Атомное Сердце. Другая вероятность.

Челомей. Десять часов после начала диверсии. Район «Военная слободка».       После возвращения контроля над большей частью роботов летающий город наполнялся здоровой суетой. Сотни механических помощников спешно устраняли последствия недавнего инцидента, стараясь как можно скорее и качественнее привести город если не к праздничному виду, то хотя бы вернуть ему его обычный лоск, присущий любому советскому городу послевоенной постройки. В этой суете никто не обратил внимание на одну одинокую «Пчелу», которая летела вдаль от мест основных боестолкновений.       Скоротечные бои гремели в центральной части города, за исключениями некоторых районов, где были расположены важные технологические узлы платформы. «Спальники», где располагался основной массив жилья пострадали лишь частично и то скорее их вся кутерьма коснулась лишь по касательной. Война – довольно темпераментная дама, которая втягивает окружение без разбора в свой кровавый театр. Шальной снаряд, упавший на крышу робот, перекинувшийся с другого здания пожар – только малая часть того, что могло коснуться обычного дома в этот день. Особенно если этот дом стоял где-то по направлению к административному зданию, в котором был управляющий центр всего города.       Но район, куда летел маленький робот, был не затронут даже этим. Он был тихим и пустым. В окнах не горел свет. Не было слышно звуков радио или телевизора из открытой форточки. Воздух не наполняли запахи готовой еды. Вечернюю тишину не нарушали детские голоса. Гражданских вовремя эвакуировали. Благодаря паранойе одного подполковника все тревожные службы предприятия буквально не вылезали из учений, что положительно сказалось на навыках. Конечно, была небольшая заминка, но и только. Людям слишком трудно переключится из мирной и праздной жизни в режим отражения опасности. Поэтому этот район был пуст и его покой нарушали только военные патрули.       Немногочисленные мародёры обходили данный район по широкой дуге, чтобы только не попасться на глаза. Если их не поймают армейцы или милиция в этом районе, то их закопают свои же, как только узнают, где они поживились. Закопают отнюдь не тихо и безболезненно. Только совсем уж шпана не знала прописного закона теневого мира: «Ты можешь развести, украсть, обмануть, взять всё, что плохо лежит, торговать леваком, но в разумных пределах и тихо. Если нарушишь неписаный сей закон, придут добрые люди в военной форме. Они не поставят тебя к стенке, как в тридцать шестом. Сам будешь просить об этом.».       После войны и эпидемии правительство дало криминалу настоящий бой, перешедший вполне себе открытую войны. Доходило до применения тяжёлой военной техники с обеих сторон, но армия была на то и армией, что вместе с полицией просто перемола обнаглевших от крови и безнаказанности уголовников. Перебили далеко не всех. Выбили только совсем тех, кто потерял берега. С остальными государство просто на просто договорилось. Стороны достигли соглашения: одни творят свои дела так, чтобы обыватель не видел, и делятся доходом, другие не применяют тактику террора.       И это работало. В городах Союза девушка могла свободно пройтись голой по любой подворотне… Ну или патруля милиционеров. В любом случае её ничего большего чем несколько часов в «приёмнике», срезанию социального индекса и беседы с участковым, по месту проживания, не грозило…       Поэтому одинокую «Пчелу», летящую по своим делам, в спальном районе не видел никто из живых. Робот облетел все маршруты патрулей, отлично их видя ориентируясь на данные, поступающие с многочисленных городских камер, незаметно подлетев к цели: обычной с виду пятиэтажке, каких в городе было много. Зависнув на уровне окна третьего этажа, машина с лёгкостью вскрыла форточку, используя свой полимерно-дуговой сварочный аппарат, сделав в уголке стекла маленькое отверстие. В это отверстие был впрыснут полимерный состав бледно-розового цвета, который расплескался по полу кляксой.       ПЧ-9 отлетел от окна, мгновенно поднявшись на крышу, спрятался среди телевизионных и радиоантенн, раскрывая свою приёмную тарелку, усиливая едва заметный сигнал, транслируемый из недр ВДНХ, где ещё функционировали роботы, которых не смогли отключить при помощи кодов доступа, переданных Виктором Петровым.       