Рыжий волчонок

Рана заживала хорошо, не создавая никаких проблем, а потому спустя пару дней цирк вновь двинулся с места, покидая насиженное гнездышко. Ехать Элише пришлось одной — Джерома за шкирку в фургон матери уволок Оуэн, а потому последующие несколько часов она провела за чтением оставленных ей книг и наблюдением за дорогой, тут и там мелькающими домами, золотящимися полями и редкими кустарниками. Водили все эти многочисленные дома на колесах или старшие представители Грейсонов и Лойдов, или специальные люди, которых девочка толком и не видела во время пребывания в городе, ведь цирковая жизнь не интересовала их от слова «совсем». Ее же потихоньку начинали увлекать репетиции, разговоры и разноцветные костюмы, и даже заглянуть в шатер во время тренировки акробатов вовсе не казалось зазорным, когда не нужно было продавать билеты, а рыжий друг был занят. Это тихое увлечение Элиши особо не привлекало внимания, что особенно ей нравилось. Сплетни не были в сфере ее интересов, как не были в ней и чужие слова, трапеция и маленькие автомобили клоунов. Но вот выводы про себя, наблюдения за грацией Мартины и тем, как Ал делает сальто с места, определенно радовали девочку, став одним из редких ее развлечений. Цирк словно находился на границе меж современностью и стариной, не понимая, в какую из сторон ему все же стоит упасть. Под утро фургоны притормозили близ очередного города, и был объявлен завтрак, идти на который не хотелось — тогда Элиша осталась в постели, спрятавшись под одеялом, словно боясь, что ее найдут. Когда она была совсем маленькой, и у них с матушкой наконец появилось собственное жилье, целая комната, ей очень нравилось строить домики из стульев и одеял. Они были тесными, душными, неудобными, но в то же время загадочными, будто шатры цыганских провидиц. Когда девочка забиралась внутрь подобного укрытия, она ощущала себя защищенной от целого мира, сокрытой от чужих глаз. Ей не хотелось выбираться наружу, и только печенье соседки Хелены заставляло это сделать. — Лиша? Ты спишь что-ли? — Синтия заглянула в фургон, вздернув тонкие брови, привычно улыбчивая и легкая. Она опустилась на край кровати девочки, потормошив ее одеяло. — Вставай! Я принесла тебе поесть. А то совсем уже потускнела. Заботливая, аккуратная и мягкая клоунесса поставила тарелку на столик, дождавшись, пока Элиша все же высунется, чтобы после поймать ее за руку. — Ну как ты? Я так за тебя волнуюсь! — Все хорошо, правда. Уже и не болит совсем, — сказала полуправду девочка, чуть протянувшись вперед и приобняв женщину, приветствуя ее, — думаю, смогу вернуться к репетициям раньше, чем этого хотел бы Нортон. — Ну уж нет. Будь добра расслабиться и получать удовольствие от пребывания в постели! — взвилась Синтия, сердито нахмурившись и мотнув головой, погладив собеседницу по спине. — Иначе я просто повешу снаружи замок, и тогда ты все равно останешься здесь. Ну пойми, нельзя в таком состоянии шататься по улице и снова бросаться ножами! Это опасно, Лиша. Опасно. Правда ли? Сколько раз она видела в подворотнях людей с открытыми пулевыми, которые просто шли вперед, и им словно бы было все равно на струящуюся по одежде кровь? Сколько раз к ним с матерью в комнату пряталась соседка, зажимая очередную рану? Это все не выглядело действительно опасным, скорее уж обыденным и сухим, как скрученный листок пергамента. — В каком состоянии, Синтия? Я же не умираю. Ты так о моем больничном не волновалась, как сейчас о простой травме. — Знаешь, там хотя бы были врачи! А здесь… я ни зги не смыслю в перевязках, а Джерому не доверяю. — Клоунесса вздохнула. — Но Нортону лучше знать, что и кому делать, поэтому я не спорю с ним. Директор цирка был непререкаемым авторитетом, пошатнуть который, кажется, под силу было только Лайле, обходившей его слова стороной так же легко, как и в танце с Шивой толпу. — А помнишь, как зимой Мартина упала с трапеции? Никто на это даже внимания не обратил, — подметила Элиша, неоднозначно качнув головой, пристально глянув подруге в глаза, — почему? Я же теперь одна из вас, это не должно так… волновать. — Ты одна из нас, Лиша, да, но… ты все же не родилась в цирке. Эти слова были линией, заградительным отрядом, полосатой ленточкой, которую нельзя было разрезать ножницами. Девочка здесь чужая. Все еже «приживалка», подброшенный ребенок, и это невозможно исправить временем. Она появилась в труппе уже не будучи младенцем, не имея ни малейшего представления ни об актерском, ни о сценическом мастерстве. У