After we die

Решил разбить одну большую главу на несколько поменьше, так как давно ничего не выкладывал. В ближайшие несколько месяцев главы будут редкими. Очень мало времени.

      «Адрес сброшу сообщением».       Похоже, терпение Сузуки окончательно распалось на куски, и теперь его усидчивость исчерпала себя. Он снова был чудовищно зол.       Таканори натягивал ботинки, вяло глядя перед собой, игнорируя брюнета, который продолжал сидеть в полуметре от него, вонзившись взглядом в его лицо, скрытое спутанными волосами, медовый оттенок которых давно смылся и стал тусклым коричневатым, почти тёмно-русым. У него не было ни желания, ни времени позаботиться об этой глупости. Будь его воля, будь он вовсе невидимым, тогда, возможно, в этом не было бы никакой надобности. Таканори не нравился цвет своих волос — такой же заурядный и невзрачный, как и сам он, но в последнее время эти мысли вылетели у него из головы напрочь.       Кого он пытался обмануть со своей мучительной тяжестью в груди. Посчитав вдруг, что принадлежит чему-то такому возвышенному, как кино. Посчитав вдруг, что кто-то будет помогать ему избавляться от тугого узла на нити жизни. Кто знает, не был ли уже тогда он опустевшим, но не желающим это признать. Пропихиваясь в скопища людей, туда, где их побольше, он пытался убедить себя, что с ним всё в порядке, что кто-то из этих людей всё же заметит, как тяжело ему, привыкшему к семейным обедам и улыбкам, остаться наедине с самим собой и ночными огнями мегаполиса.       Многие живут со смертями за плечами, если не сказать, что все. Но не все живут со смертями, которые ложатся на плечи неоспоримой виной.       Он выглядел неживым. Многие люди выглядят сейчас так. Один Всевышний знает, что у них на уме, когда лица похожи на неумелые, искажённые рисунки. Самоубийство перед экзаменами, самоубийство на рабочем месте. Но Таканори даже не успел испытать на себе половину рутинных тягот — интересно, были бы они тяготами по сравнению с этим? С голосом человека, которому обязан подчиниться. Он встанет с этого места, покинет всё ради того, чтобы пойти и убить очередного беднягу. Или не беднягу. Таканори не испытывал к ним ничего, кроме крохотной доли сожаления, крепко-накрепко зацепившейся за аорту. Он надеялся, что может оправдать свои поступки — у него не было выбора. Убей или будь убит. Так гласит одно из движущих эволюцию условий — естественный отбор. То, что люди так сильно исказили; они стали мягкотелыми и жалостливыми до невозможности. Но им жаль не убитого — они просто слишком слабы, чтобы вытерпеть это.       Человек — уникальное животное. Но и «уникальный» далеко не всегда значит «лучший».       — Я ухожу, — прошептал Таканори не глядя, когда стянул свою куртку с подлокотника. Плащ съехал на пол, но ни одному не было дела. Широяма прикуривал очередную сигарету. И, взглянув на его безмятежное лицо в свете зажигалки, Матсумото забрал свой телефон, направляясь в прихожую.       Собственный театр площадью пятьсот миллионов квадратных километров*, в котором поставлена одна-единственная пьеса — «Проживи ещё один день».       Проживи ещё один день! Забавно, верно, наблюдать за тем, как кто-то мучится, ворочаясь в постели, и не может уснуть просто потому, что убил себе подобного. Самка богомола, так бездушно сожравшая своего «возлюбленного», ни за что не нарушит своё существование рефлексией.       Матсумото услышал за спиной шаги, но не обернулся. Он так устал. Так чертовски устал от собственного страха и напряжённости. Предательство следовало по следам за Широямой, и, каждый раз приближаясь к нему, Таканори вспоминал, сколько раз брюнет считался с кем-то и сколько раз сделал по-своему. Сколько раз сам он, ослеплённый, забывал о том, что влиять на Юу невозможно, и «тянул свои ручонки». Так это называл Широяма. Называл ненормальным. Но Таканори не мог отвернуться, сколько бы ни пытался; и сейчас попытался ещё раз, заведомо зная собственный провал.       — Стой. — Гордость наконец-то сдавала обороты, но Матсумото не думал, что ему есть что сказать.       Никто ничего никому не должен. Все вещи, которые вытворил Широяма поздним вечером, расхлёбывать сейчас одному человеку — ему. Он должен будет выслушать гневные восклицания Акиры, выслушать его оскорбления. И всё по одной простой причине: Широяме нечем себя занять. Другого объяснения этим поступкам Таканори не мог найти, он был и сам раздражён разговором с Сузуки и его командным тоном.       Спина больно впечаталась в дверь. Шатен едва смог уловить смену картинки, и голова закружилась. Таканори не сомневался, что произойдёт что-то подобное, потому что «пожалуйста» Юу говорить не умел. К тому же, это слово не то, что могло бы остановить Матсумото.       Он не хотел показывать своей обиды, но, чем ближе подходил Аой, тем сильнее это душило его. Широяма перехватил руку парня, которой он собирался толкнуть брюнета. Кольцо пальцев было слабым в этот раз, потому что в двух из них Юу всё ещё держал сигарету. Закашлявшись от дыма, вдруг ударившего в нос, Таканори махнул свободной рукой перед собой и прищурил заслезившиеся глаза. Он не думал брыкаться и кричать, но ведь и разговора никогда особо не выходило.       — Таканори, — позвал брюнет тихо и, не дожидаясь реакции, произнёс: — прости. Лицо шатена преобразилось, он немедленно поднял голову, однако увидеть лица перед собой не смог. — Нет. — Голос Юу показался ему напуганным, и темнота накрывшей глаза ладони покрыла слабость мраком и спрятала её. Эта слабость была запретной.       Необычайно холодный вечер выдался в этот день, и ветер подливал масла в огонь, забираясь в рукава лёгкой куртки. Таканори шагал по тротуару не спеша, мысли его были заняты вчерашним разговором с Рейтой, сидевшим в компании каких-то мужчин, лицо которых кричало об их вопиющей «важности». Частный сектор всё же. На этот раз парню не свезло: пришлось встретиться лицом к лицу с заказчиком, который в красках расписал, что ему нужно.       «Эти мелкие выродки решили пошутить, — говорил он торжественно, не стесняясь, нагоняя на голос неуместный пафос, — мне пришлось отвалить за ремонт искалеченной машины неплохую сумму. Жаль, конечно, снова тратить на них зелёные. Акира сделает мне скидку по старой дружбе, верно? Это больше нельзя терпеть».       Судя по недоброй ухмылке, которая мелькнула на лице блондина тогда, дружба эта была не совсем старой и не слишком-то дружбой. Безо всякой боязни он усмехнулся и отказал, что поставило другого мужчину в тупик. Но тот нашёлся быстро, потряс пальцем с наигранным смехом и сказал, что Акира знает себе цену и это всегда ему нравилось. Конечно же, нравилось, Таканори не сомневался. Так нравилось, что глаза его уже мысленно ударяли Лидера по лицу — Матсумото боялся, как бы это не претворилось в жизнь в его присутствии.       Он хотел, чтобы Таканори выбил из главаря хулиганов, которые долго досаждали ему, извинения, а затем убил, иначе они точно не оставят в покое его имущество и его самого, как было сказано. Парень также узнал от подвыпившего мужчины о том, что тот был в судейской коллегии при якобы ложном осуждении одного из друзей этой «мерзкой компании», и теперь всем его коллегам нет проходу. Насколько эта компания мерзкая, Таканори не мог судить, и это не играло никакой роли на самом деле.       «Горбатого могила исправит», — сказал заказчик. Матсумото было стыдно слышать это, он знал: им всем, без исключения, исправиться бы в этом деревянном ящике с червями на пару. Ему, выслушивающему это всё и по-идиотски кивающему, — в первую очередь. Только сути дела это, снова же, не меняло. К счастью или к радости, эфемерное: мысли, ощущения — не меняет ровным счётом ничего.       