***
Отмывшись от грязи и засохшей крови, Сергей, как мог, перевязал себя. Без помощи Максима справиться с бинтами далось труднее. Затем натянул чистый фиолетовый свитер с совами, синие джинсы, заново перевязал ступни и, морщась от неприятных покалываний, надел тёмно-синие кеды вместо окровавленных белых кроссовок. Остатки бинтов спрятал в грязную одежду, в которой заходил. Денис закатил глаза на его нежелание раздеваться в предбаннике, но не задавал вопросов. Стоял у крохотного окошка в безразмерной бордовой кофте, синей безрукавке и сидящих в обтяжку серых джинсах. Курил, дымя в полумраке догорающих свечей. В болтающейся не по фигуре одежде Титов выглядел совсем осунувшимся. Излишнюю худобу не скрашивал и болезненно-бледный вид, острые черты лица, тёмные круги под глазами. Пафосный образ придавал Денису особый шарф московского миллионера. Высокомерного, язвительного и знающего себе цену. Снять шубу и дорогие шмотки — останется больной человек. На секунду Сергею даже стало его жаль. Титов ведь был ненамного старше него, а ему уже диагностировали рак. Известный в стране программист со своим приложением, офисом в Москва-Сити, возможностями, позволяющими снимать в поездку целый поезд и сорить деньгами, не справлялся с прогрессирующей болезнью. Давай, Серёж, освежи в своей разумной головушке, как он тебя публично оскорблял и продолжает втаптывать в грязь. Что, до сих пор его пожалеть хочется? Но ведь болезнь, ведь детство в семье, где были проблемы с деньгами, раз отец Дениса докатился до того, чтобы продавать столовые приборы. В конце концов, и Игорь. Они были знакомы, может, не так хорошо с Игорем, но с Кольцовым точно, а здесь появился он и вклинился между ними третьим. Будь он на месте Дениса, тоже бы раздражался, если бы Ол… Игорь внезапно переключился с него на кого-то другого. Какой бедный и несчастный мудак! И всё-то у него не складывалось. Зато травить тебя он прекрасно умеет! Жаждет, живёт травлей тебя, Серёж, а ты и дальше подставляйся под его удары! «Или останется подставляться под твои?» — вот ведь ирония — наговаривая на Дениса, Птица выглядел не лучше. Манипулятор, державший его год в полном неведении насчёт умершего друга. Притворялся им, помыкал, подталкивал к принятию решений, которые без его давления Сергей бы никогда не принял.***
В доме их встречала вернувшаяся Анна Петровна. Хозяйка просила быть тише, ведь её муж лёг спать. Довольная, она подливала себе и Игорю чай, активно для женщины её возраста, хлопотала в пространстве кухни и всё о чём-то без умолку рассказывала. Гром сидел с озадаченным выражением лица. В нём считывалось недоверие, опаска и нечто иное. Сложно было определить, ведь Игорь обычно редко показывал эмоции. — А у вас что, кто-то умер? — внезапно поинтересовалась Анна Петровна. В кухне стало тихо, лишь качающаяся в пыльном абажуре лампа издавала трескающие звуки. — Иначе для чего в монастырь приехали? В груди вновь закололо. Сергей оставил грязную одежду и полотенце на тумбе в прихожей, заняв место у кухонной тумбы возле круглого стола. К нему подошёл Денис, небрежно швырнув свои вещи на чемоданчик в их комнате. — Красотами куполов полюбоваться, — сухо ответил Титова. — Все, кто мог умереть, давно умерли. Анна Петровна всплеснула морщинистыми руками и странно заулыбалась. Широко, лучисто, словно они и не о смерти разговаривали. Сергей осознал, что так напрягло Игоря. Счастливая хозяйка выглядела пугающей. Глаза горели, как два фонарика, безобразная улыбка растянулась на лице, исказив его. Анна Петровна вдруг дёрнулась и подошла к нему. Смотрела в глаза и не переставала улыбаться наполовину беззубой улыбкой. Сергей застыл, не в состоянии ни шевельнуться, ни отодвинуться. Хозяйка взяла его за руку. — У нас особый монастырь. В нём мёртвые воскресают, — с полной уверенностью в своей правоте поведала Анна Петровна. — Я так мужа отмолила и вы своих отмолите. Найдёте батюшку, он направит. Это самое настоящее чудо. И неотрывно всматривалась в его глаза своими, горящими невероятной верой, точно увидела в них образ покойника. Увидела и поэтому пристала с чудесами. Не к Игорю с Денисом, а к нему. — Чудо, — громко возразил Титов, и Сергей притянул руку к себе, отступив на пару шагов от хозяйки. — Если этот день закончится. А вы не отбирайте работу у гробовщиков. Разорятся же, если хоронить некого станет. Анна Петровна настаивала на том, что воскрешение у них реальное. Достаточно верить и молиться в храме, и всё произойдёт как надо. Мёртвый откликнется на зов. Абсолютно мыслящий, такой, каким был до смерти, каким его запомнили. — Нужно помолиться, как покажет батюшка, — как не в себе заведённо повторяла Анна Петровна. — Вернётся, вернётся и уже не умрёт. Муж мой восемь лет назад умер, а всё со мной живёт. Это ли не чудо?***
