Рыжий волчонок

Элише дали отгул на целых две недели, освободив ее от необходимости продавать билеты и таскать вместе со всеми ящики, полные разноцветных флажков. Вместо этого были положены отдых, приносимые Джеромом и Синтией завтраки-обеды-ужины и иногда заглядывающий справиться о здоровье циркачки директор. Рану раз за разом бинтовал рыжий, невесть откуда знавший, как это правильно делать, также именно он давал девочке какие-то лекарства из аптечки, но в основном просто посиживал рядом и читай ей вслух книги, словно маленькому ребенку, пока его не отыскивал кто-нибудь и не уводил на работу. То «Маленький Принц», то сборник сказок Джани Родари, то «Том Сойер». Элиша слушала его вполуха, пожевывая яблочные дольки, и иногда что-то задумчиво говоря. Это «что-то» не всегда напрямую относилось к тексту. — Лиша… пожалуйста, держись от него подальше! — взволнованно взмолилась Синтия на второй день «ножевой болезни» девочки, опустившись рядом с ней на край постели и покачав головой: — Если бы он не промахнулся… — Он промахнулся, Синтия, он просто промахнулся. Неужели ни разу акробаты не падали с трапеций? — резонно спросила тогда у нее та, смотря на нежно-фиалковое платье клоунессы с голубым бантиком на груди. — Тем более, Лайла отвлекла его. Если бы она пришла на несколько секунд позже — все было бы хорошо. — Но она пришла когда пришла. И ты пострадала! Лиша, ты не понимаешь, Джером — тот еще больной ублюдок! — понизила тон голоса женщина, почти взмолившись. — С самого детства все про него это знали, и я ведь говорила тебе об этом. А ты меня не слушала! — И все еще не слушаю. Откуда ты знаешь, какой он? Вы ведь никогда не общались. — …у него был брат. Младший. Близнец. — Синтия опасливо глянула в сторону входа в фургон, после вновь повернувшись к Элише. — И уже в девять лет он пытался его убить! Ты понимаешь? В девять лет. — Кто тебе об этом сказал? Откуда все об этом знают? — вопросы прозвучали выстрелами, и девочка прищурилась, обдумывая все сказанное подругой. Придушивающий птиц, издевающийся на животными и братом, агрессивный и замкнутый, психопат — таким описывала цирковая труппа Джерома за спиной, бросаясь иной раз и куда более грубыми словами. Корни всех этих сплетен определенно росли из детства парня, похоже, как раз из возраста девяти лет. Но кто их распространил тогда? — Его брат. Джеремайя. Он постоянно говорил об этом Лайле, он плакал, он так боялся за свою жизнь! — болезненная простота Синтии раскрыла горькую, неприятную местами правду. — И она была вынуждена оставить его в приюте, Лиша! Чтобы обезопасить от Джерома. — …почему тогда Джерома не отправили в приют? — Я не знаю. Это было странно, по-настоящему странно, оставлять в труппе возможного маньяка и садиста, но при этом здорового и зашуганного близнеца его отбрасывать подальше, отделяя от себя. И кого же из них Лайла любила больше, если поступила так? Любила ли она вообще хоть одного своего сына? Похоже, танцовщицу на самом деле нисколь не волновало то, как относились к Джерому остальные актеры, как и не касалось ее то, что его судьбой в цирке было беспросветное одиночество, ведь дурная слава шла впереди парня на три шага. — Я не могу верить тебе. Потому что ты говоришь не про себя, а о нем. И говоришь то, что не видела сама, то, чего я так и не углядела ни разу за эти месяцы. — Наконец, сказала Элиша, обдумав и взвесив каждое свое слово, сравнив его не с золотом, но со сталью. — Если ты думаешь, что случайный бросок ножа изменит мое мнение — нет. Не изменит. Я ведь знаю, что это была случайность. — А если это не было случайностью? Если Лайла только помешала… — Тогда я куплю ей букет цветов на все свои заработанные центы. Но она была бы только рада, убей меня Джером, ведь вспомни, она не сдвинулась с места. Она кричала про посуду, Синтия, но не сдвинулась с чертового места. В этот раз правда была за девочкой, и клоунесса коротко кивнула, соглашаясь с ней — тяжело было спорить с тем, свидетелем чего ты являлся, даже если очень хотелось. — Мне позвать его? — тогда спросила женщина, коснувшись плеча Элиши. — Если хочешь. Нет, она и правда не была злым или плохим человеком, просто такой же, как и все — управляемой словами, излишне доверчивой, лишенной части своего мнения. Это не делало ее хуже, но в то же время ограничивало, не позволяло видеть мир таким, каким он являлся на самом деле. — Он сам придет. Не надо. Наверное, Синтия, как и все вокруг, абсолютно уверовала в то, что меж ребятами