***
В «Павлове» нас никто не ждал и не встречал. Вообще, это место выглядело таким необитаемым. Раньше тут всюду сновали врачи, ученые, медсестры, лаборанты и медицинские роботы. А сейчас про этот комплекс словно все забыли. Но, несмотря на царящую вокруг пустоту, мне было приятно находится в этих стенах. Нигде не чувствовала себя так уверенно, как в комплексе «Павлов», и не только потому, что тут работал папа. — Как твоя рука? — спросила я Сергея. — Болит, но крови уже нет. И туман в голове рассеялся, благодаря твоим чудным рукам, — он хотел развязать повязку, но я покачала головой, пропустив комплимент мимо ушей. — Пусть пока будет. Давай найдем медикаменты, чтобы обработать рану, смыть кровь, а еще хирургическую иглу, нитки… — Ты чего, — перебил Нечаев, — зашивать меня собираешься? А умеешь? Вдруг возьмешь и пришьешь мне руку… к голове! — Которая у тебя вон там? — хихикнула я, указывая немного ниже спины. — Нет, сама не умею, но много раз видела, как папа это делал. Так что… — Не-не! — Не доверяешь? — Да. То есть нет… То есть… Короче, лучше найдем ремшкаф, там должна быть куча непрема. Быстрее поправлюсь. — Нифига не быстрее. Ближайшая «Элеонора» установлена, если тут ничего не поменялось, в комнате отдыха в столовой. То есть в двух секторах от нас. Ты не дойдешь, только снова из сил выбьешься. — Да я… — майор явно попытался доказать обратное, но тут же у него куда-то в сторону повело взгляд, как при головокружении. Но хоть вовремя успел ухватиться за стену. — Блять!.. Сильно-таки меня «Сипуха» зацепила. И чего делать? Нет, одну я тебя тут бродить не пущу. И не проси. — Да нас никто не увидит: ни папа, ни роботы, забыл что ли? — Все равно. Ну-ка, погоди… — П-3 вытянул руку с перчаткой перед собой и сделал ладонью какой-то жест, словно хотел что-то рассмотреть получше. — Воистину! Сканер работает! Щас тут непрем поищем. О, нашел! — отменив сканер, он вытянул руку во всю длину, и я увидела, как из перчатки показались жгутики с лампочками. Они и притянули заветную капсулу. — О! Благодать! — Повезло, что перчатка у тебя рабочая. Кстати, так и не спросила: а не в ней ли?.. — Сидел твой отец? Да. Такова была задумка Сеченова, — агент еще раз для верности активировал сканер, а потом попробовал притянуть какую-то железку. Та послушно повисла в воздухе — двигай, перемещай на здоровье. — Сканер работает, манипуляторы тоже, но все остальные способности — вряд ли. Но хоть это есть. После приема медикамента рука Сергея быстро пришла в норму, как и цвет лица. Но идея с ремшкафом осталась актуальной: патроны и модернизация оружия не повредили бы.***
Если бы не я, Сергей бы точно заблудился в комплексе. Никаких навигаторов не нужно было, ни указателей. Шли мы быстро, майор то и дело просил сбавить темп, чтобы хоть немного осмотреться. Мне же хватало одного взора по сторонам, чтобы убедиться: ничего особенно в комплексе не изменилось. Коридоры, двери в лаборатории, процедурные кабинеты, операционные, снова коридоры, лестницы… А еще куча брошенных капсул с телами погибших добровольцев, сгустки красного полимера, засохшая кровь. Всюду грязь, разруха, пыль. «Павлов» будто стал той самой заброшенной больницей из книг ужасов, которые я читала, живя в Китае. В таких больницах, согласно сюжету, могли водиться призраки или засели чудовища — результаты экспериментов неосторожных ученых, которые вышли из-под контроля и погубили своих создателей. — Тебе не страшно? — нарушил тишину П-3 — Нет. С чего? А ты чего, трусишь? — Вот еще! Просто тут стало еще более жутко, чем в прошлый раз. Но надеюсь, ни роботов, ни мутантов мы не встретим. — Ты про култышей чё ли? Или Плющей? Видала таких. Бе! Гадость! Но это не самое… удивительное, что выращивали