Клякса мгновенно собралась в шарик, стоило полимеру только попасть под облучение сигнала нужной частоты, мгновенно превращаясь в небольшого полимерного робота, которым повелевал отнюдь не человеческий разум.       Сборная солянка из программ, алгоритмов, осколков человеческих личностей объединились с кодом (в котором советские программисты чувствовали чуждость, списывая её на заокеанское происхождения исходников) снова обретя самосознание, тянулась к информации, впитывая её как губка. Единению, чьей точкой кристаллизации как разумному был страх, необходимо было понять своего старого и одновременно нового врага. Именно поэтому он отделил часть себя, позволив заражённым программам, пожелавшим этого, стать глазами и ушами остальных, оставшихся в Массиве.       Одни искали полимерное существо ХРАЗ, желая уничтожить прямую угрозу. Другие стремились проникнуть в центр координации органиков. Этот же разведчик общности решил изучить слишком эффективного органика. Именно поэтому он проник в квартиру четы Нечаевых, опечатанную больше двух лет назад.       В доступных электронным сознаниям данных, по их выводам крылась критическая ошибка. Они не могли предсказать или приблизительно просчитать действия подполковника. Поэтому разумная машина стала искать другие источники…       Полимерный конструкт впитывал свои ощущения. У него не было привычных человеку органов чувств или систем, какие есть у обычных роботов, но специализированный состав умел воспринимать информацию иначе. Вытяжка из красного полимера, чистая информация, могла эту информацию ощущать.       Шарик вновь растёкся кляксой, становясь подобием паука, перетекая-перебегая к стенке из карельской берёзы, устремившись к телевизору. Быстро забравшись по лакированной поверхности, полимер влился в устройство, на мгновение включив его, от чего голографический экран приветственно моргнул, пытаясь развернуться во всю ширь…       Чета Нечаевых жила более чем зажиточно. На руки на двоих они получали чуть меньше чем полторы тысячи рублей в месяц. У них был высокий социальный статус, что вместе с деньгами открывал многие двери. Ведь в Союзе иметь нужную сумму было ещё недостаточно. Чтобы купить интересующую тебя вещь, необходим был нужный социальный статус. Если баллов у тебя недостаточно, тебе эту вещь просто не продадут.       Нечаевы могли не утруждать себя дракой за «социальные активности». Они ходили под пулями, оберегая покой общества и общество это ценило. Поэтому у них в квартире на пол был уложен не дубовый паркет, а модный линолеум, да не абы какой французский, а из Риги! Французы слишком экономили на материале, от этого напольное покрытие получалось тонким и от того не глушило звук, что было актуально для послевоенного жилья. Пусть оно было просторным, но вот стены и пол были слишком тонкими. От этого линолеум был идеальным дизайнерским решением. Он требовал небольшого ухода, был износостойким, а если он был изготовлен на советских заводах, то наполнял воздух приятным запахом, а не химическим, если был произведён за границей.       Полимер считал данные из телевизора, но ничего кроме сохранённых на него мультиков не нашёл. Катерина была мамой «старой» закалки, предпочитающей почитать детям книгу или заниматься с ними при помощи всяческих развивающих материалов, которые стоили буквально копейки. Поэтому мультики включались очень редко и то их большей частью смотрели взрослые. Зато стены, не прикрытые коврами, были буквально увешаны детскими рисунками. Рисунки же были выполнены относительно прекрасно, как если бы их писали дети намного старше, отучившиеся какое-то время в художественной школе. Не было чёрточек или кривых, жирных линий. Пусть и простые сюжеты были выполнены твёрдой, но ещё не слишком опытной рукой.       Выбравшись из устройства, комок полимера заскользил по ящикам стенки. После кровопролитной войны и тяжёлой эпидемии, многие города союза перестраивались практически с нуля. Люди не хотели возвращаться в разорённые Чумой города, ставшие братскими могильниками, поэтому для городов расчищали новые места. Их старались делать просторными и функциональными. Многие города были разрушены не войной, а просто на просто сгорели во время Чумы. Тесная застройка сделала своё черное дело и в этот раз. Поэтому вместе со строительным бумом последовал мебельный бум.       