Рыжий волчонок

Только поздней ночью дверца фургончика наконец скрипнула, впуская внутрь не только прохладный ветер, но и самого директора цирка Хейли, окинувшего похожих на прижавшихся друг к другу кутят Джерома и Эли пронзительным взглядом темных глаз. Они провели остаток свободного времени совершенно без очевидной пользы, в объятиях друг друга и — молча, наблюдая за улицей и лицами сначала зрителей, а после уже простых посетителей территории лагеря, размышляя. — Ну что? Вы подумали над своим поведением? И… пришли в порядок, верно? — спросил Нортон вкрадчиво, но не стал дожидаться ответа, сказав: — Можете идти. Но в десять у нас отъезд. Успеете к этому времени? — Конечно, сэр! — озарилось лицо Джерома казалось бы злой, но в то же время искренней улыбкой. Директор все же пошел на попятную, да — неочевидно, да — слишком поздно, не избежав темной стороны монеты своего выбора, но в то же время смелости его хватило на то, чтобы смягчить ребятам даже толком не озвученное наказание. — Только учтите, никакого оружия и никаких проделок. Прогулка по городу — и не более того, ведь не дай бог случится хоть что-то — мне будет вас не защитить. Знаешь, Джером, во сколько обходится лечение по страховке, которую я оплатил? Лучше и не знать, — обратился мужчина к рыжему, взиравшему вновь исподлобья, да ещё и с кривой усмешкой. — Хорошо, сэр. — …а что скажет второй директор? — спросила девочка, наклонив голову влево, коснувшись руки друга, обнимавшей ее за шею, щекой. — Он не одобрит это решение. — Я думаю, что отчитываться перед вами я не буду. — Спокойно ответил ей Нортон, но все же немного пролил свет на ситуацию: — Как и перед ним. — А что насчёт Великого Рудольфо? — прозвучал главный вопрос этого вечера, способный, кажется, починить любую судьбу. — Появится ли он на сцене в ходе турне? — Если вы будете репетировать, а не устраивать драки — Великий Рудольфо вернётся. Условие было обозначено. Выполнение его легло на плечи ребят. Торговаться было бессмысленно, да и нужды в этом не было — решение руководства уже единожды смягчилось, дальнейшие послабления стали бы слабостью мистера Хейли, а потому он не мог их допустить. — Хорошо, сэр. — Джером кивнул, позволяя Эли наконец подняться, чтобы двинуться за ней следом, обойдя мужчину с почтительным кивком головы — его выражение эмоций было высшим проявлением издёвки вкупе с тоном голоса. Он стал злее. Агрессивнее. Открытее. Словно последние цепи самосохранения его треснули, освобождая буйный, запечатываемый годами в глубинах тела огонь. Это не было плохо. Это не было хорошо. Это просто… было. Как и все вокруг. Едкая данность, с которой придется мириться, ведь иначе — никак. Улица все ещё пахла сладкой ватой, но этот аромат больше не мог обмануть девочку, вернув ее в радостную сказку. Однорукий жонглер, печальный клоун-карлик, факир с перебитой спиной. Цирк больше не был похож сам на себя, он словно переродился в новом, чудовищном обличии, ранее незнакомом Эли. А вот Джером уже знал наизусть, что случается, когда объединяются две шоу-программы, ведь на его памяти это происходило не раз и не два. И каждый раз все заканчивалось неутешительно. — Эй! Нортон, какого черта? — показался неподалеку мужчина с головой не больше маленькой дыни, и циркачка сглотнула, невольно схватившись за руку друга получше. Словно вот-вот ее могли оторвать от него, выбросить, убить. — Я же ясно сказал — за срыв программы твои щенята ответят по-полной. — Они уже ответили передо мной, и если ты не заметил — мы все же выступили, потому что их… «выходка» привлекла столько зевак, что билеты кончились засветло. — Мистер Хейли все же показал зубы, уперев кулак себе в бок, и Джером плотоядно глянул на главу фрик-шоу, пройдя мимо него и толкнув плечом. — Пр-ростите, — он хмыкнул, глядя на мужчину в упор. — Их поведение действуют мне на нервы. Ты хочешь нарушить нашу давнюю традицию совместных выступлений, Нортон? Ты ведь помнишь договор? — стиснул зубы тот, вдруг ухватив Эли, идущую следом за другом, за