After we die

      Ужасно холодный ветер. Здесь, на высотке, можно замёрзнуть так, что пальцы рук перестанут сгибаться. Таканори плотно обнимал себя, ощущая, как собственные плечи потряхивает. Голова всё ещё была мутной, и он совершенно не знал, где находится.       Прямо сейчас лопасти вертолёта замедляли свой темп. Потоки воздуха, создаваемые ими, вынуждали Таканори прикрывать рукой лицо. Брюнет же, что был рядом, выглядел как самый настоящий солдат на построении: расправленные плечи, плотно сомкнутые губы и руки по швам. Полы его расстёгнутого плаща бросало то в одну, то в другую сторону, но внимание самого мужчины это нисколько не привлекало. Взгляд его бистровых глаз был занят лишь техникой, опустившейся на крышу, — напряжённые глаза смотрели исключительно туда; внимание Широямы было прибито к стёклам вертолёта. Пусть и так смутно, однако отсюда он мог увидеть.       Они вышли — все, втроём. Рейта первым, остальные двое — следом. И тогда Матсумото был вынужден опустить ладонь, тем самым открывая себе обзор. Казалось, ему и не зябко-то больше. Ведь когда он взглянул на голые ступни девушки, его охватила дрожь. Дрожь ужаса. Вовсе не потому, что ей наверняка было невыносимо холодно, и не потому, что на плечах её не было ничего, помимо цветастого шёлкового халата. Проблема заключалась в том, что к виску её плотно прижималось дуло пистолета. Рука Урухи цепко обвила её талию, другая — держала пистолет. Как будто сиамские близнецы, они неуклюже шагали, почти приклеившись друг к другу. Голые ступни касались холодного бетона, и ноги девушки дрожали, подгибались с каждым новым шагом, но рука Такашимы удерживала её достаточно крепко и каждый раз подтягивала вверх.       Главный гость вынужденной встречи подходил медленно, руки его были спрятаны в карманах брюк, а глазел Рейта лишь на собственные ступни. Однако когда между ними осталось всего несколько метров, он вскинул голову. Внимательный взгляд изучил их двоих с ног до головы, и блондин улыбнулся, произнося с отчётливой насмешкой:       — Рад вас видеть.       Повсюду простиралось лишь небо и далёкий город. Как два противоположных полюса, они светили друг в друга своими огнями. И посреди всего этого светового представления расположились пятеро человек. Таких маленьких — если посмотришь снизу, то даже не разглядишь очертаний. В таких маленьких людях так много больших надежд, поэтому рано или поздно кости дают трещины под напором амбиций. Анатомии не разъяснить, как в небольшой грудной клетке вмещается так много ненависти, отчаянья, презрения. Поломанные надеждой кости — в такой груди любая ноша превращается в боль.       — Как насчёт маленькой игры? — перекрикивая ветер, спросил Сузуки. Волосы его, ещё недавно залитые лаком в причёску, небывало быстро потеряли свою форму.       Таканори глядел совсем не на Лидера. И глаза Леа отвечали ему так искренне, как никогда до этого. Юу волновало прямо противоположное: он впивался взглядом прямо в лицо Рейты, и было похоже, что им обоим есть что сказать друг другу, однако вместо этого они лишь играли в гляделки. Ленивая улыбка на губах Сузуки контрастировала с ледяным взглядом Широямы.       — Только говорить я буду не с тобой, прости, — совершив дёрганый вираж рукой, хмыкнул Рейта в лицо своего когда-то товарища. Глаза в момент его следующих слов превратились в особенно стылые, жестокие: — Таканори, — сказал он, при этом, однако, не отрывая взгляда от лица Широямы. Прежде шатен никогда не слышал, чтобы Глава называл его по имени. Глаза его метнулись к Рейте, затем снова к Леа, а от неё — прямиком к Урухе, чья беззаботная ухмылка зияла на полотне всеобщего напряжения. Всего на несколько секунд их глаза встретились, и дрожащие от холода руки Таканори сжались в кулаки. Больше всего ему хотелось применить их к этому лицу. На этот раз всерьёз. Разбить в кровь.       — Что теперь? — крикнул он Сузуки, кто сейчас же недоуменно поднял бровь: экспрессия эта для него являлась пустым делом. Одежду продолжал трепать ветер, он словно глотал окончания фраз. Порывистый и настойчивый — Таканори приходилось щуриться, чтобы не дать глазам начать слезиться.       — У тебя есть выбор, Матсумото. — Беззаботно скользя взглядом по зажёгшимся окнам и фонарям, вывескам, что были так далеко, Сузуки говорил. Широяма глядел на него. Таканори — на пистолет в руке Такашимы.       — Даже не смей, — рычащим басом пробилось сквозь потоки воздуха. Матсумото повернул голову к источнику звука, заставившего его плечи дрогнуть от неожиданности.       — Не с тобой говорю, — огрызнулся в ответ блондин, и Таканори мог заметить то, что в самом деле кроется под неумело выкованным щитом безмятежности. Как ярость принудила Сузуки дёрнуться. Он едва не сделал шаг ближе, но сдержался и прикрыл веки.       — Теперь не тебе решать, Широ, — усмехнулся Рейта, как будто вспомнил внезапно о тщетности любой эмоции. Веки его всё ещё были закрыты; он втянул воздух полной грудью и шумно выдохнул. — Так что будь добр: не вмешивайся. Иначе разговор выйдет у нас с тобой коротким, друг.       Глаза Сузуки открылись, и взгляд, которым он одарил Широяму, мог бы заставить почувствовать это любого. Невыносимое отчаянье. Почти осязаемое. Голова Матсумото, набитая снизу доверху пустыми пачками умолчания и гнилыми останками немой памяти, напоминала мусорный бак. И почему-то ему подумалось, что каждый здесь чувствует себя так. Этот источник ненависти — схожесть. Только она, и ничего больше. На тех людей снизу им было плевать. Этих кукольных людей, что разодеты в тряпки на любой лад и поставлены для потехи на витрину улиц. Как фотообои с изображением какого-нибудь Нью-Йорка — они были такими же плоскими и фальшивыми. Впору бы наклеить их позади себя на стену и сфотографироваться.       — Сегодня твой день, Матсумото. Ты… — Внимание Сузуки в очередной раз переключилось на шатена. Руки его снова были в карманах, и он продолжил торжественно: — …решаешь судьбы. Тебе должно понравиться, знаешь. Как сын своего отца, ты… Впрочем, — посмеиваясь, прервался Сузуки. Достаточно было видеть распахнувшиеся глаза Матсумото и его взгляд, наполнившийся злобой и растерянностью. — Не об этом.       — Чего ты хочешь от меня? — сквозь зубы прошипел Таканори, но не был уверен, что фраза эта достигла слуха Рейты.       — Выбор. У тебя есть выбор. Можешь себе это представить, недоумок? На слабую твою голову я возлагаю это. Тебе нужно выбрать. Вот это будет лучшей забавой в моей жизни, — качая головой, обратился он к Урухе, и тот понятливо хохотнул. — Прямо сейчас твоя птичка на мушке, и в любую секунду я могу подать сигнал, поэтому веди себя прилежно, пока будешь выбирать, понял?       — Ты что ещё задумал? — крикнула Леа, дёрнувшись в руках Кою, однако тот быстро вернул ей послушание тычком дула в голову. Девушка прикрыла глаза и утихомирилась. Их с Матсумото взгляды в очередной раз сцепились, и шатен понемногу начинал понимать, что пахнет здесь чем-то предельно паршивым. Всё, что ни выдумывал Рейта, отличалось холодной игрой на чувствах. Это он собирается пустить в ход и сейчас?       — Вторая наша «птичка» на прицеле у моих парней. — Рейта пронзил взглядом мёртвые зрачки Аоя, продолжая невесомо насмехаться.       — Что?.. — почти шёпотом вымолвил Таканори. Звук смыло потоком ветра.       Губы Широямы едва уловимо дрогнули.       И Рейта продолжил:       — Условно обозначу… — говорил он в ветер. В дыхательных путях Матсумото растекался плавленый алюминий. Температура — шестьсот по Цельсию. Стоит коснуться пальцем — и он обуглится вплоть до самой кости. Вместе с костной тканью. Представим, что металл нематериален и ожоги иллюзорны, но боль остаётся. — Обозначу их цифрами «один» и «два», — едко искривил губы Сузуки. — Тебе цифра «один», как ни странно. — Блондин прохладно взглянул на Леа, которая в ответ ощетинилась, сжимая в дрожащей от холода руке полу скользкого халата. Тёмно-бордовое нижнее бельё проглядывало каждый раз, как ветер усиливал свой удар.       — Ради чего? — наконец удалось Матсумото найти голос, чтобы спросить. — Ты убьёшь нас, разве не к этому всё идёт? — Таканори, хмурясь усиленно, мотнул головой, чтобы попытаться сбросить с лица свои тусклые секущиеся волосы. Краска осталась лишь на половине длины и ощутимо выгорела.       — Здесь начинается самое интересное, — хмыкнул Глава. Он достал ладони из карманов брюк, чернеющих в черноте. Словно достал их из ниоткуда — так кожа контрастировала со здешней темнотой. Сузуки поднял руки на уровень груди, обращая крепкие кисти в импровизированные чаши. — Весы, — прокомментировал Акира, в этот раз серьёзней. — Больше — не всегда лучше. Приносящее неприятности нужно искоренять. Рвать с корнем, Матсумото. Понимаешь что-нибудь? Сейчас ты — моя основная неприятность. И я бы вырвал тебя с корнем прямо сейчас, клянусь, если бы не удачное стечение обстоятельств. В голову мою пришла одна забавная мысль.       Импровизированные чаши весов качались. Именно руки по какой-то причине привлекали внимание Таканори. Возможно, потому, что в остальном фигура Сузуки оставалась полностью неподвижной.       — Ты — первопричина, знаешь? Ты и твоя маленькая мёртвая семейка. Ублюдков.       Матсумото молчал.       — Ты — разлагающееся дерьмо. И ты знаешь об этом.       И он снова молчал.       — Ты — никто. Здесь ты никто. И в любом другом месте ничего не изменится.       Терпеливо позволяя поливать себя грязью, Таканори не говорил ни слова. Ни одного звука.       — Я ведь знал, что так выйдет. Всегда знал. Что сорняки разрастаются из малейшего обрубка корня. Эти живучие твари!       Было похоже, что Рейта увлёкся и забыл обо всех своих идеях и намерениях. Прежде Матсумото лишь раз случалось наблюдать в словах блондина такого рода злобу — бессильную, какая была в нём самом. Это происходит, когда пути назад отрезаны, а асфальт под тобой трескается. Таканори знал это ощущение, и словно бы на секунду он понял, принял слова Сузуки. На одну-единственную долю секунды он как будто захотел приставить дуло к собственному виску. Чтобы оставаться под прицелом пришлось только ему.       — Поэтому теперь, когда момент упущен, убивать тебя равносильно милосердию.       Таканори усмехнулся дрожащими губами, уголки которых тянулись вниз против его воли. Эти изуродованные эмоции больше не были адекватными — не могли быть таковыми. Вернувшись всё же к своим «весам», Акира заговорил предельно чётко:       — Если ты выбираешь цифру «один»… — Он опустил левую «чашу весов» и улыбнулся, смаргивая из-за волос, полоснувших его по лицу. — Что было бы вполне разумно с твоей стороны, — заметил Сузуки. — Тогда погибает другая «цифра». Но ты будешь прощён. Вы будете работать в паре, и все будут счастливы. Всё легко, Матсумото. Произнеси одну цифру — и всё в порядке.       