Рыжий волчонок

— Это — не шутки, Эли. — Рыкнул Джером подруге в лицо, на мгновение зажмурившись, кажется, он впервые был напуган настолько, что забыл про всякое актерство. Спустя десяток секунд молчаливой встречи взглядов парень отпустил щеки девочки и положил дрожащие ладони на ее надплечья. — Ты знаешь, что это за человек? О… вот я точно знаю, мы-то с ним давненько знакомы. — Усмешка вышла настолько давленая, что смотреть было больно. — Он предложил выпить кофе, только и всего. Ты так много рассказал мне о нем… — И ты решила проверить, да? Эли, твою ж мать! — выругался рыжий, едва сдержавшись от того, чтобы тряхнуть собеседницу. Та только вздрогнула, механически дернувшись, но тут же опомнилась. Если кто-то и был способен причинить ей вред в этом месте, то этим «кем-то» точно не был Джером. Она не сомневалась в нем ни на мгновение, но… в то же время десятки пережитых ситуаций оставили свои отпечатки на поведении девочки. — Твой папаша сейчас рыщет по городу, он даже в отеле был. Но только я, блять, оказался прав — ты бы приперлась сюда, потому что… черт возьми, ты что, волновалась? — сквозь поток сознания парня вдруг проглянуло болезненное понимание, почему Эли первым делом вернулась в цирк, а не отправилась дремать в их комнату, к Гертруде, куда угодно. — Скажи, что я ошибаюсь. Он не был зол. И не был в ярости. Чувства его… удивление? Непонимание? — Я волновалась за тебя. И поэтому… пришла сюда. Ты прав. — Девочка просто согласилась с ним, она была готова сказать «да» в ответ на каждое его слово, если бы это потребовалось. — Я была в больнице, кажется, они приняли меня за бездомную, даже не подумав о цирке. Просто бросили в коридоре и… я думаю, именно твой брат отправил меня в больницу так или иначе, он мог оставить меня на улице, но сделал то, что сделал — а значит, не хотел, чтобы со мной что-то случилось. — Или он просто втирается тебе в доверие. У меня с этим упырем разговор был бы короток, — отрезал рыжий, вновь притянув к себе подругу и крепко обняв ее. — Эли! Цыпленок! Ты… — Эли! — послышался вдруг голос запыхавшегося Освальда, показавшегося в воротах. — Ты! Да я за тобой в эту больницу… Иногда Пингвин с Джеромом бывали похожи. Понимали ли они это?.. кажется, нет. Лишь когда точки волнений их сходились на Эли, а маски сползали, парень и мужчина действительно встречались лицом к лицу, обмениваясь взглядами отрывистыми, а словами только нужными. — У нее был трудный день. Что-то вроде того, что сначала она слишком волновалась за Вас, а потом доверилась одному рыжему ублюдку — и это даже был не я! — обозленно буркнул рыжий, не отпуская девочку не на мгновение, а та только смотрела на отца теперь широкими глазами, кажется, дыша через раз. Вот он… тот человек, которого она, кажется, не видела тысячу лет. Он и правда вернулся. — Ты жив. — Да, Эли, я жив! И давай договоримся — если ты думаешь, что со мной что-то случилось, ограничь себя одним рыжим ублюдком, который сейчас стоит перед тобой! — нелепая шутка Освальда стала катализатором робкой улыбки на губах циркачки, когда тот двинулся к ним, коснувшись затем ладонью ее макушки и потрепав. — А теперь скажи, кто посмел обидеть тебя — и я сверну ему шею. Собственными руками! — Ох, сэр, Вам эта история не понравится, уверяю! — показал Джером зубы, вновь становясь самим собой — в глазах его опасность уже миновала, и теперь можно было добавить легкую нотку клоунады. — Я расскажу, но не здесь. Не в цирке. Давайте… пойдем домой? — под «домом» Эли имела в виду отель, опустевший на целые сутки, и Пингвин понял ее, коротко кивнув в сторону выхода. — Самое грамотное решение. Никогда нельзя обсуждать важные вещи в стане врага, ведь здесь повсюду глаза и уши. До небольшой комнаты они добрались всего через получас, прогулявшись втроем по рассветающему Готэму в совсем не гнетущем молчании. Девочку вел за руку ее друг, чуть поглаживая холодные пальцы ее — чувствительность после перелома все еще немного страдала, но циркачка, кажется, и вовсе не замечала этого. Сегодня город пах для нее только кофе с соленой карамелью и тонкими нотками парфюма Джеремайи, явно отдававшего предпочтение классике. Он настолько пытался быть нормальным, что само понятие чуть ли не лезло из его ушей ароматом кедра. Что он, что Джером любили древесные мотивы старых фургончиков, и это их невесомое единение все