нее где-то далеко была мать. — На что это влияет, Синтия? — …прости, — клоунесса качнула головой, поймав девочку за щеки и коротко поцеловав вдруг в лоб, — прости. Я сказала не то, что хотела. Не то, что имела в виду! Просто… тебя все еще никто не знает. Ты же такая нелюдимая, Лиша! Еще и дура-Мартина смеется над тобой. Слов было не вернуть назад, но Элишу это вовсе не обижало. Она лишь протянулась к тарелке с сухими овсяными хлопьями, погладив клоунессу по плечу. — Да, я и правда нелюдимая. Но у меня есть ты и Джером. Пока вы рядом со мной — мне никто больше не нужен. Хруст разбавил затянувшуюся тишину, но вскоре его прервал короткий стук в дверь и голос рыжего, все же решившего заглянуть к своей подруге в гости: — Старушка, ты там скоро тусоваться закончишь? Нам с Эли поговорить нужно! — Я тебе не старушка! — фыркнула Синтия, сложив руки на груди, но все же направилась на выход, столкнувшись лоб в лоб с Джеромом. — Пока, Лиша! — она нарочито назвала девочку по имени, скрывшись на улице. Подобная грубость определенно разозлила бы кого угодно, но клоунесса не была из тех людей, что хотели ссориться по пустякам. — Это было… немного перебор, — Элиша усмехнулась, когда рыжий присел рядом с ней, выудив из рукава бумажный цветок и сунув ей в руку. — А это уже нет. Он был бодр и весел на вид, нацепив красные штаны с подтяжками и рубашку в полоску, Джером выглядел немного сюрреалистично, как и подобает циркачу, а несменная бабочка украшала его грудь символом дружбы и привязанности. — Я не хотел, чтобы она нам мешала. Ну что, ты готова сегодня выйти в свет? — В пижаме и перевязке? Вполне, — девочка не соврала, мало взволнованная своим внешним видом, она бы не постеснялась выбраться на прогулку и в одеяле, — но если меня увидит кто-то из труппы… боюсь, это станет моим последним выходом. — Скорее уж выползом, — ухмыльнулся рыжий. — Знаешь, в этом захолустье есть неплохой секонд. Я бы сходил туда. — У меня нет ни цента. — Зато у меня найдется немного, а то твои полторы одежды от Синтии это, конечно, здорово, но — маловато будет. — Джером отпил из ее кружки немного чаю, тихо фыркнув под нос — клоунесса всегда добавляла много сахара и лимона, превращая любой напиток в подобие пунша. — Ну и дрянь же. А еще я бы хотел себе раздобыть чего-нибудь. — Можешь взять из фургона Пола мое платье? — Элиша забрала у него напиток. — И это моя гадость. — Ты предлагаешь обчистить слепого старика? — прищурился рыжий, нахально наклонившись вперед и выхватив из ее ладоней чай обратно. — Да с превеликой радостью! — Эй, это же мне принесли, — девочка протянула руку, но Джером в одно мгновение оказался вне ее досягаемости, аж подпрыгнув на месте от переполнивших его эмоций, чтобы после привычно нахмуриться, прикрыв глаза. — Тебе принесли, а я забрал. Давай лучше я чай заварю? Ревность. Легкая, почти незаметная, но в то же время непритязательно острая, словно кончик стального пера. Иногда казалось, что Синтия раздражает рыжего одним своим видом, тем, сколь близка она к Элише. Он не делал ей ничего плохого, но в то же время становился чуть насмешливее и язвительнее, позволяя себе щепетильные вольности. — Хорошо, давай, — девочка хрустнула хлопьями вновь. Среди них проглядывали кусочки орехов и сушеных ягод, — только я успею умереть от жажды. Пару раз. — А это разве плохо? Скоро вернусь, — вместе с чашкой Джером скрылся на улице. Ждать его долго не пришлось, и как только тарелка опустела, рыжий оказался на пороге с платьем под мышкой и термосом в руках, опустившись напротив Элиши и все это ей отдав, подперев щеку кулаком. — Отвернись хотя бы, — попросила она, оглядывая робкий клетчатый узор. — Еще скажи глаза закрыть, — фыркнул парень, но все же исполнил ее просьбу, повернувшись спиной и закрыв глаза ладонями, начав считать вслух: — Десять, девять… Намек его был абсолютно непрозрачен, и девочка шустро нацепила свою родную одежду, которую не надевала с середины осени, едва успев поправить воротник, как Джером свалился назад, прямо ей на колени, сложив руки на груди. — Я все. — Ага, вижу, — он протянул руку, щелкнув девочку по кончику носа, после улыбнувшись и перекатившись в сторону, поднимаясь, — пошли тогда. Сейчас все сидят у костерка, поэтому мы проскочим без потерь. Элиша еще не могла бегать, а ходить пригибаясь и вовсе для нее не представлялось возможным, ведь бок тогда начинал ныть с новой силой, и вновь проявлялось неприятное жжение. Она шла следом за рыжим, стараясь не цокать каблуками ботинок для