Пациент скорее мертв, чем жив

      Утро началось не с кружечки хорошего холодного пива, утро началось с того, что Акселя при открытии кладовки встретил проснувшийся от звука и вскочивший с труповозки хромающий пациент с ещё более охуевшими глазами, чем вчера.       Который при виде человека дал нехилого такого прыжка в противоположную сторону, из-за чего задрожали все предметы в этой конурке.       - Не дергайся! - Повышать голос при попытке успокоить буйного больного было не лучшей идеей, но вид того, как тварь резко и быстро движется (на пробитой ножом, блять, ноге, которой нужен покой), хоть это и было временной возможностью обезболивающего отвара, привел Акселя в ужас. Кто знает, насколько швы уже расшатались, а этими скачками по бытовке людоед добивал себя окончательно.       И о чудо. Оно послушалось.       - Только, блять, попробуй. Только, сука, порви хоть один стежок. - Человечек крепче сжал в руке нож, который захватил на всякий случай - коленки потрясывались, но в морду антропофагу он посмотрел абсолютно бесстрашными глазами, словно эти оскаленные челюсти не могли оторвать ему голову за секунду. Свою работу было жальче, чем себя. Никогда еще Аксель не делал чего-то, чем мог гордиться настолько, он буквально с того света этого "пациента" вытащил не для того, чтобы антропофаг откинулся от кровотечения из-за порваного шва. Дыхание сбилось, но Аксель зло зашипел не хуже самой твари: - Я зашивал тебя четыре ебаных часа, не дай боги ты испортишь мою работу!       А вот последнее слово он почти проорал, от чего, кажется, охуел даже сам хищник, сделавший шаг назад и упершийся лопатками в стену. Кстати, потолок низковат - людоеду приходилось горбиться, чтобы не клевать макушкой. Это лекарь отметил как бы между делом - сам от себя прихуел, когда в следующую секунду осознал, на кого он орет. Вот так, вдвоем охуевшие, они и уставились друг на друга, не зная, что делать. В процессе гляделок наметанный лекарский взгляд отметил, что чужие глаза все покрыты сеткой лопнувших сосудов, так что красными они были далеко не только от цвета радужки. А ниже вообще черные - несмотря на потерю крови, синяки под глазами у хищника превратились в отечные мешки, видимо, нехило его ранее приложили по голове. Хорошо, если без сотрясения. Да и вообще он весь был какой-то помятый, сжатый, словно побитая дворовая псина, и от вчерашнего бессознательного величия не осталось и следа. На короля леса антропофаг не тянул сейчас от слова совсем, и до его невольного спасителя внезапно дошло.       Хищник-то тоже трусит.       Ну еще бы, наставь на того, кто вчера пережил вскрытие заживо и практически сдох, нож, и пусть он не шуганется. Такими темпами на нормальное знакомство можно было не рассчитывать, да и загнанный зверь в клетке всегда опаснее спокойного сытого хищника в своей естественной среде. А для огромной твари маленькая подсобка клеткой и была, не удивительно, что, очнувшись, он попытался дать деру.       - Так, ладно, всё хуйня, давай по-новой. - Аксель с трудом выдохнул, не заметив, как задержал от страха дыхание, и медленно опустил руку с ножом на столик, где остались вчерашние врачебные принадлежности. Потрясывало нехило - вот теперь у него самого точно погас запал, и он наконец полностью понял, на кого именно орал. - Внутри тебя сейчас куча швов, которыми стянуты твои органы. Если ты сделаешь ещё пару резких движений, то будешь очень мучительно истекать кровью и, возможно, умрешь, потому что ты ее и так не мало потерял, а сделать переливание я не могу, у меня нет инструмента. И я не ебу, можно ли тебе его вообще делать. Это понятно?       Тварь медленно кивнула, не отводя взгляда от руки Акселя, и тот постарался скорее увести ее в сторону от ножа. И вообще сделал шаг от столика. Это был прогресс. По крайней мере, они друг друга понимали, значит, если его сожрут, то матюки из желудка для антропофага будут не просто шумом, и можно будет на последок обложить его хуями. Можно было бы думать более серьезно, но в такой ситуации почему-то тянуло на тупые шутки. Видимо, мозги отшибло совсем и сильно. Аксель застонал и потер лицо руками. Вот не сидится же спокойно, такую проблему себе устроить.       - Если ты решишь меня сожрать, то я тебя разочарую, но ты сдохнешь от любого тычка изнутри. - Он отнял ладони от глаз. Морда твари никуда не испарилась, значит не ночной кошмар. Еще бы, сам на своем горбу и приволок. - Серьёзно. Я шил несколько часов, имей совесть, пожалуйста.       