Он бы мог, конечно, пойти против — такому повороту событий никто не препятствовал. Но изменила бы что-то эта слепая глупость в котловане всей окружающей грязи? Это обрекало на бессмысленную смерть. Даже самому отъявленному супергерою не справиться.       Так должно быть. Слишком яркие улыбки всегда превращаются в гримасу отвращения, и Таканори перестал им доверять. Слишком много благополучия ведёт к деградации, в то время как ощущение опасности заставляет обратиться к голове за советом. «Плохие дяденьки» должны существовать, чтобы взрослые, видя очередной выпуск новостей об убийстве или ограблении, обморочно закатывали глаза и качали головой, показывая рядом сидящему сыну или дочери, как ужасно то, что могут совершать люди. Если бы это исчезло, исчезли бы и рамки. Люди так сладострастно любят рамки. Это нужно им, чтобы жить, чтобы выстроить будущее спокойным и правильным. Хаос не строит цивилизации.       Хаос строит разрушение, которое поселилось в сердце каждого, кто нарушил догмы общества, установленные законом или установленные самим обществом. Матсумото чувствовал это разрушение и думал, чувствует ли его Леа, так же молчаливо ступающая справа от него.       — Мы почти у машины, — сказала она спустя несколько секунд.       Странное сравнение закралось в голову Таканори: если бы вместо неё был Юу, он бы молчал до победного. Но его не было здесь.       — Да, — кивнул шатен отвлечённо.       — Да, — повторила девушка и вздохнула. — Я привыкла работать одна. Но Рейту не переубедить.       — Один на четыре — слишком, — ожил Таканори, глянув на спутницу удивлённо. Кругом пролетали голоса, среди них были диалоги разного содержания, но все одинаково чужие.       Истошно взвизгнула сигнализация.       — Прошу, — улыбнулась девушка, опережая Матсумото, чтобы сесть на водительское сидение. — Знаешь, если захочешь, могу научить тебя водить.       Таканори хлопнул дверью, усаживаясь на соседнее место.       — А права?       — Смеёшься? Это можно запросто достать.       Девушка повернула ключ зажигания, и машина неспешно отъехала от стоянки близ супермаркета.       — Я подумаю. Так… какой план?       Таканори был далёк от тем о вождении, потому что ехал отнюдь не на прогулку. Всё это не так интересовало его, как то, каким образом они справятся сразу с четырьмя, при этом оставаясь неподозрительными. Несколько минут назад на пейджер девушки пришло сообщение о местонахождении этих четверых — они развлекались в пабе неподалёку. Предполагалось, что именно эта посиделка окажется их последней, но Таканори представить себе не мог, что нужно сделать, чтобы выманить четырёх взрослых людей оттуда, при этом не угрожая им и не привлекая ничьего внимания. Конечно же, они не интеллектуалы, но ведь и не олигофрены. Обычная шпана.       — Они точно балуются порошками. Это можно использовать.       — Думаешь высыпать стометровую дорожку от паба до машины? — недоверчиво поинтересовался Таканори, смотря в окно. Ему не нужно было это, и, каждый раз заставляя себя обсуждать детали задания, шатен чувствовал себя лицемером.       — Если бы. — Леа выдавила из себя смешок, сбрасывая скорость. По дороге предстояло многое обсудить. — Там частенько приторговывают, и я думаю, они будут рады скидкам.       — Допустим, — вскинул брови парень. — Кто тогда мы? Дилеры?       — Сегодня поиграем в дилеров. Точнее, ты поиграешь.       — Отлично. — Всё в голосе Матсумото вещало, что это плохая идея. Но другой у него не было, поэтому, как говорится, что дают — то бери.       — Я буду… — Девушка сделала театральную паузу, шире распахивая веки. — Твоя пассия, проститутка.       — Неубедительно, — качнул головой Таканори и оглядел с головы до ног свою спутницу. Кашемировое пальто, серебряные кольца на пальцах — едва ли такая роскошь доступна проститутке.       — Не волнуйся, это решим на месте, — выбросив пафос так же быстро, уверила Леа.       