After we die

      Придя на голоса, Таканори тихо отворил дверь и остановился на пороге. Кухонный стол был завален совсем не едой этим утром — на белоснежной скатерти лежала гора оружия. Столько огнестрельного он не видел ни разу в жизни: винтовки, пистолеты, двустволки, револьверы, ружья… Звук вращающегося оружейного барабана не позволил Матсумото удивиться, потому что, подняв взгляд, он наткнулся на до боли знакомые глаза.       Барабан щёлкнул и остановился, от чего веки Таканори дрогнули неуловимо. Но его потерянность рассеялась, как только в поле зрения появился не кто иной, как Майк собственной персоной. Вот кого он не ожидал увидеть здесь больше всего. Ночные фразы выветрились из головы шатена вместе с прошедшей грозой, и он помнить не помнил, кому обязан своей жизнью.       — Матсумото! Да неужели очнулся, парень!       Таканори, несмотря на собственное недоумение, улыбнулся слабо, завидев ещё одно знакомое лицо. Это внушало некоторую уверенность.       — Майк, — с короткой усмешкой произнёс он.       — Как самочувствие? — улыбаясь широко, поинтересовался мужчина.       — Бывало и лучше, — нехотя пробормотал в ответ Матсумото.       — Бывало и хуже, вот что я тебе скажу! Ты жив, и за это благодари судьбу. Тебе стоило бы познакомиться кое с кем.       Майк отступил в сторону, открывая взгляду шатена молодого мужчину. Ладони его упирались в столешницу, отчего худые плечи казались острыми. Он прищурился, но, стоило Таканори сделать шаг ближе, протянул руку и одобрительно улыбнулся.       — Рейджи. Можешь звать меня Рей.       Сухая узкая ладонь была протянута Матсумото через стол, и Таканори сделал то же самое — не без опаски.       — Благодаря этому человеку у нас есть крыша над головой… да и не только, — встрял афроамериканец, наблюдая сомнение в мимике лица Таканори.       Словно заключая негласный договор, они пожали руки над столом, заваленным оружием. Несмотря на худощавость, рука нового знакомого оказалась небывало крепкой. Движения его были энергичными и резкими; он встряхнул руку Матсумото так, что тот зашипел, ощутив усилившиеся боли между лопаток.       — Потише, эй, — вскинул брови Майк, обращаясь к другому мужчине. — Парня порешетили не так давно, не усердствуй.       Хватка Рейджи ослабла как по команде, и он произнёс бегло:       — Извини.       Таканори опустил руку и крепко сжал пальцы в кулак, испытывая дискомфорт и неловкость. Он неосознанно уткнулся взглядом в холодную плитку под ногами.       — Это Таканори, — представил его Майк. — Парень со странностями, но я думаю, ты привыкнешь.       — Среди приближенных нет людей без странностей, — принявшись рассматривать горы пистолетов и винтовок, сообщил хозяин дома, — поэтому я не удивлён. Так что. Думаешь, этого не будет достаточно?       — Погоди, — прервал его Майк. — Тебе нужно что-то? — обратился он к Матсумото снова. — Думаю, тебе бы не помешало поесть, прежде чем мы приступим.       — Приступим к чему? — поинтересовался шатен хриплым шёпотом. Брови его поползли к переносице.       — Не спеши, — размеренно проговорил чернокожий. — Сначала приди в себя, а потом введу тебя в курс дела. Можешь взять себе что-нибудь в холодильнике. Конечно, там только консервы и полуфабрикаты, но уж что есть, извини.       — Одна вещь мне сейчас действительно не помешала бы, — наконец собравшись, выдохнул Таканори. — Можно мне принять душ?       Слабость в конечностях казалась просто невыносимой. Таканори прощупывал инородность собственных переживаний, остановившись напротив широкого окна, завешенного полупрозрачной шторой. Сквозь складки бледной ткани проглядывала лесная темнота. В какую только глушь он забрался в этот раз? В этот — не в последний ли?       Стучащие шаги по половице вынудили шатена обернуться: он поёжился от холода, едва завидев фигуру Широямы у винтовой лестницы. Мужчина остановился там и не смел подходить, но, стоило Таканори обратить на него внимание, Аой неспешно приблизился к широкому кожаному дивану. Положив обе ладони на чёрную спинку, он выжидающе поглядел на Матсумото, и тот двинулся к предмету мебели. Знал, что придётся перетерпеть во что бы то ни стало.       