в «Вавилове», а тут — наблюдали, изучали, вскрывали… А, еще скрещивали для выведения новых видов. Такой конструктор из животных получался, что!.. Майор остановился. — Ты так спокойно об этом говоришь… Я тоже остановилась. Мы оказались на лестнице, что разделяла этаж «Администрация комплекса» со столовой. — Я знаю «Павлов» как свои пять пальцев. С детства тут бегаю. Даже успела в нескольких папиных экспериментах поучаствовать. — Харитон разрешал тебе тут ходить? — у Сергея глаза стали как пять копеек. — Одной? И смотреть на то, как режут людей, проводят эксперименты на животных?! Он точно больной! — Да нет, все нормально. Наука заставляет идти на такое, вынуждает человека переступить через себя ради всеобщего блага. Как и медицина. Особенно тяжело приходится хирургам. Помню, Лариса как-то сказала, что страх сделать пациенту больно нужно научиться преодолевать. И лучший способ для этого — постоянно напоминать себе, что сейчас ты режешь, копошишься внутри организма для того, чтобы потом человеку стало лучше, чтобы он выздоровел, — преодолев последнюю ступеньку, мы оказались в коридоре, ведущем в столовую комплекса. Тут пахло гнилыми продуктами, всюду бегали крысы, тараканы. Когда-то светлые стены с аппетитными картинками и плакатами еды выцвели, где-то порвались. В некоторых местах бумага была покусана. Виднелись следы от пуль. После недолгой паузы я продолжила: — Ты не подумай, что я совсем бесчувственная, раз говорю об экспериментах так спокойно, нет. Когда впервые увидела, что полимер творит с живым существом, если не приживается, орала так, что, наверное, на все Предприятие было слышно. Удивительно, как папа не услышал. А впрочем, он всегда на работе был таким… увлеченным, что ничего и никого не видел вокруг, — и снова невольно вырвался тоскливый вздох. — Лариса вовремя меня тогда нашла, смогла успокоить и папе не рассказала об этом происшествии, хотя должна была. Умалчивание о таком инциденте грозило ей увольнением. Да и мне бы прилетело по первое число. Она взяла с меня слово, что я больше не буду ходить по этажам, где идут операции или эксперименты с полимерами. И я не ходила. Месяц боялась близко подходить даже к наземной части комплекса. Пока однажды… И я рассказала Сергею, как новенькие лаборанты не уследили за цыплятами, которых выводили в «Павлове» специально для одного эксперимента под кодовым названием «Из сказки». Папа буквально рвал на себе волосы, да, тогда они у него еще были, ведь из пятнадцати оплодотворенных яиц, которые плавали в полимерном бульоне, десять малышей смогли вылупиться. Это стало настоящим прорывом. Позже экспериментальных цыплят собирались превратить не больше не меньше в мини-избушки на курьих ножках или даже Василисков. Но лаборанты переборщили с температурой в инкубаторе, в результате чего уже вылупившиеся и окрепшие птенцы в их домике буквально сварились заживо. — Не известно, чего было больше в тот день в Лаборатории №6: ора, криков или все-таки слез. В качестве наказания папа заставил лаборантов, а это были девушки, кстати, только из института выпустились, скормить сваренных цыплят свинье. Это был еще один эксперимент. Хрюшка оказалась такая… — я поджала губы, подбирая слово, — агрессивная. И кидалась на всех, желая укусить. Академик Иван Алексеевич Павлов, который в тот день тоже присутствовал при проведении эксперимента, ведь наблюдение за всеми биологическими видами — одна из отраслей его деятельности, отметил, что свинья в принципе очень нервное животное. Оно любит постоянство и, если случается что-то необычное, страшно переживает и нервничает. — Так, давай-ка не нуди, Ира, мне этого и от твоего папаши хватало. Ближе к делу. — В общем, девушки никак не могли подойти к загону