Рыжий волчонок

Между ними за пару недель ничего не изменилось, словно и не было того досадного разговора, и только первые снежинки, пойманные ладонью Элиши, напомнили ребятам о том, что они когда-то собирались на каток. Правда, с ним определенно придется повременить — зима только началась, и найти открытый лед было той еще задачей. Впрочем, девочку это на самом деле мало волновало, ведь теперь большую часть времени ей приходилось проводить в фургоне Сисеро — на улице было прохладно, тоскливо и одиноко, потому что лошадей было решено окончательно отдать, и сделано это было с подачи Лайлы. Гривастая красавица в яблоко по кличке Марта покинула цирк, и на ее месте словно бы образовалась черная дыра, съевшая эмоции Элиши, съевшая саму Элишу и все, что было в ней. Осталась только звенящая пустота на месте разноцветных лент. — Это тебе за Шиву, — как-то прошипела полупьяная Валеска, завидев девочку, болтающуюся у бывшего конского фургона без дела, и та, впервые не сдержавшись, кинула танцовщице в лицо снегом с бочки. — Это Вам за Джерома. Конфликт их закончился ничем — подоспевший Оуэн практически силком оттащил привыкшую размахивать руками женщину от Элиши, не забыв попутно прикрикнуть и на нее, чтобы та не смела даже касаться его любимой, но получил смачный удар кулаком от самой Лайлы — танцовщица явно не желала уходить просто так. Но девочка не собиралась устраивать громких сцен, а потому двинулась прочь первой, на ходу поправив старый вязаный шарф, отданный ей Синтией еще в начале зимы. Он грел душу лучше любого костра, но все же не мог заменить Марту, занять ее место. В конце концов, это были вещи разительно разных величин. Зимой не было уже ставших привычными посиделок в центре лагеря, проводили только короткие завтраки-обеды-ужины, и те по возможности творились в фургонах. Директор обещал, что к концу турне деревянные повозки окончательно грянут в небытие, но Элишу это отчего-то совершенно не радовало, и она с удивительной нежностью гладила кончиками пальцев каждую трещинку стены, у которой спала. Тогда ей виделась матушка, наверняка смотрящая телевизор, и в голове все время всплывал вопрос: «Будет ли она рада увидеть меня снова?» Отвечать не хотелось, да и больно было понимать, что никто в Готэме не ждет ее. Никогда больше. С Джеромом же ей полюбилось играть в снежки. — Получай! — бросаться снегом было глупо и совсем уж по-детски, но носиться вокруг шатров, пока вокруг работают цирковые, было так весело, что дух захватывало! — Сама получай! — налетев на девочку и сбив ее с ног, довольный парнишка сыпнул ей в лицо все, что было под рукой, после чего ладошкой протер лоб Элиши, довольно воскликнув: — Вот видишь? Я всегда вы-и-гры-ва-ю! Они не были похожи на подростков в этот момент, скорее на играющих котят, особенно когда Элиша неловко дернулась, и Джером прокатился вместе с ней в сторону шатра, оказавшись внизу, пока подруга победно взирала на него, широко улыбаясь. — А так? — она потрепала рыжего по волосам, лохматя их. — Сейчас будет р-реванш! — и уже вновь Элиша оказалась под ним, неловко смеясь, пока парень держал ее за запястья, хищно глядя прямо в глаза. Им давали наиграться, насладиться обществом друг друга, и отчего-то совсем прекратили препятствовать этому чудному общению. Быть может, потому что Джером начал меняться, едва заметно, почти неуловимо, но теперь, кроме извечной насупленности и резкости, в нем засквозила моментная мягкость, пускай и направленная на одного человека. Он не был добрым, не был злым, скорее просто оставался собой, забавным волчонком, еще не выросшим, но уже крепким подростком, рьяно охранявшим свою единственную ценность — искренне верящую в него Элишу, что, обретя видимую защиту, теперь могла позволить себе немного искренности, простых, но столь важных слов. Беда пришла откуда не ждали — слабым кашлем, легким ознобом, погорячевшим лбом и румянцем на щеках. Не отличавшаяся крепким здоровьем девочка приболела еще, кажется, давно, но старалась не обращать на свое самочувствие никакого внимания, пока в какой-то момент попросту не смогла встать. Ее это не напугало, и даже немного обрадовало — Пола Сисеро тут же отселил в другую кибитку директор, несмотря на возмущения старика и его маленького помощника, отправившегося следом. Уж больно Нортон боялся, что слепой провидец вместе со своим «ручным мальчиком» заразятся, а тот не мог понять, с чего это его выгоняют из собственного дома, и их спор прогремел на всю округу очередным