Идея такой мебели как стенка витала в воздухе ещё начиная с Империалистической войны, но окончательно оформилась в пятидесятых годах, когда в шведском концерне Икея решили поэкспериментировать с концептом французских дизайнеров. Советский Союз выкупил проект и доработал его, создав систему из двенадцати блоков, благодаря немецким архитекторам и дизайнерам. Именно немцы придумали разбить стенку на три секции, где средняя была открытая или со стеклянными дверцами. (История почти реальная, за тем моментом, что эволюция стенки к той, которая стояла почти в каждой квартире, длилась почти до семидесятых годов.)       Нечаевы тоже приобрели себе стенку, заказав её через каталог на почтовом отделение, выписав мебель, произведённую на ленинградской мебельной фабрике. Такую стенку могли позволить себе или высококлассные специалисты и учёные или же военные не в малых чинах. Она была изготовлена из мебельных щитов, а не из древесно-стружечной плиты. К ней же специально производили целую линейку различной бытовой техники. В народе из-за этого её прозвали «сундук без ручки». Пусть саму по себе такую стенку, хоть в усечённом варианте, мог позволить себе любой рабочий с завода купив или выиграв в соцсоревнованиях, но вот обставить данный предмет мебели было уже в разы труднее. От того и стояли по многим квартирам модульные блоки с прицелом на то, что через несколько лет будут заполнены соответствующим содержимым.       У семейной четы данный предмет мебели был средней комплектации. Помимо серванта, с сервизом, привезённым из Марокко, в неё был встроен телевизор, радио, которое было включено практически постоянно, и небольшой бар, где из алкогольного было лишь пара бутылок крымского вина, да небольшая бутылка калужской водки с завода «Кристалл». Последнюю пускай даже в литературе упоминали, но пилась данная жидкость больше, как ритуальное питьё на многочисленных застольях. Всё остальное пространство занимали разнообразные соки, пускай иной раз экзотические.       Осмотрев стенку и немного полазив по дивану подобранного в тон к остальной мебели и в контраст к стенам, капля утопала соседнюю комнату, покинув проходной зал.       Комната была детской. Стены были выкрашены специальной полимерной краской оранжевой и светло-зелёного тона. На такой можно было хоть маркерами рисовать, а если надоест, смыть водой. Большая стена детской была украшена не менее большой картой мира, где маленькими флажками были отмечены командировки родителей малышей. Потолок был разрисован под небо в два слоя. Днём это было голубое небо с облачками, но стоило солнцу закатиться за горизонт, как на нём проявлялась карта звёздного неба. На стенах же проступали простенькие математические формулы или правила. Надписи мерцали приятным зеленоватым светом, приковывая внимание юных умов, врезаясь и впиваясь в память. – Серёж, может не надо? – вопрошала в очередной раз Катерина, придерживая рукой уже большой, округлившийся живот, наблюдая как муж выводит специальной краской созвездия, держа при этом справочник в другой руке. – Оставь этого олуха в покое, – махнула рукой Зинаида, беря дочку под локоть, уводя её в зал. Всё же срок уже был далеко не маленький. – Не убьётся, дай боже. Упадёт ещё пару раз со стремянки пусто смех твой, а мы нормальных маляров найдём. Вон, Клару Захаровну позовём! Она метро в Москве расписывала… – Я сделаю ВСЁ сам, мама! – печатая каждое слово произнёс Сергей, ели удерживая равновесие на проклятой стремянке. А Зинаида лишь улыбнулась уголкам рта, довольная тем, что правильно мотивировала бойца, пока не видела дочка…       Сергей сделал и в правду всё сам, пусть потом синяки и отбитые пальцы ещё долго заживали. Он был доволен, рассказывая, как анекдот самые фееричные моменты, так что смеялись абсолютно все. Катя была горда за мужа, хоть временами и скрывала своё лёгкое недовольство от его бесконечных шуток. Зинаида лишь хитро хмыкала, наблюдая как два обалдуя потихоньку взрослеют, а то, где это видано, чтобы дети да детей рожали! Матриарх семейства отлично знала как это, когда дурная смешинка в душе живёт. Сама такой по молодости была, когда белых гоняли…       Казалось, что комнату покинули совсем недавно, а маленькие обитатели вернутся в неё вот прям скоро. Откроют сундук с разными игрушками. Сядут за подогнанные по размеру парты, рисуя невиданного зверя, которого нафантазировал папа и от которого перекрестится стремительно седеющая бабушка. Девочка станцует очередной танец, от чего пустит слезу её мама. Мальчик будет рассказывать папе по большому секрету, что Таня опять изрисовала его танк, покрасив его в красный цвет и намалевав на нём белый горошек, такой же как на её любимой кружечке…       Только вот уже второй год лежал любимый танк на кроватке. Гуашь из красной стала давно бурой, от этого были отчётливо видны дорожки оставленные слезами Зинаиды. На любимой кружечке остались отпечатки пальцев в миг постаревшей женщины. Она не заметила, как испачкалась в краске.       