Атомное Сердце. Другая вероятность.

Полтора часа назад.       Я выбралась из шахты вентиляции, буквально выпав в раздевалку, если судить по рядам однотипных казённых стальных шкафов для одежды и пары лавок. Голова просто раскалывалась. Было ощущение, как будто что-то скребёт у меня по затылку под черепом и одновременно с этим огромный раскалённый гвоздь медленно вбивается мне куда-то через левый глаз. Во рту был кислый привкус залежалой квашеной капусты, причём той самой, которая была взята с верхнего слоя бочонка. Если прикрыть глаза, то даже можно было ощутить языком это противную, слегка резиновую, текстуру, с нотками залежалости.       Наверное, это последствие того провала в памяти. Я помнила, как забралась в эту узкую шахту, помнила, как стала вызывать по «Щебетарю» хоть кого-то и не дождавшись ответа, переключилась на частоты отряда «Аргентум»… Мне ответил Серёжа! Он теперь командир отряда… Сколько же я пропустила? Мне столько хочется спросить и узнать… Но не сейчас.       Сейчас мне просто хочется сдохнуть от этой мигрени! Кто хоть раз пережил это, знает, что мигрень — не просто головная боль. Это пульсирующая боль, подобно зубной, но только опоясывающая всю твою бедную голову. И эта боль сжимает её, подобно стальным тискам, пульсируя в такт твоего сердечного ритма. Глаза болят даже от слабого источника света. В ушах начинается звон от любого звука. Стоит хоть как-то пошевелиться и накатывает вездесущая тошнота. Каждую секунду этой пытки, ты ощущаешь, что ещё немного и твоя голова просто взорвётся. Мигрень — это путешествие по чёрному вихрю, из которого единственный выход: дождаться, когда всё пройдёт, чтобы снова начать просто жить…       Но такой сильной мигрени у меня не было ещё никогда, даже в бытность балериной. Это со стороны, кажется, что все эти па такие воздушные и лёгкие! На самом деле жизнь балерины — кровь, боль и изнуряющий труд. Труд до кровавого пота. Дерьмо, что сочиться из всех щелей, стоит только упасть занавесу. Интриги, подставы — спутники балетного искусства. К пуантам прилагается тонна яда, которая медленно въедается в твою суть. Он только и ждёт возможность излиться на твоих коллег, ведь места на сцене хватит не всем…       Раз вспомнила балет, то значит однозначно хреновее некуда. Ни разу не пожалела о своём выборе. Сменить пуанты на кирзовые сапоги было самым лучшим решением. Даже в плане выживания. К сорока годам превратиться в развалину инвалидного толка? Нет, это не для меня. Даже моё нынешнее состояние — лучше, чем могло бы быть, останься я на сцене.       С трудом отскребаюсь от такого приятного и прохладного линолеума, ощущая очередной приступ дурноты, стоило только пошевелиться голове. Перед глазами вновь потемнело, но стало чуточку легче. Во всяком случае исчез запах мертвечины. Такое ощущение будто бы он пропитал меня или его источник где-то во мне, но не в теле. Трудно это выразить, особенно сейчас…       Мысли с трудом ворочаются в голове. Им из-за боли не осталось места в голове. С неимоверным трудом вновь осознаю, где я. Что же, удача на моей стороне.       Утвердившись на двух ногах, обвела мутным взором ряды шкафчиков, остановившись на первом попавшемся, который был подписан однозначно женским именем. Сама собой на лице появилась кривая улыбка, больше похожая на оскал, стоило только мозгу осознать все перспективы.       Больше не рассуждая, одним ударом руки прогибаю дверцу, ломая хлипкий, больше декоративный замок на шкафчике. В нос ударил запах дорогих женских духов, который в иных обстоятельствах был бы приятен, но сейчас грозил вызвать очередной приступ рвоты. Можно сказать, я сорвала банк!       Уверена, меня поймут все женщины. Мужику не понять всю боль неподходящего белья или его отсутствия! Им хорошо, прыгнул в свои ситцевые и пошёл, а нам мучайся! Чтобы вы знали: грудь — это не просто два жировых шарика, а очень чувствительная и временами неудобная, до безобразия, хрень! Маленькая грудь или её отсутствие — предмет комплексов и повод для зависти к тем, кого природа наградила. Большая… с одной стороны вроде предмет вожделения и гордости, с другой неудобная вещь. Бегать без нормального белья — больно. Под ней вечно потеет. Попробуй ещё нормально улечься. Чуть поправилась или похудела — всё. Бельё можно смело выкидывать или менять. Оно будет давить, натирать, впиваться. В нём будет трудно дышать. Косточки будут врезаться в неожиданных местах. Лямки бесконечно будут сползать. Вроде бы незаметные швы, если они пошиты неправильно, к концу дня разотрут нежную кожу до кровавых мозолей. К концу дня ты просто звереешь. Хочется просто эти адские приспособления для пыток, изрезать и сжечь. Самое же поганое, эти ощущение полностью поглощают тебя, доводя до белого колена.       