предплечье. — Твои артисты тоже недовольны, если ты не заметил. Смотри, не потеряй директорское кресло из-за пары подкидышей. Презрение в голосе его было ужасно, но ещё хуже было то, что девочка понимала — он прав. Положение нынешнего руководителя становится все более шатким, начиная со смерти Синтии и заканчивая уходом Заккари, а теперь, когда произошла очередная стычка, привлекшая к труппе внимания полиции, ситуация только усложнилась. — Сэр, Вы уже знакомы с моим отцом? — вдруг спросила циркачка, пока Джером замер, все ещё смотря на ненавистного им фрика, словно хищник на добычу. Он сразу понял, к чему клонит подруга. — Он, видно, последний человек в этом мире, раз у него есть дочь вроде тебя. — Усмешка стала ей ответом, но она совсем не сбила Эли с намеченного пути, скорее даже наоборот — толкнула на этот путь окончательно и бесповоротно. — Почти. Знаете, хоть он и не может никак повлиять на Вас здесь, пока мы в отъезде — в одном из городов на нашем пути я все же с ним встречусь. — Отравить ожиданием иногда лучше, чем ударить в лицо. Брошенная вскользь или прямо угроза, стоящая на твердой почве — настоящее предзнаменование. — И вы познакомитесь поближе. — Ты что, напугать меня пытаешься? У вас с этим паршивцем, что, семейное — витать в мечтах о папашах-капитанах? Джером стиснул зубы, сжав свободную руку в кулак, и в воздухе повисло тяжёлое, практически каменное напряжение, что вот-вот должно было превратиться в разряд. — Вы что-то сказали о моем отце? О, я в предвкушении охре-енительной истории о Вашем, сэр! — вдруг рассмеялся он, нагло протянув руку и хлопнув фрика по плечу: — Ведь судя по Вашей роже, матушка Ваша согрешила с ослом, а то и с тыквой. — Рыжий сдернул руку мужчины с предплечья Эли, подтолкнув девочку перед собой: — Пошли. — Джером. — Нортон качнул головой, но парень даже не стал его слушать, жестом показав, что снимает шляпу. — Извинись перед мистером Симменсом. Сейчас. — Простите, сэр! — поклон с видимой издёвкой на лице окончился лишь пинком в живот, и девочка на мгновение зажмурилась, так и не отпустив руки друга, свалившегося в пыль на корточки во внезапном приступе глухого смеха. Его хохот сначала был сиплым и тихим, но спустя пару мгновений набрал силу, став судорожным и отрывистым, словно собачий лай. — Если ты ещё хоть раз… — начал было говорить фрик, но Джером вдруг поднял взгляд, вперив его в лицо мужчины, все ещё улыбаясь, но постепенно все его придуманное счастье развеялось, оставив после себя лишь оскал, — …скажешь что-то подобное… — В следующий раз я не скажу, сэр. «В следующий раз я просто тебя убью», — отчеканил он без единого слова одним только взглядом. Эли сглотнула, все еще сидя на земле рядом с ним — рефлекторно опустилась, когда парень свалился, и теперь они представляли собой сюрреалистичную картину, словно птица и собака держатся крылом и лапой. — Избивать моих актеров — это черезчур, — поймал занесенную руку второго директора Нортон, качнув головой: — Хватит. Джером, Эли, идите, у нас здесь свой разговор будет. Взрослый. Повторять не пришлось. Улицы встретили их абсолютным отсутствием жизни, простенькими шторами на окнах и огнями фонарей. Этот город пах бензином, сыростью и одиночеством, в нем не хотелось находиться, и девочка была рада, что вскоре им придется уехать. Рыжий тоже, кажется, был рад, сутулясь и потирая шею. Они купили по бутылке лимонада, после направившись за сигаретами в один из тех углов, где ошивались разные темные личности, предлагающие то самогон, то сомнительного вида порошки, то и вовсе краденое золото. — Держись ближе, — предостерёг Эли Джером, и та коротко кивнула, молчаливо следуя за ним, словно полуночный призрак, цепляясь тонкими пальцами за ладошку друга. Он курил редко, на нервах, пытаясь сбить дрожь рук, пытаясь забыться в древесных и прохладных ароматах, словно в дорогом парфюме. Парень не считал себя крутым, как подумали бы многие, и вовсе не пытался казаться взрослым, быть может если только немного… — Отец в море наверняка дымит