***
— Нет! — Оля… — Я сказала «нет»! — Да пойми: иначе нельзя! Я… — А я тебе еще раз повторяю: Никаких! Подопытных! Я не позволю тебе испытывать препарат на людях! Ясно? Это моя болезнь, это только мое… наше дело. Никто из посторонних не должен в этом участвовать! — Но если полимер не подействует? Или не приживется или вызовет отторжение, побочные эффекты? Ты хоть видела, какие кисты образуются на добровольцах?! А если ты умрешь?! — Если, если… Почему-то меня все эти твои гребаные «если» волнуют в последнюю очередь. А знаешь почему? Потому что я в тебя верю, Харитон. Знаю, что ты — гений. Не меньше, может даже больше, чем Сеченов. — Верю?! Черт возьми, Оля, не уподобляйся манере моего отца! — Захаров скривил лицо так, словно ему наступили на старую мозоль. — Он тоже верил. Молился даже и ничерта не делал! Из-за его бездействия умерла моя мать. У отца был шанс спасти ее, пусть маленький, но он им не воспользовался! Просто сидел рядом, бубнил молитвы и смотрел, как мама мучается и умирает! Повисла пауза. — Харитон, я не знала… Сочувствую. — Не надо. Отец стал главным моим разочарованием в жизни. Тогда я поклялся, что не дрогну никогда. Если будет хоть малюсенький шанс спасти пациента, я им воспользуюсь. — Ну так что же ты сейчас от своей клятвы отступаешь? Мы-то с тобой сделаем, что необходимо. Ты сделаешь. Вылечишь меня с помощью своего идеального полимера, — воодушевленно говорила Ольга, а потом тихо добавила: — А там можно и о детях подумать… — Вещество не изучено, это лишь идея. Я вообще не понимаю, что это такое. Что создал Дима? — Да хватит смотреть с оглядкой на Сеченова, умоляю! У тебя своя голова, свои идеи и планы, свои возможности. Ты и без него многое можешь. Путь Дима дальше со своими роботами возится. Очеловечивает, если так хочется. Но ему на многое не хватило бы смелости. Вспомни, если бы не ты и твой чудесный пинок, он бы стал делать операцию Павлову? Вряд ли. Дима — трус, но прикрывает это «человечностью», — Ольга подошла к мужу и обняла его за плечи. — Харитон, когда у тебя получится реализовать проект с идеальным полимером, это будет великий прорыв. Вообрази, скольких людей это спасет от тех болезней, которые раньше считались неизлечимыми! Харитон накрыл ладонь жены своей и слегка повернул голову. — Ты так неистово в меня веришь… Единственная. Любое безумство готова поддержать, не боишься… Нет, я все равно не буду вводить тебе экспериментальный препарат, не убедившись, что он безопасен, — продолжал упираться ученый. — Хорошо, — сдалась Ольга, отстраняясь. — Тогда у нас остается только два пути: первый — мы ничего не делаем, живем дальше, как ни в чем не бывало, но до тех пор, пока болезнь не сожрет меня изнутри. Второй — ты все-таки делаешь мне, ТОЛЬКО мне укол, — женщина жестко и настойчиво сделана акцент на слове, — и мы смотрим за результатом. Третьего не дано. — Это что, ультиматум? Ты согласишься на лечение только если будешь единственным добровольцем? — Расценивай как хочешь. И учти: если узнаю, что ты без моего ведома привлек кого-то постороннего, и он в результате эксперимента умер, я… Я не знаю, что с тобой сделаю. Пока не знаю, но потом придумаю и сделаю. Ты меня знаешь. Молчание. Только раздавался звук шагов и тяжелое дыхание, будто кто-то пытается подавить приступ ярости. — Ну, чего ты молчишь? — А что я должен сказать? Разве тебя, жена, переспоришь? У меня аргументы кончились, — пауза, звук быстрых шагов. — Я не могу тебя потерять, Оля… А если… если возьмем животное в качестве подопытного? — ХАРИТОН! Да что б тебя! Ты не возможен!.. — громкий кашель с хрипотцой и отдышкой.***