Усевшись на мягкое сиденье, Таканори продолжил статично разглядывать пейзажи по ту сторону пуленепробиваемой стеклянной тюрьмы. Он чувствовал, как Широяма опускается подле. Молча Матсумото подёрнул плечом, сбрасывая махровую ткань любезно предоставленного ему халата. Подумать только, теперь у него нет даже сменной одежды, а все документы, доказывающие его подлинность как части этого общества, — утеряны без возможности восстановления. Абсолютный ноль — вот кто он теперь.       Таканори ощущал, как умелые пальцы заставляют намокшую ткань ослабеть.       — Руки, — проронил Юу коротко. Таканори высвободил руки из рукавов и приподнял их, чтобы позволить размотать свою окровавленную защиту. Тур за туром бинтовая повязка сползала со спины, и шатен ощущал, как дышать становится значительно легче. С тем и больнее. По какой-то причине это повергало его в ужас: сдавалось, в плоти такие огромные дыры, что они, стало быть, и накачивают тело воздухом. Он не мог увидеть этих ран, рассмотреть их досконально.       — Сколько раз в меня попали? — поинтересовался Таканори негромко, перебарывая собственную тревогу.       — Два, — последовал незамедлительный ответ. Последние полоски скользнули к пояснице Матсумото, и тогда брюнет, вытянув их беспрепятственно, отбросил в сторону.       В дневном свете комната, казавшаяся целым дворцом, преобразилась и стала значительно меньше. Границы проступали чётко. Таканори смотрел в кусок неба, что выглядывал над кронами сосен. Небо так и осталось грязно-серым после ночной грозы.       Жжение стало ощущаться, но оно концентрировалось лишь в определённых, ограниченных местах. Совершенно не похожее на ту боль, что преследовала его прежде. Не растворилась и сейчас.       Кашлянув глухо, Таканори прошептал:       — Что происходит? Зачем всё это оружие?       Комната молчала. Матсумото поджал пальцы ног и зашипел, когда ужасающая боль в спине принялась нарастать. Несколько капель чего-то омерзительно холодного скатилось к его пояснице.       — Ч-чёрт!.. — сквозь стиснутые зубы прорычал Таканори, порываясь обернуться и прекратить это непреднамеренное насилие. Ногти его рук беспорядочно впились в первое попавшееся: собственное колено, складки белой ткани. Пальцы Аоя стиснули его плечо, удерживая на месте, а уже через несколько секунд шатен ощутил влажное и обжигающе горячее прикосновение между лопаток. Таканори судорожно подёрнул плечами, словно от холода. В комнате, и правда, был холодный пол, но дрожал Таканори вовсе не от холода — от жара, перепадов температуры. Он снова терялся во времени и пространстве. Словно не он сидит здесь — кто-то иной. Незнакомец стискивает челюсти до тупой боли, пока раны норовят поглотить его самого. В то время как губы — они, без сомнений, — касаются его кожи по линии позвоночника.       Невозможно сконцентрироваться на чём-либо определённом, и невыносимое страдание так же горячо, как короткие спешные поцелуи.       — Чш-ш… — Выдох ударился о кожу шеи, когда пальцы брюнета отодвинули влажные волосы Матсумото в сторону. — Не шуми, иначе Майк не доверит мне тебя больше, — усмехнулся Юу едва различимо.       — Это… — Голос Таканори надломился на секунду, когда тепло вновь въелось в его кожу. Выдохнув тяжело и прерывисто, он попытался говорить размеренно: — Это не похоже на царапину, поэтому… — пробормотал он на одном выдохе.       — Знаю, — прошептал Широяма, прервав, и губы его прижались настойчивей — в этот раз у сгиба плеча. Ближе к шее. — Знаю, — повторил он ещё тише, и Таканори подался вперёд, уходя от очередного касания. — Сейчас у нас слишком мало медикаментов.       Ну уж нет. Эти медикаменты, что предложил Аой взамен, имеют слишком серьёзные побочные эффекты. Нельзя идти на такой огромный риск. Ещё не так давно в составе примитивного сиропа от кашля числился морфий, пока кто-то весьма наблюдательный и эрудированный не обнаружил его деструктивное влияние на разум. Действие же у этого препарата отнюдь не щадящее, и Таканори давно подозревал: однажды, когда будет слишком поздно, он выяснит, что, ещё совсем недавно облегчающий боль, препарат взял над ним контроль. Может быть, это «слишком поздно» уже настало?       Даже если они все натуго закрепят его запястья кожаными ремнями, привяжут его лодыжки. Когда оставят на искусственном питании рассматривать белизну потолков. Тогда, на грани жизни и смерти, он не посмеет забыть, как нежные атласные ленты способны задушить. Безжалостные и тугие, словно канаты. В бессознательном припадке он будет способен лишь мечтать о горсти таблеток, чтобы задохнуться в эйфории. Не в бессмысленных лишениях.       