скандалом. Теперь по улице было не побегать, и побледневшая Элиша дневала и ночевала в кровати, слушая мерный клекот в своей груди и покашливая, не различая проходящего времени суток, пока цирк ехал вперед, подцепив свои фургончики и тележки прицепами к обычным машинам. Джерома к девочке старались не пускать, хотя он все равно умудрялся заглядывать, справляясь о самочувствии, а в новом городе ей и вовсе вызвали доктора, наконец сумевшего констатировать болезнь. Это оказалась пневмония, с которой путь был только один — в больницу. Это означало, что турне или движется дальше без нее, или всем придется задержаться минимум на месяц, чему никто, кажется, не был рад. Однако Нортон посчитал это неплохой возможностью наконец сменить дерево на металл, а потому была объявлена остановка, и красно-белый шатер раскрылся на окраине, кажется, закрывая своим куполом само солнце. Элиша дремала в одиночной палате, когда к ней наконец сумел пробиться через предостережения врачей Джером, опустившийся на край постели и легко поймавший ее за руку. — Ну как ты? — спросил он, чуть помотав ладошкой девочки из стороны в сторону, напряженный и потерянный. Глаза его были тусклы, и в их глубинах плескался страх. Неужели из-за нее? Или опять что-то произошло внутри фургончика Лайлы? — Выпишут скоро. Ну чего ты? — картинно скривилась Элиша, после закашлявшись и слабо погладив пальцы друга. — Мы еще на катке не были, — робкая идея засела в ее мозгу, и нестерпимо хотелось впервые в жизни встать на коньки. — Случилось что?.. — В первый же день пойдем, как только выйдешь, — его голос был тверд, но все же чуть дрожал, — а хочешь, я вообще весь каток куплю? И будем вдвоем, — проигнорировав последний вопрос, Джером коротко вздохнул, вдруг натянув на лицо улыбку. — …это тебе придется все свои рубашки продать, — посмеялась девочка, качнув головой, — не надо. А то летом замерзнешь. Вместе. Вдвоем. Рядом. Даже в болезненных снах Элиша больше не была одна, и в них вовсе не образ матери ходил с ней рука об руку, а — Джером. Словно привязанная к нему, она ждала встречи, а когда встреча наконец случилась — привычно улыбнулась, говоря выверенные фразы, ведь это все, что она сейчас могла для него сделать, чтобы парнишка не волновался и не боялся за нее. А он и правда волновался. Все это время. Элиша вдруг поняла это, глядя ему в глаза. — Лучше расскажи… как там остальные? — девочка зевнула, сонно зажмурившись, не отпуская руки своего друга. — Синтия?.. ты?.. — Старушка Синтия нашла себе лю-юбовничка, — напевом отозвался рыжий, вдруг поднявшись и вновь сев, но уже на корточки рядом с лицом Элиши, словно желая ее рассмотреть. — А я?.. ну… дай-ка подумать… наверное, тоже нашел, что думаешь? — Думаю, что рада за тебя, — приоткрыла девочка один глаз, скользнув взглядом по россыпи веснушек на щеках друга. — Да ну! А я уж думал, что будут интриги-скандалы-расследования! Шучу, — хмыкнул Джером, наклонив голову сначала влево, потом — вправо, улыбнувшись уже искренне: — Мать только бесится, а так — ни-че-го нового. Ни любовницы, ни новостей, — в голосе скользнуло лезвием сожаление. — Заведешь себе еще. — Ага, как отсюда выйдешь — так сразу. Двух, трех, вагон! И будем ходить с ними и тебя злить, — он ткнулся лбом в край кровати, тихо посмеявшись, — ясно? — Обещаю злиться и кидаться в тебя посудой, — хихикнула Элиша, почему-то чувствуя, что ее друг скорее табун лошадей заведет, чем действительно отправится искать себе по городу девушку. Почему-то ей казалось это забавным, и от этого хотелось краснеть. Ему, кажется, было шестнадцать лет. И этой весной должно было исполниться семнадцать. В апреле. О подарке девочка еще не думала, ведь у нее толком не было денег, но уже хотелось сделать что-нибудь особенное. Она и сама не поняла, почему вдруг подумала об этом, осторожно пригладив рыжие волосы кончиками пальцев. Время посещения закончилось даже уж слишком быстро зашедшей медсестрой, и тогда Джером лихо откланялся, невесть откуда вытянув целый пакет апельсинов, положив их на прикроватный столик, перед тем как уйти. Элиша даже не сомневалась в том, что поправится и вернется в цирк посвежевшей и сильной, а потому остаток больничного провела в спокойствии и без капли тревоги, пожевывая кислые кусочки и каждые день-два ожидая своего рыжего гостя, умудрявшегося то яблоки, то мандарины, то груши сыскать и — принести. Ее успела навестить еще Синтия, подарившая упаковку конфет. — Оказывается, эти фургоны на колесах такие теплые! Я