— Ты не удивлена? — спросил папа. — Почти нет. Кажется, именно к этому все и шло. Видимо, ты решил так уничтожить все и всех, кто когда-то тебя предал, — с особой горечью произнесла последнее слово. — Дмитрия Сергеевича, меня… Даже маму. Потому что она тебе изменила? — увернувшись от прикосновения отца, я встала на ноги, одернула платье и продолжила: — Я все видела. Дмитрий Сергеевич оставил послание. Мама забеременела, а он так радовался, будто… Полимер громко фыркнул. — Дима и тут вывернул все в свою пользу? Но я знаю всю эту историю целиком, Ира. И повторю еще раз: не смей. Сомневаться. В маме. Она была лучше всех. Только она меня во всем поддерживала. Если бы не ее смелость и готовность идти со мной до конца, вряд ли бы мой идеальный полимер получился таким. От заражения крови еще нигде в мире не нашли лекарства, но я не хотел сдаваться. И нашел его. На страх и риск делал Оле инъекции одну за другой. Болезнь отступила, главным признаком здоровья твоей матери стало то, что она забеременела тобой. Но кто же знал, что этот полимер будет продолжать мимикрировать и обратится в оболочку, чтобы защищать тебя, а не лечить Ольгу, согласно алгоритмам, что я в него вложил? Весь запас идеального полимера теперь в тебе. Поэтому ты можешь входить в Лимбо всех, кого коснешься, и выводить людей оттуда. — Ясно, — наконец вернулись силы, и я встала на ноги. — И что теперь? Ты перешел в наступление, поработил столько людей. Чтобы что? Устроить мне очередную проверку, как тогда, в лаборатории? — И ты ее прошла блестяще! — торжественно объявил папа. Выглядело все так, словно он только что объявил на какой-нибудь конференции о прорывном, революционном открытии. Я не двигалась, просто без эмоций смотрела на него. — По сути, ты такой же массив, как и я теперь. Понимаешь, что это значит? Можешь вообразить, на что ты способна? На что мы теперь будем способны? На все! И даже воскресать! Но… — папа будто бы прищурился, рассматривая меня, — твой разум… Почему ты до сих пор думаешь обо всех этих людях? Я чувствую, слышу их голоса в тебе. И тут же мою голову пронзила страшная боль. Ее будто стягивали обручем, пытались расколоть надвое и оторвать от шеи одновременно. Перед глазами заплясали цветные пятна. — Папа!.. Прошу, перестань!.. Я не хочу! — Тебе мало того, что люди вокруг тебя только и делают, что лгут, делают больно, используют? Хотят лишь… Как животные! — после этих слов папа сильнее сжал руки в кулаки, что отдалось во мне еще большим приступом боли. — Чем сильнее ты будешь сопротивляться, тем болезненней… Внезапно на наше место приземления грохнулась, другого слова не найти, изба Зинаиды Петровны. Из нее, как ошпаренный, вылетел Нечаев. Разъяренный, с пеной у рта, вооруженный до зубов и злой он с дикими воплями принялся расстреливать полимер, да так, что поднимались столбы пыли и лишние пули разлетались градом во все стороны. Папа только дергался, встречая очередную. Мой приступ прекратился. Не обращая больше внимания на папу и Сергея, я побрела прочь. «Пусть они развлекаются… Пусть и дальше сеют в мире насилие, боль и унижение. А я уеду. И больше не вернусь. Хватит! Я вообще не такой жизни хотела. Мечтала, чтобы было внимание, восхищение, признание моего таланта и слава! Чтобы мужчины смотрели, восхищались, делали комплименты, ухаживали, но не трогали. Я сама бы решила, кого удостоить такой чести! — заглянула через стекло в ближайшую машину такси, но водителя не было на месте. Пошла дальше. — Но ни разу не было такого, чтобы отношения заканчивались удачно. Стоит только мужчине увидеть мои шрамы и…» Размышления прервала жуткая картина на улице, на которую я вышла: все люди бесцельно бродили по дороге, бросив сумки, коляски, машины, детей… А малыши плакали, хватались за взрослых, пытались до них докричаться, но тщетно. Одна пара даже схватила девочку, как мешок, и кинула в сторону. Да