Рыжий волчонок

Нортон не ругал ее, он вообще не сказал ни слова, когда вечером Элиша выбралась из фургончика, кутаясь в серую куртку и оглядываясь, пытаясь выцепить из снежного бурана одну единственную фигуру, знакомую ей. Джерома не было, и от этого неприятно сжималось в груди сердце. Что с ним? Жив ли он? Цел ли?.. Девочка направилась к жилищу его и Лайлы, всем телом ощущая собственное напряжение, чувствуя себя натянутой струной, которой вот-вот суждено лопнуть. — Не стоит, — коснулась ее плеча темная ладонь. Это все же оказался директор, прекрасно понявший, к кому именно Элиша идет, — не сейчас. Лайла очень, очень зла, Лиша, я боюсь… ты сделаешь только хуже. — Тогда почему ничего не сделаете Вы? — приобернулась она, глядя на Нортона отчаянно, как на последнюю надежду. — Вы столько лет смотрите на это и не делаете ни-че-го. — Она — его мать, Лиша. Никто не будет вмешиваться в их жизнь. Ты еще молода, ты не понимаешь этого, сколько тебе лет? Тринадцать? Четырнадцать? Поверь, это не тот возраст, чтобы играть в героиню, — слова эти резанули девочку без ножа, и та коротко мотнула головой, несогласная с мужчиной. — Я не героиня, — сказала Элиша, коротко добавив после: — Я человек. Мимо Нортона, мимо ехидно улыбающейся Мартины в изящном полушубке, мимо безжизненных фургончиков. Девочка была готова свернуть горы, лишь бы убедиться, что с ее другом все в порядке. Он лежал в снегу, тяжело и часто дыша, словно битая собака, не издавая при этом ни звука. Растрепанный, бледный и явно отхвативший не только от матери, Джером не выглядел ни живым, ни мертвым, он был никаким, и это пугало больше всего. Элиша сорвалась с места, ринувшись к нему, и тут же рухнула рядом на колени, поймав его за дрожащую ладонь. — Кто из них это сделал?.. черт… вставай, нам надо уйти! Пожалуйста! — Не… трогай, — прошипел он, мотнув головой, сжимаясь раненым зверем. Стало ясно, что оттащить Джерома не выйдет, парень был слишком тяжел для только-только оправившейся девочки, но та все же коснулась его плеч. — Попробуй встать! Пожалуйста! — просьбы сыпались из ее рта отдельными, ничего не значащими словами, пока рыжий сплевывал кровь, вяло бегущую по губам, капающую на снег. — Эли, уйди, — буркнул он наконец, с трудом приподнявшись на локтях, едва не провалившись в сугроб еще глубже. — Прошу. Тебя. — Нет. Джером был упорен, но Элиша тоже была не из простых, а потому, подставив ему плечо, все же вырвала друга из снежной хватки, хромающим шагом двинувшись с ним прочь. Рыжий силился не опираться о нее, но ноги его дрожали, кровь текла по лицу, а руки ходили ходуном. Прикосновения к ребрам, даже случайные, и вовсе вызывали шипение. — …я отведу тебя к Синтии. — Ей все равно, — процедил Джером сквозь зубы, вдруг закатив глаза и едва не упав, но все же вовремя придя в себя, иначе оба они оказались бы лежащими на земле. — Зато мне не все равно. Она поможет… черт, — Элиша остановилась, услышав вдалеке уже прекрасно знакомые ей голоса. — Ну, ты скоро, а?.. пошли уже, — тянула Лайла, пока ее друг, а это был клоун, тот самый клоун, что уже единожды накричал на девочку, чистил руки в снегу, то и дело пьяно выругиваясь в воздух. Он все еще был в отвратительном гриме. — Я заманался учить твоего недоросля хорошим манерам, — рыкнул тот, отряхивая ладони. Элиша сглотнула, попятившись назад, и не нашла ничего лучше, чем усадить Джерома в снег, и сама опустившись рядом, надеясь, что их скроют колеса фургона и деревянные ящики. В конце концов, должно же было им повезти?.. — Все будет в порядке, слышишь? — девочка неловко глянула на друга, что судорожно выдохнул, коснувшись ее плеча. — Мы сейчас пойдем дальше. — …чего ты так обо мне печешься? — вдруг спросил он, и голубые глаза его в этот момент стали пронзительны, будто стрелы. Это и правда было все, что Джером хотел у нее спросить? Может, только на это у него действительно хватило сил? У рыжего волчонка, лишенного родительской любви и мечтающего уплыть с отцом на корабле покорять моря и океаны? — …потому что я хочу, чтобы у нас с тобой был свой фургончик, Джером, — без раздумий ответила Элиша, улыбнувшись ему мягко и искренне. Знакомые голоса сменились