Рыжий волчонок

Эли никогда не считала себя хорошей, да и плохой — тоже. Крепкая середина, неброский серый цвет — и не более того. Но вот другие люди в глазах ее всегда были… лучшими. Иногда — слишком прекрасными, чаще — далекими, словно звезды, для понимания, совсем редко — жуткими. Назвать кого-то по-настоящему злым у девочки обычно не поворачивался язык. Она не была согласна с Джеромом в том, что лишь они оба — люди исключительные, но разделяла его мнение о том, что мир полон слепцов. Только открывать чужие глаза ей не хотелось. Свои бы удержать за веки распахнутыми, чтобы не удариться лбом об стену, не видя, куда идти. Пол Сисеро проверил несколько ее «записей» как раз за несколько минут до того, как фургончики остановились для проведения первого выступления в новом антураже «фрик-шоу», поправив пару выколотых точек и покачав головой: — Ты не дожимаешь. Видишь? Такое не то что тебе, мне не прочитать. Шило должно продолжать твою руку, а не мешать ей. — Я еще учусь, — спокойно ответила Эли, услышав первые щелчки открывающихся дверей. Вскоре мир вновь должен был наполниться мириадами цирковых запахов, кислинками лимонадов и даже печеньем с шоколадной крошкой вкупе с жареными орехами в глазури. — Ты еще учишься, но к желанию должна добавиться прилежность. И следи за расстояниями, у тебя каждая «точка» на разной высоте, хотя под рукой есть трафарет. — Слепой Провидец тихо хмыкнул. — А то твоя «Алиса в Стране Чудес» никогда не выйдет в свет понятным текстом. — Хорошо, я буду стараться. «Я буду лучше». Девочка проследила за тем, как пожилой мужчина поднимается, направляясь в сторону своей постели, пока Макс сонно потягивается, смотря на нее широкими-широкими глазами. Кажется, он был рад ее видеть, хотя с чего бы? Наверное, этому молчаливому ребенку просто не хватало внимания. Эли неловко помахала ему рукой, двинувшись на выход, чтобы наконец вдохнуть полной грудью свежий воздух пыльной дороги, перемешанный с ароматом жухлой травы — местечко Нортон в этот раз выбрал так себе, какой-то невзрачный городок словно бы и без названия. На нем было решено «откатать» новую программу, и это не казалось девочке плохой идеей, ведь ранее новых артистов она не видела. Когда из дома на колесах неподалеку выбрались две девушки, одна — лицом, а вторая — спиной, циркачка, кажется, изменила свое мнение. Сросшиеся в области таза, хмурые то ли от плохого настроения, то ли от чего-то еще, они огляделись по сторонам, синхронно мотая головами. — Эли! — Джером, появившийся из ниоткуда, ухватил подругу за плечи тут же, чуть тряхнув: — Прием-прием! — А? — циркачка вздернула брови, смотря на чудных актрис, теперь взиравших только на нее. Да уж… первое знакомство определенно нельзя было назвать самым удачным. Под их хмурыми взглядами хотелось раствориться и исчезнуть. — Не стой, пошли уже. Нортон тебя зовет, — упрямо проговорил рыжий, и тогда Эли поняла, что он определенно блефует. — Иду. Вот оно что. Значит, теперь программой цирка Хейли будет то самое «фрик-шоу», о котором ранее упоминала Мартина. С карликами, «самым сильным у мире мужчиной» и прочими… жемчужинами человеческой эволюции. Остаётся только привыкнуть. — Испугалась? Бу! — нарочито покружил вокруг Джером, давая девочки немного передохнуть, когда они оказались подальше от фургончиков новых-старых артистов. — Они боятся тебя больше, чем ты их, цыпленок. — Я их не боюсь. Я… никогда их не видела. — Циркачка сглотнула, все ещё видя перед глазами двух худощавых красавиц, сросшихся в единое, похожее на извращённую лошадь, существо. — Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть. — Вот оно как… ну, никуда не денешься с подводной лодки-то. Остаётся только задержать дыхание и!.. пойти на дно. — Рыжий скользнул подруге за спину, закрыв ее глаза ладонями. — Как тебе план? — Мне нравится, — Эли коснулась его пальцев своими, пробежавшись подушечками по фалангам и костяшкам. Ставить шатры на этот раз помогать не пришлось, а вот резать с другом разноцветные флаеры и билеты — ещё как. Вооружившись ножницами и столом, спрятанным в «складе на колесах», ребята шустро наклепали всего, чего только можно, избежав недовольных взглядов — они работали, как и все здесь. Нортон показался на горизонте единожды, о чем-то переговариваясь с пожилым мужчиной в шляпе, что