Ноунэйм

      Надо отдать должное Бьянки, она хорошо присмотрела за "детьми". Особенно с учетом того, что они не были союзниками. Она могла отказаться, а то и вовсе сдать их Вонголе — никто бы не стал её за это упрекать. Блюбелл с Дейзи в ответ тоже повели себя прилично: совсем ее не доставали, не провоцировали и слушались. Видимо поняли, что с этой женщиной шутки плохи. Или — что прежней жизни и вседозволенности, как в Мильфиоре, уже не будет — придется договариваться с другими людьми и самостоятельно отвечать за свои поступки. Кикё решил, что для них это полезный урок — привыкшие под опекой Бьякурана выполнять только четко поставленные перед ними задачи, лишенные всякой ответственности, они никогда не задумывались о последствиях. Может, к тому же, в отличие от хранителя урагана Вонголы, Бьянки им понравилась. Ведь она тоже немного не от мира сего. Кикё даже показалось, что Бьянки питает слабость к детям, хотя и не демонстрирует этого открыто. Потому, пусть он и рисковал их жизнями, за сохранность Блюбелл и Дейзи рядом с Бьянки он ни минуты не переживал.       Когда пришло время возвращаться в Окленд, Дейзи восторженно рассказывал, какими ядами травился по несколько раз на дню. Возможно, неспособность умереть у него сохранилась, но Кикё решил не проверять это опытным путем. Похоже, Бьянки тоже понравилось получить себе подопытного кролика, который с удовольствием лопал абсолютно все, что она изобретает, и она любезно снабдила Дейзи в дорогу различными опасными лакомствами. Так что перед вылетом в Калифорнию Кикё пришлось тщательно обыскать его карманы и вытряхнуть из них все сладости, приготовленные Бьянки, к разочарованию Дейзи.       Кикё задумался, каким образом лучше всего будет её отблагодарить за беспокойство. Цветы нужно будет отправить однозначно. Но вот какие? Бьянки красивая. И красота ее носит не только внешний характер. Она уже успела приобрести едва уловимый шарм слегка разочаровавшейся в отношениях женщины, что делает ее особенно привлекательной: уверенная в себе, полная достоинства, сильная, знает, чего хочет. Изобретательная и опасная. И никакой наивности. Тот самый тип женщин, которых необходимо добиваться, которым нужно ежедневно доказывать не только словами, но и делом, что ты достоин ее внимания. Именно для нее было бы интересно подбирать цветы, с учетом ее характера — придется поломать голову. И никакой двусмысленности и намеков на романтику — Бьянки этого не потерпит. Нужно будет отправить ей что-то экзотическое, утончённое и обязательно опасное.       Лениво размышлять об этом, перебирая в голове все возможные варианты, было увлекательно и приятно. Так что Кикё не заметил, сколько пролетело времени. Думать о красивых женщинах, подарках и цветах однозначно было лучше, чем о том, что встретит его в Окленде. Возвращаться было страшно. Оставалось всего несколько часов полета — в салоне приглушенный свет и тихо, Блюбелл спит, свернувшись калачиком на его коленях, Дейзи уткнулся в планшет и что-то увлеченно смотрит, приоткрыв рот, как всегда, не выпуская из рук кролика. Спит ли он вообще? Судя по темным кругам под глазами, которые с каждым днем становятся все глубже — нет. "Нужно найти ему какие-то другие препараты. Так нельзя...", — Кикё посещает мимолетная мысль, и он устало прикрывает глаза. Ему бы тоже не помешало поспать — сонливость накатывает на него практически мгновенно, стоит взглянуть на лицо Дейзи. Но он не может.       