Она может быть доброй

Ну, и, конечно, всё летит к чёрту. Милли не знает, что хуже: что у них впереди ещё одна совместная сцена, или что осталась всего одна. На ней подгоняют белое без рукавов платье. Парик — вершина парикмахерского искусства. Милли перебирает позолоченные цепочки, украшающие свадебный наряд Рейниры, и думает, какой восторг они бы вызвали у неё, если бы не дыра в груди, со свистом засасывающая всё хорошее. Она думает: “Дом дракона” это самый потрясающий опыт за всю её жизнь. Она думает, что времени на съёмках ей осталось не так уж много. Больше прежнего она обнимается с Эмили Кэри, страшно любит Эмили, заранее начинает по ней скучать. Больше прежнего шутит с Фабьеном, строит глазки Райану Корру. С кем-то ведь можно шутить, обниматься и флиртовать без последствий. У неё проблемы со зрением: она не может смотреть на Мэтта. Где бы он ни появился, Милли отводит глаза, а всё вокруг будто бы идёт крупной рябью, дрожит, словно она смотрит телевизор с помехами. Она не знает, что правда, а что она выдумала. То ей начинает казаться, что Мэтт старается держаться к ней ближе. То наоборот — что он избегает её присутствия. Как-то утром, когда она ест сэндвич, сидя на пороге трейлера, Мэтт появляется, предлагает выпить кофе вместе. — Я не пью кофе! — отрезает она. Ей не нужны подачки. Кофе, блин… Спорим, позвал только потому, что никого больше рядом не оказалось? Она ждёт чего-то. Чего-то вполне конкретного. Чтобы он подошёл вплотную, чтобы не отводил взгляда. Как тогда, в павильоне, под прицелом камер, чтобы взял её за подбородок. Она хочет подтверждения, что ей не померещилось, что в их поцелуях была настоящая страсть, что она не единственная, кто это чувствует. Они репетируют разговор на свадьбе. Мэтт стоит перед ней, нестерпимо хочется прикоснуться. Рычащий валирийский подходит ей сейчас как нельзя лучше. “Забери меня на Драконий камень и сделай своей женой“... — Хорошо! — комментирует Клэр. — По-моему, жестковато для предложения руки и сердца, — говорит Мэтт. — Извините меня, но больше похоже, будто она хочет оторвать ему яйца. Милли кажется, будто её ударили. Так он её себе представляет? — Почему бы и нет? — говорит она. — Он заслужил это! Все взгляды обращаются на неё. — Он бросил её! — говорит Милли. — Её судьба решается прямо сейчас, а он пришёл сообщить, то, что она и так знает. Что её жених — не лучший из возможных вариантов. Конечно, она в ярости! — И тем не менее… — тихо начинает Мэтт. Милли перебивает его. — Он может сделать всё, что захочет. Он мог взять её там, в борделе, или прийти к ней в спальню в любую ночь, когда бы ни захотел. Он может украсть её. У него даже сейчас есть выбор. А она заперта в своей роли, ей остаётся только следовать указаниям отца. Разумеется, она злится! — Резонно, — комментирует Клэр. — Да, это имеет смысл, — говорит Мэтт. — Просто мне казалось, что Рейнира любит Дэймона. Он потирает затылок. Вид у него озадаченный. — В этот момент, — говорит Милли. — Она его не любит. Она ненавидит его. Ей жаль себя. Это её последняя попытка изменить что-то. — Давайте заново? — предлагает Клэр. — Пойдём в этот раз дальше. Рейнира произносит свою речь, и Дэймон делает… — она рисует волнистую линию в воздухе, — нечто. Реагирует на её слова, да? Поехали! Поехали… “Этого ты хочешь?..” В этот раз он стоит ещё ближе. Руки Милли опущены вдоль тела, кулаки крепко сжаты. “Прорвись сквозь стражу моего отца, отвези меня на Драконий камень и сделай своей женой!” Взгляд Мэтта, прежде сосредоточенный на её губах, поднимается, и Милли тонет в его зрачках. Его руки ложатся ей на плечи, пальцы обхватывают шею. Она со всей силы толкает его в грудь. — Воу! Она маленькая по сравнению с ним, а он бывший спортсмен, но его отшвыривает на несколько шагов. Мэтт спотыкается о пустой стул, с трудом удерживается на ногах. — Впечатляет! — комментирует он с ухмылкой. — Включим это в сценарий? — Похоже, малышка Рейнира в ярости! — говорит кто-то, и все смеются. — Простите… — бормочет Милли, чувствуя, как краска заливает лицо. — Нет проблем, — говорит Мэтт, возвращаясь на середину комнаты. — Значит, ты любишь регби? Как насчёт товарищеского матча? Она жалеет, что не толкнула его сильнее. Конечно, они снимают эту сцену. Конечно, она справляется. Гнев Рейниры ни в какое сравнение не идёт с её собственной яростью, и ей удаётся стерпеть губы Мэтта очень близко к своим губам, не расцарапав ему запястья. Когда камеры выключают, Мэтт улыбается Милли, такой обычной, тёплой, ничего не значащей улыбкой, как можно улыбаться ребёнку. Лучше бы вообще не смотрел в её сторону. Наутро уезжать, у неё съёмки в другой локации. Эмили и Райан зовут Милли посидеть вместе, к ним присоединяются Фабьен, Саванна, Тео и пара ребят из команды. Сидят до ночи на ящиках около кухни, пьют, смеются. Эмили то и дело сжимает Милли в объятиях. — Я так буду скучать! — И я тоже! — И я буду по тебе скучать, крошка! — говорит Фабьен. Они сбиваются вместе, как котята. Тёплое, доброе, бесформенное нечто. В середине Милли чувствует себя любимой, чувствует себя слабой. — Мы скоро встретимся! — шепчет