Что-то у самого коленки начали трястись, не то от недосыпа, не то просто от происходящего. Он что-то объясняет настоящему, мать его, людоеду, а тот смотрит и кивает. Пиздец какой. Аксель нашарил ногой вчерашний таз для крови, уже вымытый, молодец, что вчера об этом позаботился, и тухлятиной не воняет. Перевернуть - и вот уже можно сесть и притянуть руками коленки, чтобы в них уткнуться. Эффективность - как прятаться от бабая под одеялом, но хоть его слез не видно. Смотрит и кивает, сука, кивает, словно все понял. Как оказалось через минуту - ещё и пиздит.       Но перед этим чудовище тоже решило сесть, правда, решило проблему гениальнее и просто съехало по стенке, умостив жопу на пол и вытянув больную ногу. Всё-таки стоять на пробитой стопе больно, хотя вряд-ли это было главной травмой в организме монстра.       - Если честно, то я в ахуе. - Вот, прям лекарские мысли повторил, один в один. Только голос ниже, и хрипой до ужаса. Мало того, что по природе такой, мало того, что сорвал от криков вчера - поставить воды людоеду Аксель не догадался, не до того было. А вообще надо бы, с чего-то кровь восстанавливать, хоть и жиденькую. Аксель был вот полностью с ним согласен - реально ахуй. Нет бы бросить в пролеске, как любой другой нормальный человек. Но где они теперь, правильно, сидят друг напротив друга и не знают, что сказать. Хотя, можно ему диагноз озвучить. Ну а после?       "Извини, но я тоже охуел, с того, какой я идиот, раз решил, что нужно помогать каждой встречной собаке"? Пиздеж, он не каждой помогает. "А еще ты смазливый, было жалко тебя бросить"? Вообще лишнее. "Я не согласен с мнением моих посельчан и ценю любую жизнь"? Ну и придурок, поцени медведя-шатуна, который зимой пойдет прицельно за человечинкой, которую легче добыть. А тут хуже медведя, тут мозгов больше. Наверное. Ну, по крайней мере, они сошлись на ахуе, это уже плюс. И, наверное, теперь у него больше шансов не быть сожранным. А еще нужно совсем преисполниться в своем безумии и донести до буйной головы мысль, что антропофаг должен остаться до того, как заживёт хотя бы внутренний шов. Да и за внешним уход нужен, без ежедневной мази там гниль пойдет просто моментально, из воздуха.       Вопрос решился сам собой, когда людоед внезапно побелел и согнулся с тихим рыком, от которого зашевелились волосы аж на очке. И не только от страха - если он что-то себе всё-таки порвал... Вид глубоко дышащей и прижимающей руки к брюху твари как-то отрезвил, прям бодрость появилась. И ушли мысли о том, сколько в это пузо было утрамбовано человечины, а заодно - и кто будет следующим.       - Блять, я же говорил не дергаться. - Вся робость испарилась, и вот уже лекаришка привычно потянул тушу хищника на себя. Хотя в сознании и стоя на ногах антропофаг был определенно легче, пусть и не помогал своими вздохами и рыками боли от слова совсем. Но ножками до труповозки погреб и позволил себя уложить, в процессе едва не рухнув на своё ложе прям лицом. По крайней мере, радовало то, что стремительно ширящейся новой гематомы на коже видно не было, лишь припухлость и бордовость по внешнему шву. Значит внутренние швы целы, что уже неплохо. Но судя по проступившим на висках твари каплям пота - что-то было не так.       Лёгкая, почти невесомая пальпация - и людоед громко зарычал, скаля зубы. От такого волосы на жопе встали торчком вполне себе реально, а не фигурально. Боги, спасите от такого пациента, который при любом недовольстве может оттяпать руку.       - Опиши мне боль. - Но Аксель проглотил вязкий комок слюны в горле и постарался вернуться во вчерашнее состояние сосредоточения на помощи. Лучше не думать о том, что хищник может так же легко проглотить и его.       - Сначала было нормально, потом начало ныть. А теперь будто дергает. - По крайней мере, не сейчас. Сейчас ему будет явно не до того - при последнем слове морда людоеда исказилась, и он вновь оскалился, защитно обхватывая живот. Хотя, может, зря лекарь себя хоронит. Судя по тому, что глаза хищника смотрели на потолок, освещенный полусгоревшими свечами, он реагировал неосознанно. Интересно, также их братия обхватывает полный живот после охоты? Жест чем-то напоминал беременных, только пузо было слишком впалым, чтобы обхватить его руками.       Аксель дёрнулся и вынырнул из мыслей. Думай, башка. Пальпация не показала никаких изменений, разве что людоед дышал тяжелее и стал еще горячее на ощупь. Но от легкого воспаления помочь ему было невозможно, да и не надо. Пусть убивает всякую грязь, попавшую в организм, этим жаром. Судя по тому, как легко пружинил сшитый апоневроз - шов на мышцах был цел, а именно его было легче всего повредить. Если мышцы целы, значит нет диастаза, и желудок не разойдется под собственной тяжестью. Внешний шов так же был цел и не кровил, да и новых синяков не было...       