За столом они просидели ещё минут двадцать, пока хозяйка не ушла в спальню. Из-за дверей их комнаты, где уже не горел свет, доносился лишь её голос, кашель, вздохи. Анна Петровна обращалась к кому-то, общаясь сама с собой. — Либо у них тут секта, а заправляющий всем и рад получать мани за мёртвые души. Либо пора прятать всё острое. Сначала она деда будет видеть, потом зелёных человечков. Денис скинул одеяло с кровати, прокатив его по ковру до матраса, на котором лежал, прикрывшись покрывалом, Игорь. Вслед за одеялом отправил в свободный полёт подушку и, наконец, себя, устроившись поудобнее. — Отопления нет, будем лежать все в разных углах — промёрзнем. Серёнь, слышишь? — позвал Денис. — Или ты там деда рассматриваешь? Сергей не видел, улёгшись в уличной одежде на скрипучей кровати лицом к стенке. Притворялся спящим. Убийства, смерти, странные видения с горящим домом, воскреснувшие — всего стало так много. Сергей желал лишь поскорее провалиться в сон и забыться. — Отставь его в покое, — строго отрезал Игорь. — Устал и дремлет уже. А Анна Петровна немолодая. Кости болят, органы. Поди пьёт твой промедол или другие пилюли, вызывающие галлюцинации, и видит деда. Вот пристал ты к ней. У неё, может, кроме деда, никого больше и нет. Последней радости в жизни старушку лишаешь. — Так вот и пристал, — упорствовал Денис. — Торкнет бабку с её счастьем, наболтает ей чего-нибудь мёртвый дед, она на нас с ножом пойдёт. Прикольно, а? И чё делать? Менту поебать, у него водка. А мы? Встанем против неё как три мушкетёра? Или Раскольниковского ждать будем, чтобы он с ней раз на раз вышел? — Удружил Козлов с жильём. — Утомлённо вздохнул Игорь. — Ищем твоего криминального авторитета, наживающего на туристах, исчезнувшего милиционера и уезжаем. А пока, чтобы тебе спокойнее спалось. Заскрипели неприкрытые ковром половицы. Что-то проехалось по ним и стукнулось о дверь. Стул, предположил Сергей. Дверь стулом подпёрли. Снова заскрипели половицы — Игорь прошёл мимо. Остановился, подождал чего-то и опустился на матрас, зашуршав покрывалом. Вскоре наступила тишина. Сергей обернулся проверить. Уснули, оба мирно спали. Ему же вовсе было не сна. Навязчивые мысли, страхи, воспоминания. Всё сдавливало, нагнетало, как огромный лес, по которому они блуждали несколько часов, прежде чем по следам от шин выйти к монастырю. Из-за того, что обувь Анна Петровна просила оставлять в прихожей, пришлось достать убранные в сумку испачканные кроссовки. Сергей приоткрыл окно. Ставни протяжно заскрипели, завыл, окатив лицо холодом, ветер. Но звук открывающейся с грохотом двойной входной двери с большей вероятностью перебудил бы всех, поэтому выйти Сергей решил, не покидая комнаты. Опустил на сорную траву кроссовки, выбрался сам, прикрыв окно снаружи, обулся и кое-что вспомнил. Тихо, стараясь не потревожить ничей сон, пробрался обратно тем же путём и достал из рюкзака фонарик. Телефон не нашёл. Игорь как забрал его, так, видимо, забыл ему отдать. Зато во внутреннем кармашке рюкзака завалялся складной швейцарский нож. Сергей переложил его в карман джинсов. Если уж гулять по деревне, то с минимальным набором защиты.***
