Рыжий волчонок

В отель ребята в этот вечер не вернулись, пускай и очень хотели — внутренности Эли перекручивало от ужаса, что за ними придут, а лёгкие — от вполне явного кашля, который проявился ближе к наступлению полуночи, когда девочка зашмыгала носом, а взгляд ее поплыл. Заболела. Как пить дать — заболела, мелко задрожав, но все же держась на ногах и стараясь ничем не выдавать это. — …и нахрен я тебя потащил, — Джером, конечно же все сразу понявший, мог винить только себя, но циркачка не давала ему делать этого, отрицательно мотая головой каждый раз, когда за последний получас об этом заходила речь. — Я сама захотела прогуляться. — И что? Эли, это пр-рекрасно, что ты в таком великолепном расположении духа, но во всем остальном ситуация по-га-на-я, — щелкнув ее кончиками пальцев по лбу, рыжий глянул через окошко книжного магазина на улицу, — ясно? Значит, нам придется заглянуть в цирк, потому что к приходу твоего папаши ты уже будешь при смерти, не иначе. О… это, конечно, восхитительно, милая моя, но я еще так молод, чтобы умирать! — Но отец сказал… — поежилась Эли, помня каждое слово, — …до конца недели нельзя в цирк. — Твой драгоценнейший родитель может говорить что угодно. А я буду делать что захочу, — отрезал Джером. Вскоре через пелену дождя стало возможным пройти — и тогда их путь продолжился. По лужам, по асфальту, по земле, по воде. В сторону уже потухшего шатра, около которого не было ни души. Сегодня в лагере стояла мертвая тишина — никто не высовывался из фургончиков, а потому стало возможным направиться сразу к Нортону, не прекращая держать в руке ажурный зонтик и прижимая к груди книгу. — Ну кто там… Эли? Я даже не сомневался. Заходите, — директор цирка Хейли отступил на шаг назад, пропуская ребят в свое жилище, похожее на самую обычную комнату на колесах. Уютный, маленький уголок, не столь переполненный атрибутикой, как кибитка Синтии, похожий на ту самую комнату отеля. — Я думал, что вы уже не вернётесь. Девочка закашлялась, когда Джером помог ей подняться, и присела на стул у самого входа, а парень замер рядом с подругой, притворив за собой дверь. Теперь все трое молчали. Нортон явно размышлял о чем-то, а циркачка могла только ожидать его решения, теребя тонкими пальцами край книжной обложки, словно пытаясь нащупать что-то ещё, кроме выколотых точек. — Кто-нибудь искал нас? — спросил наконец рыжий, нарочито наклонив голову вбок и прищурившись. — Какой-нибудь жуткий мужик… да даже если и женщина. Вы себе и представить не можете, где мы были — и это не было чертовым побегом! Это было бойней. Он словно говорил загадками, нарочно запутывая директора, чтобы тот растерялся, забыл о том, что произошло за последние дни, не смог сказать что-то «не то», «лишнее» и все в таком духе. Но это не помогло. В конце концов, не так прост было провести состоявшегося взрослого. — В цирк уже заглянул весь город, Джером, мы словно под прицелами охотничьих ружей, но вовсе не зрительских. Ведь наша жемчужина цирка — дочка мафиози, я думаю, вы оба уже в курсе это «маленькой» проблемы. И «это» — теперь не только ваша забота, но и моя тоже. Всех нас. Синтия пропала, Заккари пропал, вы пропали… я уже было подумал, что это побег или что-то в этом роде. Побег? — …Заккари хотел убить нас, Вы знаете это, но Вам все равно? — Эли сглотнула, тяжело выдохнув, собираясь с мыслями, стараясь игнорировать остальные темы. — Неужели мистер Пол Сисеро был прав? И на самом деле все бесполезно? Вы казались мне х-хорошим человеком, но Вам в действительности все равно, ведь так? Хорошим человеком. Звучало столь славно, но что это словосочетание обозначало в действительности? Великодушие? Или… хотя бы умение обратить внимание на разваливающийся мост под чужими ногами? — Мне вовсе не все равно, ты не права. Но это, как ты выразилась, «убийство» — одно из ваших личных дел, и видит Бог — я всегда делаю все возможное, чтобы предотвратить подобные вещи. — Такова была позиция директора цирка Хейли, единственной персоны, которая казалась девочке не безразличной к ней. — Если он убьет вас — мы разберемся по-семейному, но до тех пор я ничего не смогу сделать. Я ведь не полицейский, Ли… Эли, и я — не судья. Я — глава этого лагеря, голос нашей арены, но только до тех пор, пока умею слушать всех, а не