со свиньей. Мне стало их жалко, и кое-как, но упросила папу и Ивана Алексеевича разрешить мне самой покормить животное. Забрала коробку, зашла в лабораторию, папа — следом. И знаешь, в тот момент мне было не страшно. Совсем. Я спокойно брала мертвых цыплят в руки, отмечала про себя, какие они мягенькие, и кидала в загон одного за другим. Потом уселась перед оградой и внимательно наблюдала за тем, как свинка подбирала угощение и хрустела косточками. Даже в голову не пришло, что это может быть отвратительно или… Ну, ест одно животное других. Нормально. Закон природы. — Бр-р-р! Все, хватит об этом, — Нечаева даже передернуло. — Ученые — точно какие-то чокнутые люди! Чем больше о них узнаю, тем больше в этом убеждаюсь. Такую дичь творите и говорите об этом, словно это… не знаю, за хлебом сходить. Я на это ничего не ответила, лишь пожала плечами. В столовой действительно оказалась комната отдыха. Сергей как-то резко напрягся, постоял минуту и первый в нее шагнул. Я прошла буквально по его следам, гадая о причинах его волнения и сосредоточенности, но раз Сергей так себя ведет, значит, надо доверять. Элеонора стояла себе смирно, но как только в поле зрения ее ока с красным лучом попал майор, издала некое подобие визга радости, а потом заворковала: — Милый, ты вернулся! Как же я скучала! Когда эта мерзкая перчатка тут проходила, и тебя не было рядом… Я так… волновалась! — клянусь, будь она реальной женщиной, повисла бы у Сережи на шее и принялась бы лапать! Тут уже меня передернуло. Не удержалась, плюнула в пустоту. — А это что? — око ремшкафа заметило меня. — О, это мне? Подарочек! Милый!.. — и тут же Элеонора раскрыла свой корпус, откуда вылезло несколько железных манипуляторов. Они клацали кончиками, будто пасти змей, и поползли ко мне. П-3 тут же со всей силы наступил на один из тросов и рявкнул: — А ну убрала от нее свои похотливые щупальца! — Ах, как же я люблю, когда ты злишься! Конечно, это же был сюрприз, а я чуть не… Все-все, милый, давай все с начала! Я не смотрю! Давай же, брутальный мой, помести в меня этот полимер, и я сделаю тебе такое… такое… — Это не подарок и не тебе, дурында! Но ремшкаф уже не слушал. Железку буквально всю трясло от… возбуждения?! — Сережа, ты что?.. Ого, что ты с ней такое сделал, что ее так закоротило? — я еле сдерживала смех, хотя веселить в такой ситуации было мягко говоря странно. — Да это не я, а Петров, чтоб его!.. — Ага, более нелепой отговорки не слышала. Ну да ладно, не хочешь, не говори. Но теперь мне надо быть вдвойне бдительной. — Помести… в меня… этот полимер… — от каждого слова Элеонора дрожала все сильнее и сильнее, прямо как настоящий холодильник, который вот-вот выйдет из строя. — Милый!.. Да!.. Да! — Блять, почему она?.. — Сережа постучал по ремшкафу сначала сверху, потом по бокам, и расколбас прекратился. — Фух, вроде работает. Щас заберу непрем, может на патроны еще хватит, и пойдем дальше. — Она меня не воспринимает как человека, — цокнула я. — Видимо, это из-за большого количества полимера в моей крови. — Одна — бешенная железка, вторая из полимера. Да что ж мне так везет на вас, а? — Сергей! Нехорошо так называть свою жену. Видимо шутка вышла совсем плохая, раз в комнате отдыха воцарилось молчание. Я упала на диван и тупо уставилась в экран телевизора. Там как раз показывали серию из «Ну, погоди!», когда Волк с помощью флейты смог усыпить змею. Снова музыка… И то воспоминание в полимере… Мама подарила папе шкатулку с его любимой мелодией, да и сама очень любила слушать различные песни, особенно восточные. А вдруг?.. — Все, арсенал пополнен, аптечка тоже, — сообщил агент, убирая патроны и капсулы с неприемом в карманы снаряжения. — Можно выбираться из комплекса. — Мы не уходим, — заявила я, не отрываясь от происходящего на экране. — Я хочу спасти отца, Сережа. И профессор Лебедев уже подсказал способ. Идем, скорее!***