Первые лучи рассветного солнца пробивались через смог и ложились на водную гладь. Камыши качались на ветру, шумела листва близрастущих деревьев. Не было слышно пения птиц или голосов поднявшихся на работу местных. Они точно видели живых людей, когда въезжали в деревню на бобике Козлова. Вялых, с апатичными физиономиями людей. И куда эти люди испарились? Не работали, не выходили из покосившихся изб. В Петербурге в ранние часы вовсю кипела жизнь. Сотрудники спешили в офис, из панорамных окон двадцатого этажа можно было рассмотреть еле движущиеся в образовавшейся пробке машины. Сергей не чувствовал себя таким уж одиноким в нескончаемом потоке людей и звуков мегаполиса. Не думал, что он совсем один в периоды, когда единственный живой друг отлучался в длительные поездки. Сидя на старом пирсе в безмолвии, Сергей ощутил одиночестве в полной мере. Пришло осознание того, что у него же никого не осталось. Только Марго, его виртуальная помощница. Она была бы единственным собеседником в городе. В отсутствии связи не было и её. Ты кое о ком забываешь Сергей считал, что Птица — это другое. Защитник и преграда для того, чтобы обзавестись друзьями. Когда он рассказывал о нём, показывал на него, будучи ребёнком, дети от него убегали, тыкали пальцами, смеялись. Он пытался им понравиться. Рисовал, помогал с учёбой, но его все сторонились. Никто из одногодок не разделял его радости к выдуманному другу. Детей это пугало, они жаловались воспиткам, а те просили перестать воображать невесть что. Но пришёл новенький, и Сергей радикально подошёл к знакомству с ним. Вырвал все страницы с Птицей из альбома, игнорировал его голос, вёл себя, как все, лишь бы и в этот раз не оттолкнули. Не оттолкнули. Однако, соврав раз, пришлось врать и дальше. Недоговаривать, перевирать то, что насплетничали о нём другие. Его нагло оболгали. Он хороший, а они нет, и нет никакого крылатого мужика. Тоже ложь и провокация. Отвернувшись от Птицы, Сергей заручился связями и живым, родным человеком возле себя. Теперь же, когда вскрылась правда…возвращались образы прошлого, голос Птицы звучал всё отчётливее. Денис начал замечать, что с ним не всё в порядке. Как поступить? Снова врать? Чтобы его не оставили наедине с собой и не только собой? Сергей притянул колени к груди и склонил на них голову. Ему надоело лгать, притворяться, думать о своём одиночестве, бояться одновременно оставаться одному и быть рядом с теми, кому он мог навредить. Птица мог. Раньше он врал из-за смертей и теперь, спустя столько лет, ничего не изменилось. Игорь его возненавидит и оставит, если узнает правду о Чумном Докторе. Или, что хуже, попытается повторно отправить за решётку. Ни Максим, ни Кольцов уже не станут его останавливать. — Разумовский? Сергей выхватил нож из кармана джинсов и резко поднялся, наставив его на подкравшегося к нему со спины. Минутный страх сменился глубоким смущением и стыдом. — Рефлексы что надо, — несмотря на упёршее в горло холодное лезвие, похвалил Гром. — Прости, ты меня напугал. — Сергей тут же убрал нож, утёр слёзы и сел обратно на край пирса. — Денису не понравится, что его оставили наедине с хозяйкой. — Титову много чего не нравится. Так что, стелиться под его хотелки? Много чести. Игорь опустился возле него и протянул кожаную куртку. Сергей набросил её на плечи и утёр рукавом только выступившие слёзы. — Губы синющие, лицо в красный горох. — Порицающе покачал головой Гром. — Я в порядке…более или менее, — рассматривая старые доски, сказал Сергей. — Справляюсь. Эй! — воскликнул, когда Игорь поддел его локтем. — Помню, помню, сильный и независимый. Разумовский, — уже без иронии обратился Гром. — Прекращай гордого ферзя из себя строить. Плохо тебе, значит, плохо. Плохо же? Сергей кивнул. Игорь, недолго думая, подсел поближе. Плечом касался плеча. — Заладили все вокруг про мертвечину, а? Будто других тем не осталось. Сергей горько усмехнулся, а Игорь продолжал говорить. — Я бы уже сбежал, лишь бы их не слушать. А ты бодрячком. — Скажешь тоже. — А скажу, — возразил Гром. — Опять спорить будешь? Ты спорь, если так тебе полегчает. Ты поспоришь, я поспорю, найдём решение сообща. Сергей осторожно, отдавая себе отчёт в том, что перед ним Игорь, а не Максим, положил голову ему на плечо и прикрыл глаза. Гром не отодвинулся, позволив ему эту вольность. — Скучаешь по отцу? — прошептал Сергей. — Каждую ночь рыдаю, — саркастично выдал Игорь. — Как он семнадцать лет назад умер, так что ни ночь, то слёзы, — но успокоился, не разразившись очередной тирадой. Говорил отстранённо: — Что он