вспыхнули чувства, и именно из-за них девочка теперь лезет грудью на амбразуру, готовая защищать «кавалера» ценой собственной жизни. Спорить смысла не было, тем более что цирковая стая была слаба на слухи и не чуралась даже самых извращенных сплетен. Каждый раз узнавать про себя что-то новое было сплошным удовольствием. Джером и правда пришел сам, как всегда — с наступлением вечера, принеся пару горячих бутербродов и термос с чаем. — Я хочу поесть на улице, — попросила Элиша, встретив его сидящей и немного сонной — делать в фургоне было решительно нечего, — мы можем? — Хм… а что нам мешает? Разве что чертово но-же-во-е? — недовольно мотнул головой рыжий, поставив все на прикроватный столик и сложив руки на груди, смерив ее хмурым взглядом. — Оно немного омрачает наш воистину великолепный досуг. — Хотя бы просто у входа посидеть. Я не прошу большего. — Просишь не просишь, а впрочем… только уж извини, к старику я не потащусь, иначе он меня там же и вздернет, — чуть подумав, все же согласился Джером, протянув Элише ладонь. — Ну давай. Сумеешь подняться? — Сумею, — она ухватилась за него, медленно встав на ноги. В боку все еще немного жгло, но это не казалось проблемой, однако рыжий вдруг подхватил ее под колени и плечи, вынудив обхватить его шею руками, чтобы не чувствовать себя повисшей в воздухе. — Эй! — Опередил, — фыркнул он, после развернувшись и ногой подопнув от себя дверь, легко спрыгнув на землю с пары ступенек и опустив Элишу на край ящика на котором уже была мягкая клетчатая ткань пледа Сисеро. Похоже, в фургончике ужинать изначально никто и не планировал. Свежий воздух словно молотом дал девочке, не выходившей на свет несколько дней, по лицу, и она довольно зажмурилась, пока Джером таскал из фургона все им принесенное, теперь по одному предмету — перегружаться не хотел, видимо. Спустя несколько минут они наконец смогли приступить к полноценному ужину. Рыжий пил чай, пока Элиша жевала бутерброды, лежащие в тарелке на ее коленях, иногда протягиваясь к нему, чтобы одолжить термос. Было горячо, но девочка все равно чувствовала изредка накатывающий на нее озноб, и он неприятно царапал ее грудь и легкие изнутри. — Нортон хорошенько подрезал моей матери жалование за месяц, а еще запретил ей шляться по шатрам во время репетиций, — вдруг сказал Джером довольно, гордо вскинув голову, — ей это так не понравилось, так не понравилось… чуть все тарелки головой не собрал. — Теперь еще и посуду новую покупать. — Ага. Ну, я ей куплю. Пластиковую, нахрен, — ругнулся парень, вытягивая из кармана зажигалку — нестерпимое желание покурить вновь одолело его, — тогда пусть швыряется хоть днями напролет. — Я бы на это посмотрела, — чуть улыбнулась Элиша, и друг ее тихо рассмеялся, качая головой — он был в чертовски хорошем настроении сегодня. Почему? — Как ты провел день? — Явно получше, чем ты, цыпленочек! — вновь прозвучало прозвище, которое словно приклеил Джером к ее лицу, и девочка недовольно нахохлилась. — Развлекся вот немного. — …только не говори… — Ага, — зловещая улыбка рыжего лишь подтвердила подозрения Элиши, что тут же коснулась ладонью своего лба, потерев его, пытаясь собраться с мыслями. — И у кого она? — У Ала. Вот оно как… прямого способа добраться до обидчика не нашлось, поэтому пришлось идти в обход. — А нехер клетку открытой оставлять. — Глянул исподлобья Джером, будто пытаясь напугать подругу, но после только сдавленно хихикнул, явно представляя себе лицо акробата, когда тот встретится в своем фургоне со змеей. Ведь у него, вот ирония, фобия змей. Раньше рыжий не был таким смелым в своих действиях, молчаливо принимая все удары судьбы, но теперь… теперь он и правда изменился, и это ощущалось не только на уровне интуиции. Все цирковые давно уже заметили в нем свернувшегося на дне питона с изумрудной чешуей, готового обнажить клыки и ринуться в бой. Элиша же все равно видела в нем волчонка-подростка, возмужавшего ради нее и из-за нее, готового на отчаянность лишь потому, что эмоции били через край. То, что девочка истово верила в своего друга, творило с ним чудеса. — Шива не пострадает? — спросила она, действительно взволнованная за великолепное создание, очаровавшее ее своими кольцами с первого взгляда. — Поверь, если он хоть чешуйку с нее снимет — моя мать из него чучело сделает. Живое, — заверил Джером, сделав еще глоток чаю, глубокомысленно дымя сигаретой, — и то, если останется чего. — Она любит Шиву? — О! Обожает. — Рыжий нервно дернул плечами, протянув