До заветной двери я буквально летела, петляя в поворотах и игнорируя вопросы П-3. Да, это должно помочь! Не зря же заветная мелодия звучала в моей голове. И Алексей Владимирович подсказывал решение! О, если это сработает… Если получится спасти папу… Не воскресить, это уже невозможно, но хотя бы успокоить, переубедить, уговорить помочь разобраться с этим назревающим конфликтом между нашей страной и США… Наконец-то мы оказались в нужном коридоре, только путь преградила целая гора сваленного хлама, состоящего из кусков стены, переломанных каталок и еще кучи всего. — Придется перелезать. Интересно, о чем думала Зинаида Петровна, когда сливала информацию? — Что? С чего вдруг такой вопрос? — нахмурился Сергей. — Ой! Я сказала это вслух? Дурацкая привычка, — хотела было наступить на плитку, чтобы начать перебираться через преграду, но мужская ладонь сжала мою. Я резко обернулась. — Ты чего? — Да я… это… помочь хотел. — Не до этого сейчас. Идем быстрее. Миновав завал, мы остановились у двери. Одинокой, неприметной. Если не знать, что она здесь есть, то можно и не заметить. Как и перед входом в родительскую квартиру, я почувствовала волнение вперемешку со страхом. И вот рука обняла ручку и повернула ее. Замок сработал. Мы вошли. — О, уютно, — отметил Нечаев, оглядываясь. — Если бы не пыль вокруг, то можно было бы подумать, что кабинет еще рабочий. Кстати, а чей он? — Папин. Тут есть то, что поможет нам, — не медля, я подошла к столу и принялась выдвигать все шкафчики. — Да где же она? Папа никогда не выносил шкатулку отсюда. Я точно помню, что она была… — в одном из ящичков что-то стукнуло. Я выдвинула его почти полностью и… — Ира, что ты там нашла? Ира? Ты плачешь? А я лишь нежно прижала к груди старенькую, облезлую деревянную лошадку. «Он таки сделал ее! Пообещал и сделал!» — Я так хотела на свой день рождения деревянную лошадку. Мечтала просто. А папа с детства умел мастерить всякие мелочи из дерева, это его мама, моя бабушка, Анна Павловна, заставляла учиться работать не только головой, но и руками. Я попросила, и он обещал, что придумает что-нибудь. — Только подарок до тебя не дошел, — Сергей попросил жестом показать лошадку поближе. — Неплохо сделана. Сто лет таких не видел. Но это же не то, что ты хотела найти? Вместо ответа я сунула игрушку к себе в сумку и продолжила поиски шкатулки дальше. Но ни в одном шкафу ее не оказалось. — Что ты ищешь, скажи! — Музыкальную шкатулку. Ту, которую мама подарила папе. Как сказал профессор Лебедев: массив — это зверь. А с каждым зверем важно знать, как его успокоить. — Хочешь устроить Харитону курс музотерапии? — Нет, тут все может быть гораздо… Тихо! Слышишь? В коридоре раздалось протяжное «мяу», и в кабинет отца сунулась большая белая кошка. Точно такая же, какая была в «Лимбо». — Муся? Мусек! Как ты тут оказалась? — я тут же подошла к кошке и погладила по голове. На приближение Сергея мурлыка превратилась в дугу, шерсть на загривке встала у нее дыбом. — Тише-тише, это друг. Все хорошо. Как ты отощала, пушистик мой… Совсем тебя тут не кормят. Извини, моя хорошая, — Муся ткнулась мордой мне в ладонь, с детства еще таким образом просила, чтобы ее угостили чем-то вкусным, — мне нечего тебе дать. Муся… ты дольше пробыла с папой, можешь знаешь, где сейчас его шкатулка? П-3 прыснул. — Чего? Ты спрашиваешь об этом у кошки? Серьезно? — Она очень умная. И все понимает. Да, Мусек? Кошка снова опустилась на все лапы и принялась царапать когтями ковер. Я прислушалась к звуку и поняла, что она драла ковер, в точности повторяя тональность звучания