каждый раз, когда выходит на палубу. Мать говорила, что он знатный курильщик, — вскользь бросил рыжий, перебирая в пальцах пару пачек — прихватил ещё и на будущее. Одну — мятную, вторую — ментоловую с привкусом древесной коры. Образ капитана корабля дальнего плавания не выходил у Джерома из головы и, кажется, не позволял ему утонуть окончательно, то и дело возникая перед глазами. Он не сравнивал себя с ним, не думал о нем, но Эли была уверена — ее друг страшно хотел бы увидеть этого мужчину, наверняка такого же огненноволосого, как и он сам. — Его зовут Свен. Свен Карлсен. — Зевнул парень, прищурившись и вскарабкавшись коротким рывком на площадку пожарной лестницы, чтобы после протянуть подруге обе руки — она даже не дотягивалась толком. — Может, если я наконец осяду в каком-нибудь городишке, напишу ему письмо. — И расскажешь обо всем? — циркачка подпрыгнула, схватив его за ладони, позволяя подтянуть себя вверх, пока какая-то кошка наблюдала за ними пронзительными золотыми глазами через окно. — Нет. Я… не хочу его грузить, в общем-то. Мать говорила, что он больно хороший человек, поэтому пускай думает, что и у меня все хорошо. — Рыжий продолжил восхождение по лестнице от площадки к площадке, а подруга направилась за ним, чувствуя, что под ногами все ходит ходуном. Смотреть на город с крыши было привычно, но видам из золотистой травы и невысоких домов мешал огромный шатер, небольшие аттракционы, впервые развернутые цирком Хейли, и точки-актеры, похоже, активно спорящие. Похоже, директора все же не смогли найти общий язык, но это мало волновало ребят — в конце концов, им дали немного времени, и тратить его на волнения было совершенно бессмысленно. Джером закурил, запрокинув голову, сухо дымя на луну, будто пытаясь заслонить ее стеной тумана, пока Эли болтала ногами, иногда ударяясь каблуками туфель о край кирпичной стены. Тогда глухой стук эхом разносился по улице. — Раньше я думала, что в цирке весело, и все люди в нем — семья. Но чем дольше я живу здесь, с тобой, тем больше… все это кажется иллюзией. Отвратительной, если честно, иллюзией. Как можно радовать людей, если изнутри все они прогнили? Разве дети не чувствуют ложь? — девочка наконец задалась одним из давно волновавших ее вопросов, глянув на друга искоса и аккуратно. — А разве ты ее чувствовала? Знаешь… иногда важно уметь сделать хорошее лицо при плохой игре. Они все мастаки в этом. — Ответил рыжий ей спокойно и размеренно, абсолютно правый, а потому — уверенный. — Мы же актеры. Забыла? — Рядом с тобой это не забыть. — То-то и оно… цыпленок, когда-нибудь любая сказка заканчивается, вот и наша… в общем-то, она и не начиналась. Хах, — кривая усмешка на лице парня была едкой и изящной, он дыхнул на циркачку дымом — и та закашлялась. — Смотри, не упади. — Не упаду, — пробормотала Эли, сделав несколько неглубоких вдохов, после мотнув головой: — Люди думают, что клоуны всегда веселые, а на самом деле все клоуны, которых я знала и знаю, кроме одной — пьяницы и… скандалисты. — А что, разве не бывает веселящихся пьяниц? Господи, мы словно из разных миров! Но мне это нравится. — Джером потрепал ее по светлым волосам, поднявшись опосля и за руку оттянув подругу от края, не забыв сбросить окурок вниз. — Пойдем? Впереди еще много веселья. — И что сегодня ты понимаешь под весельем? — девочка послушно двинулась за ним до двери, ведущей в глубины дома — им повезло, что выход на крышу был открыт. — Не забывай, мистер Хейли взял с нас слово. — О, не забуду, Эли! Как же о таком можно… забыть, — зловеще заключил парень, спускаясь вниз по лестнице, то и дело перепрыгивая через ступеньки, пока подруге приходилось чуть ли не бежать за ним. Он вновь был тороплив, спешен и привычно резок, ничто теперь не выдавало в нем ту самую едкую злость, агрессию и скрытую силу, кажется, способную горы свернуть, лишь бы вырваться наружу, явить всем свой ужасающий лик. И только синяки на шее его говорили о том, что теперь на душе рыжего цветет новый, перекрученный шрам. Любила ли его