***
Над деревней разнёсся рокот новых вертолётов. – Да, блять!!! Они издеваются?! – задала риторический вопрос Звёздочка на общем канале связи, перемещая слова со стрельбой очередями. Америке этот конфликт выгоден. Они официальному Китаю тучу оружия продают, но только такого, чтобы можно было воевать. Не победить. Наши же проводят совместные операции и помогают восстановить экономику региона, пытаясь остановить поток иммигрантов. Старушка Европа скоро уже пожелтеет и окосеет, уйдя в наркотический приход. Некому остановить вал наркотиков из Азии. Если бы не разработки «Вавилова», и мы бы жопу порвали. Наши самолёты и роботы безостановочно летают на плантации, заливая их химией, от которой дохнет всё, из чего может гнаться дурман. Только опустевшие поля отчего-то не пытаются засадить картошкой. Видел их. Все почему-то травой поросли, пока население пухнет с голоду… Вертолёты заходили со стороны въезда в деревню, попутно причесав пехоту фрицев. Немцы в долгу тоже не остались. Ссадили ещё одну вертушку из гранатомётов. А китаец все пёр и пёр. Из двадцати осталось одиннадцать. Четверо ранены, включая командира. Наших, кого нашла пуля или уже заминировали, или уже подорвали, когда оставляли позиции. Нас теснили в центр деревни, засыпая шквалом свинца. Мы отвечали меткими одиночными выстрелами. Берегли боеприпасы. Математик больше не подарит своему племяннику леденцов. Кончился Васек. Немцы его гранатами закидали. Только кровавое пятно осталось. Ушёл Рысь. Сгорел на работе. Упал на барак, где он схоронился, сбитый немцами вертолёт. Не выбрался. Так и сгорел вместе с мёртвыми жителями деревни. Китайцы они как-то просто своих страшно в расход пускали. Немцы же отрывались как в последний раз, до конца стараясь свою жертву живой поддерживать. Особенно, если это женщина. Нашего связиста Мишку китайцы штыками да косами разорвали. Похуй, что размен был один на пять десятков. Мы быстрее кончимся. – Воздух! – кричит Звёздочка. Летят, суки. На бреющем, словно на параде девятого. Заходили они на нас издевательски медленно, заложив широкую дугу. Но вместо обстрела из пулемётов они выпустили оранжевые шлейфы. – Газы! – кричу я, пытаясь перекричать канонаду боя, которую заглушает гул работающей артиллерии со стороны нашего роботизированного прикрытия, которое обязано было быть. Рыжий газ был тяжелее воздуха, словно волна пепла от извержения вулкана, он накрыл и деревню, и позиции наступающих. Звуки стали густыми, словно мы угодили в толщу воды, на приличную глубину. Постепенно стрельба начала стихать, но зато появились другие звуки. Звуки разрываемой плоти и агонии. – Вот теперь нам жопа. – просто сказал Юпитер. Они по нам биооружием долбанули. – «Orange patriot» называется. Не в коем разе не снимать противогазы! – А что эта хрень делает? – задаю вполне логичный вопрос в данной ситуации. – Тоже что с тем негром, если его ввести в вену. Получим одноразового агента-смертника с начисто снесённым критическим мышлением. Вместе с промывкой мозгов и пропагандой – страшная смесь. Кровью не истечёшь. От пули в мозги не помрёшь. Жив будешь, пока сердце в труху не перебить. Это если на живых. А мы сейчас узнаем, что он делает с мёртвой плотью. Без защиты он человека убивает минут за пятнадцать. Самое то для гражданских… – You are American citizens!!! Your patriot's duty is to beat the red plague!!! – раздалась запись из громкоговорителей, которых судя по шуму, оказалось дохуя в деревне. – Поздравляю бойцы. Сейчас мы на себе испытаем то, чем собирались травить гражданское население Союза… – проговорил командир, что с простреленными кишками было очень нелегко сделать.***