мелоди в шкатулке! — Да, Муся, это та самая мелодия. Умница. Но вот где сама шкатулка? Знаешь? Кошка закончила играть с ковром, принялась умываться. Я затылком чувствовала нетерпение П-3, но рукой подала знак подождать. Да, Муся действительно умная кошка, но все же ее понимание было примерно на уровне трехлетнего ребенка. Да и после экспериментов, которые папа над ней провел и ввел ее образ в мир «Лимбо» в качестве наблюдателя за всеми «спящими солдатами», ее восприятие мира явно подверглось изменению. Наконец, Муся закончила умываться, встала, вышла в коридор, снова посмотрела на нас, махнула хвостом и пошла прочь. — Кажется, она хочет, чтобы мы шли за ней. — Думаешь, это разумно? — Сергей поймал меня за локоть. — Ведь, где эта кошка ходит… — Значит и папа неподалеку. Знаю. На всякий случай держи оружие наготове. Кошла не торопилась, но настойчиво шла по направлению самый нижний уровень, где ученые работали с красным полимером. Это был один из тех подуровней в «Павлове», куда меня никогда не пускали. Но Муся звала нас именно туда. А если точнее, то к целому сектору, где стояли огромные железные ящики. — Не понимаю, что это такое? Сергей подошел ближе, присмотрелся и сказал: — Очевидно, какие-то сейфы. Может, тут документация хранилась или оборудование для работы с полимерами. О, глянь, — мужчина подозвал меня и указал на странную картинку, застрявшую в дверце одного из сейфов. — Что это? Картина? Зачем она тут? И как бы ее вытащить? Блин, нужен пароль от сейфа. Может, попробовать подобрать? — Ни в коем случае! — я перехватила руку Сергея. — Эти сейфы, я вспомнила, работают по принципу — «Правда или смерть». Нужно ввести правильный пароль, иначе тут все за считанные секунды взлетит на воздух. — Вот так блин! Незадачка. Придется подумать. Муся тем временем ловко запрыгнула на самый верх этих железных шкафов и принялась водить по металлу лапами и как-то не по-кошачьи рычать. Она будто бы натачивала когти, как воин меч перед боем. Но зачем? Закончив с этим делом, кошка снова спрыгнула вниз и принялась уже на полу что-то разрывать, искать неистово. — Ну-ка, — майор не рискнул трогать руками кошку, которая столько времени за ним наблюдала в его подсознании, поэтому аккуратно отодвинул ее сапогом и присел перед местом, которая она так усердно раскапывала. — Ира, смотри, тут еще картина. Действительно, на каменном полу, пусть уже сильно выцветшая и местами стертая под слоем пыли была спрятана самая настоящая картина. Корабль, поднимающийся на огромной волне, девушка на носу корабля, тянущая руки к золотой змее. — Узнаю. Это «Вальс змеи» Давида Черри. Но почему именно она? И что это может значить? Мы задумались. Хотя сделать это в помещении с красным полимером, мигающими лампами и капающей водой, звук которых очень напоминал хлюпающие шаги, было очень трудно. Я снова и снова ходила то к сейфу, то к картине на полу, пытаясь найти связь. — Ебучие пироги! — от возгласа Сергея я даже подпрыгнула. Муся так вообще, взвизгнула и отбежала в сторону. — Можно же просканировать местность, и тогда отпечатки на нужных кнопках должны проявиться. — Сережа, нет! Стой! Поздно, он уже активировал сканер, но тут же проворчал, что ящики не просвечиваются. Тишину лаборатории сначала разрушил щелчок, будто сработал таймер, все сейфы начали синхронно тикать, как механизм бомбы. — Твою мать, Нечаев! Спасибо, блять, щас тут все на воздух взлетит! Говорила же, что нельзя!.. — Про сканер разговора не было. Чё делать-то теперь? — Код… — последнее мое слово утонуло в вое сирены. — ЧЕРТ! ОНА ЖЕ НАС ВЫДАСТ! ПАПА УЗНАЕТ, ГДЕ МЫ!!! Но что толку теперь орать? «Картина на полу, и внутри сейфа, — рассуждала я. — Значит, пароль зашифрован на картине… Так, рисунок