думала, в них будет холодно, но все оказалось не так! — голос ее искрился и цвел, когда женщина рассказывала о новом доме. — Нортон, конечно, раскошелился, но это определенно того стоило! А еще, Ал и Оуэн подрались, ты знала? — Откуда мне знать? — вздернула брови Элиша, которая к тому моменту уже могла сидеть, покусывая яблоко. — Будто Джером ничего не рассказывает. Все же знают, что он к тебе ходит! — Синтия закатила глаза. — Почти как на работу. Поэтому поправляйся скорее, негоже кавалера заставлять ждать. Опять прозвучало громкое слово «кавалер», и девочка усмехнулась, отведя взгляд. Белизна больничной палаты уже порядком ей приелась, и тонкие трубы батарей, ледяная корочка на окне, кафельный пол совершенно не радовали своим видом. Всюду были светлые одежды, перчатки, тонкие ножки капельниц, и даже плакаты на стенах казались бесцветными и чужими. Элиша все время ощущала себя в середине снежной пурги, и когда ей наконец разрешили ее покинуть, сделав полный глоток уличного воздуха все еще чуть дрожащей грудью, она рассмеялась, опираясь о плечо Джерома. На каток пойти не удалось, ведь девочка сама еще не могла сделать и пары шагов, но они неплохо провели время в небольшом кафе, и девочка в кои-то веки пила вкусный, горячий чай, не отдающий горькими лекарствами. Над головами их горела желтым лампочка, деревянный столик казался уж слишком цветным, а красный пиджак рыжего, кажется, отражал всю его плохо скрываемую радость. Он даже где-то раздобыл галстук-бабочку, став похожим на настоящего джентльмена, и Элиша в старом свитере Синтии рядом с ним смотрелась блекло и невзрачно. — Говорят, здесь где-то звезда упала, — Джером ударил краем своего стакана о край стакана девочки, после залпом хлебнув половину. — Так вот, это я ее нашел. — Да ну?.. — Да точно тебе говорю! Сидит теперь здесь такая вся из себя красивая, только угольной слезинки не хватает, — он чиркнул ей пальцем по скуле, довольно прикрыв глаза, — и хоть сейчас — на сцену! — Только вместе с Великим Рудольфо, — подыграла ему Элиша, сделав маленький глоток. — Горячо. — А будет еще горячее! Хоть эти врачи-грачи и сказали, что тебе нельзя шибко по улицам таскаться, но я хочу тебе кое-что показать. Составишь мне компанию? — это был один из немногих вопросов, ответ на которые не требовался, и девочка легко кивнула, прикрыв глаза. — Тебе — всегда. Они стали болезненно близки еще с несколько недель назад, а теперь встреча после столь долгой разлуки словно сшила их в одно целое багровыми нитками, и Элиша вдруг явственно ощутила, что простое доверие ее переросло в абсолютное, отчаянное и цепкое чувство, доселе незнакомое. Джером никогда не акцентировал внимание на своем отношении к ней, привычный выражать свои эмоции делом, а потому точно понять, что было в его голове, девочка не могла. Но ей иногда казалось, что их чувства схожи, и мнения по поводу друг друга — тоже. — Ну что, пойдем? Нортон нас только под утро ждет. — А утром что будет? — Элиша нахмурилась, сделав еще несколько глотков. Было горячо и вкусно, после больничной пищи все что угодно могло показаться раем на земле. — Как что? Отъезд! Пора бы уже дальше двигаться, что думаешь? Там будет ку-у-уча всего, — Джером провел пальцем по воздуху, прочертив огромную дугу, — уж точно не соскучишься. Авось и меня наконец на сцену выпустят. — Рада за тебя. — А тебя, думаешь, нет? — рыжий за руку повел ее на улицу, накинув на голову девочки капюшон поверх шапки. — Кого мне надвое распиливать, а? Матушки всего на один раз хватит, — язвительно подметил он, хитро прищурившись, — а у тебя потенциала выше крыши! — И я буду носить один из тех забавных костюмов с перьями? — Именно, мой цыпленочек! — он щипнул ее за бледную щеку, теперь не несясь впереди, а позволяя себе вышагивать чинно, спокойно, почти благородно, прекрасно понимая, что едва дышащая на воздухе Элиша не может бежать. — …почему цыпленочек? — спросила она на очередном повороте, и вдруг замерла, глядя вперед широко распахнутыми глазами. В небо россыпью разноцветных звезд взвились огненные фейерверки, отражаясь в стеклах домов, на снегу, танцуя внутри расширившихся зрачков, перемешиваясь снопами ярких искр. Крупные снежинки сыпались из-под густых облаков, и метель закручивала их вихрями. Несколькими громкими взрывами салют разлетелся во все стороны, и тогда Джером воздел руки к небу, воскликнув: — Ка-абум! И рассмеялся, приобняв Элишу за плечи, с наслаждением смотря вместе с ней на тлеющий огненный «закат».