часто-часто кивал головой слишком маленькой для того, чтобы смотреть естественно. — Тебе не по себе, да? — Джером щёлкнул ножницами. — Это нормально, мне тоже было в первый раз… забавно за всем этим наблюдать. Тогда мамаша влепила мне оплеуху за то, что пялюсь. — Они не пугают меня. Правда не пугают. — Эли разложила разноцветные квадраты перед собой, прищурившись, чтобы проверить, ровные ли у них уголки. — Я привыкну. Не за день, не за два — но привыкну. В конце концов, мы все люди, мы все… такие разные, но такие одинаковые. Думаю, мы поладим. — Смотри, чтобы не вышло, как с Мартиной, — пожурил ее в шутку рыжий, протянув руку и потрепав впервые за долгое время неподвитые волосы подруги. — С ними я церемониться не буду. — Вы раньше выступали вместе. — Девочка прикрыла глаза, озвучив абсолютно верную догадку. — И ты, наверное, довольно близко с ними знаком. И… что скажешь? С высоты своего опыта. — Скажу, что они — кучка высокомерных уродцев, цыпленок. И даже не знаю, что из этих двух пунктов отражает их сущности больше. — Джером прищурился, поигрывая ножницами, а после взявшись за степлер, скрепляя билеты с листовками, чтобы смотрелось массивнее и красочнее. — Когда пытаешься относиться к ним как к обычным людям, они задирают нос. Им этого недостаточно. Ты понимаешь меня? На несколько мгновений задумавшись, попутно подрезая неудавшиеся плоды Готэмской типографии, циркачка все же кивнула, соглашаясь: — Понимаю. — Вот и славно. Они управились со своей задачей всего за пару часов, и за это время красочный шатер расцвел посреди золотящейся, еще не набравшейся цвета травы, и воздух наполнился привычными запахами сладостей, прогоняя едкие нотки бензина и мокрой грязи. Эли теперь стояла на входе в лагерь, похожий на шумную ярмарку, пока сиамские близняшки пели, стоя под кружевным зонтиком, который должен был защитить их от палящего солнца, а неподалеку от них лениво тягал гирю мужчина со вкрадчивой табличкой «Самый сильный человек в мире». Девочке дали новое платье в красную полоску и связку шариков, трепыхающихся на воздухе, будто пойманные за хвосты рыбы. Посетители приходили и уходили, засматриваясь на актеров и качая головой. Дети то распахивали глаза в страхе, то наоборот — в восхищении, любуясь грацией Мартины вперемешку с улыбкой заправилы «фрик-шоу», чей размер головы вызывал даже у циркачки неприятный осадок на душе, словно кто-то соскреб кожу когтями. Он собирал деньги в свою шляпу, важно расхаживая меж шатров и кибиток, пока Джером лениво курил, примостившись рядом с Эли, ни о чем с ней не говоря — совсем рядом приплясывала с Шивой на плечах Лайла, наконец обрядившаяся в свою блестящую чешуей одежду и гордо вскинувшая голову. Сегодня она не была пьяна, и в чертах лица ее узнавалась та самая красота, за которую грызлись Ал и Оуэн. Мисс Валеска действительно была роковой женщиной. — Когда уже все это кончится… — протянул ее сын, притушив сигарету себе о запястье. Он прихватил с собой из прицепа степлер и теперь покручивал его в руке, в какой-то момент и вовсе приложив к коже тыльной стороны ладони. — Как думаешь, это больно? — Я бы не стала проверять, — Эли зажмурилась, когда рыжий все же щелкнул сшивателем, — но ты уже. — Больно. — Равнодушно процедил он, наверняка прищурившись — девочка не смотрела, все еще любуясь на прохладную темноту собственных век. — Эли? Глянь. Пришлось все же открыть глаза, чтобы увидеть пару капель крови и серебристую скобку, словно впаянную в кожу. Пахло железом, а неясная аура из эмоций вокруг Джерома стала тягучей и плотной, словно воск. Он был серьезен. Может, даже излишне — и как раз этот момент циркачка не поняла, протянувшись вперед и взяв его за запястье, вынудив подойти к себе поближе, чтобы после приложить ладонью друга степлер уже к собственной руке, на мгновение стиснув зубы, чтобы решиться сказать: — Раздели со мной. — Я не хочу это с тобой делить. — Рыжий глянул по сторонам, но никому сейчас не было дела до них. Людям куда важнее были зрелища. — Это — точно нет. — Ты причинил себе боль. Я тоже хочу ее испытать. Щелчок. Парень словно нажал на спусковой крючок своих чувств, сухо глянув на то, как Эли болезненно стискивает зубы, но не роняет ни слова, вдруг вздергивая брови — силится понять, что должна испытать. Эта странная, странная, странная девочка