Хуже может быть только отсутствие белья вообще! Просто пройтись не при полном параде — фигня. Попробуй бегать, прыгать, да просто быть активной. Пот, грязь и неудачно попавшая песчинка с некачественно обработанным швом сделают своё маленькое черное дело. Поэтому женщины так щепетильны в плане подбора данных аксессуаров.       И моя голова не разрывалась, но я улыбнулась вполне себе искренней, пусть и вымученной, улыбкой, когда увидела пакет с одноразовым бельём. Такие комплекты, запаянного в водонепроницаемую плёнку, хлопчатого белья, обработанного специальным полимерным составом, были обязательным элементом шкафчика раздевалки на любом серьёзном производстве в СССР. Кроме элементарной заботы о рабочих, такие комплекты преследовали более приземлённую цель — борьба с паразитами. После войны вши и блохи были настоящим бичом человеческим. Сколько бы их не травили, сколько не распарывай одежду и не обрабатывай её дымом, но эти твари находили лазейку. Именно поэтому были разработаны эти комплекты, вкупе с введением для сотрудников предприятий единой рабочей формы. Последнюю, впрочем, делали не одноразовой. Спецовки просто сдавали в прачечную сразу после смены, до обязательного посещения душа. Эта мера так же позволила более эффективно бороться с несунами…       Быстро скинув с себя лохмотья, что остались от формы, я облачилась в бельё. Ткань сама подстроилась по фигуре под воздействием тепла тела и выделяемой им влаги, став второй кожей. Просто, без изысков, удобно. Такого очень не хватало в войну.       Скинув не по размерам большую одежду, я испытала лёгкость. Пусть мне пришлось носить её вынужденно, но в ней моё тело было словно скованным. Я ощущала себя неуклюжей. Все сидело на мне не так. Возможно, во мне говорила балерина. Сценический костюм для них — одна треть успеха. Да и просто ощущение одежды с чужого плеча было мерзостным…       Со шкафчиком мне откровенно повезло. Черные брюки в обтяжку, изготовленные под джинсы, но из наших полимерных тканей, белая майка и лёгкая куртка, из того же материала, что и штаны, было лишь немногим велико. Ничего критичного, чего нельзя было исправить поясом, подворотом штанин или перетяжкой ремешков. С обувью повезло меньше. Это были ботинки «Турист». Вроде бы идеальный выбор для сложившийся ситуации, но они были дубовыми. В таких тихо проблематично будет передвигаться. Всё это было дополнено небольшим рюкзачком из брезента тёмного цвета.       Осмотр содержимого рюкзака заставил недоумённо выгнуть бровь. Кроме очевидных вещей таких, как документы, кошелёк (явно пошитый в Латвии), косметики (без содержания полимера, от того не стойкой и дешёвой) и прочих мелочей, что есть в любой дамской сумочке, на самом дне был обнаружен балисонг, он же нож-бабочка. Мало того эта надо было быть без головы, чтобы таскаться с ним без документов на ношение холодного оружия, так и упрятан он был так, что просто достать быстро не получиться!       И так, что мы имеем: дороги духи, которые не производятся на Калужской Фабрике Душистых Веществ. На ряду с классической «Красной Москвой» и других массовых духов, там была произведена линейка более дорогих таких как «Эхо Революции», «Планета» и других. Но этот аромат был прямиком из Франции. Не дешёвая одежда, которую ещё не в любом магазине купить можно. Ножик этот. Одежда принадлежит практикантке из столицы или Ленинграда, которая попала сюда по распределению, как младший научный сотрудник. До отбытия сюда состояла в уличном течении «электронщиков» — фанатов электронной музыки, но так не серьёзно, иначе бы её исключили из комсомола, и она сюда не попала. Ножик у неё как элемент «крутости». Назначение на предприятие, даже в качестве буфетчицы, очень престижно. Сюда берут или по великому блату, или за реальный талант и знания. Иногда за всё сразу. Первые очень быстро отсеиваются. Уходят на повышение или места попроще. Сеченов очень не любит при блате. Если ему их и навязывают, он старается их слить очень быстро. Значит девочка что-то соображает и скорее всего на том свете. Учёные с нижних уровней не успели эвакуироваться, как и обслуживающий персонал. Никто не предполагал, что будет столь масштабная диверсия изнутри.       Ну судя потому грохоту, что стоял в вентиляции, кто-то заранее озаботился тяжёлым вооружением. Пулемётов у охраны раньше не было. Или у кого-то мозгов хватило или кто-то был поехавшим параноиком. В любом случае этот кто-то спас множество жизней. Судя по тому же звуку, пулемёт явно не на износ работает, а поддерживает огнём атакующих. После войны заградительный от атакующего огня можно отличить влёт.       