время возвращало девочку к вопросу: «А так ли они различны?» И если она нравится одному, то… — Принесите нам что-нибудь получше из вашего меню, хорошо? На троих. — Не стал скупиться на стойке администрации отеля Освальд, пока рыжий повел девочку наверх по лестнице, помогая той не оступиться. Она все еще была довольно слаба, и аккуратные синие пятна на шее лишь подчеркивали это. В комнате оказалось по-домашнему уютно, и когда Эли наконец опустилась на край постели, подобрав ноги к груди и мерно качнувшись взад-вперед, словно заведенная игрушка, она действительно ощутила себя в безопасности, пока Джером затянулся сигареткой, присев на край подоконника, смотря теперь только на нее, а не как обычно — в окно. — Представляешь, пока ты там «развлекалась», мне здорово не повезло, — наконец, поделился он. — Что произошло? — девочка приподняла брови в аккуратном вопросе. — Если это из-за меня, то п… — Никаких «прости». — Оборвал он ее, щелкнув пальцами: — Я закусился с элитой Готэма! С самой четой Уэйнов! Поэтому можешь ставить мне памятник при жизни, — нахальная усмешка его сопроводилась покачиванием головой. — Правда после мамаша протащила меня мордой по полу, но… мне все равно. — Как ты с ними… закусился? — Я искал тебя и врезался в главу их семейства, сама понимаешь, мне было не до вежливости. А его женушка сказала: «Ты должен смотреть, куда идешь». И тут я подумал… а с хрена ли я вообще ей хоть что-то должен? И послал ее. — Злорадная улыбка его сопроводилась скупым выдыханием пахнущего елью дыма через нос и рот, и комната на мгновение показалась Эли похожей на беседку с костром внутри, а не на маленькую спальню, когда она прикрыла глаза. — Ты так волновался за меня? — спросила она, уже зная ответ, и покачала головой. — Я ценю это. Но сейчас все в порядке и… не надо, пожалуйста, лишних споров. Нам здесь еще жить, ты ведь помнишь? — Бла-бла-бла, — хищно наклонил голову влево рыжий, — ничего страшного. Ты ведь помнишь, что мне еще из брата душу вытряхивать? Надо же с кого-то подготовку было начинать. — Странная шутка его все же показалась циркачке забавной, хотя она не поняла, почему. — А вот про брата поподробнее, пожалуйста, — покачнулся в дверях на носочках Освальд, всегда появлявшийся так вовремя. — О, папаша! Тебе эта история точно понравится. Занимайте первый ряд. — Неприкрытое злорадство в голосе рыжего лишь добавило огоньку. Пингвин присел рядом с дочерью, не забыв разуться у порога мгновением ранее, а после стянул пиджак и набросил его девочке на плечи, и теперь оба они были напротив Джерома, словно пара зрителей его нового шоу — рассказа о прошлом. Картинно прокашлявшись, парень выкинул в окно старую сигарету и чиркнул отцовской, как всегда говорила Лайла, зажигалкой, чтобы вновь затянуться древесным дымом, набрав побольше воздуха в легкие. Кажется, теперь ему самому стало неловко — рассказы о близнеце не были для него приятны, а уж тем более не хотелось делиться подобным с родителем подруги, но… — В общем-то, на Вашу радость, в этом городишке мальчиков-клоунов несколько больше одного. Здорово, а? — риторический вопрос со стороны Джерома прозвучал ударом молотка по гвоздю на крышке гроба, и Освальд сглотнул, искоса глянув на Эли. — У меня есть чудесный братишка, которого моя мамаша и мой любимый дядюшка Зак оставили где? Конечно же, блять, в Готэме! — Если ты скажешь, что это он сделал… — Не беспокойся! Эли сама тебе об этом скажет, верно, цыпленок? — голос рыжего маниакально задрожал, и он ткнул себя зажженным кончиком сигареты в запястье, туша ее, словно пытаясь прийти в себя. — Верно, Джером, — отозвалась девочка едва слышно, — верно. — Так вот! — раскинул руки в стороны парень. — Мой братец — редкостный ублюдок! И психопат, что немаловажно. Только есть один классный нюанс — почему-то он решил, что будет забавным винить во всех своих тихих грешках меня, бедного и несчастного Джерома! — на мгновение закатив глаза, он вдруг замер, тяжело глядя в потолок, и циркачка увидела, что уголки губ его дрогнули. — А теперь появилась Ваша дочурка, с которой я очень дружен, и моя близняшка кра-айне недовольна, правильно я понял, Эли? — Правильно. Он… попытался убедить меня, что ты не тот, кем кажешься, но это не помогло в общем-то. — Пожала плечами девочка, после протянув руку в его сторону: — Дай мне свою ладонь. Когда их пальцы