заунывной тишиной вначале, а после — вдруг судорожным, почти отчаянным криком Лайлы: — Где о-о-он?! Пятна крови на снегу говорили сами за себя, и потому ребятам вновь пришлось подняться, и заплетающиеся ноги рыжего теперь просто были обязаны донести его хоть до чего-то, иначе клоун быстро сократил бы весь их с Элишей жизненный путь до могилы. — Спасательница хр-ренова… — выцедил Джером, когда девочка наконец ударила кулаком по двери Синтии, и та тут же показалась в проеме, широко распахнув глаза. — Лиша… — Пожалуйста! — взмолилась Элиша, готовая, кажется, и сама упасть, чуть ли не затылком ощущая дыхание смерти. Женщина поняла. Пускай и не сразу, но спустя мгновение она протянула руки, помогая затащить Джерома в фургон, а после девочка принялась раскидывать в стороны окровавленный снег, чтобы замести следы. Она сомневалась, что за ними действительно кто-то пойдет, но если это случится… послышались чьи-то торопливые шаги, и Элиша тут же юркнула в дом на колесах, притворив за собой дверь, лишь смотря в маленькое окошко на уровне глаз. Это и правда был Оуэн. — Синтия, это твой двоюродный брат, пожалуйста, скажи ему… — Отойди! Спрячься, ну! Хорошо, что сестра ушла… — женщина тут же отпихнула ее в сторону, прильнув к «глазку», а девочка кинулась к Джерому, лежавшему на кровати. Он наконец отключился, и теперь хотя бы не испытывал пронизывающей все тело боли от ушибов и ссадин. Это было хорошо. — Синтия! — ударил несколько раз по двери тяжелый кулак, и Элиша испуганно вздрогнула, не найдя ничего лучше, чем замереть там же, где и была, опустившись на пол. Отступать было некуда, но противное чувство страха сжимало ее горло, впивалось крючьями в шею, не давая дышать. Наверное, сам по себе Оуэн не был плохим. Ей отчаянно хотелось в это верить. Наверное, здесь вообще не было плохих людей. Они просто никогда не встречали протянутой руки, готовой вытащить их из болота, а потому утонули в нем с концами, прекратив верить в то, что могут спастись. Элиша шмыгнула носом, не став слушать короткий разговор Синтии с двоюродным братом, вместо этого она только ткнулась щекой в одеяло близ головы Джерома и прикрыла глаза, отчаянно пытаясь заглянуть в собственное сердце. Почему оно билось так неровно и через раз? — …он поверил мне, — женщина опустилась на пол рядом с девочкой, коснувшись ее плеч, — но я знаю, что директор все видел. Он ничего мне не сказал, но он все видел, Лиша, он… — Он не скажет ему, — прошептала Элиша, улыбнувшись, пока в уголках ее глаз проступали слезы. — Он не скажет. Я знаю. Спасибо тебе. Она вдруг ринулась к Синтии, обняв ее, прижимаясь всем телом к этой доброй, отчаянно-доброй женщине в синем спальном костюме, оказавшейся первой из всех взрослых в этом цирке, кто действительно захотел ей помочь. Она единственная была рядом все это время, поддерживая девочку словом и делом. Даже директор не мог так. Даже Пол. — Спасибо, Синтия… — Ты всегда можешь ко мне обратиться, Лиша, ты всегда можешь ко мне обратиться… — всхлипнула та, погладив Элишу по спине. Вместе они накрыли Джерома одеялом, стянув с него верхнюю одежду, не имея более никакой возможности помочь. Звать врача из города было нельзя, а своего медицинского персонала в цирке не водилось, а потому пришлось довольствоваться тем, что имелось. У Синтии была маленькая аптечка, и им удалось еще обработать видимые ссадины и синяки, но лишь поверх. Потом они разогрели себе поесть и сидели друг напротив друга, будто закадычные подруги, попивая горячий чай. Элиша тоскливо молчала, водя кончиком ложки по дну стакана, совсем не находя себе места, когда щеки ее коснулась рука женщины. — Ты очень, очень добрая девочка, Лиша. Пожалуйста, не потеряй себя. — Я никогда себя не потеряю. Ночь не принесла им ничего, кроме бессонницы и попеременных проходок до дверей и обратно. Синтия отчаянно боялась, что Оуэн вернется, ведь тогда бы она и сама могла стать жертвой его кулаков, а Элиша просто не могла заснуть, видя, что друг ее в обмороке из-за нанесенных ему травм. У нее кружилась голова и противно ныло сердце, а все вокруг под утро начало казаться сборищем разноцветных картинок, но никак не реальным