так сильно, что малышка налетела на ограду с острыми наконечниками, повисла на них, проткнутая насквозь, и тотчас умерла. Пришлось срочно привести несколько людей в чувства, так как не было сил слушать плач детей. Бедные, в чем они виноваты-то? Родители тяжело в себя приходили, но стоило малышам их обнять, тотчас исцелялись, плакали, но крепко обнимались. Сердце заныло, как старая рана, которую потревожили, не дав до конца затянуться. «Чтобы не чувствовать ничего, я притворюсь статуей гипсовой…» — повторяла я, как заведенная, спрятав ладони подмышки, быстро проходя дальше по улице. И тут поняла: сбежать не получится! Люди в городе и роботы — все сейчас под контролем отца! А чтобы вывести всех из лимбо, потребуется огромное количество сил и времени. «Никуда ты не уйдешь, дочка. Больше я тебя не отпущу. Хватит упрямиться, возвращайся домой, и мы все будем вместе. Мир встанет на реальный путь развития. А иначе, люди будут умирать на твоих глазах самыми ужасными способами». И начался настоящий парад безумия. Люди накидывались друг друга, будто животные, кто-то подошел к разбитой витрине, оторвал кусок стекла и принялся его жевать, не обращая внимания на кровь, двое мужчин выбрались из машины, один с помощью шланга начал вытягивать бензин из бака, как газировку через трубочку, а второй облизывал шины, будто это был самый вкусный леденец. Чудовищно! Я быстро завернула в какую-то маленькую аллею, чтобы не видеть этого, упала на скамейку, закрыла лицо руками. Откуда-то сзади раздался скулеж. Оказалось, что это была большая черная собака. Тощая, беспородная и к тому же с щенками. Шесть штук. Завидев человека, собака оскалилась, правда всего на несколько секунд. Потом успокоилась, даже хвостом вильнула и принялась малышей облизывать. Видимо и тут полимер сработал. Вот почему те экспериментальные собаки, с которыми работал папа, тогда на меня не набросились. Сбили с ног, да, порычали секунду, а потом принялись вылизывать, будто я — их щенок. А папа даже не рассердился, просто выглядел напуганным. Интересно, а пока он был человеком, я тоже могла… сглаживать его агрессию с помощью полимера? Он это чувствовал? — Бедняжка, — малыши облепили пузо матери, тянули за соски, но из-за того, что мать сама давно ничего не ела, то и молоку неоткуда было взяться. — Голодная, да? — шерсть у собаки была жесткая, грязная. Малыши, все еще пища от голода, начали тыкаться в мои ноги. — Сейчас, принесу тебе покушать.***
В гастрономе была такая же неразбериха: товар на полу валялся, часть продуктов была раздавлена, холодильники выключены, потекли, роботы, в основном Рафики, пытались прибраться, но только сильнее разводили грязь на полу. Кое-как, но я нашла неиспорченное молоко, потом колбасу. Подошла к кассе, там женщина сидела неподвижно, вся бледная от ужаса. Она явно была в сознании. Но стоило мне поставить товар перед ней, завизжала нечеловеческим голосом, а потом стала кидать в меня все, что попадалось под руку. Истерика бедной женщины закончилась, когда в гастроном прибежал Нечаев и хлопнул ее по голове металлическим подносом. — Ты что наделал?! — взвизгнула я. — Она же просто испугалась меня. Ты… убил ее? — Нет, просто вырубил. Извини, рефлекс. Услышал визги, думал ты… — В спасителях не нуждаюсь. Идем, — оставила несколько рублей на кассе, взяла молоко с колбасой и направилась обратно в аллею. Майор — за мной. Безумие на улице уже прекратилось. Люди упали там же, где бесчинствовали. Стонали, корчились, хрипели, совершенно не понимая, что произошло. Мертвыми были только те, кто делал что-то несовместимое с жизнью. Роботы тоже начали оживать, с перебоями передвигаться, динамики голосов работали с перебоями. — Фух, ну наконец-то все в себя приходят, — выдохнул