соприкоснулись, а Джером протянулся вперед, он ощутил, что Эли чуть сжимает его кисть своей, смотря ему прямо в глаза. Она медленно прищурилась, ничего не говоря, но парень понял — она просит его успокоиться, прийти в себя, немного остыть. Они позже обсудят это, а сейчас важны лишь сухие факты, Освальду не нужно видеть больше, чем ему дадут — иначе результат может разочаровать всех. «Я с тобой». — Вот что сказала циркачка взглядом. «Я знаю». — Моргнув, рыжий глянул на ее родителя, тут же похабно оскалившись: — Потому что я еще хуже. Мой братец даже не знает, насколько. — Он надеялся, что ты вытворишь что-нибудь. — Девочка высказала вслух свою простую догадку. — Рассердишься, потеряешь контроль над собой, сорвешься. Все, что угодно. И поэтому прижал меня, разорвал нас. — С его стороны было глупо оставлять тебя в живых, всего лишь отправив в больницу. — Наконец, подал голос и Освальд, до этого слушавший их разговор внимательно и непритязательно, впитывавший каждую каплю информации, словно губка. — Если все так, как вы оба говорите, то твой брат, Джером — всего лишь эгоистичный и нарциссичный подросток, уверенный в том, что все будет идти только так, как хочет он. Я прав? — Абсолютно. — Согласился с ним парень, притянув Эли к себе, словно отрывая от родителя, поймав за вторую руку и покружив с ней по комнате в забавном подобии вальса. — Он как-то сказал матери, что я пытался его поджечь! И пробовал убедить меня, что я действительно этого хотел. — А ведь он не оставил Эли на улице. — Сделал важное замечание Пингвин, пускай это и было озвучено ранее, но — не при нем. Все же, мужчина был умен и наблюдателен более прочих, умел сопоставлять факты и вовсе не был дураком, которым могла представить его постоянная заискивающая улыбка, изредка перерастающая в нервную. — И это могло бы сказать и мне, и ей, и даже тебе, что твой брат просто не хотел причинять никому вреда. — Хрена с два он не хотел вреда причинять. Но это и правда странно. — Джером позволил подруге совершить два проворота, ухватив ее затем за талию и усадив на край подоконника перед собой. — Это — какое-то странное запугивание, граничащее с самоуверенностью. — Циркачка погладила щеки друга, опосля глянув на отца, вынужденного наблюдать за полуромантичной сценой. — Но оно совершенно бессмысленно, если Джеремайя уже знал, что я не соглашусь. — А если он вообще не моей реакции ждал, а? — наклонил голову влево рыжий, вдруг сглотнув, на мгновение поплыв стекленеющим взглядом, словно выкапывая что-то из собственных мыслей или воспоминаний. — А твоей? — Это довольно хитрый путь, но… если твой брат хотел посмотреть на реакцию Эли и убедиться в том, что правильно ее понял, тогда все несколько хуже, но не забывайте — вам всем, в том числе и ему, до преступных гениев как до луны. — Отрезал наконец Пингвин, помявшись пару секунд. — И это уже похоже на заход через пятые ворота, тем более что, раз он здесь спрятан, с чего бы ему выступать открыто? Действительно, с чего бы ему делать это? Ответ, кажется, лежал на поверхности, но знать его не хотелось. — Вы ведь близнецы, — одними губами произнесла очевидное циркачка, — а близнецы часто неосознанно смотрят в одну сторону и… — Только не говори мне, что… блять, — выругался Джером, прочитав по смене выражения лица подруги все то, что она не решилась сказать, вперив взгляд в его глаза. — И что, ты теперь хочешь сказать мне, что если мы, ты и я, приедем в этот вшивый город вновь, чтобы остаться, этот ублюдок будет нам пороги обивать? — Похоже на то. — Блять. Он неосознанно повторил сам себя, крутанувшись волчком, повернувшись боком затем и к Освальду, и к Эли, воздев руки к небу, будто пытаясь ухватиться за невидимый провод, глядя прямо перед собой зло и стеклянно. В дверь постучали. — Я открою, это должен быть завтрак. — Пингвин направился к выходу из комнаты, на всякий случай положив ладонь на край своего пояса, под которым так удачно умещалась рукоять ножа. — Эли, ты же знаешь, что он боится меня, верно? Значит, мало того, что он будет ходить за тобой хвостом, так он еще и будет делать это тогда, когда меня нет рядом! Прямо как сегодня. И ты понимаешь? Он получил от этой жизни все, и даже тебя, тебя, твою ж мать, хочет получить! — вспылил наконец Джером, вновь обернувшись к подруге и пройдясь до нее, тряхнув за плечи, но в это же мгновение