Матсумото не понял, что это значит, но решил, что на лишние детали нет времени. Стоило довериться. Пожалуй, единственное, в чём можно было доверять и Такашиме, и ей, — это задание. Если нужен для успешного завершения — ты нужен живым, никак иначе. Если же кто-то вдруг захотел твоей смерти, то осторожность не спасёт ни на грамм.       Леа припарковалась в месте, куда не падал свет уличных фонарей, подальше от окон. В этом небольшом проёме между домами было небывало тихо: не так много окон выходило сюда, а те, что всё же показывались, не горели. Справа от машины находились ромбовидные переплёты проволоки ворот, которые смыкал мощный навесной замок. Кто-то не хотел, чтобы люди проникали дальше. Быть может, там находились двери чёрных входов рядом располагающихся заведений, и, чтобы отбросить лишние волнения, доступ в коридоры меж этих зданий был перекрыт.       Выйдя из машины, Леа первым делом открыла багажник и принялась на ощупь шарить в темноте. Таканори понял, что всё начнётся именно сейчас, но не спешил выходить из авто. Страх стеснял движения каждый раз, как в первый.       — Выбирайся оттуда, мне нужна твоя помощь. — Настойчивый стук в лобовое стекло. Таканори со вздохом покинул безопасный салон красной иномарки, выбираясь на свежий воздух. — Держи, — с ходу нагрузила его Леа, вручая небольшую чёрную сумку. К удивлению Таканори, меры оказались более радикальными, чем он себе представлял. Леа сделала надрез ножницами, ткань хрустнула, а затем затрещала, когда девушка потянула отставший лоскут вбок. Строгая юбка-карандаш превратилась в то, что Таканори лучше бы не видел. Он хмыкнул как-то растерянно, не зная, наблюдать ему или отвернуться.       — Не стой, помогай. У нас нет времени, — работая над «преображением» чулок, прошептала Леа.       — Ты же… — хотел было возразить Таканори, но вовремя понял, что проблема, которая не даёт ему этого сделать, вполне разрешима. Он поставил сумку на капот, едва успев подхватить, когда та стала скользить. Установив попрочнее, ближе к дворникам, Таканори сел на корточки, помогая рвать капрон.       — Забавно, наверное, со стороны смотрится, — констатировал Матсумото сипло. Синтетика в этот момент треснула необычайно яростно, и Таканори отдёрнул руки. — Не рассчитал, — поджал он губы, поднимая глаза на девушку, так же встревоженно глядящую. Смех застыл в дрожащем контуре рта шатена.       — Не время для шуток, — покачала головой Леа, однако улыбнулась в ответ.       — По-моему, ты перегибаешь… с этим всем.       — Не улыбайся так, Матсумото, — возмутилась девушка и шутливо толкнула шатена в плечо, отчего тот пошатнулся и схватился за передний бампер машины. — Спрячь свои мыслишки подальше.       — Мыслишки? — рассмеялся парень и распрямился, поднимаясь. — Это просто выглядело глупо.       — Подай мне оттуда косметику, — махнула Леа на ту самую чёрную сумку, покоящуюся на капоте. Матсумото попытался разглядеть её содержимое, но выходило скверно, отчего Леа стала притопывать носком туфли по асфальту. — Что там? — спросила она нетерпеливо, толкая плечом Таканори и помогая в раскопках. — Ну вот же, вот, — потрясла она косметичкой перед лицом Матсумото.       — Откуда мне знать, — пожал плечами тот, вальяжным жестом припираясь к стенке.       — Зеркало, — скомандовала Леа, протягивая руку, словно была хирургом, а Таканори — ассистентом. Найти эту вещь не составило большого труда.       — Нет, неважно, — махнула рукой девушка и отдала и зеркало, и косметичку. — Здесь ничего не увидеть. Сомневаюсь, что в случае чего моё лицо будет значить многое. — Леа вытащила заправленную в юбку рубашку, расстегнула манжеты и несколько верхних пуговиц. — Ты должен привести главаря. Ты видел его фотографию: высокий и тощий, с бельмом на глазу, — говорила Леа, снимая кольца одно за другим. — Как и всегда, постарайся, чтобы твоё лицо…       — Да-да-да, — махнул рукой Таканори, к этому моменту вытащивший то, что занимало большую часть сумки: байковую кофту с капюшоном.       — С твоим-то лицом… — Леа обратила свой взгляд на шатена. — Тебя примут за наркомана не раздумывая.       — Черноватый юмор у тебя, — хмыкнул Таканори сквозь байку, которая была ему великовата. Девушка одёрнула кофту за край, помогая Матсумото справиться.       — Это не юмор, — закивала она отрицательно. Затем, чуть помолчав, постаралась всмотреться в глаза Таканори. — Всё в порядке?       «Всё в порядке?» — самый идиотский вопрос, который когда-либо приходилось слышать Матсумото. Словно бы вопрос этот был уместен в такой спешке, как будто он мог позволить Таканори сказать о том, чего он сам не знал. Вопрос, чтобы освободиться от обязанности, которую все внушили себе: помочь другому. Почему-то Леа не отказалась от этого, в отличие от тех, с кем контактировал Таканори в последнее время.       — Я пойду.       Матсумото набросил капюшон на голову, но пальцы девушки задержали его за плечо.       — Возьми. — Леа протянула короткоствольный револьвер, и Таканори кивнул в знак благодарности, пряча его за пояс джинсов. — Стрелять там не думай ни в коем случае, но это… на всякий случай. Просто чтобы чувствовать себя… — Блестящие в темноте глаза девушки медленно прикрылись, а ресницы дрогнули. — Ступай.       — Всё будет хорошо, — произнёс Таканори, направляясь в сторону паба, вывеска которого виднелась через дорогу. Он и сам не знал, зачем сказал эту бесполезную фразу. Для себя или для неё? Всё уже не могло быть хорошо при любом раскладе.       Пистолет за поясом всегда прибавлял немного уверенности. Натягивая капюшон, слетающий от ветра, Таканори всё крутил эту фразу у себя в голове. Так бывало часто. Стоило сказать что-то идиотское, всего одно-два слова, на которые всем наплевать, как они не покидали его головы почти сутки и сжирали изнутри. Зачем да почему. Просто потому, что он ещё не умер. Наверное.       Матсумото отворил дверь паба, где стоял громкий гул и откуда-то издалека разносился мужской особенно низкий смех. Компания бросилась в глаза сразу: они сидели за столиком у самого входа и играли в карты. Самый молодой, у кого была гелевая небрежная укладка, которую Таканори застал и на фотографии из профайла, бросил свои карты на стол, стукнув по нему кулаком.       — Мухлюешь! — вскричал он своим юношеским голосом, обращаясь не к кому иному, как к Рику — их предводителю. Волосы того были желтоватыми от дешёвой краски, виски — выбриты, а оставшаяся целой часть волос — зачёсана назад.— Как можно играть!? Он мухлюет!       Таканори повременил с визитом и остановился, чтобы подождать, пока всё уляжется.       Главарь улыбнулся, обнажая свои кривые зубы с выпирающими клыками, отчего стал казаться ещё более жутким. Его глаза были быстрыми и на вид крайне опасными. Возможно, такое впечатление создавал именно слепой глаз. Парень выглядел как опытный бандит, но профайл гласил, что ему всего лишь двадцать шесть. Таканори не мог обманываться внешним видом. В голову снова закрался брюнет и его прикрытые ледяные глаза, а затем дрожащие руки и тихое, замирающее в воздухе «прости». Всё имеет живое нутро, неважно каким бы мерзким оно ни казалось с первого взгляда. Всё можно убить и растоптать, главное лишь знать, как это осуществить.       — Я, конечно, понимаю! Ты главный! — оживлённо жестикулировал парнишка, приподнявшись со стула. Рик молча улыбался своими тонкими губами, в то время как остальные двое пытались усадить бунтаря. — Я все деньги продул!..       — Извините, что прерываю, — прогудел Таканори со стороны и сделал несколько шагов к столу. Компания замерла, все взгляды приклеились к фигуре Таканори, даже протестующий медленно опустился на своё место. И только Рик насторожился, кладя руки на столешницу.       — Что надо? — неприветливо прохрипел он.