Лайла? Любила ли она хотя бы его брата? Все чувства ее, казалось, были направлены на оплакивание Джеремайи, оставленного где-то в Готэме на произвол зловещей судьбы. Но в то же время у него действительно был шанс стать счастливым человеком, шанс, выложенный костями из разрушенного будущего близнеца. Эли иногда хотелось увидеть брата Джерома, действительно хотелось, но лишь для того, чтобы узнать, заглянув в его глаза, правда ли этот человек — тот, за кого выдает себя, или же на душе его плещется нечто большее, чем вымученный страх? В конце концов, за все время, проведенное рядом с рыжим, девочка ни разу не поймала себя на мысли, что боится его, но в то же время прекрасно понимала, что безумие может скрываться годами… впрочем, действительно ли ее волновал этот вопрос? Счастье, которое дарило ей нахождение вблизи этого чудного парнишки, лениво пнувшего сейчас стеклянную бутылку, рассыпавшуюся на осколки от удара об стену, стоило куда большего, чем простой ответ из одного слова. Он был абсолютно здоров. Придавлен, измучен, шит-перешит и истерзан, но в то же время человечность его еще не погасла, и последние проблески ее под влиянием циркачки только крепли. Сегодня их веселье заключалось лишь в том, чтобы носиться друг за другом по улицам, стараясь не наталкиваться на редких прохожих, играя в салочки, изображающие то боевые действия, то какие-то абстрактные, даже не называемые ситуации. Эли вскарабкалась на крышку мусорного бака, рывком поднявшись на ноги и вжавшись в стену, когда Джером едва не ухватил ее за подол платья, лишь рассмеявшись. Ему ничего не стоило просто протянуть вперед руку, но куда интереснее теперь было ходить вокруг, ожидая, когда девочка ринется или влево, или вправо, или — вперед. Она прогадала — и в попытке сбежать угодила другу точно в объятия, и он рассмеялся ей в шею, а циркачка заулыбалась ему в ответ. Они были легки, словно ветер, и как бы ни была зла на них судьба всего с пару часов назад — сейчас это совершенно не волновало ребят. Теперь очередь водить оказалась за девочкой, и их бег перешел из темного проулка под свет фонарных огней. Рыжий на ходу запрыгнул на скамейку, пробежавшись по ней и мягко перелетев через ее спинку аккурат в куст, пока Эли остановилась отдышаться. — Ну ты! — Что я? — обернулся он с полуулыбкой, нарочито оперевшись ладонями о перемёт. — Не поддаюсь тебе? О, прости, цыпленок, сегодня я и правда на взводе! Девочка кинулась вперед, попытавшись ухватить его за запястье — и тогда парень подался назад, оставив ее ни с чем, уперевшейся коленями в скамейку. Аккуратно сев, перегнувшись через деревянную спинку, Эли вытянула вперед руки, пару раз для наглядности схватив воздух. — Сдаюсь. — Наконец, фыркнула она, сложив подбородок на свое предплечье, и тогда Джером шагнул к ней, тут же оказавшись схваченным за ткань рубашки на груди. — Я пошутила. Поймала! — робкая улыбка озарила лицо циркачки, и друг ее рассмеялся, покачав головой. — Ты меня сделала! — он перехватил ладошку девочки, переплетя их пальцы, и галантно поклонился, едва коснувшись их губами, словно самый настоящий джентльмен. — Но я в долгу не останусь. Сейчас досчитаю до трех — и беги, прячься, куда глаза глядят. Иначе… узнаешь. — Наигранная угроза его, однако, не сопроводилась тем, что рыжий отпустил руку Эли. — Будешь держать — игры не выйдет, — хмыкнула она, все же ощутив свободу и тут же подавшись назад, словно видение или туманное марево. — Один. Асфальт под ногами чуть ли не вспыхнул, когда циркачка развернулась на каблуках, легким цоканьем их двинувшись прочь, рассеянно смеясь — было весело, было жарко, и лунный свет словно подсказывал ей путь уже по парковой улочке. — Два. Вокруг никого не было, и Эли, оказавшись на достаточном расстоянии, чтобы слышать отголоски его фраз, опустилась около постамента на корточки, часто дыша, пытаясь успокоить часто-часто стучащее сердце. — Три. — Блеснуло где-то вдалеке. Девочка закрыла ладошками рот, сдерживая рвущийся наружу из легких смешок. Игра началась.