выступлений, единственных, какие у нее были, набросив поверх платья джинсовку. Они были похожи на какую-то странную парочку из телесериала, и в городе точно должны были привлечь внимание своим чудным внешним видом, но… в общем-то, это их не волновало. Прихваченный с собой чай девочка пила мелкими глотками, изредка останавливаясь на отдых, когда они шли по улице, ориентируясь на память Джерома. — А вот и он, — рыжий кивнул в сторону простенькой, нечитаемой от времени вывески, — когда я был маленьким, мать брала одежду для нас с братцем здесь. — Ты не говорил, что у тебя был брат. — Ох, будто ты не знала! — голос парня дрогнул, и он посмотрел на Элишу, после коснувшись ее плеча и чуть сжав его. — Сама же говорила, что тебе знаком каждый слух про меня в этом цирке. Так вот, среди них бывают и правдивые. Почему он решил сказать об этом только сейчас? И почему именно сейчас? Вдруг вспомнил? Или давно хотел упомянуть близнеца и просто не знал, как это можно сделать? На все эти вопросы явно были ответы, но знать их не хотелось. — И какие из них правдивы? — спросила девочка, вглядевшись ему в лицо. — А хрен его знает. У меня в сценарии не написано! — театрально улыбнулся Джером, а рука его сползла по плечу до локтя, а после к запястью Элиши, и он, придерживая ее, открыл дверь в секонд-хэнд. — Впер-ред! Аккуратные ряды вешалок, разноцветные одежды на них, на каждом воротнике — бирка. В такую рань посетителей еще не было, и можно было спокойно выбрать себе что-нибудь под хмурым взглядом продавца — пожилого мужчины, чем-то похожего на Пола Сисеро, только зрячего и совсем уж недружелюбного. Старые платья, рубашки, юбки и брюки. Ботинки, шляпы, перчатки, шарфы. Выбор был велик, но не настолько, чтобы растеряться. Элиша примерила пару платьев, уж больно ей нравилась их легкость и то, как они сидели на ее птичьей фигуре костлявого подростка, но радости возможные обновки не вызвали — они не подходили цирку, и девочка не хотела ощущать себя белой вороной. — Смотри, что отыскал, — Джером же, присмотревший себе пальто черного цвета, задумчиво одернул рукав, — на такую погодку в самый раз, что думаешь? — Вполне. — Ты похожа на тех старух, что скупают билеты для своих вертлявых внучков. — Рыжий хмыкнул, покачав на девочку головой, оценив теперь и ее наряд. — Это не пойдет. Давай лучше я тебя во что-нибудь обряжу, м? в конце концов, ты моя ассистентка. — Хорошо, Великий Рудольфо, — легко согласилась Элиша, сбросив на плечи друга муки выбора, — только не шерстяное. Он прислушался к ее пожеланию, отыскав забавную рубашку белого цвета с рукавами-фонариками, а еще штаны в полоску, которые смотрелись с ней воистину сюрреалистично, будто костюм для клоуна в выходной день. Дополнить образ подтяжками не составило труда, и девочка едва не рассмеялась, примерив все сразу, медленно крутясь перед зеркалом. — …мне нравится. — По твоему лицу и не скажешь, — нарочито нахмурился Джером, чтобы тут же фыркнуть в сторону, — берем, значит. В цирковой лагерь они вернулись уже днем, успев прогуляться еще по паре улиц и отыскать лавку, где рыжий смог прикупить курева, отсчитав пару купюр и широко улыбнувшись продавщице, которой не было до него никакого дела. — Ну вот и славненько, — присвистнув, рыжий остановился напротив фургончика Элиши, резонно посчитав, что на этом их «поход» окончен, и теперь можно не прятаться, ведь не стал бы Нортон ворчать из-за того, что девочка просто выбралась на улицу? Тем более что в ее руках стыл термос, а купленные вещи нес Джером, свернув в кучу под мышкой — планировал самолично погладить их и привести в порядок. Шатер уже потихоньку поднимал свои тканевые стенки, и актеры хлопотали повсюду, занимаясь своими обыденными делами. — Зайдешь на чай? — спросила Элиша, бросив косой взгляд на хмуро наблюдавшего за ребятами Ала, прокатившего мимо них какую-то бочку. — Верочком, быть может. Знаешь, у меня куча-куча-куча-куча дел, — заговорился рыжий, показав ладонью жест разговора, — ведь кому билеты придется весь день продавать? То-то же. — Я помогу, — предложила тогда девочка, — посижу с коробкой для сдачи. Мне осточертел уже фургончик, правда. Вид металлических стен и правда нагонял тоску, особенно когда все книги приходилось читать по второму разу, а из окон было видно одно и то же. Тогда могло показаться, что в такой обстановке легко поехать крышей от однообразия. — Хорошо! — Джером поклонился Элише и, подпрыгнув, развернулся в воздухе, направившись в сторону своего с Лайлой дома. Кажется, он был рад.