Пусть только никто не придёт на помощь, ради всего святого. Умереть в сладком блаженстве — вот чего требует одержимость в нём. В иллюзорном царстве грёз — закрыть глаза и не проснуться. Карабкаться вверх теперь нет мотивации, поэтому, с улыбкой вырыв для себя могилу, он готов любовно погладить крышку собственного гроба.       — Не дёргайся, — предупредил Широяма. Таканори ощутил обвивающую его грудь ткань. Слишком много стресса из ничего. Даже пустоте возможно придать форму, если пожелать того.       Юу всегда латал его, невзначай сшивал в нём дыры, как будто не подозревая об этих последствиях. Игла нужна была Широяме для того, чтобы ранить, но так уж случилось, что в ушко продета тонкая, как волос, красная нить. Наверняка Юу даже не подозревает о ней. Не знает, что делает. Его руки стягивают полосы ткани так туго, что трудно дышать, и Таканори хотел бы сказать об этом, но молчит. Всякий раз, как мужчина пытался замаскировать его раны своей жестокой заботой, Таканори дышалось так трудно. Хмурясь, шатен молча терпел: чем туже — тем надёжней. Пожалуй, если когда-нибудь воздух и вовсе прекратит поступать в дыхательные пути, это станет верхом преданности.       Нескончаемые потоки цифр, всплывающие окна. Щёлкающие звуки. За последние пару-тройку часов здесь оказалась вся техника, какая только имелась в доме, и даже та, какой изначально не имелось. Таканори подошёл к окну и взялся за шнурок, чтобы поднять закрытые наглухо жалюзи и поглядеть на то, как солнце падает в горизонт. Однако совершить это ему не позволил хозяин дома, остановив руку парня на полпути и многозначительно поглядев тому в глаза. Никому нельзя знать, что они находятся здесь. Вполне возможно, слежка уже началась.       — Есть!       Майк крутанулся в кресле, глаза его выглядели воодушевлёнными, а это значило только то, что всё сработало.       — Доступ всё тот же. Видно, этот ублюдок слишком занят, чтобы думать, трахаясь с моей женой.       — И что дальше? — апатично поинтересовался Таканори, наматывая белый шнурок на указательный палец. — Как это поможет?       — Мария Бир… — бормотал Майк, вглядываясь в старенький монитор. — Что-то немецкое, не разобрать, — хохотнул он, щёлкнув по клавише. — Вот, это она. Восемь лет назад зарегестрирована… Вот табель передвижений…       Выпустив шнурок из рук, Таканори заинтересованно двинулся к монитору.       — Кого-то ищешь? — спросил он настороженно и остановился за спиной мужчины.       — Нашу последнюю надежду, — отпустил очередную неувлекательную шутку Майк.       — Тогда у тебя нет шансов, — прошептал Таканори, лениво дёрнув уголком губ. Но настроение его переменилось, когда он увидал, чей профайл читает Майк. Фотографию на мониторе.       — Как это касается её? — проговорил он на одном дыхании и нахмурился.       — Напрямую, Таканори. Как и тебя. Так, вот она… Токио, Токио… но…       — Что это значит? — Тональность голоса Матсумото росла неумолимо. Обернувшись через плечо, он вперился взглядом в профиль Широямы, спиной опирающегося о дверной косяк. Ответного взгляда не последовало — глаза брюнета были закрыты вовсе.       — Не нервничай, — со вздохом оторвавшись от своего занятия, Майк снова развернул кресло. Ему пришлось поднять подбородок, чтобы увидеть лицо Таканори. — Тебе всего лишь нужно аккуратно связаться с ней и… не знаю… — Майк пожал плечами, беззаботно приподнимая брови. — Переманить, запутать… Да что угодно. Только бы вытащить, где сейчас скрывается Уруха.       С секунд десять они немо глядели друг на друга.       — Вы все… серьёзно? — улыбнулся Матсумото наконец, оглядываясь по сторонам, чтобы найти подтверждение словам хирурга. Уголки губ шатена дрожали, против воли подтягиваясь вверх.       — Вполне, — посерьёзнев, отозвался афроамериканец. — Только проблема есть одна. Последнее задание её не очень-то свежее, и теперь неясно, где она может быть.       Аккурат в этот момент, не успели губы Майка произнести ещё что-нибудь, как из одинокой колонки донёсся короткий писклявый звук. Мужчина дёрнулся в кресле, возвращаясь к монитору. Красная надпись тускнела и загоралась через равные промежутки времени — мигала в одном из столбцов табеля, настойчиво привлекая к себе внимание.       — Слушай, теперь тебе не отвертеться, — хмыкнул Майк, наводя курсор на пылающую красным надпись. «Устранить». — Дело за деталями.       Кликнув по надписи, Майк выждал с несколько секунд, и дополнительная информация распростёрлась перед ним. Безграничные поля информации. Страница эта была похожа на те, печатные, которые приносил Уруха, которые передавала ему Леа. Таканори запечатлел в памяти, где именно можно узнать о цели, где — о сроках, а где Глава уточнял предпочтения клиента. Ещё Матсумото помнил: первое, что всякий раз бросалось ему в глаза в распахнутой папке, — фотография. Избежать этого нельзя. Самая первая страница всегда рассказывала о цели, и в верхнем правом углу всегда имелась фотография.       Когда стреляешь в упор, нельзя отводить взгляда, поэтому, прежде чем убить, необходимо изучить лицо детально. Чтобы приобрести уверенность, необходимо знать: то, что ты делаешь, правильно. Словно домашний скот. Ты кормишь его своим вниманием и видишь, как он обрастает деталями, этой плотью; как он становился большим и цельным, материальным. А спустя день или два ты разрываешь его на куски и поглощаешь без всякой задней мысли. Потому что здесь так принято, потому что это правильно.       Сейчас, быстро сморгнув, Таканори освежил видимость, но не удовлетворился результатом. Комнату застала тишина. Глаза, в которые смотрел Матсумото в этот раз, были его собственными глазами. Пиксельной проекцией, изменённой в масштабе. Самым поразительным являлось только то, что он не был удивлён.       — Она убьёт меня, — усмехнулся Матсумото, чтобы скрасить ситуацию. — Нет никаких шансов, что мы сможем…       — Это последнее, что осталось, Таканори, — произнёс Майк несколько удручённо. — Больше такого доступа нет ни у кого, кроме моей жены. Если бы я мог связаться с этой стервой, которая забрала мою дочь в этот свинарник… Оставим, — вздохнул он тяжело. — Попытаться стоит.       — Это не самое изобретательное из самоубийств, Майк, — настоял Таканори, напрягая плечи. Губы его были плотно сомкнуты. Он дёрнул головой, словно прислушиваясь, и, щурясь, всмотрелся в стену, на треть покрытую пластиковыми панелями. Дальше — полосы обоев. Чёрные и белые — поочерёдно, одна за одной. От таких резких контрастов рябит в глазах. — А у меня? Нет выбора?       — Речь идёт о жизни и смерти. Не о свободном выборе.       Таканори обернулся на звук.       — Чьей жизни и чьей смерти? — едко переспросил шатен, раздражённый.       — Всё зависит от тебя. — Аой насмешливо вскинул брови, словно бы говорил о пустяках.       — Выбирай прямо сейчас, на чьей ты стороне. Здесь мы вынуждены доверять друг другу. Понимаешь, в чём загвоздка… — покачал головой Майк. — Вынуждены. Прошу, не подрывай это вынужденное доверие.       Глубокий вдох и стучащая, пульсирующая боль, сопроводившая его, отрезвила Матсумото немного. С безупречной осмысленностью Таканори представлял, какое ужасающее чувство в нём вызовет встреча лицом к лицу. Ни в коем случае не смерть страшила его — Таканори опасался ярких и слепящих эмоций, которые он так и не смог вытравить, как ни пытался. Встретившись с Леа, взглянув на неё, он встретит стыд и сожаление, угнетённость и опасение, а, помимо этого, ещё с десяток. Так не должно случиться.       Тем не менее, он обязан пожертвовать. Время от времени Таканори думалось, что он смог бы пожертвовать собой ради любого пустяка, такой ничтожной казалась собственная жизнь. Всё это ради того, чтобы они оставались живыми ещё некоторое время. Это наивно. Однако идти навстречу своей смерти, гнаться за ней, спотыкаясь и падая на твёрдый грунт, намного увлекательней, чем безропотно ждать её. Продолжать ставить расплывчатые цели, цепляться за правила и принципы…       Прикрыв глаза на секунду, Таканори выдохнул и прошагал мимо Аоя, что проводил его пристальным взглядом. Молчание выявило согласие, а правильнее — безразличие. Теперь Таканори догадывался о планах брюнета и том, что он подразумевал под леденящим кровь словом «смерть». Стоило только Матсумото разглядеть холодное оружие в его руках в ту ночь, как всё встало на свои места. Пожалуй, это было бы неплохим завершением. Уничтожить себя косвенно.