать это теперь Таканори не мог.       Плавно опустив руку, Аой не взглянул на Матсумото даже мельком и выскользнул за дверь.       — Спокойной ночи, — вот и всё, что он сказал.       Зуд, жар и покалывание. В этом самом месте Таканори ощущал рану — такую, какие бывают от химических ожогов, и реакции на его коже всё ещё протекают, а кожа продолжает истончаться. Чем больше он концентрировал своё внимание на этом крохотном участке кожи, тем сильнее его дыхание сбивалось.       В тишине Таканори поднёс руку к лицу и, прикрыв веки, коснулся губами собственной ладони.       Ехали молча.       Матсумото не знал этого типа, однако он казался Таканори до предела причудливым. Мимика его походила на заржавевшие шестерни, что по невозможности дальнейшего движения дёргаются и скрипят. Брови вздрагивали, улавливая передвижение машин; затем он поворачивался всего на несколько секунд, чтобы глянуть в боковое зеркало, и глаза его снова сновали по лобовому стеклу, словно пересчитывая впередистоящие машины. Возможно, конечно, он всего лишь нервничал.       Нервозность Таканори была другой — он даже не осознавал её присутствия, до дрожи в конечностях сжимая свои пальцы в кулаки. В голове его крутилась лишь одна мысль: «Когда, когда, когда…» Невыносимое ожидание. Матсумото глянул на своё отражение в боковом зеркале: открытый лоб, взъерошенные в укладке волосы. Сейчас он отчётливо напомнил себе Уруху, что совершенно не придало никакой уверенности его мыслям. Не вспоминать о нём сейчас, однако, казалось невозможным. Запустив пятерню в липкие волосы, Таканори откинул их набок. По какой-то причине собственные движения, слабая мимика и иссохшие сжатые губы пугали Матсумото. Этот человек в отражении не мог быть им.       — Готов?       Таканори метнулся взглядом к водительскому сидению.       — Что я обязан ответить? — спросил он приглушённо и вернул свой взгляд к людской суете в окне.       — Что ты помнишь всё чётко, — холодно отозвался спутник. — Терзания оставь на потом.       — Наверное, — прошептал Таканори и долго выдохнул. — Наверное, помню, — сказал он чуть громче. Лицо его, как и тон, не казались ни воодушевлёнными, ни резкими.       — Возможна засада. Может быть, они уже давно наблюдают за нами, — быстро пробормотал Рейджи и выкрутил руль, встревоженно глядя по сторонам. — Уясни: если ты не достанешь информацию, никто не сможет сделать этого. Только поэтому я подписался на это дерьмо.       — Возможно всё что угодно.       Таканори положил подбородок на ладонь, меланхолично улыбаясь постиндустриальным строениям.       — Непохоже, что ты готов выложиться ради своей же собственной шкуры. Если бы не Майк, не стал бы я тебе доверять, — абсолютно откровенно признался мужчина. Новый поворот вынудил его оглядеться. — Людям... — сказал он отвлечённо, поглядывая в зеркало заднего вида, — людям с пустотой в глазах не стоит доверять.