Одно слово решит все проблемы. И его крошечный растоптанный мир вернётся к нему. Без единственной детали. Должно быть, детали не имеют тенденции западать в память.       Глядя на Леа, шатен видел, как она безмолвно отводит взгляд, комкая свой халат в пальцах. Страх наглухо закупоривал дыхательные пути, когда в очередной раз он глядел на палец Урухи на курке. Он взведён?       И Таканори знал почти наверняка: всем сердцем она желает, чтобы он произнёс «один» и всё закончилось. Рейта ожидал, левая его рука «перевешивала». «Один» всегда лучше, чем неясное «два», потерявшееся в процессе счёта. Шатен едва дышал.       — Что, если… — хрипя от волнения, начал он, но голос сел совсем — Таканори закашлялся.       — Если ты выберешь цифру «два»? — Сузуки вскинул брови и поглядел на Широяму, хохотнув. Тот вот уже долгое время не подавал никаких признаков жизни, помимо редкого плавного моргания. Брюнет терпел атаку ветра и игнорировал все слова. — Не гляди на меня по-щенячьи, Широ, — бросил в него очередное подстрекательство Рейта.       — Хочешь уничтожить меня, Акира? — Наконец его губы разомкнулись. Голос едва перебарывал ветер, таким тихим был. Блондин почти читал по губам.       — Чтобы ты не уничтожил меня, — парировал Сузуки, ни на секунду не теряя самообладания. — Ты поднял на уши всех, а теперь надеешься на дружескую доброту? Ты кем меня считаешь, Юу? Соседским мальчишкой? — Змеиное шипение прокрадывалось сквозь смех Рейты. — Ты видишь? — усмехнулся он. — Твоя чаша не перевешивает. Даже не знаю, кто из вас двоих лучше, дружки.       — Был один. Но я не убивал остальных твоих людей.       — Наших людей! — разорвало напряжение воплем. Глава разрезал ребром ладони воздух в резком жесте. — Я! — Он ткнул себя в грудь, подаваясь корпусом вперёд. — Ради кого заварил всё это дерьмо! Из кожи вон лез, чтобы твои помешанные мозги были удовлетворены! А в ответ?! — Сузуки отдышался и одёрнул пиджак. — Ты заткнул четверть века, что я тебя знаю, мне же в задницу, Широяма, — продолжил он тише, даже несколько изнурённо. — Поэтому не смотри на меня так, будто предатель здесь я. Если сейчас твоя маленькая шваль. Уж не знаю, какого чёрта она делает рядом с тобой и почему. Но если сейчас она назовёт своё ключевое «два», я отпущу вас.       Это не всё — Таканори чувствовал. Тон Сузуки не говорил о том, что фраза закончена. Тёмные силуэты за его спиной казались тенями. Тенями, у которых в руках по пушке.       — Но, — обратился блондин к Матсумото, — через несколько минут я спускаю собачек с поводка. Ваши шансы, ребятки… один к десяти. Если вам очень сильно повезёт, — хмыкнул Акира. — Вашего везения я, безусловно, не допущу. Давай, Матсумото, называй свою цифру, и покончим с этим. Меня тошнит от вас всех. Тем не менее, люди мне нужны, поэтому ты будешь работать на меня, если докажешь, что вы с ним не заодно. Не настолько заодно. Я знаю, что ты умный мальчик и можешь сам принимать правильные решения. Вот твоя шлюха, вот ты. И вы будете, как блядские неразлучники, таскаться вместе. И получать за это баксы. Не молчи, Матсумото!       Веки Таканори дрогнули. Он как будто совершенно онемел.       Но всего через несколько секунд, едва он только собирался заговорить, Широяма опередил его.       — Просто убей меня, — сказал тот совершенно бесстрастно. Таканори глядел на него пристально, на его умиротворённый профиль, но замечал с ужасом лишь то, как что-то поблёскивает в сжатых пальцах Аоя. — Подойди ближе и выстрели сам. Глядя в глаза. В чём дело? Не по силам?       