Я аккуратно вскрыла ножом дверь раздевалки, предварительно осмотрев коридор при помощи отражение на лезвие клинка. На мне обычная одежда, а не тактическая броня. Если поймаю пулю или осколок, то, скорее всего, буду трупом. Проверять на сколько стала крепкой моя тушка после реабилитации, я не собираюсь. Конечно, остаётся полимерный манипулятор, который встроен в мою бионику. Но оружие, которым ты не умеешь пользоваться — обуза. Мне остаётся надеяться только на остроту не самого качественного ножа и то, что лезвие не сломается от первого удара. Девушка подбирала себе эффектное, а не эффективное оружие.       Когда всё окончиться, устрою втык как минимум местному отделению полиции, в чьём ведомстве находится вокзал. Какая-то писыкалка пронесла оружие мимо рамок металлоискателя… Позор!       Если девушка выжила, я её сначала выпорю, а потом отдам деньги за одежду. Скорее всего, когда я выберусь, от этих шмоток и клочка не останется. Там, где у нас бывали задания, и танковая броня — не панацея. Я же Советский Солдат, а не мародёр! Были бы деньги, сразу положила бы в кошелёк, пусть даже доподлинно точно знала, что оставляю деньги трупу. Так правильно!       Стараясь не шуметь, вышла в коридор, прислушиваясь к каждому шороху. Благодаря вентиляции, мне удалось подняться на уровень выше морга, минув лаборатории, попав в больничное крыло комплекса. Тут был лишь небольшой беспорядок, который бывает при внезапной эвакуации, да следы не слишком интенсивного боя. Что характерно, больных тоже эвакуировали, даже лежачих. Следовательно, у медперсонала было достаточно времени, чтобы эвакуировать таких больных. А это невозможно при обычном плане эвакуации. Кто-то основательно переработал стандартные планы и подготовил персонал.       По протоколу, в первую очередь эвакуируются самые жизнеспособные больные. В своё время пришлось слишком плотно познакомиться со всеми этими протоколами. Чума… А ещё с заградотрядами, которые стреляли до деформации стволов пулемётов от перегрева. Выбора не было. Лечить эту заразу научились далеко не сразу, а обычные люди, заражённые этой напастью, очень хотели жить… Прорви они кордоны, никто бы не выжил. Вот и приходилось стрелять. Из этого не делали тайну, не скрывали. Это было. Так нужно было сделать…       Я рада, что удалось избежать больших жертв, и сделаю всё, что тот, кто это устроил, предстал перед судом. Даже если он будет полевой. Даже если сама буду вынуждена зачитывать и исполнять приговор!       Но для начала, нужно озаботиться оружием. Если я не ошибаюсь, то оружейная охраны должна быть недалеко… — Девушка, вы бы осторожнее были! Вы на меня чуть не наступили! Хотя… мне уже всё равно. Мёртв немного, — проговорил кто-то снизу.       Я опустила взгляд вниз и вздрогнула. Говоривший был мёртв. Его завалило упавшим шкафом, от чего снаружи торчала лишь рука. Если приглядеться, то даже с моего места было видно, что шея у по всей видимости врача, была слома и вывернута как у совы. И это не мешало ему говорить, правда механическим голосом. Вот на его руку, а точнее на кончики пальцев, я чуть не наступила. — Офигеть, — выдала я, хотя на языке вертелись другие эпитеты. Мама у меня строгая, да воспитание в балетной школе вымело желание использовать скабрёзности. Армейская служба это привычку не искоренила. — Сам был удивлён, — даже в синтетическом голосе слышалось понимание. — Мне робот сломал шею в двух местах. С таким не живут, сами понимаете… — Может, вам чем-то помочь можно? — спросила я, до конца не веря, что говорю с трупом. — Мне уже не поможешь. Слишком большие повреждения, — равнодушно сказал труп. — Надо было слушать внимательней подполковника Нечаева… — Вы знаете моего мужа? — Так стало быть, вы Катерина Нечаева… Наслышан о вас от коллег. Да кто этого параноика на предприятии не знает? Благодаря ему удалось эвакуировать почти всех больных. Когда его встретите, передайте, пожалуйста, моё спасибо… только я забыл уже как меня зовут. Память подводить стала… Видно настал мой конец… — Это он планы переработал? — удивилась я. — Он. А кому ещё? Вашего командира, у которого позывной Юпитер был, уже нет. Но вы не думайте, Сергей очень хорошо справляется! То, что внизу творится — это не его вина. Научники его проигнорировали… Я их хотел предупредить, но сами видите… Слушайте… Будьте осторожны! Берегитесь других трупов. Они не такие уж мёртвые и безобидные, как я… Их… заразили…       На этих словах труп умолк окончательно, оставив меня переваривать информацию…