Сергей, оглядываясь. — Я же полимер этот долбанный так размазал, что от него лишь мокрое место осталось. Я покачала головой. — Нет, ты не убил его. Лишь сил лишил. Я знаю, я… слышу его. Но очень-очень тихо. Поэтому папа всех и отпустил, ему нужно восстановиться, а потом все начнется заново. По пути обратно в аллею, я заметила несколько Лаборантов. Сергей тут же за пистолет схватился, но я его остановила. Сейчас они были неагрессивны. — Лаборанты, — Вовчики выпрямились, готовые слушать команду, — запустить программу «Скорая помощь». Роботы постояли минуту, один как-то неуверенно дернулся. — Глючит их чё ли? Может ударить или постучать для верности? — предложил майор, погладив пальцами по железному кастету. Я закатила глаза, коснулась обоих Лаборантов за плечи и повторила команду. На этот раз Вовчики подчинились и почти бегом устремились в сторону дороги, чтобы помочь людям. А мы пошли дальше по аллее. Собака с невероятной жадностью жевала лакомство, а малыши, они все уже были с открытыми глазами, впервые пробовали молоко из чашки, которую мы нашли на дороге. Пришлось каждого тыкать в молоко, чтобы поняли, как пить. — Какие же они хорошие. Знаешь, глядя на них, что-то тоже захотел завести собаку, — к моему великому удивлению выдал Сергей. — Найда? Найда, ты чё ли? — мимо нас проходил мужчина, в котором я тут же узнала самого профессора Лебедева — руководителя Академии Последствий. Собака проглотила последний кусок колбасы и кинулась к мужчине, встала на задние лапы, виляя хвостом и облизывая ему руки. — Вот спасибо, молодые люди, что нашли мою потеряшку! Месяц назад сбежала, думал, с концами. А она вон как: и малышей родить успела. А мы, — Лебедев чуть нахмурился, рассматривая меня, — мы с вами не встречались раньше? — Возможно, профессор Лебедев, — ответила я, не зная, стоит ли называть себя, — но тогда я была маленькой, — и все же решилась: — Меня зовут Ирина. Ирина Захарова. Академик побледнел. — Ира? Но… как? Ты же… Ты… — Нет, профессор, я не погибла в том пожаре. Дмитрий Сергеевич спас. — Вон оно как… — руководитель Академии присел на скамейку. Найда, поглядывая на малышей, тем не менее не отошла от вновь обретенного хозяина. — Да, вы, Захаровы — живучие ребята. — Он посмотрел на Нечаева. — А, и вы, товарищ майор, здесь. Лично не знакомы, но часто видел вас рядом с Димой. Сочувствую, что все так вышло. — Удивительно, что научная когорта Предприятия ничего не сделала за прошедший месяц, — едко подметил Сергей. — Вы вообще видели, что творится тут? На «Челомее»? — Из Академии сбежали все экспериментальные группы с «Восходами» в головах, так что… — с горечью ответил на замечание Лебедев. — Профессор, вы можете нам помочь? — я села рядом с ним. — Как остановить массив? — Сожалею, Ира. Если бы у нас был образец того, чем стал сейчас массив… — Ира, а он сидит у тебя в волосах! — Нечаев аккуратно снял черную скользкую нить с моей головы и показал Лебедеву. — Этого хватит для изучения? Создатель «Радио будущего» спустил очки на кончик носа и внимательно осмотрел черный полимер. — Маловато, но лучше, чем ничего, — он достал из кармана пиджака цвета песка стеклянную колбу, куда Сергей и бросил образец. — Поедем на Предприятие, посмотрим, что да как. Заодно и потеряшку мою с семейством определим. Помогите мне их до машины донести. Каждый из нас взял по два щенка, Найда бегала вокруг нас, принюхиваясь и проверяя, чтобы ее детей несли аккуратно и безопасно. Погрузили всех в белый москвич, а потом я сказала Лебедеву: — Профессор, вы не будете против, если мы зайдем к вам чуть позже? Я вдруг вспомнила, что забыла кое-что дома. Тем более для изучения образца все равно нужно какое-то количество времени. — Как хотите. Найдете меня в Академии? — Конечно, — вставил