– Мне нравится ваша принципиальная позиция. – сказал истинно породистый немец, смотря трансляцию испытания своего детища на поистине достойных подопытных. – Но? – спросил американец средних лет в дорогом костюме, стряхивая пепел дорогой сигары в пепельницу, и делая новую затяжку. Сидящий рядом с ним в таком же дорогом кресле генерал поморщился от запаха табачного дыма, струя которого попала ему в лицо, но не прервал созерцание гибели его головной боли в лице отряда «Аргентум». – Всегда есть то самое «но». – ответил немец. – Раньше я творил, чтобы возвысить Третий Рейх, творил прекрасное. Немецкий врач прервался, и отпил из тонкой фарфоровой чашечки цветочного чая. Человек, что принёс мучительную смерть многим, следил за своим драгоценным здоровьем. – Сейчас же я создаю свои шедевры, просто потому что могу. Отнюдь не я решаю: когда и против кого их применять. – Вас это смущает? – спросил американский политик, бизнесмен и филантроп. – Нисколько. – улыбнулся учёный. – Я создаю свои шедевры, чтобы они уходили в массы. Я делаю человечество лучше! – Но все же вас что-то смущает? – политик знал ответ на этот вопрос, но хотел, чтобы его озвучил сам немец. – В своём желании раздавить коммунистов оружием, вы же не остановитесь? – спросил учёный, также знающий ответ. – Вам же будет все так же мало даже такого оружия, как атомная бомба. – Никогда и ни за что. – твёрдо ответил политик. – Ещё лет пятьдесят и их будет не победить. Роботы большевиков поставили всю мировую экономику на колени. Они не отступят от своего плана. Это бы означало крушение уже их империи. С советами невозможно договориться. Дикарь не поймёт всей прелести нашего цивилизованного общества. – Именно поэтому вы сбросили бомбы на те четыре японских города, даже когда они были готовы сдаться? – Нам надо было устрашить Советов. – пожал плечами политик, словно он говорил о какой-то пустяковине. – Военные жаждали провести реальные испытания. Все заинтересованные стороны остались довольны. Поймите, друг, через пятьдесят лет наш с вами цивилизованный мир падёт под сапогом советского солдата. Все станут равными. Ни моим амбициям, ни вашему гению в новом мире не останется места. Поэтому нам и нужен инструмент, который мы применим, даже если ценой станет лишь пепел и снег вместо лесов на всей планете. Это будет лучше. – Меня это не смущает. Как я говорил: «Искусство должно уйти в массы». Я вас услышал. Позвольте мне удалиться. У меня слишком много работы, как оказалось. Мне нужно создать шедевр, чтобы войти в историю, да такой, что даже если никто не выживет на этой планете, иные разумы оценили бы всю его красоту. Надеюсь, «Аргентум» не выживет. Они уже сорвали три испытания моего шедевра. Четвёртому не быть. От смысла этих слов, видавшего некоторое дерьмо генерала передёрнуло…***
Волна плоти наступала на нас. Толпа обезумевших мертвецов, качаясь и бесконечно бормоча слова, вещаемые из репродукторов, захлестнула наши позиции. Их не останавливали ни пули, ни гранаты. Они сами отламывали повреждённые конечности и куски плоти, которые им мешали. Только кровопотеря или разорванное точным попаданием сердце могло их окончательно упокоить. Но страшное было не в этом. У них осталась искра разума! Они стреляли, больше не заботясь о защите. Они использовали как оружие свои кишки из распоротого живота. Живые мертвецы изрыгали из себя внутренности, заливая всю округу невероятно кислотной жижей. Их кровь не принималась землёй. Осквернённая жидкость скатывалась в шарики, которые прорастали грибами, чтобы собраться в страшные и немыслимые конструкции, желающие нас порвать. Мы потеряли Звёздочку. Она подорвалась гранатой вместе с раненым. Ёбучий мир сузился до прицела. Ебануться мне не давала мысль, что где-то там ждёт Катя. Это страшно, когда твоё прошлое превращается в чужое. Сука, страшно остаться с этим один на один. Следовательно, мне нужно вернуться. Как говорит Сеченов: «Чтобы решить проблему, нужно