Эмили. — Когда ты будешь получать свой “Золотой глобус”... Милли долго прощается с каждым, множество раз раз жмёт руки. — Я приеду к тебе в гости! — доносится до неё голос Эмили. — Я буду ждать! — отвечает она, углубляясь в темноту между сооружениями киногородка. — Миллз, — присоединяется Фабьен. — А меня ждать будешь? Она смеётся. В первый момент она думает, это собака, золотистый ретривер из деревни, который завёл обычай тусоваться с киношниками. Но тень у двери в её трейлер распрямляется, встаёт и оказывается намного выше ростом. — Привет. Праздничное настроение исчезает, словно его и не было. Вокруг ни души, все спят, а кто не спит, все сейчас на кухне. Неярко горят фонарики вдоль тропинки, датчик движения, прикреплённый к стене её трейлера, как всегда, не срабатывает, и Милли остаётся только гадать, что выражает его лицо. Зато он не видит её лица, это её утешает. — Это Мэтт, — говорит он; можно подумать, она могла его не узнать. — Ты в порядке? — Естественно! Её бесит то, как он это спрашивает. Её бесит то, что он постоянно в хорошем настроении, такой дружелюбный, прекрасно собой владеет, сразу понятно, что ему не приходится иметь дела ни с чем таким, что терзает её. Сразу понятно, что он в неё не влюблён. — Ты уезжаешь завтра, — говорит он. Надо же, запомнил… — Я хотел попрощаться. Она подходит к трейлеру, становится рядом, спиной к стене. — Есть сигарета? Мэтт лезет в карман. Щёлкает зажигалка. Милли прикуривает у него из рук, пытаясь не обращать внимания на то, как он близко. Ведь это может быть флиртом, но это не флирт. И его член под защитной одеждой ничего не значит. И то, как от одного его присутствия её начинает трясти. Это всё происходит с ней одной, он не при делах, всё понятно. Мэтт тоже приваливается к стене, складывает на груди руки. Глаза постепенно привыкают, она начинает различать узор на его рубашке, морщинки (что ты вообще в нём нашла, он же старый), кольца на его левой руке, и чем дальше, чем больше деталей. Она выпила достаточно, чтобы, не стесняясь, смотреть, пожирать его взглядом, запоминать перед тем, как уедет. — Насчёт нашей последней сцены. Думаешь, Рейнира правда так сильно злилась? — Мы ведь уже сняли её, — говорит Милли ворчливо. — Всегда приятно поговорить о работе, — откликается Мэтт. — А когда шоу выпустят, желающих обсудить её с тобой станет намного больше. — Значит, ты меня тренируешь? — Предпочитаешь регби? У неё перехватывает дыхание. Что, если сказать “да”? — Я спрашиваю потому, — говорит Мэтт. — Что, если дело не в Рейнире, может быть, это ты на меня злишься. Вот чёрт… — Может я что-то сделал. Прости меня, если так, я могу быть мудаком. Ощущение, будто сердце обратилось в песок и просыпалось прямо в пятки. До Милли доходит, как глупо она вела себя. Не просто была дурой, но и демонстрировала это всем напоказ. Стыдно. — Если хочешь, мы можем поговорить об этом. Я не совсем понимаю, что случилось. Но, если ты мне скажешь… — Это методичка Мириам, да? — голос её звучит ядовито. — Методичка Мириам полна полезных вещей. Они слишком близко стоят друг к другу. Прядь волос, его собственных, тёмных, падает Мэтту на лоб. Глаза блестят. Он глядит на неё сверху вниз, большой, спокойный, бесконечно в себе уверенный. Ей хочется вывести его из себя. Ей хочется утянуть его за собой в бездну. — Это не злость, — говорит она. — Но, в целом, ты прав. Он кивает, он здесь с ней рядом, он очень близко. Чёрт бы побрал текилу. Чёрт бы побрал сломанный фотоэлемент и полумрак около её трейлера. Милли придвигается к Мэтту, он наклоняется к ней, готовый слушать. Она берётся за ворот его рубашки. На лице её проявляется что-то такое, отчего глаза Мэтта становятся шире. Они делали это сотню раз, думает Милли. Может быть, поэтому получается очень просто. Её губы касаются его губ. Будто так и было задумано от сотворения мира. Поцелуй, его мягкость и влага, тепло и вкус. Она ощущает кожей его щетину. Его сердце бьётся быстро и тяжело. Руки Милли обхватывают Мэтта за шею, и она перестаёт дышать, перестаёт думать. А потом он выпрямляется, как Дэймон в той сцене в борделе. Она тянется к нему, не верит, что это конец. Грудь Мэтта под её ладонью вздымается и опадает. Лоб его пересекает морщина. Она видела это раньше, они это снимали. Но сейчас всё происходит взаправду, как будто ожил ночной кошмар. — Мэтт… Он глядит на неё с непонятным, нечитаемым выражением. Милли не может остановиться. Только что всё было, как надо, и ей кажется, что это можно вернуть. Мэтт вздрагивает всем телом и делает шаг назад. Срабатывает грёбаный датчик движения, их обоих заливает холодным светом. Всё вдруг начинается казаться нелепым и неуместным. Он стоит в двух шагах от неё, и дышит так, словно убегал от погони. Правда обрушивается на Милли: она его поцеловала, он этого не хотел. Она срывается с места, распахивает дверь трейлера и захлопывает её за собой. Запирается. Не включая света, падает на кровать и замирает. Снаружи ни звука. Она не знает, здесь он или уже ушёл. Она боится проверить. Она лежит неподвижно, и в конце концов засыпает там, прямо в одежде. Утром она уезжает.