с чудными манерами будоражила его сердце своей неоднозначностью. Сшиватель — меньшая из зол, которой можно было утолить ее любопытство. — И как? — …можно в к-крестики-нолики играть, — выдавила из себя циркачка улыбку, после ногтями подцепив змею скобки, зажмурившись — о том, как это доставать из кожи, она явно подумала только теперь. — Разогнуть нужно, не трогай, — положив степлер на край ящика, Джером опустился напротив подруги на корточки, сжав ее ладонь в своих двух — и резко вырвал едва успевшую запятнаться кровью железку. — Дурочка. Нежно, почти любовно, но в то же время остро. — Твою тоже нужно вынуть, — Эли все еще мелко дрожала, не до конца осознавая жгучую боль, а когда ее руку отпустили — тут же прижала губы к ранке, зажмурившись. Тягучий и стальной, запах словно объял ее и унес далеко-далеко. Туда, где никогда не встает солнце и не существует луны. — Выдерни. — Показал зубы рыжий. Ему тоже не пришлось просить дважды — девочка схватила его за запястье — и выцепила ногтями злосчастную скобку, и глазом не моргнув. Крови стало еще больше, и вдруг нестерпимый холод пронзил плечи циркачки, словно все это время она находилась посреди поля, обдуваемая со всех сторон северным ветром. Ей было страшно смотреть на плод трудов их мгновенных, плод гадкий и несуразный. Что это был за эксперимент? Что за помутнение рассудка? Почему вдруг оба они схватились за сшиватель, и нанесли эти ранения? Джером себе сам, а Эли — его руками своей руке? Это словно было проверкой. Немым вопросом. Утверждением. «Пойдешь со мной до конца?» «Пойду». — Никогда больше так не делай. — Парень погладил ее ладонь, после обернувшись и протянув одному из посетителей синий флаер. — Приходите на представление! Обещаю, будет весело, — зловещая улыбка его, кажется, только отпугнула мужчину, поспешившего направиться на выход. — Ты тоже. Помни о том, что если хочешь причинить себе боль — я тоже себе причиню. — Девочка проводила уходящего неудавшегося зрителя взглядом, тихо шмыгнув носом и буркнув опосля: — Лучше теперь сходи за зеленкой. Они обошлись перекисью водорода, щедро сбрызнув свои маленькие ранки, а после наклеив сверху пластыри. Джером нарисовал на липучке, украсившей кожу подруги, кончиком черной ручки маленькую злую ухмылку, а Эли на его пластыре в ответ — воздушный шарик. До вечера не было никаких происшествий, циркачке даже удалось недолго подремать в шатре, пока рыжий «подменял» ее, тасуя флаеры, словно карты, изредка диковинно подбрасывая их и в целом привлекая к себе внимание. Он был центром взглядов, но больше не нуждался в них — и был нарочито жесток, позволяя себе резкие улыбки и смешки. Девочка же наоборот старалась быть излишне милой, щепетильной и нежной, склоняясь в робких реверансах и не забывая поднимать уголки своего рта вверх. Она была похожа на куклу, даже не куклу — марионетку. Цирковая жизнь не добавила ей ни грамма, скорее даже наоборот немногочисленные болезни с концами обнажили ее тонкие кости, узловатые суставы и ползающие под кожей чудными узорами ветвей вены. Немудрено, что внимание какого-то мужлана привлекла именно Эли. И именно тогда, когда друг циркачки отошел, чтобы принести им воды. — А ты симпатичная. — склонившись над ней, вкрадчиво произнесло безликое тело, и девочка улыбнулась ему так же пусто, как и всегда, показав не зубы — режущие осколки стекла на дне своих глаз. — Спасибо. Она знала, что цирк защитит ее, если будет нужно, если посчитает это нужным. А еще знала, что рыжий вычудит что-нибудь еще раньше, чем кто-нибудь из артистов сообразит, что вообще происходит. Парню даже не понадобится спрашивать у подруги, что случилось, он почувствует это, словно пес — и совершенно слетит с катушек. — Что ты делаешь сегодня ночью? — спросил все еще стоящий над ней манекен, которого циркачка даже не могла представить человеком. Он был одет в футболку желтого цвета и джинсы, казался обычным, но в то же время уже вызвал у нее неприязнь жгучую, будто кислота. От него пахло сигаретным дымом без примесей и спиртовым парфюмом. Он был отвратителен в своем желании казаться мужчиной. — Ночью она спит дома, — послышался голос Джерома сбоку, когда девочка уже приоткрыла рот для ответа — и разговорчивый гражданин с размаху получил степлером по лицу, а в звуке удара Эли услышала отрывистый щелчок.