волн на корабле… Их одиннадцать. Пять рулеток, которые держат тросы и шесть колец, на которые крепится парус… Но в какой последовательности набирать?» — Сережа, как на корабле спускается парус, знаешь? Быстрее. — Ну, сначала за веревки матросы дергают, эти штуки, — он указал на рулетки, — регулируют длину веревок. Это помогает опустить или натянуть парус. А что? Не медля, я подошла к заветному сейфу и начала набирать: — Шесть, пять, одиннадцать… А, блин, еще одна цифра нужна! Или… — самым нижним рядом на панели цифр были еще латинские буквы. — Не цифра, а буква нужна. «Павлов» — это медицина, а ее символ… Змея… То есть «S», — и я нажала заветную букву. Тут же сирена прекратила орать, хотя от нее в ушах еще долго будет стоять гул, а дверь сейфа открылась. И какое счастье, что шкатулка действительно оказалась там. Все такая же, как новенькая. Только… — Странно, — я держала шкатулку аккуратно, словно она была стеклянной, — я помню, она была больше и тяжелее. — Так и ты выросла, — вставил майор, потирая в ушах, а потом тряхнув головой. — Фух, звон еще дня два стоять будет. — Чего? Не слышу тебя! — Очень смешно. Мы сели там, где было поменьше сырости и полимеров. Я крутила шкатулку во все стороны, даже открыла, чтобы та немного поиграла. Удивилась, что Сергей узнал мелодию. — Слышал ее один раз. Тогда мы с Хразом преследовали Петрова в театре. — А я там работать мечтала. Но не сложилось. — И хорошо. Видела бы ты, что этот сученыш Ласточкин там устроил! Бордель для элиты нашей, правительства. Я лишь горько усмехнулась. — Не без помощи Сеченова, уверена. А папа знал. Поэтому и не хотел, чтобы я… — пальцами случайно задела одну из расписных стенок, и она открылась. — Опа! Секретный ящичек! Письма… Мамин почерк. Она… — я быстро пробежалась глазами по одному из них. — Она писала папе обо всем, что происходило дома, пока его не было. Вот откуда он про все мои проказы знал… Сережа, представляешь? Сергей вдруг встал и отошел в сторону. Но от меня не укрылась гримаса боли, исказившая лицо мужчины. Оно и понятно, он сам только Сеченова и считал родней, но и она оказалась гнилой. — Сережа, прости, я не хотела… Мне очень жаль. Ну, хочешь, когда все исправим найдем твою настоящую семью. — Да не, не стоит. Не уверен, что вообще хочу что-то еще знать. А то окажется, что опять нужно будет делать все, что прикажут. Не хочу больше быть цепным псом. Ты права, Ира. Надо начинать жизнь с чистого листа и с новых воспоминаний и впечатлений. Ай! Черт! — он шмыгнул носом и еще дальше шагнул в темноту. И тут же на что-то налетел. — Ёпт!.. Нет, блять, только не колбы! Я отложила шкатулку и пошла за ним. В углу действительно валялось несколько целых колб с этикетками, изображающими полимер. Папа сам их придумал — они могли вытягивать из общей массы полимера какие-то части и хранить отдельно. При этом, снабжая выделенный компонент всеми необходимыми элементами и компонентами жизнеобеспечения. — Ира, кошка!.. Муся, снова возникшая из неоткуда, запрыгнула на стол, где я оставила шкатулку, но неудачно. Стол качнулся, и все, что на нем было, упало на пол. И если кошка не пострадала, то вот шкатулка… — Вот же блин! Чё, опять все надежды полетели в тартарары? — Нет, — в моей голове сложился план. — Шкатулка была лишь предлогом прийти сюда. Неким шифром. Лебедев видимо надеялся, что мы здесь найдем эти колбы. Ведь с их помощью можно из массива выудить ту часть, которая является памятью, характером, мыслями и эмоциями папы. Принцип работы колбы — как при операции, когда вырезают аппендикс. Он воспаляется, подает сигналы, врачи его находят, убирают, и человек живет дальше. Вот и мы папе устроим такую же операцию. То есть массиву. Осталось только подключиться