Черт бы побрал этого старика Талбота! И хранителя урагана Вонголы с его любопытством — тоже. Кикё, несмотря на усталость, ни разу не смог нормально уснуть после возвращения с таинственного холма. Стоит только начать погружаться в полудрёму, как накатывают воспоминания, которые он давно выкинул из головы — остатки той жизни, которая ему не принадлежала. Он сам за собой порой лениво замечал, что после знакомства с Бьякураном приобрел какую-то эмоциональную отстраненность, граничащую с полным безразличием ко всему. И понимал, что это не нормально. Но так даже лучше — так ничто не мешало беззаботно спать по ночам и не терзало душу, что бы он не совершал. И хотя бы за это он был благодарен Бьякурану. Но теперь нет. Теперь воспоминания накатывают на него с такой силой, отчетливые и яркие, будто все это с ним происходило только вчера. После знакомства с Бьякураном его жизнь разделилась на две части: до и после. Теперь к воспоминаниям, которые были "до", с той же яркостью добавляется все, что было "после". А вместе с эмоциями вернулась и возможность рефлексировать, опрокидывая его в настоящий кошмар.       Кикё не думал, что когда-либо ему предстоит возвращаться к самым болезненным моментам. Надеялся, что этого не будет, когда заключал сделку с Дьяволом. Но подобные сделки никогда не оборачиваются ничем хорошим — факт. Наверное, он подозревал это где-то в глубине сознания, и еще до поездки предчувствовал, что ему придется окунуться обратно в свою прошлую жизнь, когда начал находить остальных Погребальных Венков. Но ему не хватало деталей. А теперь паззл окончательно сложился, и другого варианта не осталось. Он мог бы не тратить время, чтобы проверить свои опасения, но все равно этим занимался — оттягивал неминуемое. Ему не так страшно возвращаться в прошлое, он может все это пережить и второй раз, и третий, и столько, сколько потребуется — не сахарный, не рассыплется. Но она... она — нет.       Как там проходят пять стадий принятия неизбежного? Почему-то у Кикё все в обратном порядке — за хладнокровным спокойствием наступает депрессия, а за депрессий — отрицание и гнев. Что за садист, Создатель или как его там, у которого нет даже имени, придумал подобное? Что за жестокая забава — заставлять людей проходить испытания для несения неизвестной непосильной ноши во благо неизвестно чего? Почему нельзя просто жить? Почему всегда есть какие-то цели, которых во что бы то ни стало нужно достигнуть? Кикё понимает, как сильно он устал. Если все это и правда было спланировано, вся его жизнь с самого начала, еще до его рождения... Кикё никогда не оперировал метафизическими понятиями. Божественный замысел, судьба, карма — как в такое вообще можно верить? Разве человек не сам себе творец? Еще больше он запутался после встречи с Бьякураном, который открыл ему глаза на его же собственную жизнь в параллельных мирах. Оказывается, не творец.       Несправедливо! Может, это и сыграло главную роль в его решении стать частью семьи Мильфиоре — сильный лидер, который предлагает решить все его проблемы и дать ответы на все вопросы, взамен прося лишь одного — служить только ему. Кикё даже не нашел в этом ничего зазорного. Многие посвящают свою жизнь, например, богу. Или семье. Или науке, искусству. Да чему и кому угодно, находя свой вдохновляющий идеал. Так почему это не может быть Бьякуран? Может. Для него — может. Это-то он может выбрать самостоятельно — кому служить. Он так думал. Но это лишь банальная человеческая слабость, злость, обида, малодушие, гордыня. Все то, на чем обычно ловко играет Дьявол-искуситель. Но Кикё хотел, чтобы это был его личный выбор: отправиться в ад когда-нибудь потом или находиться в аду сейчас. А оказалось, что нет — кто-то намеренно проводил его по этой дрянной дорожке, втягивая попутно все больше случайных жертв. Он уже сталкивался с этим чувством, с этим ощущением неправильности происходящего, но тогда просто отмахнулся от него — личный комфорт был важнее.       — Жизнь не может состоять только из радости. Иначе какой в этом смысл? — беззаботно улыбается Бьякуран, когда Кикё осторожно интересуется, почему его, раз он стремится к созданию лучшего нового мира, не заботят жизни других, ни в чем не повинных людей.       — Неужели в вас действительно нет никакого сострадания, Бьякуран-сама?       — А в чем смысл счастья, если никогда не испытывал горя, мой дорогой Кикё? Если ты получаешь только лучшее, разве ты можешь оценить это по достоинству, когда не с чем сравнить? Поэтому Бог — это не только сострадание и милосердие, — Бьякуран смеется непринужденно, будто рассказывает веселую шутку. Но его рассуждения о счастье и лучшем мире совсем не вяжутся с его поступками. Кикё прекрасно понимает, о чем говорит Бьякуран — ему действительно есть с чем сравнивать. Но зачем уничтожать мир и делать новый с нуля, если этот — уже существующий, — и так в самом ближайшем будущем будет у ног Бьякурана? Мир уже у его ног — с его способностями, с технологиями Мильфиоре. Может, у хранителя облака слишком ограниченное мышление, если он не видит тех перспектив и возможностей, к которым стремится Бьякуран, но он хочет их увидеть, понять. Чтобы черпать вдохновение, ему нужен смысл. Философия Бьякурана, жестокая и привлекательная одновременно, даёт ответы на все волнующие вопросы, при этом не отвечая на них. И если подумать, то Кикё нечего возразить — и даже не хочется. Бьякуран прав.       — Если один счастлив, то кто-то другой будет страдать — это неизбежно. Это и есть баланс. Так что не стоит принимать близко к сердцу.       — Тогда мне не совсем ясно, к чему стремиться создавать собственный, другой мир, если он будет не лучше предыдущих? К тому же этот мир уже полностью принадлежит вам.       — Это слишком дерзкий вопрос, Кикё-чан. Ты пытаешься заставить меня усомниться в твоей преданности? — Бьякуран весело улыбается, но холодные глаза не предвещают ничего хорошего — Бьякуран терпеть не может неудобных вопросов. Но еще больше не может терпеть, когда его слова ставят под сомнение, как и тех, кто слишком много размышляет самостоятельно. Кикё по опыту знает это лучше всех остальных. Наверное, потому и не стесняется иногда рисковать, забавляя порой Бьякурана — оба знают, что он ходит по острию ножа, но умеет вовремя остановиться. А Бьякуран наблюдает, специально дает Кикё чуть больше свободы, чем остальным, позволяет больше, чем остальным — ждёт, когда хранитель облака оступится.       — Вы знаете, что я бесконечно предан вам. Всего лишь пытаюсь понять, как должен выглядеть идеальный вариант, — Кикё прекрасно осознает, что Бьякуран играет с ним, как и со всеми остальными. Но его это не беспокоит, пока он вписывается в правила игры. И, вопреки инстинкту самосохранения, эта игра его тоже забавляет.       — Ладно, тебе я отвечу. Считай, что это мой небольшой эксперимент, проверка возможностей, попытка выйти за рамки так называемого "баланса". К сожалению, в мире, создателем которого я не являюсь, я не могу реализовать весь свой потенциал — я все время ограничен навязанными чужими правилами. А я терпеть не могу, когда мне что-то навязывают.

***

      — Вам удалось его привести?       — Да.       Кикё проходит мимо нескольких офицеров, дежуривших в коридоре с отстраненными лицами. Останавливается напротив.       — Сколько?       — Трое.       Кикё сдержанно кивает. Трое — это слишком много. Хотелось обойтись без жертв. Но могло быть и хуже. Закуро легко мог уложить и весь отряд в одиночку, даже без использования колец. Кажется, он не слишком-то и сопротивлялся — так, поигрался для острастки. Вполне в его стиле.       — Позаботьтесь, чтобы их семьи ни в чем не нуждались.       Забота о подчиненных — это важно. Но куда важнее сейчас увидеть хранителя урагана Марэ. Кажется, Закуро совсем не изменился с их последней встречи — все такой же заросший щетиной, взлохмаченный, слегка помятый, будто ото сна. Лежит, небрежно распластавшись прямиком на полу на пушистом ковре в опасной близости от горящего камина, а рядом — недопитая бутылка вина. В комнате невыносимо жарко и душно, что становится дурно. Окна плотно закрыты. Впрочем, Закуро и не смог бы их открыть, даже если бы захотел. Видимо, напиться и валяться на полу в жуткой жаре — его личный способ восстанавливать душевное равновесие.       — Ты будешь постоянно накачивать меня транквилизаторами и держать взаперти? — пусть он и не шелохнулся, даже не взглянул на вошедшего хранителя облака, но сразу почувствовал его присутствие. Кикё и правда отдал распоряжение, если Закуро начнет сопротивляться, вколоть ему конскую дозу транквилизаторов. Жестоко, но в его случае необходимо. Хранитель облака прекрасно отдает себе отчет в том, что в отличие от детишек, Закуро взрослый, прекрасно соображает. Хоть и намеренно изображает из себя дурачка. К тому же гораздо сильнее и очень опасный даже в обычном состоянии. А если его захлестнут эмоции... он в такие моменты даже Бьякурана никогда не слушал. Просто потому, что не способен был услышать. И лучше действовать на опережение, чем потом разгребать последствия. С недовольством Закуро по поводу неприемлемого с ним обращения Кикё сможет справиться — всегда справлялся.       — Я дал тебе достаточно времени на размышления. Но время вышло, — сухо произносит Кикё вместо приветствия и опускается на ковер рядом. Скидывает с себя пиджак и ослабляет галстук с верхними пуговицами рубашки — иначе дышать невозможно.       — Столько лет прошло, а ты как был конченой мразью, так ею и остался, — произносит Закуро, не открывая глаз.       — Я тоже рад тебя видеть.       Закуро ничего не отвечает. Молчит долго. Несмотря на его расслабленный безразличный вид, в воздухе чувствуется напряжение. Кикё не собирается начинать разговор первым — с Закуро это дохлый номер. Пока он сам не заинтересуется, он ничего слушать не будет. Время идет, а Закуро упорно делает вид, будто всерьез хочет, чтобы его просто оставили одного. Кикё уже начинает прикидывать в уме: оставить хранителя урагана помариноваться ещё пару дней в собственном соку или всё же настоять на разговоре. Вот только времени у него катастрофически мало, а рассказать надо слишком много. Но Закуро сам решает эту проблему — резко хватает его за руку чуть выше запястья. Смотрит прямо в холодные бирюзовые глаза. Взгляд хранителя урагана ясный — не похоже, чтобы наркотик на него действовал. Это и не удивительно — еще не получив кольцо Марэ, Закуро уже не совсем человек. И это чувствуется по исходящей от него угрозе, по медленно нарастающему в нем пламени урагана.       — Зачем? — Кикё прекрасно понимает, о чем спрашивает хранитель урагана. Он ждал этого вопроса. Но не успевает ответить, как Закуро уже перехватывает его резче, до боли сжимая предплечье, грубо тянет к себе. Рывком распахивает рубашку на его груди, так что мелкие пуговицы градом сыплются на пол. И скользит жадным взглядом по коже. Усмехается:       — Я так и думал... Ты же один остался.       Кикё смотрит на него холодно и свысока, вскинув подбородок, угрожающе сощурив глаза — он не намерен выслушивать обвинения. Он уже знает, о чем размышлял Закуро все это время. Догадался, почему он не хотел возвращаться самостоятельно, хотя здесь, рядом со всеми, ему было бы гораздо лучше. Конечно, он не видел поражения Бьякурана. Конечно, он не обсуждал с Бьякураном план, он не знал о существовании копии Бьякурана из параллельного мира. Нет, даже его тени. Конечно, он думал, что Кикё предал их всех. Имел основания так думать... Ведь Закуро — просто исполнитель, никогда не задающий лишних вопросов. Но и Кикё ничего тогда не обьяснял — не успел. А потом стало слишком поздно. И что бы он сейчас не сказал — это будет звучать, как нелепое и неправдоподобное оправдание.       Закуро плохо понимает слова, зато прекрасно понимает грубую силу и кому стоит подчиняться. Напряжение нарастает и будто искрится в воздухе. Кикё грубо скидывает его руку. Закуро грязно ругается, окончательно теряя над собой контроль — и вспыхивает в самом буквальном смысле. Драка не на жизнь, а на смерть, безобразная, лишенная какого-либо изящества, завязывается мгновенно. Закуро, как никогда, серьезен — он действительно собирается убить хранителя облака. Может, потому и дал себя привести, когда решился — или эта идея возникла у него только сейчас спонтанно? Впрочем, это уже не важно.       