миром, но девочка держалась за свое сознание отчаянно, бродя взад-вперед. Помощница фокусника. Продавщица билетов. Следящая за лошадьми. Что бы сказала мама, увидев ее сейчас? Услышав, что Элиша повздорила с Жемчужиной Цирка, что бы она сказала ей? Ругалась бы? Плакала бы? Тоскливо зацепилась бы вдруг за руку тонкими пальцами, испуганно смотря в лицо? Цирк, окруженный городскими стенами с одной стороны и лесом с другой. Цирк, окруженный собственными актерами. Цирк, едущий в никуда. Это все относилось к одному цирку. Цирку Хейли. Но почему? Разве он отличался от других? Девочка, сидя в ногах Джерома, оперлась спиной о стену фургончика, глядя прямо перед собой на цветастые коврики, задремавшую на своей постели Синтию, тарелочки на стене. Это был дом, но дом картонный, соломенный, готовый вот-вот вспыхнуть, стоило только поднести к его основанию горящую спичку. — …эта сука мне ребро сломала… — приочнувшийся рыжий шепнул несколько слов в потолок, после вновь повторившись в бреду: — …мне ребро сломала эта сука… — Потерпи, Джером, потерпи, — Элиша погладила его по колену сквозь одеяло, тоскливо улегшись в ногах парня собакой, жмурясь, — все пройдет. Все пройдет. — Все пройдет… — буркнул он за ней следом, вновь провалившись в небытие. Цирк не двинулся с места на утро, не двинулся с места он и днем, и стоянка затянулась до самой ночи, хотя вещи были уже собраны — девочка внимательно следила в окно за всем, что творилось на улице, молясь, чтобы сестра Синтии задержалась хотя бы еще на несколько часов. Джером пришел в себя только к вечеру, сразу же попросив воды, и Элиша помогла ему придержать стакан, пока парнишка пил. Ему стало чуть лучше, и, как он заверил ее, ребро все же не было сломано, просто Оуэн «немного» перестарался, а потому синяк болел так, будто его нанесли не кулаком, а ломом. Эта новость порадовала девочку, хотя и не была особенно веселой. — Теперь мне нужно вернуться, — проговорил он, когда с раздачи ужина вернулась Синтия, неся в руках одну порцию. — Ты поешь, — женщина поставила перед ним на прикроватный столик, отщелкивающийся от стены, еще дышащую паром тарелку. — А потом иди. А Лиша останется здесь, — последние слова она произнесла с видимым нажимом, — иначе ты знаешь, что с ней будет. — Знаю. От пищи Джером отказываться не стал, пока Элиша, позевывая, наблюдала за улицей, готовая вот-вот отключиться от нехватки сна. — …что ты ей скажешь? Я же не смогу вытащить тебя во второй раз, — наконец, сказала она, украдкой приобернувшись, чтобы встретиться взглядом с другом, — и в первый-то едва смогла. Спасибо Синтии. — Спасибо, Синтия! Что бы я без тебя делал, старушка… — в голосе рыжего скользнуло ехидство, что было неудивительно — не будь здесь девочки, женщина и пальцем бы не шевельнула, чтобы ему помочь. — Если из-за тебя у Лиши будут неприятности, ты никогда больше не переступишь порог моего фургона, — наконец, сказала клоунесса, словно проводя меж ними черту мелом, — даже если будешь умирать там, в снегу. Ты понял меня, Джером. — Не вопрос. Утверждение. — Понял. — Спасибо, Синтия, — едва слышно сказала девочка, после спросив вновь: — Что ты скажешь Лайле, Джером? Как… объяснишь? — Получу по морде, вот и все объяснение, — скривил мину тот, наконец поднявшись и легонько обойдя ее, по пути стянув с крючка куртку и набросив на свои плечи. Его руки все еще дрожали, а на лице оставались следы крови, которую Синтия с Элишей побоялись вытирать, чтобы не разбудить его, когда он был без сознания. — Я не хочу, чтобы ты… — Это от нас не зависит, Эли. Все это — просто один отвратительный день, — Джером вдруг протянул ей ладонь, и девочка тут же коснулась ее кончиками пальцев, словно это было выученным рефлексом, — и когда-нибудь он закончится. Ты мне веришь? — Верю. — Тогда увидимся, когда доедем, — он улыбнулся, будто прощаясь, а после поклонился и вышел прочь, такой же, как и обычно, словно не было на нем всех тех синяков, словно не было ничего, и все было как раньше, и все было так, как нужно. Но Элиша знала, что это не так, а потому, тихо шмыгнув носом, опустилась на край постели, закрыв глаза. Только перед самым отъездом Синтия отвела ее к Полу.