только одну из сторон. Поэтому у меня не выйдет дать вам фургон, пока вы оба не станете взрослыми — я не ваш родитель. Я — ваш друг. — …он вернётся. Заккари. Я уверена. — Отрезала тогда циркачка, блеснув глазами. — И мы все вздрогнем. — Тебе нужно в больницу, у цирка ещё есть время на твой больничный — сходите в клинику утром. Или вы все же пришли ко мне не только за советом, но и за защитой? Если да, то от кого? — вдруг спросил Нортон, не дав девочке договорить и просто переведя тему. В яблочко. — От этого гребаного города, сэр, — выдавил из себя Джером, ни секунды не думая. — Эли вся на нервах из-за пропажи Синтии, мы здесь с ума сойдем! Вы что, не видите, что даже наш чёртов главный шатер сгорел именно в Готэме? Он не верил в знаки судьбы, но умело играл понятиями, не забывая строить страдальческое выражение лица. Тогда циркачка вдруг поняла, что ее друг жаждет уехать отсюда как можно скорее, потому что… его захлёстывает такое же, как и ее, страшное волнение. Он не боялся города. Но боялся, что до них дотянутся его костлявые руки. Может, пальцы этих рук станут Виктором, может — Марони. Или ещё тысячей других людей, которым все равно на человеческие правила и права. Какая разница, кто именно обидит тебя, если это в любом случае произойдет? — Разве Эли сама не хотела сюда вернуться? Да и… это единственное место, в котором она может остаться навсегда, если пожелает уйти, — говоря о девочке в третьем лице, директор обратился напрямую к Джерому. — Ты пытаешься удержать свою подругу? Тогда подумай о том, что будет лучше для нее. — Мне не нужно об этом думать, — пресек его рыжий, вдруг глянув прямо на Эли, синхронно с ним вскинувшую голову, чтобы посмотреть на парня в ответ. — Я умею спрашивать. — …мы приедем сюда через год, сэр. Так ведь? Когда Великий Рудольфо окончит свое представление. — Циркачка коротко шмыгнула носом, улыбнувшись: — И останемся здесь. Тогда — да. Но сейчас… — Я позволю сделать это в обход Лайлы, но тогда расскажи мне, что случилось с Синтией. Ты ведь сказала, что Заккари точно вернется. Но не упомянула свою подругу. — Мы не знаем. — Эли сказала за них обоих, за себя и Джерома, даже не задумавшись об этом. Получилось столь естественно, словно так и было нужно, и рыжий ухмыльнулся, переведя взгляд на Нортона. — Вот именно, сэр. Не забывайте — мы чёртовы дети. Нас некому защитить. И с нас нечего спросить. — Слова его стали последним гвоздём, вбитым в крышку гроба условно хороших взаимоотношений хотя бы с главой цирка. Стало ясно, кого тот теперь сможет голословно обвинить… и абсолютно ошибиться. Люди слишком склонны верить тому, что додумывают, игнорируя другие, очевидные факты. Люди слишком склонны верить тому, что кажется им правдой. — Эли, если ты покрываешь его — ты разделишь с ним вину, ты слышишь меня? — спросил Нортон едва слышно, абсолютно подтвердив догадку девочки. Стало тошно. — Если с Синтией что-то случилось по его вине — я об этом узнаю, уверяю вас обоих. И тогда… — Удачи. — Ощерился Джером хищно. Если играть — то до конца. Если тебя считают монстром — ты когда-нибудь превратишься в него. — Вы ошибаетесь, — коротко сказала Эли, закашлявшись и рывком поднявшись, опираясь о зонт, невольно повторяя манеру своего отца. — Мы уходим. Только дайте документы для больницы. К утру я их верну. — А что потом, скажи мне тогда? Потом вы оба вновь вернетесь по фургонам, будто ничего не случилось? Зная, что с Синтией произошло… что-то? — директор цирка выудил из ящика своего стола небольшую папку, сунув ее рыжему в руки. Страховка и прочие мелочи. Частично — поддельные, куда уж без этого, ведь у потеряшки-циркачки не было при себе даже паспорта. — Мы не знаем, что с ней произошло. Я вне себя от того, что не знаю, где она, но… — девочка запрокинула голову, на мгновение прикрыв глаза, чтобы никто не увидел их робкой красноты, — …я скучаю. Это было правдой. Пройтись до больницы оказалось делом нескольких десятков минут, благо что дождь приутих, и уже сидя в приемном покое, Эли почти дремала, коротко отвечая на вопросы худенькой женщины-доктора с русыми волосами, собранными в высокий хвост. — И зовут Вас?.. — Эли. Эли Л… Лойд, — на мгновение замявшись, девочка приоткрыла один глаз. — Пятнадцать лет. — Что болит? — Горло. Говорили они недолго, и вскоре