Она может быть доброй

— Возможно, — говорит Мэтт. — Лучше попробовать без репетиции. Он обводит взглядом собравшихся. — Просто предлагаю. Если кто-то думает иначе… — Продолжай! — просит Клэр. — Почему без репетиции? — Суть этой сцены в новизне. Всё происходит впервые, никто не знает, что случится и к чему это приведёт. — Думаешь, Дэймон не знает? — это Мигель. — Думаю, он импровизирует. У него есть идея, он готов рискнуть, подтолкнуть ситуацию. Но многое зависит от Рейниры, от того, как она поступит. Дэймон, мне кажется, он не в курсе, что именно может возникнуть между ними. Он понимает больше, чем Рейнира, в силу возраста и опыта, однако… — пальцы Мэтта гладят подлокотник, Милли с трудом отводит глаза. — Они оба во власти стихии. — Это имеет смысл, — говорит Клэр. — Милли? — О’кей. — Ты согласна? — Да, то есть… Да, полный порядок! — Если ты считаешь иначе… — поворачивается к ней Мэтт. — Нет, ты абсолютно прав! Классная идея, давайте импровизировать! — Хорошо, — Клэр делает пометку и переворачивает страницу. — Далее, что касается безопасности. Разумеется, вам выдадут защитное бельё. Это не сцена секса в буквальном смысле, однако контакт достаточно… тесный. Вот бы, думает Милли, провалиться сейчас вместе с креслом. Все такие спокойные, собранные, профи, чёрт побери. Собрались здесь, чтобы поговорить о том, как они с Мэттом должны целоваться. — Вы также получили распечатки инструкций и соглашение, которое нужно будет подписать до завтрашнего обеда. У всех была возможность прочитать? — Да, разумеется, — откликается Мэтт. — Да, — это Милли. — Если есть какие-то вопросы, пожалуйста, обращайтесь к Мириам или ко мне, мы всё обсудим и решим, наша задача — позаботиться о том, чтобы всем было комфортно. — Спасибо, Клэр, — говорит Мэтт. — Милли? — Да. — Всё нормально? — Высший класс! — она улыбается, демонстрируя зубы. — Хорошо. У вас будет отдельная встреча с Мириам, на которой вы обсудите детали, а пока давайте откроем сценарий… Как ни странно, говорить о сценарии легче, во всяком случае, не приходится думать, куда деть глаза. Когда перед ней сценарий, Милли работает. Она придумывает свою героиню и забывает про Милли Алкок. — Вот здесь, — говорит она. — Написано, что Дэймон целует Рейниру. По-моему, это не совсем то, что нам нужно. Дэймон создал эту ситуацию, но дальше, как сказал Мэтт, многое зависит от неё. Я думаю, она должна сделать первый шаг. Или, во всяком случае, должно быть понятно, что она хочет этого так же, как и он. — А может быть и больше, — говорит Мэтт. Милли глядит на него: он улыбается. — Может и так! — говорит она, и это звучит, как вызов. — Самое главное здесь: Рейнира не жертва. Дэймон не способен манипулировать ею. Он не может внушить ей того, чего уже в ней нет, вся эта ситуация просто помогает ей понять собственные желания. Он думает, что соблазняет её, но она уже давно его хочет. Мэтт выпрямляется, глядя на неё с интересом. — Полностью согласен, — говорит он. И хорошо бы на этом закончить, но впереди встреча с Мириам. Милли объясняет слабость количеством выкуренных сигарет и кофе, выпитого на голодный желудок. Она не слишком хорошо спит в последнее время. Она не слишком хорошо ест. Неудивительно, что у неё дрожат руки, когда подходит время разговора с Мириам. Мириам супер, они уже сняли постельную сцену с Фабьеном: куда меньше одежды и больше света, чем планируется теперь. Милли в курсе, что Мириам знает дело, и это как раз проблема. Милли боится, что Мириам видит её насквозь. Их трое в почти пустой комнате, три складных кресла на равном расстоянии друг от друга. Мэтт очень серьёзен, Мириам в чёрном костюме выглядит великолепно. — Начнём? Милли набирает полную грудь воздуха. Ты актриса, говорит она себе, ты можешь это сделать. Представь, что это снова Фабьен. Представь — кого угодно вообще. Падди, Райана… Она выдыхает: плечи развёрнуты, глаза ясны. — Я готова! И всё проходит неплохо. Они говорят о границах, определяют рамки приемлемого. Они говорят об открытости, обсуждают способы решения нежелательных ситуаций. В конце Милли подписывает свой экземпляр соглашения. Можно подумать, были другие варианты. Перед сном накануне она выпивает почти целую бутылку вина, оставшегося с прошлой вечеринки. А после ложится в постель и трогает себя, раз за разом доводя до оргазма. Звукоизоляция в трейлере никакая, слышны шаги, обрывки разговоров. Ей мерещится голос Мэтта, снова и снова, и она кончает, шепча его имя. Она засыпает быстро, спит до самого утра и не видит снов. Ей дают два силиконовых кружка на липучке, чтобы закрыть соски. Милли приклеивает их, стоя перед зеркалом, и старается не думать о том, как готовится к сцене Мэтт. Все ведут себя, как обычно, та же кружка кофе на столе гримёра, та же безумно долгая подгонка парика. Штаны и рубашка пажа — из тонкой ткани. Это хорошо, потому что день жаркий. Это очень плохо, потому что… Начинают без них. Массовка нынче — профессиональнее некуда. Идеальные тела