разложить её на составляющие». Тут не теория кипящего вакуума. Понятно до блевотины. «А ведь Сеченов против вот всего этого дерьма!», – поразила меня простая мысль. Получается, что он двигает науку, улучшает быт и жизнь граждан, куёт меч армии не только, чтобы подарить Человечеству звезды. «Я хочу возвысить наш вид. Всех и каждого. Проложить тропу к звёздам. Вырвать человечество из пороков его родной колыбели!», – говорил мне Дмитрий Сергеевич во время одной долгой, непонятной, но интересной беседы. «Я не хотела воевать. Никогда не хотела. Мне нравилось ковыряться с радиоприёмниками.», – рассказывала мне Зинаида по вечерам за кружкой чая. «Когда начались изменения, мир начал меняться, как-то само получилось, что я на передовой. Но потом, когда у меня появилась Катя, я начала сражаться, потому что мать. У меня ведь ребёнок. Я отхреначила свою рыжую косу и продолжила воевать. Не за страну, а за что-то большее.» «Спрашиваешь, почему?», – меня обдало холодом от воспоминаний о Кате. «Я могла бы блистать в театре. Только вот как блистать, когда каждая тварь пытается сломать труд многих. Нашу страну! Она не идеальна, но это наша страна! Каждый её защищает по-своему. Инженер – создаёт машины. Строитель – строит. Врач – лечит. Учитель – учит. Вот как мне блистать на сцене, когда каждый третий пытается махать оружием в этом мире? Страшная правда в том, что прав тот, кто лучше стреляет. Я не могу создать красоту сейчас. Её опорочат и разобьют враги с оружием наперевес. Именно поэтому я и сменила пуанты на сапоги. Возможно, кто встанет после нас, смогут создавать красоту и делиться ею с миром, зная, что она простоит века. А они встанут. Мы станем тем щитом, который защитит.» Три человека, три мотивации, но одна цель: сделать этот прогнивший мир лучше. У каждого свой путь до неё. Сейчас, в кольце врагов, стоя бок о бок с боевыми товарищами, у меня появился мотив для чего я должен, сука, сражаться. Страна, партия, присяга – эта мотивация для советского солдата. Для меня же появилась ещё одна. Я буду биться против тех, кто хочет выпустить это дерьмо наружу, блять!!! Не хочу, чтобы этот сучий мир сдох, сметённый неведомой хуйней, только потому, что кто-то решил, что если в штанах у него нет достаточного размера, то он открячет этот мир невиданной херней, пока сам будет нежиться на зелёных никчёмных бумажках. Я хочу, чтобы этот поганый мир жил. Жил и превратился в прекрасный сад, где зло останется только в поучительных сказках. А для этого надо всего лишь выжить. Порвать оковы этого блядского цирка. Сломать хребет гниде. Я не смогу, но знаю кто это сделает... Холод и тот, кто стоял за ним не отступили, а лишь усилились. Арктический мороз не обжигал. Он успокаивал, давая силу. Тот, кто был до меня в этом теле, кивнул мне, став частью меня. Мы стали единым целом. Ну, ебучие пироги, держитесь! Майор Нечаев идёт на прорыв...***
– За мной! – отдал приказ П 3, и все выжившие бойцы «Аргентум» вздрогнули, когда их товарищ просто выпрямился и пошёл вперёд в рыжий туман, навстречу искорёженной волне плоти. Не пригибаясь, просто обычным шагом встал и пошёл, стреляя из АК совершенно не экономя боезапас. Он шёл вперёд, стреляя пока не закончился магазин в автомате. Когда последний патрон покинул обойму, он отправил чудовище на тот свет ударом оружия, которое он перехватил на манер дубины, продолжив просто неспешно шагать. После пятого удара многострадальное оружие просто рассыпалось и тогда он подхватил топор-колун, что сиротливо был воткнут в пень возле поленницы уже прогоревшего дома. Шаг. Удар. Удар. Шаг. А затем майор просто размазался. Его движения стали быстрее молнии. Даже бойцы «Аргентум» не поспевали за его выпадами. – Что стоите? – прокашлявшись, спросил Юпитер. – Передаю всё командование ему. Вперёд!!!