получил увесистый тычок в спину кончиком столового ножа, прихваченного Освальдом с закаченной в номер тележки. — Если ты причинишь боль моей дочери — я с тебя шкуру спущу. — Сухо шепнул тот. Это было механическое действо с его стороны, абсолютно неконтролируемое и грубое, но в то же время трезвяще-действенное — рыжий вздрогнул, хищно скалясь, и девочку отпустил, однако взгляда с нее не сведя. Его глаза были глубоки, невыразимо глубоки, и в них была не ярость, даже не гнев притаился там, на доньях омутов — это был страх. Судорожный, резкий, отрывистый, похожий на рывок ножом вверх по плоти. Словно вот-вот кто-то должен был выдернуть из его рук единственную ценность, осквернить ее, присвоить себе, сделать все, чтобы у парня не осталось ровным счетом ничего в этом мире. Тогда он точно стал бы истинным монстром. А сейчас был лишь зверем на цепи, и этот «серебряный поводок» был только в руках Эли. — Отец, успокойся. Все в порядке. — Да, папаша, не беспокойтесь, я просто немно-ого зол! Но не на своего цыпленка, пускай она и пошла пить кофе с моим, чтоб его, близнецом, про которого я говорил ей примерно сто раз! — выпалил Джером, чтобы после обернуться, уверенно перехватив ножик за лезвие, даром что тот был тупым. — А на чертового братишку, который решил, что может просто прийти, взять то, что хочет — и остаться целым и невредимым. Эли, я же говорил, что найду его, верно? Так вот… я на это свою жизнь положу — но все же посмотрю ему в глаза. Ясно? Ни тени насмешки, только стальная ярость, и даже Освальд понял его чувства, глядя снизу-вверх на парнишку-подростка в одежде из гримерки цирка. — Ясно. — Просто отозвалась девочка, обняв его со спины и примолкнув, пока Пингвин отпускал рукоять оружия — и тогда рыжий крутанул ножик в руке, изобразив короткий замах над головой вздрогнувшего мужчины, чтобы после улыбнуться. — Знаете, в чем разница между мной и Вами, сэр? — спросил он зловеще, убирая столовый прибор за пазуху, будто так и было нужно. — Я вообще не боюсь направленного на меня оружия, и даже если хорошенько врезать по моей веснушчатой харе — я просто сплюну кровь — и продолжу. Цирковое воспитание, знаете ли… о, оно творит истинные чудеса! Это прозвучало болезненно и наигранно, и лицо Освальда дрогнуло сначала непониманием, а после — робкой искрой сожаления, которая, впрочем, не задержалась надолго. — Я предлагаю все же приступить к завтраку. И так понимаю, этот нож теперь твой. — Сказал по прошествии микропаузы мужчина спокойно, направившись к тележке у кровати, и Джером не глядя подхватил Эли под колени, а та перецепила объятия на его шею, и ребята вместе двинулись за ним, чтобы спустя минуту уже сидеть втроем на постели, глядя на тарелки перед собой. Лучшим, что смог предложить этот отель, оказались стейки из лосося, картофельные вафли, салат коул-слоу и горячий черный чай. — Завтра к бабушке сходим, — девочка лениво повозила кончиками вилки по краю рыбного кусочка, словно не зная, с какой стороны начать, умело переведя тему хотя бы на получас, — я соскучилась по ней. И… может, стоит познакомить ее с Джеромом, как ты считаешь? Раз уже все решено, и через несколько месяцев мы… — А ты хитро поступаешь! — усмехнулся Освальд, качнув головой: — Хочешь уехать, а мне оставить последствия? Я бы поступил так же. — «Последствия»? О господи, только не говорите мне, что еще и со старушкой придется разбираться. Эли! Я передумал, лучше сойдись с моим братишкой, пускай он знакомится со всеми твоими родственниками. — Сейчас вилкой в глаз получишь, — для виду скуксилась циркачка. — У нас выхода нет, сейчас или никогда, нам нужно чтобы к приезду все было готово, и я уверена, мисс Капельпут ты очень понравишься. Она… невероятная леди. — Эли, чтобы твой друг понравился моей маме и твоей бабушке, ему нужно никогда не появляться в твоем обществе! — Пингвин то ли решил подыграть им, то ли сказал это совершенно серьезно — улыбка, приподнимавшая уголки его губ, относилась ко всем эмоциям и ни к одной одновременно. — Поверь, этого будет совершенно достаточно. Но… впрочем, можно и рискнуть. Если ты, Джером, еще не выбросил тот дорогой костюм, который я тебе преподнес. — О, не беспокойтесь, сэр! Он просто пропах слонами и мамочкиным бухлом. Эли невольно хихикнула себе под нос, наконец отправив в рот небольшой кусочек лосося. Завтрак и правда вышел вкусный.