был, что его не стало. Чувства те же. Положено тосковать, скорбеть, как вон ты, а у меня всё едино. Не вернулся раз с работы и всё. «И всё», — глупо повторил про себя Сергей, всхлипнув. — Чего о мёртвых думать, когда о живых заботиться надо? — вопреки грустному тону тепло произнёс Игорь. — Если и припомню его, то позвоню семейным, спрошу, что у них да как. Надо ли им по дому помочь или на даче прибраться. Узнаю, можно ли к ним на чай заскочить, проведать их. Можно, конечно, — сам себе ответил Гром. — Они всегда не против, это мне неловко. Пять лет до совершеннолетия под их опекой жил, так до сих пор не привык, что они в любое время суток готовы повидаться. Славные, хоть с письмами и обманывали. — Оглянул его. — Тебя б с Еленой познакомить, быстро бы в чувства привела. — Она психолог? — Психолог, ага, сто раз, — хохотнул Игорь. — Медсестра. Зато человек какой. Накормит, отогреет, каракули назовёт рисунками. Чего глазками хлопаешь? Было да, рисовал немного. Не твои ужастики с чёрными птицами, но тоже страх страхом. Теперь Сергей не растерялся. — Меня за рисунки подозревал, а себя нет, — шутливо упрекнул он. Игорь шутки не оценил, став мрачнее питерских туч. — Вечно напоминать будешь? — удручённо спросил Гром. — Моя вина, знаю, непрофессионализм цветёт и пышет. Если б не твоя бутылка, мог ведь и наручники надеть. — Игорь, — мягко позвал Сергей. — Нет, Разумовский. — Кивнул Гром. — По делу глаголишь. Облажался я с тобой конкретно. Ещё бы чуть-чуть и подставил не только себя, а всё управление, семью. Как с Козловым бы вышло. Вытворяет невесть что, бухает, взятки требует и ребёнком, урод, прикрывается. У меня ж — лажаю я, прикрывают тоже меня. Страшно теперь думать представить, насколько. — Игорь, — снова попытался отвлечь Сергей. — Они ж те ещё опекуны с Фёдором Ивановичем. Представь, создали шумиху из ничего. Несколько часов с ними не виделись, когда отец погиб, а они вели себя так, будто месяцы прошли. «Максим? Кольцов?» — с той частотой, как они сменяли друг друга, следовало бы завести блокнот и туда записывать. Что знал один, того не знали остальные. Расчертить графы и помечать, кто какой информацией обладал и когда приходил, чтобы не запутаться. — Ко врачу потащили, держали на домашнем обучении и не позволяли одному по городу шарахаться. На работу брали, в больницу, в управление. Всего лишь из-за проблем с памятью. Из-за пережитого стресса некоторые воспоминания самоуничтожились. Врач так это назвал. Не помню ни смерти отца, ни похорон. Вот мы сидим играем в шахматы, а вот как в первый раз узнаю, что он не первый день как умер, и меня просят впредь не пугать и никуда не уходить, — Гром выдержал паузу и добавил: — Чёрт…не стоило, наверно, тебя грузить. Тебе своих проблем хватает. Сергей помотал головой, выдав подобие улыбки. — Групповая рефлексия помогает безболезненнее пережить свою трагедию. А твои рисунки… — попробовал сменить тему. — Я бы посмотрел. Ты мои видел, а я твои нет. Нечестно, не находишь? И если… — Ни если, — поправил Игорь. — А я позвоню Елене и договорюсь, чтобы тебя в гости привести. Чего один в башне, как принцесса со своей виртуальной подружкой, сидеть будешь? Придёшь, пельмени тебя лепить научим или ещё картошки пожарим. — Почту за честь, — рассмеялся Сергей. — Погоди, ты серьёзно? Не шутишь? — Потому что всё складывалось слишком хорошо, подозрительно хорошо. Гром без слов приобнял его одной рукой. — Когда всё идёт наперекосяк, рядом всегда должен быть кто-нибудь, кто тебя поддержит и на ноги поставит. По себе знаю. Ты не геройствуй, не пытайся замолчать или лгать, что всё нормально. Когда всё нормально, с теми, кто тебя арестовывает и кто презирает, в глушь не едешь. — Спасибо, — единственное, что сказал Сергей, не расцепляя объятий. Шумели деревья, качались на ветру камыши, завывал ветер. Они сидели на краю пирса в утренней дымке с проблесками света. Игорь задумчиво водил ладонью по его спине, обещал, что боль пройдёт, и на душе у Сергея становилось спокойнее. — Но нам нужно разобраться с Титовым. Если он причастен к Чумному, мы узнаем об этом до возвращения в город. Неужели ты ожидал, что он забудет, Серёж? Рано радуешься