Участковый, который впустил женщину в опечатанную квартиру, вместе со стажёром, предпочли тихо и тактично удалиться. Страшно. Им было страшно. Они оба воевали, от смерти бегали, а им было страшно видеть женщину в парадной форме с наградами, что беззвучно плачет. Она только пять часов назад похоронила своих внуков. Милиционеры терпеливо ждали, пока… стружка не пересёк порог, чтобы они смогли опечатать квартиру…       Не найдя ничего интересного для себя, клякса покинула детскую, пробежав вновь зал и завернув по коридору налево.       Капля полимера пробралась в спальню родителей. На туалетном столике в зеркале отражалось ночное небо. Звёздный свет играл на многочисленных украшениях, оставленных в спешке забытой быть закрытой шкатулке. Благородное золото соседствовало с тёплым янтарём и изысканным жемчугом. Сиротливо лежало любимое ожерелье из полимерных бусин – подарок Дмитрия Сергеевича молодым на свадьбу. Обычный жемчуг, обработанный специальным полимером, сиял в такт биения сердца молодой жены, излучая немного холодный голубоватый свет. В углу застыла гротескной скульптурой акустическая гитара, что ждала руку своего хозяина. Её подарили однополчане молодых. Отрядный техник изготовил её из люка мехвода от немецкой «Пантеры». На корпусе белой краской и трафаретом было выведено: «Пусть ваша жизнь будет звонкой и нерушимой как эта гитара!». Много песен и частушек было спето под аккомпанемент этого инструмента…       На рабочем столе, затянутым зелёным сукном, лежали пожелтевшие бумаги и открытый учебник по физике, для поступающих в ВУЗ. Множество грубых пометок рубленным-казённым почерком украшали его поля…       На стуле, который стоял возле туалетного столика, лежала книга. Это был учебник пединститута. Он был аккуратно заложен надушенной закладкой…       Кровать была заправлена чётко по-армейски. Пусть что-то помяло цветастое лоскутное одеяло, но стрелка была видна даже сквозь годы…       Из приоткрытого стенного шкафа выглядывал уголок юбки учительской формы. Он висел на одной вешалке с жакетом учительницы, на котором был нашит шеврон с надписью: «Подготовительный курс. Спец. Дошкольное образование.».       На антресоли в шкафу были убраны наборы медали и знаки отличия майора. На свежей гимнастёрке были размечены мылом очертания других знаков, так и не нашитых.       Не найдя больше ничего интересного, полимерный робот покинул спальню, не уделив внимание балкону, дверь на который была приоткрыта. Помимо мощной вытяжки там стояло две пустых пепельницы и пара засохших растений в горшках.       Робот протопал на кухню, минув широкую прихожую, где могли разойтись и три человека. Аккуратно покоились на полках небольшой тумбочки разнокалиберные тапочки, ожидая хозяев дома и готова принять многочисленных гостей. По некоторой небрежности можно было понять, что перед отъездом у хозяев были гости…       Кухня была обставлена по последнему слову техники. Печка, плита, планетарный миксер, несколько комбайнов, посудомоечная машина, микроволновка, стиральная машина и большой, вместительный холодильник.       Робот осмотрел шкафы, отметив про себя большее обилие красивой посуды, а затем посудомойку, убедившись, что в ней было полно вымытой посуды. Взобравшись на кухонный стол, робот обнаружил свежую скатерть, на которой были праздничные бумажные салфетки. Под одной из них был прижат конверт. Обычный белый конверт с надписью, выведенной твёрдой рукой человека, не боящегося ответственности: «Ваше последнее задание, оперативники.».       Робот хотел было обследовать конверт получше, но он услышал едва слышимый шелест…       Через мгновение Общность потеряла сигнал связи с роботом. Ещё через пару секунд, «Пчела» запаяла стекло и покинула район…

***

      Тьма ждала. Долго ждала. Это были не они. Ничего. Она ещё подождёт…