Элише термос. — Не задавай глупых вопросов, лучше пей. Они еще немного посидели в тишине, уже больше не говоря друг с другом, пока бутерброды не закончились, и луна не выбралась из-под тени облаков, отражая солнце. Трава серебрилась, становясь похожей на полоски фольги, и все тревоги отступали, напуганные светом звезд. Вдалеке послышался панический крик. — …а вот и Ал, — прыснул Джером, подхватывая Элишу на руки, чтобы вместе с ней двинуться ближе к центру лагеря — посмотреть. Обвинить их в произошедшем сейчас не представлялось очевидной возможности, хотя девочка не сомневалась, что директор сразу поймет, откуда растут ноги у загадочного проникновения змеи в фургончик акробата. — Что за шум… — уже подтянулся какой-то худенький мужчина, бурча себе под нос ругательства. Точно понять, кем он был, не представлялось возможным — поименно выучить всех представителей Грейсонов и Лойдов у циркачки никак не получалось. Они все были похожи друг на друга, а без грима и вовсе смешивались в единое целое ровно до того момента, когда не начинали ссориться. — Ты чего орешь? — Мартина подперла рукой бок, выбравшись на воздух прямо в ночнушке, глядя на своего нерадивого родственника. — Позови Лайлу, живо! Пусть заберет ее оттуда! — Кого заберет? — вот и директор показался на горизонте, одетый в легкий свитер. — Что случилось, Ал? — Чертова змея заползла в мой фургон! — возмущение разве что не выплескивалось из акробата, рассерженного и напуганного — он стоял в паре метров от своего дома на колесах, обхватив плечи руками. — Шива, блять! Джером вновь хихикнул себе под нос, притаившись вместе с Элишей за одним из фургончиков, позволяя и ей, и себе насладиться этой картиной, этим «кино» живого действия. — Хорошо сказал! «Шива, блять»! Одухотворенно! — прыснул рыжий, поймав на себе взгляд Нортона и выдержав его так же легко, как и взгляд Грейсона, который, похоже, смекнул мгновенно, завидев парня, что тот неспроста столь хищно щерится. — Джером, сученыш… — Ал! Он и близко к твоему фургону не подходил, — директор цирка сложил руки на груди, — Джером все время был с Элишей, не забывай. Не забывай. Что именно? К чему это было сказано? Кажется, мужчина один из немногих вменял в вину и ухажеров Лайлы то, что случилось с девочкой, хотя это казалось той немного странным — прямой связи меж событиями не наблюдалось, да и сама она уже давно не злилась, если злилась когда-то вообще. — Шива! — теперь танцовщица возникла словно бы из воздуха рядом со своим любовником, пошатывающаяся и смурная. — Где она? — Лучше не спрашивай, Лайла! Лучше не спрашивай, — процедил сквозь зубы Ал, и женщина скользнула в его фургон, принявшись подзывать свою чешуйчатую подругу, наверняка свернувшуюся в несколько колец где-то под кроватью мужчины, тихим насвистыванием. — Давай-ка свалим, — Джером попятился, унося с собой Элишу, — а то опять отхватим. Прости, Эли, но побегать с тобой на руках у меня уж точно не выйдет! — он приостановился через несколько метров, покружившись вокруг своей оси, и девочка тут же зажмурилась. — Что, стр-рашно? — Немного. — Привыкай, — рыжий замер, тихо фыркнув и закопавшись носом в волосы на ее макушке, прикрыв глаза, — или нет. Я еще не решил. Сегодня он вновь позволил себе остаться в фургончике подруги на ночь, мотивировав это для заглянувшей на огонек Синтии тем, что нужно менять девочке бинты. Кажется, женщина тогда подумала о чем-то своем, смерив его уничижительным взглядом, но, к своей чести, не сказала ни слова. Джером и правда перевязал талию Элиши новым мотком бинтов, легко отмочив старые теплой водой, а после расселся рядом, оперевшись спиной о стенку фургона и прикрыв глаза, будто молчаливый страж. — …я уже скоро поправлюсь. И вновь буду жить у Пола, — девочка тихо вздохнула, лежа на постели и глядя на него снизу-вверх, — будем снова брать его плед и ходить к реке? Или в город. — Ну не начинай… будто на похоронах, — лениво приоткрывший один глаз рыжий ткнул ей пальцами в лоб, будто револьвером, — бах! Теперь лежи и молчи. Не хотел говорить, ведь это было все равно, что щупать цепочку, перебирая ее звенья, чтобы найти самое слабое из них. Признаться в том, что ему тоже хочется вернуть все как прежде, вновь прогуляться вместе и бегом, было равносильно прыжку со скалы. Быстро, но смертельно опасно для сжавшегося внутри его разума мальчишки, сидящего в домике из одеял. Наконец, Элиша засопела у Джерома под боком, в видениях ловя ладошками звезды, а после задремал и он сам.