Через несколько минут все прекращается. У Закуро не было ни шанса. Не в его текущем состоянии. Но Кикё все равно дал ему себя достать, не пуская сразу в ход собственную силу — только потому что Закуро это нужно — загнанный в угол, он не сможет успокоиться, будет биться до последнего, но не смирится с неизбежным. Когда половина комнаты уже разгромлена, а от едкого дыма тлеющей мебели, заполнившего все пространство, дышать стало невозможно, и пришлось разбить окно, Кикё эта забава надоела.       Пришлось стать серьезным. Хранителя урагана мгновенно оплели толстые стебли колокольчика, лишая возможности двигаться, под совершенно дикий нечеловеческий вой — Закуро забился, будто раненое животное при смерти. А потом резко затих, оцепенел, а через секунду уже обмяк, лишь сбивчиво дыша, будто смирившись со своей участью. За дверью послышались испуганные причитания Дейзи и громкие всхлипы Блюбелл. Кикё плевать и на Дейзи, и на Блюбелл — и без него о них сейчас есть кому позаботиться.       — Полегчало? — Кикё невесело усмехается с пола, пытаясь отдышаться, медленно слизывая сочащуюся с разбитых костяшек пальцев кровь. От идеальной прически не осталось и следа — кажется, в пальцах Закуро до сих пор зажат клок его бирюзовых волос. Хранитель урагана выглядит ни капли не лучше — лицо, подбородок, шея, залиты алым, из носа еще густо сочится, пачкая и без того перепачканные и пришедшие в негодность светлые ковры, а по небритой скуле расползается стремительно наливающееся фиолетовым пятно. Запах дыма и гари быстро выветривается, как только пламя урагана гаснет.       Закуро не отвечает. Лишь кивает спустя долгое мгновение, прикрыв глаза. Действительно полегчало. Стебли колокольчика исчезают, сиреневой дымкой растворяясь в воздухе. Нет смысла уже держать его связанным — он уже всё понял. В комнате вновь повисает давящая тишина, и даже за дверью не раздается никаких звуков.       — Зачем? — Закуро повторяет свой вопрос слабым голосом. Приподнимается с пола, даже не пытаясь утереть кровь с лица, только смотрит со странной смесью боли и гнева, которая бывает только у него. Подбирается ближе, но уже не нападает. Не из страха... и вдруг резко утыкается лицом в грудь Кикё.       — Почему я должен... — его голос звучит приглушенно и хрипло. — Снова проходить через всё это?..       — У тебя нет выбора, — голос Кикё звучит ровно — как-то слишком уж спокойно и отстраненно, когда он прижимает хранителя урагана за затылок. — Никогда не было. Твоё место здесь.       Закуро тихо рычит, напрягается, ударяет в бессильной ярости кулаком об пол и снова обмякает. Кикё прекрасно понимает, о чем он. Наверное, он понимает это лучше, чем кто-либо. И всё его домыслы не имеют смысла, ненатуральные, наигранные — Закуро просто пытается скрыть свои настоящие переживания за праведным гневом, поиском врага и виноватого, чтобы не было так больно. Скорее всего, как и все, он бесконечно просматривает свою жизнь, непрерывно переосмысливая. Кикё прикрывает глаза, облизывая губы, на мгновение плотней прижав голову хранителя урагана к себе. Тот даже не сопротивляется, лишь судорожно тянет носом воздух. Кикё не испытывает никакой жалости. Вряд ли даже испытывает сочувствие. Он просто всё понимает — и Закуро это знает. Ему действительно стоило прийти раньше — тогда было бы легче, но он не хотел облегчения. Он теперь знает, что некоторые вещи нужно принять, а не пытаться бежать от них — иначе будет ещё больней. И сейчас ему не нужно подбирать правильные слова — можно просто вот так... Кикё поймет без слов. Но хранитель облака уже хватает Закуро за плечи. Резко, жестко, больно. Отстраняет от себя, слегка встряхнув и приводя в чувство, не позволяя провалиться в отчаяние. Наоборот, вынуждает сфокусироваться и смотреть в глаза.       — Ты ни в чем не виноват. Слышишь, Закуро? Ты. Ни в чем. Не. Виноват.