И тут до него дошло. Идиот, грибы. Конечно же, отвар постепенно закончил действие, а боли не быть после такой операции не могло. Он врач, а не колдун. Захотелось хлопнуть себя по лбу, но Акселю не хотелось испытывать выдержку людоеда громкими звуками. Особенно учитывая, что тот в итоге так и не пожрал, а значит был ещё и голоден, ощущая в том числе ту самую ноющую боль в желудке.       - Так, лежи. - Человек дернулся от каталки и пошарил по полу в поисках бутыли с отваром. На несколько раз должно было хватить, но ухлопать столько на одного людоеда - наставник открутил бы ему голову, если бы узнал. Хорошо, что его тут не было, и Аксель свободно плеснул в миску треть оставшегося варева, сунув её твари: - Выпивай до дна, будет клонить в сон, может затошнить или привидеться что, но не долго. Главное - не выблюй.       На последнем он сделал особый акцент, зная вкус этого дерьма, хотя тут скорее была опасность пролить затрясшимися когтистыми лапищами. Пришлось самостоятельно наклониться над пастью антропофага и вылить туда отвар. Боги, какая мерзость. Вблизи огромные зубы оказались еще острее, ещё крупнее, так, что стало ясно видно даже желтоватый налет на них. Таких зубов Аксель даже у медведей не видел - клыки людоеда были чем-то средним между большими челюстями хищников, но в отличие от них имели острые рыбьи концы, способные легко впиваться в плоть и удерживать добычу. Это объясняло то, почему еще никто не смог спастись во время проглатывания, даже имея оружие - назад такие челюсти не выпускали, обрекая жертву попасть в желудок, несмотря на любое сопротивление. От этой мысли что-то внутри шевельнулось в исследовательском интересе - могли ли эти чудовища выплюнуть жертву по своему желанию? Судя по всему, обратный ход пище был закрыт. На ум даже невольно пришли воспоминания о глубоководных рыбах с такими клыками. Всплывали они уже мертвыми из-за чрезмерного обеда, который не смогли исторгнуть обратно, а тот начинал гнить и распирать и без того растянутое брюхо, выталкивая рыбешку наверх, где ее разрывало от перепада давления.       - Вот и всё. - Аксель ожил и вынырнул из размышлений, когда антропофаг щёлкнул челюстью и слизнул последние капли отвара с губ.       И посмотрел прямо на него, отчего захотелось сжаться в комок и закрыться руками, лишь бы спрятаться от хищного голодного взгляда. А вот это было уже проблемой. И решать ее было нужно как можно скорее, иначе лекарь рисковал сам стать ее решением. Нутро подсказывало, что опасность повредить желудок не остановит жадно оглядывающего добычу монстра, когда тот чуть сильнее проголодается. И тогда Аксель проверит все свои догадки лично, только радовать это его уже не будет.       - Ладно, я не могу сидеть рядом с тобой весь день. - Захотелось скорее убраться отсюда подальше, что он и решил сделать, попятившись от медленно засыпающего людоеда. Времени было немного, но за срок действия отвара, который он оставил в шаговой доступности для хищника, нужно было как-то решить собственно причину того, почему они оказались в такой ситуации. Желательно, не став перекусом для антропофага. Аксель даже на всякий случай сунув в карман валявшийся на столе ножик - мало ли. И затараторил, надеясь, что хищник запомнит его слова перед тем, как его срубит невменозом от мухоморов: - Никуда не выходи из этой комнаты, пожалуйста, умоляю, иначе тебя моментально найдут. Ты ещё долго будешь не в том состоянии, чтобы сбежать. Чуть позже принесу тебе воды, если что - есть таз. Постарайся не порвать швы, лучше даже не вставай.       Последнее он произнес чуть ли не умоляющим тоном - до заживления было как до южан раком.       И был таков.       Но кто бы мог осудить его - когда Аксель захлопнул за собой дверь подсобки, то ему захотелось заплакать от осознания того, во что он вляпался. Это ведь не даже не дикое животное, которому можно кинуть кусок барана и запереть дверь. Людоед мог в любой момент начхать на его мольбы и вывалиться, к примеру, ближайшей ночью, резать и жрать своих "убийц". И тоненькая дверь, на которой не было даже щеколды или крючка, его не удержит. Нет, конечно же, человек додумался придвинуть к ней конец стоявшего рядом секционного стола, но это мало чем могло помочь, захоти невольный пленник сбежать. Но ладно бы только это.       В голове у лекаря что-то ощутимо сломалось - он вполне себе не иронично уцепился за мысли о том, где ему достать человечину, чтобы не стать чужой закуской. Любой другой нормальный мужик давно добил бы эту тварь, но не Аксель. Аксель пытался додуматься до того, как накормить людоеда, никого не убивая. Просто гений мысли, если бы покойные папка с мамкой узнали, чем занимается их взрослое дитя, то перевернулись бы в гробах.       Хотя, нет, перевернулись бы, если узнали, до чего оно додумалось. И двинуло в морг.