Нечаев, последний раз погладив щенков, которых нес. — Я там был, знаю, где вход. Когда машина скрылась из виду, майор спросил меня: — А чего это ты вдруг решила не ехать сейчас? — Не доверяю я ему. Сейчас все члены когорты Сеченова могут оказаться потенциальными папиными сообщниками. — Имеешь ввиду, что у ученых сейчас активны их особые полномочия? Да, согласен. Как сам-то не вспомнил? Блин! — Надо быть осторожнее, особенно с теми, кому хочешь доверять, — выдержав паузу я остановись и серьезно посмотрела на Нечаева. — Тебе я верю, Сергей. Поэтому расскажу: Проект «Вечность» — это я. Вкратце описала ему всю ситуацию, а также предложила теорию, что отец, как только восстановится, снова попытается подчинить меня себе. Нечаев ничего не говорил, не перебивал, лишь хмурил брови и поглядывал на свое оружие. — Вот такая правда, майор… Выходит, это наше, семейное дело и тебе не обязательно вмешиваться. Я пойму, если ты не захочешь помогать и… Сергей неожиданно взял меня за руку и сжал. Осторожно, будто боясь сломать. По его глазам все стало понятно: он не уйдет, не оставит меня одну с этим разбираться. Не то что я. Хотела бежать, оставить его одного все тут решать, биться с врагом, которого в принципе победить невозможно. Эгоистка! — Ты это… Не бойся, я смогу тебя защитить. И спасибо, что доверила такую правду. — Тебе спасибо, Сергей. Обещаю, больше не убегу, не брошу. Если начали вместе, вместе и закончим. Напарники? — Напарники, — Нечаев явно хотел улыбнуться, но получилась скорее гримаса. Но мне стало легче, веселее. По всему телу прошла волна тепла. С кем, с кем, а с майором точно бояться было нечего. А манера речи… Ну, с ней можно примириться. Я в благодарность улыбнулась, потом сказала: — Вот если бы было устройство или способ, как отключиться от массива, но при этом имеет возможность видеть все, что в нем происходит… — Вот же я идиот! Сука, блять! — майор ни с того ни с сего начал бегать кругами, вцепившись себе в волосы. Да он чуть ли не выл от досады! — У меня же были они… В руках. А я!.. Кретин! Повелся, как мальчишка! — Сергей, ты о чем? — Бетта-коннекторы. Надев их, можно было пусть и не иметь в «Коллективе» никаких полномочий, никто бы вообще не знал, что ты есть, но при этом ты видел бы все, что происходит внутри «Коллектива». Они у меня были, но я… выкинул их в озеро Лазурь, рядом с Академией. Да уж, папаша твой — тот еще манипулятор, етить его за ногу! В другой ситуации я бы принялась орать на него за такую глупость, может даже ударила бы по башке пару раз. Но сейчас информация об этом устройстве стала хотя бы маленькой, но надеждой остановить отца или хотя бы вывести нас из его уравнения. — В озеро выкинул, говоришь? Ладно, найдем. Там же, на дне Лазури расположен комплекс «Нептун». Там можно будет найти какие-нибудь скафандры или может даже «Белугу» стащить. Более того, именно с «Нептуна» на все остальные комплексы поступает полимер. Вдруг узнаем что-то важное об этом веществе. Ты же в курсе, что его получают из китов? Их крови. — Не уверен, что это важно, но да. Не зря же, когда сквозь него плывешь, слышно, как эти зверюги поют. Красивые у них голоса. А вот насчет «Белуги»… Я не умею ей управлять. ХРАЗ бы помог, подсказал, как и что… Черт, дебильная привычка! Да даже если и разберусь, как мы объясним в Академии, зачем она нам нужна, если решили не доверять ученым? — Весомо, — пока мы говорили, уже дошли до моего родного двора. — Ладно, давай будем действовать по обстоятельствам. Может, я зря сомневаюсь, — я остановилась, посмотрела чуть вниз, вспоминая кое-что важное. — Давай зайдем в гастроном еще, поднимаемся ко мне домой, поедим и отправимся на Предприятие. Эх, я не была там семь лет… Как там должно быть все изменилось…