циркачка получила на руки желанный рецепт, совсем не удивившись, что в коридоре ее уже ждал не только Джером, но и мокрый, словно озерная рыба, отец. Похоже, за время приема они неплохо так побеседовали — рыжий потирал свою шею, скалясь, пока Освальд прижимал ко лбу тыльную сторону ладони, кажется, готовый прибить парня к стене прямо здесь, даже не нуждаясь в гвоздях или молотке. — …я сказал сидеть в отеле. Это что, так сложно? — наконец, процедил сквозь зубы мужчина. — Я не могу сидеть на месте. — Эли сглотнула, поморщившись — гланды жгло. — Все в порядке. Мы… должны вернуться в цирк. У директора слишком много вопросов. Давай обсудим не здесь. — Мы обсудим! Даже не беспокойся. И не забудь захватить с собой дружка, уж он-то обсуждать умеет. — Голос Кобблпота стал еще звонче, он явно был зол, но даже сейчас пытался улыбаться, растягивая уголки своего рта. — Знаете, папаша, когда хватаете меня за горло — мне хочется ответить тем же! Или вы так пытались мне понравиться? — с прищуром фыркнул Джером, и Освальд на секунду затих, переваривая его слова. — Что?.. ах ты харя рыжая! И все это представление — на глазах посетителей больницы. Эли рассмеялась, поймав в воздухе зонтик отца и кивнув в сторону выхода своему другу. Уж лучше ссориться под дождем, будет явно меньше случайных жертв. Стоять под дождем с заложенным носом было забавно — все пахло мокрой землей, а еще постоянно хотелось чихать. Но дышалось легче. — Гейб вернет дядюшку Зака, не беспокойтесь. К утру будет как новенький, — Пингвин хмыкнул, бросив уничижительный взгляд на Джерома, — может еще и племянника подлечим заодно? Лечебный удар битой по лицу творит чудеса! — На себе проверили уже, да? Оно и видно! — щерящийся рыжий нырнул Эли за спину, легко улыбнувшись, показав кончик языка — ему явно нравилось выводить Освальда на эмоции, зная, что в присутствии девочки это безопасно. Все равно, что тыкать льва в морду через прутья клетки кончиком палки. — Эли, приструни уже свою собачку! Иначе это сделаю я. — Отрезал Кобблпот, блеснув глазами, и циркачка легонько коснулась волос друга не глядя, чуть потрепав их. — …нас подозревают. Они считают, что Синтию убил Джером. Поэтому мы и… вернулись. Папка с документами была убрана в пакет, который Эли держала в свободной руке, пока Джером помахивал над их головами зонтом, то покручивая его в ладони, то и вовсе подбрасывая — развлекался, значит. — Будете доказывать, что это не так? Ну-ну… не беспокойся, я уже уладил эту маленькую проблему. — Улыбнулся Пингвин, показав зубы. Уладил? Из его уст это звучало как-то особенно жутко, неестественно и театрально. Не хватало только траурного смокинга с галстуком-бабочкой и шляпы-цилиндра с моноклем для виду. — …как? — Ты еще не поняла? — прыснул рыжий, ткнувшись лбом в надплечье подруги, расхохотавшись, пару раз картинно ударив себя кулаком в живот, словно выбивая прочь остатки дыхания. — Дядюшка! — Точно. — Кивнул Освальд, прищурившись. — Ну хоть остатки мозгов Заккари из тебя не выбил, паршивец. — Не забывай, папаша, ты у меня в списке — втор-рой, — тут же вскинулся Джером, чиркнув себя ребром ладони по горлу. — Хватит. — Отрезала тогда Эли, коротко топнув по луже каблуком, склонив голову так, что тень упала на ее глаза, скрывая их. — Не при мне. Я устала слушать бесконечные разборки! — Тише, цыпленок… я больше не буду, — привычно-наигранно отозвался парень, приобняв ее одной рукой, и циркачка не то что поняла — почувствовала, как он смотрит на ее отца. Победно. Кобблпот еще не прошел тот путь, что проделал Джером. Он был еще слишком далек. Но в то же время… девочка не отрезала его от себя, вдруг протянув руку и спокойно коснувшись плеча мужчины, чтобы увидеть, как загорятся его глаза. На дне их плескалась смутная надежда. — …никто не будет. Я помню, что обещала, что вы будете ладить. — Сказала Эли спокойно, приобернувшись и запрокинув голову, чтобы глянуть на друга: — Это всех касается. Ясно? Правила. Границы. Рамки. Иногда, чтобы обрести свободу, нужно научиться лавировать. Иногда, чтобы спасти все, нужно пожертвовать малой частью. Или сделать вид, что ты жертвуешь ей, чтобы сохранить лицо. Все трое знали, как нужно играть. Но про правило хорошей шутки было известно только двоим из них. Впрочем, иногда можно было и не шутить.