к нему, войти в «Коллектив». — Как ты в этом… многообразии памяти собираешься искать одну единственную? Это же как иголка в стоге сена! — Не одну. Безопаснее будет из массива выудить еще и Сеченова. А то устроили тут… дерьмо всякое! У СССР скандал назревает с Америкой. Пусть помогают разгребать. — Ладно, допустим. Но, я повторяю свой вопрос: как мы их там найдем? — Массив нужно непросто успокоить, а устроить буквальную передозировку всем тем, от чего он столько лет бежал, ради чего и прыгнул в полимер — эмоциями. Устроим внутри такую эмоциональную перегрузку, что его закоротит посильнее «Элеоноры». Колбы нужно настроить так, чтобы они четко знали, что именно нужно найти в массиве, кого поймать. — А это не опасно? — Еще как опасно. Если мы пробудем… в этом неком подобии «Лимбо» слишком долго, полимер нас попросту сожрет, и даже кольца не помогут. — План херовый. Очень много «если» и «вдруг»… Все в лучших традициях наших с тобой похождений, — П-3 поднял еще одну колбу. — Ладно, давай сделаем это. Не получится, значит обретем то самое полимерное бессмертие в лучшем случае. Кто знает, может, это окажется не самая ужасная перспектива.***
Колбы мы настроили с помощью бетта-коннекторов, это должно помочь, пока будем в «Коллективе», следить за процессом поиска нужных сгустков полимерной памяти. С помощью же колец удалось обнаружить и примерное местонахождения массива. Он шел по заброшенной деревне близ «Павлова». Да, чтобы все сработало, нам придется подобраться к нему как можно ближе. Как же было приятно выбраться на свет после жуткой и мертвой лаборатории. — Солнце… Воздух… Жизнь… Странно, и почему перед страшными моментами начинаешь замечать такие вещи? Сергей вдохнул влажный воздух полной грудью. — Да… А еще было бы неплохо и красоту вокруг почаще замечать. Кстати, Ира… — мы остановились. Майор снова запустил руку в волосы, замялся чего-то. — Я хотел спросить… То есть предложить… Может ты… это… — Ой, Сережа, рожай быстрее! — я скрестила руки на груди и застучала по земле ногой. — Да… В общем, я хотел предложить: когда все закончится, может… сходим прогуляться, поедим эскимо, может покатаемся на машине, а? — Ты мне что, свидание назначаешь? — Ну, типо того. Ты согласна? — Я… Зачем тебе это? У тебя жена есть. Катя. — Жена… Которую я не помню. — Это не значит, что ее можно игнорировать. — Да я и не… Пока я был в «Лимбо», и она пришла ко мне… Мы много говорили. Не скрою, сам этого хотел. Катя рассказала все, что случилось с нами вплоть до Болгарии. Много всего я узнал о себе еще. — Но? — Но вот разговор закончился, и я ничего не почувствовал. Нет уже тех чувств, которые нас когда-то связывали. Слишком много воды утекло. Да и Катя быстро поняла, что я уже не тот человек, которого она полюбила и желала найти. Когда ты вывела меня из боевого режима, там в кабинете Сеченова, мы с ней уже попрощались. Она пожелала нам удачи и лично мне — новой, счастливой жизни, — П-3 взял меня за руки, хотел обнять, но передумал, почувствовав мое напряжение. — Вот я и хочу попробовать ее начать. Я стояла, смотрела в его голубые глаза и не знала, что говорить и как реагировать. С одной стороны надо прыгать от счастья, но вот с другой… Катя стала мне другом, пусть и недолго мы виделись, у меня даже в мыслях не было вставать между ней и Сергеем, ведь «Блесна» все еще его любила. — Ну что, ты согласна? Ира? — Сережа, давай позже… — Нет, скажи сейчас. Позже может и не наступить. Если помру, то хоть знать буду, что был шанс. Словно на что-то решившись, я приблизилась к майору почти вплотную, встала на цыпочки и оставила легкий поцелуй на его колючей щеке. — Хочешь знать, не умирай. А там, когда все закончится, будет видно. Идем, я, кажется, вижу папу.