Смутные догадки в секунду распространились в мыслях Матсумото. Неужели это странное «подойди поближе» значит, что он собирается использовать это время, чтобы… Всё совершенно перепуталось. Смешалось.       Таканори желал, чтобы Юу глянул на него. Сказал, что делать.       — Широ, я уже сказал тебе заткнуть пасть, — широко улыбаясь, выплюнул Акира и закатил глаза. Покачнулся с каблука на носок и обратно. — Выбор сейчас не у тебя. Матсумото, две минуты. Иначе я убью вас всех. Всех троих, понял? Если ты сейчас же не назовёшь цифру и не перестанешь корчить идиота.       Пульс, как короткие тиканья бомбы, бился в ушах шатена. Но Аой не смотрел на него намеренно. Улыбнувшись опустело, он склонил голову и крепче стиснул пальцы. Тогда Таканори мог видеть, как на землю, смазываясь в полумраке, падают капли… крови?..       Таканори было стыдно за цифру, которая застряла в его голове, стоило только Лидеру пронумеровать людские жизни. У него просто не было выбора. Он не успел подумать. Это — у него внутри, с самого начала там обосновалось. Глядя на профиль брюнета, обрисовывая взглядом контур его улыбающихся губ, наблюдая его бессильно опущенные плечи, Матсумото едва мог сдержать свой сладко-болезненный порыв, свою пустую преданность. Распоряжаться жизнями нельзя. Нельзя так делать. Только сейчас это сполна было им осознано.       Это он твердил себе мысленно, а после вспоминал свои кровавые ладони, свои пальцы, жмущие на курок раз за разом. Просто невыносимо. Но если он не назовёт цифру прямо сейчас…       — Я вижу, ты в замешательстве, — понимающе произнёс Сузуки, чем привлёк внимание глядящего в пустоту звёздного неба Таканори. — Позволь-ка тогда приоткрыть занавес чуть-чуть. Совсем немного. Помнишь такого: Ютака? Укэ Ютака? Ну как, ни о чём тебе не говорит? — Матсумото устремил на Рейту свой измученный взгляд, но глаза подчинённого только добавили словам Главы яркости, потешили его. — Ты его, помнится, ещё изрешетил пулями. Не припоминаешь, нет?       Поджав губы, Таканори молчал, и всё, что ему оставалось, — слушать.       — А за что? За исполненное задание. За то, от чего зависела его собственная жизнь. Как и ты тогда, он не хотел сдохнуть. Вот и весь секрет. Но кто же по-настоящему желал увидеть, как потроха твоего папочки, да и мамочки — таков уж наш Юу — растеклись по полу? Если ты ещё не в курсе, мой юный натуралист, он там был. В твоей ненаглядной квартирке. Смотрел и руководил, потому что сам — законченный трус. Разве он мог упустить такое зрелище? Ты думаешь, да? Что вообще с вами двоими, не могу понять.       Матсумото наблюдал за кровавыми каплями, падающими на бетон. Сердце внутри него озвучивало ритм их падения.       — Твой дружок был простым инструментом, и ненавидеть его за это глупо, признай. Тебя просто натравили, Матсумото. Но это не я, нет-нет, — засмеялся Сузуки.       В голове шумело. Таканори глянул вниз, на светящийся город. Туда бы шагнуть сейчас безо всяких сожалений. На секунду ощутить парение и воздух, что вверху относительно чист. Избавиться от всего.       Леа глядела на его потерянную фигуру, пытаясь рассмотреть мутные зрачки и передать им своим взглядом хоть каплю осмысленности. Спустя несколько секунд шатен заметил это, заметил её глаза, выцепил осмысленность, силясь впитать её. Так хотел. Только остекленевшие глаза его отражали любую эмоцию. Поэтому, глядя ей в лицо, он произнёс:       — Два.       Звук выстрела заставил Таканори закрыть глаза.