с загорелой кожей, ноль стыда, чистый секс, что от них и требуется. Милли завидует каждому и каждой из них. Милли завидует золотистому ретриверу, который дремлет у крыльца павильона. Поменяться бы на день с кем угодно, не такая уж трудная сцена, целовать Мэтта Смита — большого таланта не надо. Но для неё, Милли, это всё равно что по грани ходить, заглядывать бездне в горло… Ладно. Ты актриса, представь, будто это снова Фабьен. В павильоне свет приглушен, Мэтт уже здесь, на нём плащ с большим капюшоном. — Доброе утро! — Привет! — здоровается она преувеличенно бодро. — Всё хорошо? Готова? — Полный порядок! Эта роль — малолетняя дурочка из захолустья — удаётся ей безо всяких усилий. Мэтт глядит на неё дольше обыкновенного. Милли отворачивается, подхватывает с подноса стаканчик воды. — Готовность две минуты! Суета, последние приготовления, быстрые руки поправляют шапку на ней, забирают опустевший стаканчик. — Камера! Мотор! Дэймон и Рейнира входят в дом удовольствий. В результате она срывается. Нервное напряжение находит путь наружу в неконтролируемом хохоте. Милли приваливается к стене, закрывает ладонью рот и смеётся так, что в боку колет. По счастью, Мэтт смеётся тоже. — Извините, ребята, — говорит он, обращаясь к массовке. — Мы с племянницей просто зашли поглядеть, не собирались мешать вам. Женщина с телом богини сверкает в ответ улыбкой, по павильону пробегает волна смешков, как в ситкоме, который снимают со зрителями. — Тут у вас дресс-код, сорри. Я, если нужно… — Мэтт начинает расстёгивать свою рубашку, и смех превращается в гогот. Милли утирает навернувшиеся слёзы. Он спас её, понимает она. Он перевёл внимание на себя и сделал так, что всем на площадке стало смешно и все забыли о её поведении. Кроме благодарности, она чувствует горечь. И желание, чёрт возьми. Как всегда рядом с ним. Объявляют перерыв. Милли идёт умыться. Ей поправляют грим, поправляют парик и одежду. Они начинают снова. Чтобы снять секс, нужна магия. Нужна химия между актёрами, нужно волшебство. На одном мастерстве не вывезешь, необходимо дать место случайности. Секс это танец, и искусство — танец. Нужно расслабиться. Нужно отдать контроль. Милли не может отдать контроль. Ей нельзя. Она всё испортит. А потом она делает это. В комнате душно, камеры кружатся, целясь в них чёрными мордами. Звуки, производимые массовкой, сливаются в фон, и её больше не тянет смеяться. Мэтт — единственный, кого она видит, на кого настроено всё её тело. Можно отвернуться, и всё равно знать, где он стоит, как наклонена его голова и куда он смотрит… Долго, ужасно, великолепно долго они в этой комнате, в скудном свете. Следят друг за другом. Сходятся. Стягиваются в одно. После монтажа останутся считанные минуты, но в этом павильоне они проводят целую вечность. Вечность мимолётных касаний и жадных взглядов, которые Милли наконец может не скрывать. Она ловит его рукав, тянет. Он проводит вдоль её позвоночника жаркой ладонью. — Стоп! Перерыв десять минут. Отлично, ребята, выше всяких похвал! В перерыве Мириам подходит спросить Милли, всё ли в порядке. Она надеется, что не выглядит слишком счастливой. Она не хочет курить — и уж точно не хочет, оказавшись снаружи, наткнуться на Мэтта. Вернее, наоборот, слишком этого хочет… Ох… После перерыва они включаются моментально. Мэтт проходит через всю комнату, мимо полуголых актёров, и останавливается к ней вплотную. Милли поворачивается к нему, поднимает руки, кладёт ладони ему на затылок, туда, где под белым париком — живая горячая кожа. Приподнявшись на цыпочки, она притягивает его к себе. На миг всё замирает. Они смотрят друг другу в глаза. И он целует её. — Стоп! Снято! Супер! Ещё разок! Прерываться мучительно. Разрывать контакт тел, отходить, делать вид, будто так и надо. Но они продолжают, а значит он снова подходит к ней, и они целуются, каждый раз — первый раз. Она узнаёт, какие чувствительные у него губы, какие сильные плечи. В том, как он на неё смотрит, сквозит удивление. Он должен чувствовать, насколько всё по-настоящему. Он должен знать, что происходит с ней. Милли верит, что в эти минуты он с ней заодно. Когда Мэтт поворачивает её к стене, через одежду и защитную хрень, которую он надел, Милли чувствует, какой он горячий. Она не настолько юна, чтобы не понимать, что это значит. Прости, Мириам… Руки Мэтта спускают с неё штаны, его ладонь ложится ей на живот, и стон Рейниры — настоящий стон. Хотя всё пристойно, красные линии неприкосновенны. Ей мало надо, чтобы дойти до края, когда он рядом. Когда он держит её в объятиях и так тяжело дышит… Она поворачивается и целует его. И он целует её в ответ, прижав своей тяжестью, зарывшись пальцами в фальшивые волосы… Их прерывают. Парик Рейниры нужно поправлять. В паузах между дублями Милли на него не смотрит. В паузах между дублями она играет роль. После того, как звучит команда “мотор”, она настоящая. Она боялась, что не справится, но, в итоге, это самый счастливый день.